Текст книги "Элли и Звери"

Глава 13

Где поймают…

… – А где тут у вас пруд? – спросила новенькая курица, впервые выйдя из курятника во двор.

– А у нас, милая, по-простому, – ответила ей опытная курица со вздохом, – где поймают, там и прут… (анекдот)

Макс не оправдывает моих ожиданий, как местный Казанова, и растворяется настолько быстро, что я даже не успеваю отследить, в какую сторону его унесло.

Да и не до слежки мне сейчас.

Зверята подходят одновременно. Они вообще синхронисты, во многом. И в некоторых ситуациях это просто круто. Но вот сейчас…

Я делаю шаг назад, упираюсь спиной в стену института, вздыхаю. Ну что, бежать некуда. Хоть и не хотела я так скоро разговаривать с ними, хотела оттянуть этот момент… Да видно, не судьба.

Света фонаря вполне хватает, чтоб оценить, насколько я попала. Судя по напряженным физиономиям и голодным взглядам, грандиозно попала.

Хотя, взгляды-то у них всегда были голодные. Вот как в самом начале, на гонке началось, так и не останавливается, похоже.

Я не отказываю себе в удовольствии, минутном, конечно, окинуть их глазами. Как-то они изменились. Возмужали, что ли?

Тогда, год назад, в Анапе, это были такие недоросли. Красивые, сексуальные до невозможности… Но видно, что молодые баловни судьбы.

А тут прямо выросли. И лица у обоих такие… Жесткие. Мужские.

И губы сжимают одинаково. И смотрят.

Черт…

У меня под их взглядами даже коленки дрожат. Неожиданность какая, а? От страха? Да нет, конечно, какой там страх… Хотя…

– Ну привет, котен, – тихо сказал Рома, он всегда, мне кажется, в их тандеме водит.

– Привет, Ромик, – я специально называю его уменьшительным именем, стараюсь подчеркнуть несерьезность моего отношения к ним. Я понимаю, что единственное, что сейчас сработает, это моя насмешка над ними, легкость опытной дамы против их молочной наивности. В прошлый раз прекрасно работало. Ох, как их искрило от моего тона и пренебрежительных слов!

Надо поймать ту волну и повторить.

Может, удастся скинуть их с хвоста?

– Чего бегаешь?

Ох ты, как мы сразу…

– Почему бегаю? И не думала…

– Ты же нас узнала, да? Днем, в коридоре?

– Когда? Я не помню что-то… Столько впечатлений…

– Да?

Злится. И Димка сжал губы, смотрит так, что, будь я послабее, в обморок бы уже грохнулась… Зверята, мать их…

На верном я пути. Сейчас наговорю гадостей, они вспылят, обидятся… И свалят. Хороший план. Отличный план.

– Ну да… Я, честно говоря, и сейчас вас не сразу узнала… Столько времени прошло…

– Да?

Они, не переглядываясь даже, опять шагают ко мне. Синхронисты чертовы!

Я нервно оглядываюсь, понимая, что надо говорить что-то обидное и гордо сваливать в темноту, пока не поздно, а то что-то они шустрят.

– Да… Ты же Рома, правильно? Я вас не перепутала? А то, знаешь, столько всего в голове…

– Ты нас забыла, Котен?

И тут, не успеваю я ответить, хотя очень хочу радостно подтвердить, еще не понимая, что это стеб, вступает Дима:

– Мы напомним.

– Чего?..

Это последнее, что мне удается сказать, потому что они делают еще один шаг. Вместе. И я внезапно оказываюсь прижата к стене. Рома упирает ладонь на уровне моего лица, наклоняется так близко, что буквально дышит мне в губы. Дима приваливается рядом с другой стороны, отгораживая своей широкой спиной от света фонаря. Сразу наступает темнота. Только глаза парней блестят, отражая тусклый свет.

Становится тесно, я невольно стараюсь отстраниться, но некуда. Они меня словно в ловушку из своих тел поймали, уверена, если кто-то со стороны нас увидит, то меня за их фигурами и не заметит! Это одновременно очень тревожно и возбуждающе.

Память тут же подкидывает так и не забытые мною за год картинки нашей горячей ночи, я вспоминаю, какие у них горячие руки, какие мягкие губы, как они дышат, как целуют…

Мамочка…

Я не хочу это вспоминать! Не хочу! Но вспоминаю! И мозг радостно генерирует идею воспользоваться этим всем и получить удовольствие. Опять.

Ну чего ты, дура? Это же так круто!

Вот только потом проблем не оберешься… А у меня их и без того вагонище.

– Яааа… Мне надо идти… – Хриплю я, стараясь не выдавать свою слабость, – приятно было снова увидеться и все такое…

– Далеко? Давай проводим.

Это Рома наклонился еще ниже и интимно хрипит прямо в губы.

Я хочу сказать, что сама разберусь, без мальчишек, но не успеваю.

Меня уже целуют.

И это с одной стороны неожиданно, а с другой… Ммм… Я сама не замечаю, как послушно раскрываю губы под напором, впускаю в свой рот настойчивый язык, упиваясь такими забытыми-знакомыми ощущениями, и одновременно, как удар тока, руки на груди и сразу же под юбкой.

Я не успеваю осознать, что происходит, этого опять слишком много! Как в прошлый раз, когда я даже отреагировать вовремя не могла на происходящее. Меня опять заласкивают, опять утаскивают куда-то в такую бездну, что и не выберешься!

– Платье… Какое удобное, – шум в ушах не мешает мне распознать шепот Димы, активно трогающего меня, даже не трогающего, чего это я? Лапающего! – Нахрена надела такое? А? Чтоб легче снять было?

Я бы все равно ничего не ответила, даже если б смогла.

Руки наглые, настойчивые, неожиданно оказываются на голой груди! Мамочка моя! А где платье-то? Где белье? Это как так быстро?

Я упираюсь одной рукой в грудь не прекращающего целовать меня Ромы, а другой в панике пытаюсь подтянуть ворот платья вверх. Зачем? Что это изменит? Но чего в состоянии аффекта не сделаешь?

Буквально через секунду мои попытки становятся неактуальными, потому что Рома задирает подол, услужливо раздвигающийся в районе разреза, черт бы побрал эти платья с запахом, и почему я не надела джинсы???

Я стону в его губы, беспорядочно и глуповато дергая руками и опять никуда не успевая!

Меня подхватывают под бедра и сажают на талию.

Взвизгиваю и хватаюсь за шею Ромы. Ну а что мне остается? Хотя, могла бы и не пугаться. Никто мне упасть не даст. Дима тут же прижимается к спине, опять запирая меня в ловушке их горяченных тел, их жадных рук и настойчивых ласк.

Я теряюсь, в голове шумит, дыхание рвется. Мне горячо, душно, крышесносно. А парни не мешкают ни секунды. Гладят, прижимаются, трутся об меня. И говорят, постоянно говорят, шепчут, уговаривают, упрашивают…

И я, как в прошлый раз, теряю голову и плюю на все. Особенно, когда с меня полностью стаскивают верх платья-предателя, обнажая до талии.

Осенняя ночь пытается охладить грудь, но это невозможно. Мне слишком горячо! Они не дают мне остыть!

– Котен, котен, котен… Мы так искали тебя, так искали… – это Дима сзади целует мне шею, прижимается, гладит грудь, пощипывает соски, и я вздрагиваю от каждого этого его «котен»… Это такая мощная отсылка в то счастливое время, в ту жаркую южную ночь, что у меня в голове все переворачивается.

И я опять там, разгоряченная, взбудораженная, плывущая по волнам возбуждения, открытая новому опыту, желающая его. Желающая этих крепких, таких огненных парней. Одновременно.

Мне кажется, я настолько возбуждена, что дотронься до меня кто-нибудь из них там – и взорвусь.

Поэтому, когда опытные горячие пальцы (даже не могу понять, чьи) сдирают с меня трусики, проходятся по горячей промежности, я только всхлипываю и прогибаюсь.

Ну давай же, ну скорее, мать вашу!

Резкий удар, болезненная и такая нужная теснота, заполненность, и я откидываюсь на плечо держащего меня Димки, кричу сквозь закрывающую губы ладонь, смотрю в чернущие глаза Ромы, начинающего медленно и тяжело двигаться во мне, слышу шепот второго Зверя:

– Тихо, тихо, тихо… Нам здесь весь институт без надобности…

У меня нет ни грамма понимания о том, где я нахожусь, и что может случиться, если нас застукают.

Мне откровенно на это плевать.

Я сжимаю бедрами Рому, вздрагивая от каждого грубого, глубокого движения во мне, прерывисто дышу, обнимаю за шею Диму, отвечаю на его жадные поцелуи, и тону, тону, тону, тону…

Не выплыву я уже, это точно.

Особенно после того, как различаю в шепоте Димы:

– Давай, котен, давай… Потом я. В рот возьмешь?

Это последнее, что я слышу, прежде чем выгнуться от оргазма.

Рома догоняет меня практически через пару движений, дергает за талию к себе от брата, целует глубоко и жадно.

А потом выходит из моего размякшего тела, ставит на ноги, разворачивает к брату и давит на плечи.

Опуская на колени.

А я…

Я молча тяну собачку замка на джинсах Димы вниз.

Мне это нужно едва ли не больше, чем им.

Глава 14

– Котен, рассказывай давай, чего ты тут делаешь?

– Где?

– Ну не в квартире же! Тут-то как раз все понятно. В городе.

Я вздыхаю, переворачиваюсь на живот, мягко потираюсь щекой о грудь Димы. Чуть ли не мурлыкаю. Так приятно, так будоражит. И на вопрос можно не отвечать.

Ну их, нафиг, эти вопросы…

Давайте еще раз сексом займемся, мальчики?

Мальчики явно не против, хотя отдохнули мы всего ничего. Может, полчасика где-то.

Я поглаживаю грудь Димы, смотрю ему в глаза, веду пальчиком вверх, к горлу, к губам. Он такой хмурый, такой неулыбчивый. Я чувствую, как Рома мнет мою попу, сопит возбужденно, немного разворачивает так, чтоб удобно было. Ежусь счастливо от поцелуев – каждому позвонку достаётся ласка.

Это так нежно, так томно, так неторопливо… Это так хорошо. Я уже и забыла, когда мне так хорошо было. Пожалуй, только в прошлом году. В Анапе. В их постели.

– А ты ненасытная, да, котен? – шепчет Рома, скользя губами все выше и выше, накрывая меня своим горячим телом.

Я выгибаюсь, смотрю в глаза Диме. Вопрос задал он, удалось отвлечь?

И вижу по взгляду – удалось.

Ладонь тяжело ложится на макушку, собирает волосы, чуть приподнимает голову. А потом мягко направляет к паху. И да. Он отвлекся. Сто процентов.

– Давай, котен, привстань, – командует сзади Рома, ставя меня в коленно-локтевую и выстраивая так, как ему надо.

В следующую секунду я мягко гнусь в пояснице, чувствуя вторжение. Тоже неторопливое, сладкое-сладкое… Нежное такое.

– Да, котен, так, так, так…

Рома не настойчив, движения размашистые, сильные, до упора. От них все сладко и томно ноет, в животе легкие спазмы, я чувствую себя и в самом деле наигравшейся кошкой, смотрю на Диму, в его глаза, как он губы облизывает, а потом чуть подталкивает к более активным действиям.

И я только за.

Облизываю член, погружаю в рот под удовлетворенный вздох. Дима на редкость немногословен в сексе. Что прекрасно оттеняет красноречие его брата.

Ловлю тот же мягкий темп, двигаюсь.

Все происходит на таком расслаблении, настолько сыто и сладко, что наслаждение длится и длится, наслаждение от процесса даже, не от результата.

Я кайфую от нежности, от их касаний, от того, как обстоятельно и медленно проходятся по моей талии и бедрам ладони Ромы, как стягивают волосы на затылке, управляя, направляя, пальцы Димы, как они дышат, все тяжелее и тяжелее, как смотрят, с таким обожанием, с таким восхищением, словно не имеют меня сразу вдвоем, а преклоняются королеве на троне. И ловят момент, чтоб край платья поцеловать.

Мне кажется, что это может долго продолжаться, очень долго. Член входит в меня сзади ритмично и сильно, я в такт двигаю головой, послушно расслабляя горло.

Черт, это хорошо… Это так, как надо.

С ними все так, как надо. С моими зверятами. Сладкими мальчиками.

Рома, наконец, ускоряется, крепче держа меня за бедра и вбиваясь уже с силой, матерится, что-то шепчет поощрительно, но я не слышу, шум в ушах, пальцы Димы на затылке сжимаются, тоже усиливая движения, убыстряя.

И я кончаю первой. Просто закрываю глаза, вижу нас словно со стороны. Мое мокрое от пота, вылизанное многократно везде, где можно и нельзя, тело, гибкое и тонкое. Их руки, грубые руки парней, привычных к тяжелому физическому труду, с ярко выраженными жилами спортсменов. Их движения, жесткие, хлесткие, уже несдержанные.

И это горячее самого горячего порно.

Это огонь.

И он меня сжигает.

И они меня сжигают.

А потом мы заваливаемся спать. Без разговоров, сил на них нет. Ночь была длинной, и в этот предрассветный час мы просто вымотались.

Сквозь сон слышу голос Ромы:

– Заездила ты нас, котен… Темперамент бешеный просто, круто да, Димас?

Дима не отвечает, утыкается мне в шею, вылизывает, как хищник свою самку.

– Ты только не вздумай опять смотать, поняла, котен? Мы же найдем…

Это уже в полусне Рома говорит.

А Дима ничего не говорит. Просто подгребает меня к себе под бок, наваливается практически всем телом, оставляя на свободе только ногу и руку. Пальцы тут же переплетаются с крепкими Ромиными, и я понимаю, что уйти не получится.

Не сказать, что я не планировала. Может, и планировала. Но все пустое.

Я засыпаю.

Ужасно удобно и правильно почему-то лежать вот так, полностью в коконе из мужских голых тел. Это не мешает, не вызывает раздражения.

Странно. Раньше я не могла ночевать у парня. Все время торопилась обратно, на свою площадь. И к себе никого не приглашала по этой же причине.

А тут…

Уплываю в сон, вспоминаю начало бурной ночи, дикий секс возле института, такси, лестница, лифт, квартира, прихожая, кровать, ванна, кровать, сон, кровать… Боже мой… У меня там все болеть же должно… Странно, что не болит. Может, оргазмы, как обезболивающее сработали?

Завтра, значит, получу по полной от организма. Все же неплохо я его сегодня потерроризировала. Вернее, не я. А мои зверята.

И да, завтра надо будет с ними разговаривать. Или не разговаривать… Убегать смысла нет, найдут, в самом деле.

Да и не хочу я убегать.

Но и оставаться с ними… Черт… Что делать-то?

Дима сквозь сон шумно вздыхает и прижимается опять к моей шее губами.

Ромины пальцы крепче обхватывают мою ладонь.

Так сладко. Так спокойно.

Черт…

Глава 15

– Ты куда убежала вчера? – Лариса смотрит на меня подозрительно, сканирует практически взглядом. – Я тебе платье поносить дала, на один раз, а не затаскивать его до дыр.

Я немного растерянно поправляю ворот, удивительным образом вчера не порванный. Учитывая, что зверята с меня это несчастное платье стянули, как шкурку с колбаски, то прямо даже странно. Респект маме Ларисы, хорошая она швея.

– Я постираю и отдам, – киваю я и пытаюсь обойти ее. Скоро пара, надо торопиться.

– Конечно. А то кто тебя знает, где ты ночь шлялась. Ушла вчера с Максом Черепановым, да так и не вернулась. А еще строила из себя недотрогу.

Лариса поджимает губы, осматривает меня неодобрительно и завистливо.

Вот ведь, блин! Хотела доброе дело сделать, не обидеть человека! Согласилась платье это чертово нацепить… А теперь еще и виновата!

Да не пошла бы она!

– Пошла ты нахер, Лариса, – говорю, прежде чем успеваю обдумать ответ. – Тряпку твою постираю и отдам. Все, завали.

По лицу Ларисы становится понятно, что мой образ няшки-стесняшки разрушен на корню, но я в этот момент настолько зла, что даже не сожалею.

Иду на пару, мечтая только об одном – быстрее добраться до общаги и содрать эту гадость с себя.

Еще будет какая-то девка мне указывать, с кем и куда идти!

Злость – это, конечно, нехорошо, но так правильно для меня сейчас!

Я вообще чувствую себя на редкость хорошо, хоть и не спала этой ночью. Тело радостно ноет сразу в нескольких стратегически важных местах, где подверглось особенному использованию, и это такая классная боль. От нее волной шарахает по коже, и даже особо вспоминать не надо, что происходило совсем недавно.

И без того, в голове только картинки неприличные.

И вот как, скажите мне, идти на занятия с таким настроем?

Я все же успокаиваюсь и ныряю в аудиторию.

Тата машет мне с дальней парты.

Бухаюсь рядом, меня критически осматривают с ног до головы.

– Не поняла чего-то, это что на тебе за тряпочка такая? – фыркает Тата, и я, не удержавшись, фыркаю тоже. А потом начинаю ржать. Господи, истерика, похоже.

А не надо было так напрягаться утром.

Но очень уж хотелось избежать разговора.

Это, само собой, трусливо и глупо, но вот не могла я себя заставить!

Зверята уснули.

Я выползла, с неимоверным трудом, конечно, но ничего, я гибкая. И даже слишком.

Вон, как им нравилось меня гнуть ночью.

Блин, зачем вспомнила?

– Щеки у тебя чего красные? Заболела? – тут же реагирует Тата, но я только головой мотаю.

Хотя, на самом деле, да.

Заболела.

Заболела я.

Но о таком никому не скажешь.

Телефон я братьям не оставила, но найти меня легче легкого. Думаю, сначала в общагу попрутся.

А потом уже сюда.

Или, может мне повезет, и они не будут искать? По крайней мере сегодня? Вдруг, дрыхнут все еще?

Пара начинается, молодая преподавательница по экономике занудно читает введение в предмет, поясняя, для чего нам, будущим инженерам, экономика, я чувствую, как на меня наваливается дремота. Может, надо было все же зарулить в общагу и поспать?

Но я хочу учиться. Хочу все начать с чистого листа. Так что нет. Лекции, занятия, семинары и эти, как их? Коллоквиумы, вот. И среди всего этого я – тихая, занудная студентка.

Идеальная, мать ее, картина!

Вот только бы еще одним наглым зверятам ее пояснить…

Дверь в аудиторию открывается в тот момент, когда преподавательница как раз прерывается и ищет потерянный абзац, беззвучно шевеля губами.

Я голову поднимаю от стола. Ну надо же! Уснула все-таки! Татка, зараза, меня не будит, сидит себе тихонечко, переписывается с кем-то в инсте.

А голову я поднимаю, потому что слышу знакомый веселый голос:

– Простите, Ольга Васильевна… А можно мне Элю на минуту?

И, пока я, ошалев от наглости, глупо хлопаю ресницами, наглый, невероятно наглый Ромка находит меня глазами, расплывается в улыбке, подмигивает.

Охренеть!

То есть вот так!

То есть, вообще не скрываясь, компрометируем девушку!

Невинную, скромную тихоню!

– Зверев? – преподавательница зеркалит полностью мою реакцию. То есть краснеет и хлопает ресницами.

А этот гад разворачивается к ней и улыбается. Так же заразительно и обаятельно!

– Просили передать ей кое-что знакомые, я буквально на минутку, Ольга Васильевна!

– Да…Да… Конечно… Эля?

Она поворачивается ко мне, как и все в аудитории, впрочем. И я чувствую, что краснота моя становится бордовой, наливаются щеки настолько спелым румянцем. Что тронь – обожжешься!

Понимаю, что упираться козой-дерезой и орать: «Не пойду я никуда, он плохой, я его не знаю, спасити-памагити!», по крайней мере, глупо.

Встаю.

Татка не сводит с меня изучающего взгляда.

Но ничего не говорит.

Остальные просто, открыв рты, пялятся.

И чего, спрашивается, смотреть?

Ну мало ли, что мне знакомые просили передать? Что сразу так-то?

Иду, не глядя на веселого Ромку, выхожу в предусмотрительно открытую дверь.

Которую за моей спиной тут же захлопывают.

Коридор пустой.

Если не считать двоих зверят.

И дрожащей меня.

От злости дрожащей, естественно!

– Что вы устраиваете? – я гневно шиплю и пытаюсь держать в поле зрения обоих наглецов. Это не особо удается. Потому что один сзади. А второй спереди.

И я посередине!

Черт!

Почему так горячо?

Димка, стоящий неподалеку, вальяжно отрывается от стены, и делает шаг ко мне. Я сразу же, синхронно, шагаю назад.

Упираюсь спиной в Ромку, тот с готовностью облапливает сразу везде, целует в шею, не обращая внимания на мое гневное шипение и попытки вырваться. Не особо успешные, естественно.

– Ты ушла утром. А мы договаривались. Ты неправильно поступила, Котен, – качает головой Дима, приступая еще ближе и придерживая меня за подбородок.

Учитывая, что Ромка продолжает свое разрушительное для моего спокойствия действие, нагло нацеловывая шею и уже опять стягивая с плеч проклятое платье, которое я сожгу сегодня, точно-точно, мне вообще тяжко стоять. Ноги дрожат, руки вцепились в мощные предплечья Ромки, и сказать ничего не получатся. И послать не получается. Потому что со мной никто не разговаривает больше. Димка наклоняется и целует. Глубоко, тоже очень нагло, совершенно не отставая от брата в проявлении инициативы.

И я дрожу в их руках, как картонка на ветру, цепляюсь чуть ли не ногтями… И отвечаю. И прижимаюсь. Сама! И плевать в данный момент, как это выглядит со стороны, и что мой имидж скромницы и самой незаметной студентки факультета сильно пострадает, если меня застукают обжимающейся сразу с двумя не самыми правильными парнями института…

Они заражают меня своим безумием, эти отчаянные парни!

И я не могу, просто не могу им противостоять!

Глава 16

– Котен, номер свой давай. И сколько пар у тебя сегодня?

Это первые слова после нашего поцелуя, который очень сильно напоминает прелюдию к жесткому сексу.

И как это я еще стою?

А, понятно, как.

Меня Рома по-прежнему держит за талию. И ладони его здоровенные очень даже круто лежат на животе, ненавязчиво так скользят по телу, подбираясь в груди, а брат его следит за этим пристально и пьяно, и у меня от одного его взгляда в глазах все темнеет и в животе все сжимается. Ох… Разбудили вы зверя, зверята…

– Не надо меня забирать, вы с ума сошли? – а это я в красках представила картину того, как меня братья забирают после института. И охренела. И в себя даже пришла. Немного. – Что обо мне подумают!

– Эй, Котен, ты нас стесняешься, что ли? – Ладони Ромы замирают как раз на груди. Потом медлят и все же ныряют в вырез проклятого платья. Охххх…

– Я не хочу, чтоб обо мне слухи ходили! Я здесь учусь вообще-то! И собираюсь учиться еще!

– Ну так в чем проблема? – пальцы находят соски сквозь тонкий лифчик пощипывают. Ох-ох…

– Не стройте из себя идиотов! – я злюсь, дергаюсь, пытаясь выпутаться из их лап.

Ромка не пускает, опять начинает целовать. Ему все эти игрушки на грани, похоже, очень нравятся, заводят. В любой момент может открыться дверь аудитории, может выйти преподавательница, да и в коридоре кто угодно появится… А ему от этого кайф.

А вот Дима серьезнее.

Он смотрит на меня внимательно. Кивает.

– Не хочешь, чтоб знали?

– Нет!

– Хорошо. – Он кивает. Все так же не улыбаясь. – Понимаю. Но ты же понимаешь, что ты – наша? Да?

Руки на груди замирают. А затем сковывают, словно запеленывают, туго-туго, прижимают к твердой груди.

Губы на шее. Опять. Рома хрипит тихо между поцелуями:

– Наша. Наша ты, Котен…

А я все вспоминаю тех мальчиков, не особенно уверенных и пытающихся прыгать вокруг меня, в Анапе, после нашей первой случайной ночи, моего долга, взятого ими в полном объеме. И сравниваю их с этими мужчинами. Не парнями, мужчинами. Уверенными и даже жесткими.

Они не спрашивают. Они ставят в известность.

И это пугает. И заводит.

И злит.

Потому что я никогда не была чьей-то. Всегда только своей. Собственной. И такая уверенность, такое желание присвоить напрягает.

Но в то же время я прекрасно понимаю, что сейчас не время и не место с ними скандалить. Отстаивать свою собственность. К тому же, учитывая что они вторили со мной сегодня всю ночь, это очень спорный вопрос. Чья я собственность.

Поэтому только выдыхаю.

– Давайте потом поговорим. Я сегодня до пяти здесь буду. А потом в общагу пойду. Отдохну.

– С нами отдохнешь, – постановляет Дима.

– С вами я не отдохну!

– Это да, Котен, это да… – опять шепчет Ромка, возобновляя свое мурлыкающее разрушительное воздействие, ни дать ни взять – тигр, уламывающий самку на спаривание. И в любой момент готовый прихватить за холку.

Если вдруг брыкаться начнет.

– Вот именно! У меня уроки! У меня коллоквиум!

Это слово вызывает напряжение мыслительной деятельности на лице Димы и, наверняка, Ромы, потому что он даже целовать прекращает.

– Ладно. – Подумав, говорит Дима, – номер давай. И не вздумай неправильный назвать.

Я говорю номер телефона, он тут же делает дозвон. В кармане у меня вибрирует.

– Вечером мы заедем.

– Но я…

– Мы заедем. Поговорим. Просто поговорим.

– Или непросто… – опять мурлыкает Рома, оставляет напоследок смачный поцелуй на шее, Дима наклоняется в этот момент и коротко касается губами моих губ. А потом они меня очень быстро оглаживают, приводя в порядок платье и волосы, и открывают дверь в аудиторию.

Все это занимает от силы минуты три-четыре, наверно.

Я захожу в кабинет, опускаю глаза и быстро иду к своему месту.

Меня провожают взглядами.

Но преподавательница никак не комментирует, продолжает лекцию.

Я сажусь за стол и выдыхаю, стараясь усмирить бешено колотящееся сердце.

– Не знаешь их, значит? – ехидно спрашивает Тата, усмехаясь.

– Эээ… Понимаешь…

– У тебя засос на шее, – прерывает она мое блеяние.

Я охаю и хватаюсь за пострадавшее место.

Ромка, гад! Зверята, гады!

Тата смотрит на меня снисходительно, а потом копается в своей сумке, выуживает черный платок с черепами:

– На.

– Спасибо.

Я быстро повязываю на шею платок, стараясь не думать о том, насколько ненормально я теперь выгляжу – в платьишке в цветочек, мартенсах, платке с черепами на шее. И с горящими возбужденно щеками, всклокоченными волосами и бешеным взглядом.

Да, скромница. Самая скромная студентка факультета. Да.

Молодец, Элли.

Мо-ло-дец.

Я понимаю, что разговора не избежать, Тата явно обиделась, что я ей соврала. Но и говорить все тоже не могу. Просто не имею права. Зачем подставлять ее? И самой подставляться?

Надо что-то придумать, какую-то легенду.

Но никакой легенды не придумывается.

В голове шум и ступор.

Грудь, заласканная Ромкой, побаливает, сердце все никак не уймется. Руки дрожат.

Ладно. Все решим. Ладно.

На перемене Тата молча встает и идет к выходу. Обиделась.

Мне совсем не хочется, чтоб она обижалась, она мне безотчетно нравится.

В ней чувствуется какая-то цельность, порядочность и в то же время уязвимость.

За всеми ее татуировками, внешним видом оторвы, я вижу нежную девочку, которую легко обидеть. Легко обмануть ее доверие. Я по сравнению с ней – мамонт толстокожий.

Не могу этого объяснить. Не понимаю сама, как это чувствуется. Но это есть.

– Тата!

Она не реагирует, топает себе к выходу. Я догоняю, по пути обходя ловушки в виде любопытствующих, интересующихся, откуда я знакома со Зверятами, которых тут, оказывается, все знают, и даже первый, казалось бы еще наивный и незамутнённый курс.

Никому не отвечаю, бегу за Татой.

– Тата!

Хватаю ее за локоть и тащу в сторону туалетов. Насильно практически.

Надо сказать, что сопротивляется она чисто для вида.

Закрываемся, поворачиваюсь и выдыхаю.

Она стоит, демонстративно сложив руки на груди. Смотрит.

И я понимаю.

Не буду обманывать.

Все, как есть скажу.

Верней, не все. Но правду.

– Тата! Не злись, пожалуйста! Я их не очень хорошо знаю.

– Но знаешь! Зачем врала?

– Я не врала! Я недоговаривала! Я на тот момент их и не знала! Вчера вечером познакомились! На концерте!

Она сужает глаза.

– Я тебя не видела там.

– Да потому что я не успела толком посмотреть! Только официальную часть! А потом они меня поймали, ну и…

– Что??? – у Таты глаза на лоб лезут, и это даже не фигурально выражаясь! – Погоди, погоди! Ты чего??? Ты..???

Я молчу. Глаза опускаю. Виновато. И даже не играю в этот момент. Потому что сама от себя охреневаю. Реально.

Слышу со стороны, как это звучит, как это вообще воспринимается…

И охреневаю.

– Так… – Тата опускает руки, убирая позу закрытости, оглядывается, словно выискивая подслушивающих, потом решительно открывает дверь и тащит меня прочь.

Я не сопротивляюсь.

Ну да, туалет – не самое хорошее место для разговоров по душам.

А то, что он нам предстоит, я не сомневаюсь.

И готовлюсь мысленно.