Текст книги "Любовь Носорога"

Глава 9

Паша Носорог

– Сучка!

Паша сплюнул зло прямо на дорогое ковровое покрытие кабинета и опять выбил сигарету из пачки. Много курить начал. Много. Надо бы сокращать. Уже триста отжиманий по утрам с одышкой.

Взгляд не отпускал тяжелую дверь, за которой минуту назад скрылась эта мелкая дрянь. Полина. Мелехова. Надо пробить будет, может, реально донские казаки в предках? Это бы многое объяснило.

Странная баба, конечно.

Выбесила.

А Паша уже отвык выбешиваться. Обычно, если его что-то бесило, то кто-то за такое сразу отвечал. А здесь кто ответит? С бабы дурной какой спрос?

Вот чего ей, спрашивается, не хватило?

Он ей, можно сказать в любви признался… Хотя, не, любовь – это пиздец как тупо и неправильно. Нет ее, любви этой, бабы же сами и придумали, чтоб мужиков на бабло разводить. Это уже давным давно понятно.

Эта овца должна быть счастлива, что он на нее вообще внимание обратил.

Член в нее сунул. А она нос воротит. Овца.

Стояла здесь, тряслась. Глазищами своими хлопала, губки искусанные открывала.

Он поразился сразу, какая маленькая. Особенно по сравнению с ним. Беленькая, фигуристая. Красивая такая. Глаза запавшие, горят по-дурному. Всегда по бабе видно, если выебали хорошо, качественно. Прям и смотрит по-другому, и ходит…

Полина и смотрела на него так, что хотелось не рассусоливать. Он и не стал.

Взял прямо на диване кожаном. Заменить, кстати, надо будет. Вообще трахаться неудобно, скользко и потно.

Зато она, лисичка Полина, была хороша нереально. Нежная, отзывчивая. И в глазах… Ух! Сразу было понятно, что не играет, реально хочет.

Паша умел определять, когда баба реально хочет, поэтому со шлюхами дело имел крайне редко. Не заводило, если играет. Сразу хотелось морду блудливую впечатать в матрас и не видеть ее вообще. Он так и делал обычно. С лисичкой хотелось, чтоб смотрела. Лицом к лицу хотелось. Половина кайфа – взгляд ее бешеный, стоны ее сладкие, дрожь тела, которую она контролировать не могла. И это заводило. Когда баба так теряет контроль с тобой, это особенное ощущение.

Это как на ринге, когда смотришь на противника. И знаешь, как именно он ляжет. И то, что непременно ляжет. Потому что ты уже все его реакции просчитал, изучил и выверил. Эта нереальная власть над ситуацией, над происходящим.

Это острое понимание за минуту до.

И с Полиной было примерно то же.

Паша знал, нутром чуял каждую ее реакцию. Знал, как сделать так, чтоб закричала, пусть даже больно, но в то же время хорошо. Сладно и мучительно.

Он неосознанно просчитывал и кайфовал все же каждый раз, убеждаясь в правильности расчетов.

Сам дурел от этого похлеще, чем от оргазма.

И знал, что может опять ее вызвать и взять, или подкараулить и увести с собой. И она посопротивляется, но потом… Потом все равно будет кайфовать. И кончать на нем, и под ним, изгибаясь и крича. Искренне и чисто.

И это было охренительное, нереальное по своей крутости ощущение.

Вот только вне постели Паша лисичку не просчитал.

Вернее, думал, что просчитал, а вот херушки вам.

Взбрыкнула чего-то, выбесила.

Ну и получила, само собой. Грубо получилось, некрасиво. Но ничего, вечером можно будет встретить, пообщаться плотнее.

Да… Плотнее – это правильно, это хорошо.

А пока надо все выяснить про нее. Вдруг реально казачья праправнучка? Это было бы прикольно.

Паша усмехнулся, с удивлением ловя себя на том, что успокоился. Просто думая о несговорчивой, выбесившей его бабе. И это тоже было прикольное ощущение.

– Батю ко мне, – коротко сказал он в переговорку, и Соня согласно мурлыкнула в ответ.

А Батя явился ровно через пару минут, словно за дверью стоял. Впрочем, по его роже блудливой было понятно, что, скорее всего так все и было.

Паша уселся за стол, глянул остро, настраивая на рабочий лад.

– С Вовой договорились, сегодня встречаемся. – Батя, за столько лет работы, уже прекрасно знал, когда можно чуть расслабиться, а когда надо сжать булки. И сейчас явно был второй вариант.

– Где?

– В бане, бля, – с досадой цыкнул зубом Батя, отводя взгляд и показывая всем своим видом, что он думает о таких способах ведения переговоров.

– Васю с собой.

– Конечно. Только, Паш…

Паша отвернулся к экрану ноута, демонстративно игнорируя трагическую паузу Бати.

Тяжкий вздох.

А нечего на сказочноебали ездить в осутствие гендира в стране. Вот пусть теперь Васю, непривычного к настоящим русским переговорам на высоком уровне, пропасает. Вова Черный покажет им класс. А знать о том, что основные договоренности уже утрясены по телефону и остаются только нюансы, вообще не обязательно. Воспитательный момент, бля. Чтоб не лошился больше.

– Вопросы еще?

– Нет…

– Тогда сегодня мне всю дополнительную информацию по этой бабе. И уточни, не было у нее в предках донских казаков.

Слабый хрюк с той стороны стола.

Паша медленно развернул голову, с таким невозмутимым и жестким выражением лица, что Арни в знаменитой сцене из фильма их юности позавидовал бы.

Батя подавился и закашлялся.

Паша немного понадблюдал за мучениями свего подчиненного, затем встал, обошел стол и от всей души треснул раскрытой ладонью по спине.

Батя сразу перестал кашлять и начал хрипеть. Паша приложил еще разок. Потом еще.

– Всеооооо… – Батя отъехал вместе с креслом к двери, вскочил. Рожа у него была красная, одно удовольствие смотреть.

– Точно? А то, может, еще разок? – спросил Паша, лениво делая шаг вперед.

– Нееее… Вылечил, спасибо! Пойду я, рентген сделаю, а то мало ли, трещины в ребрах…

Батя вывалился из кабинета.

Паша постоял, подумал, а затем вышел к секретарю.

Соня подняла на него вопросительный взгляд.

– Когда у меня Мелехова была, сюда кто-то приходил?

Соня, вспыхнув всем лицом сразу, как это умеют только рыжие от природы люди, опустила голову.

Понятно… Значит, слышала все. Так-то похуй. Но надо выяснить.

– Кто был?

– Сергей Витальевич…

– А какого хера Сергей Витальевич здесь терся?

– Он… – секретарша опустила голову еще ниже, куснула губку, – он… Приходил к вам, но я сказала, что вы заняты… А он постоял, подождал, потом ушел…

К концу фразы голос ее совсем стих, превращаясь в шепот.

Паша постоял, посмотрел на нее. Был тут, значит, Батя, отирался…

А ему не сказал. Поскалился только. Мало ему врезал, мало. Надо сильнее, чтоб место свое знал.

И девчонку смущает. Явно она красная не от воспоминаний о криках Полины. Сонька – девка, хоть и молодая, но уже проверенная, такая херня бы ее не смутила. А вот необходимость признаваться, что Батя к ней яйца подкатывает…

– И часто он так приходит, когда меня нет?

Соня совсем низко опустила голову, безмолвно признавая правильность догадок.

Паша помолчал, затем зашел в кабинет. Очень сильно хотелось опять вызвать Батю и настучать по лысой башке, чтоб не лез к его секретарше. Ведь ничего хорошего. Сонька здесь уже четыре года работает, его, Пашу, очень даже устраивает. Спокойная, нелюбопытная, исполнительная. Да ее сбшники во главе с тем же Батей несколько месяцев проверяли! И сейчас иногда посматривают. Ни одного косяка.

Сейчас толкового помощника хер найдешь.

Паша припомнил вереницу пустых дур, которых поставлял отдел персонала, пока не появилась, наконец, Сонька, и оскалился.

Нет уж, отсосет Батя. Хер ему, а не Пашину секретаршу.

А то, увлекся, похоже, проверянием…

Паша потребовал кофе, и погрузился в работу, чувствуя себя необыкновенно бодро.

Сегодня вечером он прихватит недотрогу-лисичку по дороге домой и увезет к себе. И плевать, что она там будет лепетать. Похуй совершенно. Паша хочет – Паша возьмет.

Глава 10

Максим Юрьевич завалил работой по самое горло. В воспитательных целях, конечно, мстя за финт с увольнением. Но все равно было видно, что рад. Ну конечно, где еще такую безотказную рабочую лошадку найдешь… Слово «безотказная» сразу навело на мысли о случившемся в кабинете Носорога.

Правильное слово. Очень меня характеризующее. Разозлилась еще сильнее.

Против всякого здравого смысла опять отяжелела грудь, словно требуя такой сладкой грубости прикосновений, и ноги пришлось сжать посильнее. И напомнить распутному телу и ушедшему в сексуальный загул мозгу, что мы стараниями босса сегодня без трусов. И с рабочего места не уйдешь никуда, Максим Юрьевич бдит, толстый гад, и обед я явно пропущу, если ночевать здесь не собираюсь. А я не собираюсь. Хватит с меня сверхурочных. Как-то не очень они полезны для психики.

А еще, пожалуй, похожу-ка я пешком до своего этажа, оно и полезней, и нервы целее. А то в нашем лифте сегодня ехала и просто с ума сходила. Так и стояла картинка перед глазами, мое отражение в хроме стен. На коленях. Перед Носорогом. Не надо мне больше таких воспоминаний. Не надо.

Но задержаться все равно пришлось.

И идти потом по пустой лестнице вниз, до первого этажа.

По пути названивая опять куда-то пропавшей Ленке, которая уже давно должна была сидеть дома и делать курсовую, идиотка! Но телефон сестры был вне зоны, я, зная ее способность попадать в самые дурацкие ситуации, злилась. Эту курсовую я выпросила у преподавателя буквально на коленях, потому что хвост тянулся с первого курса, и грозил вырасти до размеров динозаврьего. И теперь эта овечка, вместо сидения дома, шляется! И, скорее всего, выпивает! Потому что можно уже! По нашему гребанному законодательству!

Я на время даже про свои беды забыла, поглощенная только мыслями о дуре-сестре. Вот где ее теперь искать? А искать надо, потому что курсовую сдавать завтра. И сама себя она не напишет. И даже из интернета не скачает.

Я до такой степени задумалась, что черную, до боли знакомую машину в стороне от центрального входа заметила не сразу. Возилась с приложением такси, не понимая, как может машина блуждать уже пять минут вокруг самого большого в городе делового центра и не находить его, поэтому от резкого гудка вздрогнула. Огляделась, в поисках придурка, которому помешала проехать.

И вот он. Придурок. Хорошо, хоть из машины догадался выйти, не совсем погряз в своих девяностых.

Я застыла в лучах фар прибитой к стеклу мухой. И, наверно, вид у меня был на редкость придурковатый, потому что Паша подошел ближе и с недоумением сузил глаза. Достал сигарету. Прикурил, не сводя с меня своего страшного черного взгляда, под воздействием которого у меня опять начали дрожать коленки. Но, кроме этого, опять потяжелела грудь, и свело живот возбуждением. Я была в ужасе не столько от ситуации, хотя должна бы, потому как он сам меня с утра послал, а тут стоит, смотрит. Проверяет, верно ли маршрут поняла? Нет. Я ужаснулась своей реакции на него. Тому, что тело помнит все его прикосновения, без исключения. И те, что были ночью, и сегодняшние, дневные. И сладкой болью в нужных местах показывает, что вообще не прочь. Что очень даже за. И губы сохнут совершенно показательно. И сглотнуть хочется от внезапной сухости.

И, самое главное, что Носорог это все прекрасно считывает. Лучше меня понимает мою реакцию на себя, сверлит прищуренным взглядом, курит, выдыхает дым. Ждет. Моего шага первого. Как тогда, в лифте. Когда сама спровоцировала глупостью своей. Не упала бы перед ним на колени, ничего бы и не было этого.

Наконец, через пару затяжек Носорогу надоедает ждать, когда я очнусь, и он приглашет в машину. Кивком. И смотрит при этом так уверенно и тяжело, словно даже и не думает, что я могу сказать или сделать что-то ему поперек. И мысли у него такой не возникает. Лицо спокойное, лениво-тягучий взгляд скользит по мне, уже мысленно распаковывая, вынимая из одежды. проходясь по всем изгибам ладонями, устанавлявая в ту позу, которая нужна ему. И мое мнение по этому поводу настолько несущественно, что даже и времени тратить на его озвучивание не стоит. Смешно. Конечно, я пойду. Конечно. Куда я денусь?

И это отрезвляет настолько, что в грудь, на место тяжелому вожделению, рожденному его взглядом, приходит злость, настолько дикая и неконтролируемая, что я даже пугаюсь ее. Боюсь своего порыва, того, что могу натворить. Потому что знаю, творить ничего нельзя. Не тот это человек, который позволит мне… Творить.

Поэтому я какое-то время просто смотрю в его черные страшные глаза, а затем вздергиваю подбородок и, развернувшись, гордо иду прочь к очень вовремя нашедшей путь из диких городских дебрей в наши центральные курмыши машине такси.

Иду я, конечно, гордо, но очень шустро, потому что боюсь, что догонит. И остановит. И силой в машину затащит, прямо на глазах прохожих, на мнение которых ему плевать, конечно же, и опять под равнодушными объективами камер наблюдения. И ребята-охранники смогут уже начинать составление видеоколлекции под названием «Различные способы затаскивания женщин в машину от Паши Носорога». В сети будет иметь успех. Может, и я уже там эта… Звезда Ютуба…

Не догнал. Даже не окликнул. А я и оглядываться не стала, побоялась.

Села в машину, пощипала онемевшие от стресса ноги, назвала водителю сначала домашний, в неясной и смутной надежде, что сеструля все же не окончательная у меня дура, и сидит дома с курсовой, а телефон просто отключила.

И откинулась назад, закрывая глаза. И запрещая себе думать о Паше Носороге и его возмутительно-собственническом кивке-приглашении. Как собачке. Типа, к ноге. Какой все же монстр! Даже странно, что не догнал и не наказал за самоуправство.

Глава 11

Дома я порадовалась, что не отпустила такси, потому что зря понадеялась до этого. Сеструля – окончательная дура.

И где ее теперь искать – непонятно. Хотя, понятно, конечно, но очень не хочется. Но надо. Есть шанс, что Ленка еще не наклюкалась до состояния нестояния, и ее можно реанимировать холодным душем и аспирином.

А, значит, надо ехать.

Я, вздохнув, вышла из дома и села в такси, навав новый адрес. И по взгляду водителя поняла, что он сильно не рад маршруту. Поэтому оставила даже мысли о том, чтоб попросить подождать его возле шалмана, из которого я буду выковыривать Ленку. Ничего, как-нибудь на своих двоих. Заодно и протрезвеет.

О том, что непутеводная моя звезда может зарулить куда-то еще, я старалась не думать. Да и вряд ли. Денег у нее нет, это уж я стараюсь. Значит, копейки сэкономила на завтраках и настреляла у таких же нищебродов-однокурсников. Парни ей дают деньги охотно в надежде на ответную благодарность. И даже ее многолетнее динамо их не останавливает. Наивные… Дети, что с них возьмешь…

Клуб с прекрасным названием «Бешеная собака» работал все дни недели, и даже в понедельник, и считался самым отстойным местом района. И самым популярным, как ни парадоксально. Потому что дешево, за вход платить не надо, и музыка незатейливая. Все, как мы любим, ага.

Никакой охраны на входе, само собой. А зачем? На все драки сюда стабильно выезжает полиция. У них это место под особым контролем. А все потому, что владелец его – из них. То ли бывших, то ли настоящих. Неважно, впрочем. Главное, Ленку, козу гулящую оттуда извлечь.

Мой офисный наряд вызывал недоумение.

Я порадовалась, что дома успела быстренько натянуть хотя бы трусы. Парадоксально, но почему-то чувствовала себя защиненней.

Пьяные морды на танцполе, идиотская музыка. Я подошла к бару. Кивнула знакомому парню. Меня здесь не то чтоб знали, но пару раз я Ленку уже вытаскивала. А бармен вообще в ее однокурсниках ходил. Понятно, почему она свалила. Его смена же, наверняка обещал поить бесплатно, гад. В надежде, что потом она ноги перед ним раздвинет. Это, конечно, вряд ли. Сестра в пьяном угаре могла буянить, драться и ругаться, но блядством не отличалась. Наоборот, на всех обычно обижалась и показательно старалась наказать.

Я вопросительно подняла бровь, парень, оглядевшись отчего-то тревожно, поманил меня пальцем. Это еще что за новости?

– Ленка вперлась, хорошо, что ты пришла. – Тихо сказал мне бармен, выразительно указав глазами на чилаут, – Хотя, нихера ты ей не поможешь. Вызывай ментов. И не лезь. А то и ты попадешь.

– С кем она? – вот дура, дура, дура, дура!!!

– С хозяином. А он любит молоденьких… Говорил я этой овце…

Я не стала дальше слушать, рванула в диванчикам, окутанным дымом кальяна, а, возможно, и не только кальяна, так, что понять, что там происходит, за завесой дыма, былот нереально.

Слава Богу, Ленка нашлась сразу.

Вот только в таком положении, что хоть прямо сейчас вызывай ментов. Потому что сидела она в окружении мужиков самой криминальной наружности. Синие, в наколках по самые пальцы, руки, и это не дань моде вообще, пустые и дикие взгляды. Странные, расслабленные движения. Похоже, под кайфом мужики. Ленка была среди них единственной девушкой, похоже, положение свое осознавала полностью, потому что глаза у нее были, как у какающего мышонка. На пол лица. И напряг в них такой же.

Я, мысленно перекрестившись, подошла, вежливо улыбнулась мужикам, оглядывающим меня с однозначным интересом, и сказала твердо и настойчиво:

– Я прошу прощения, могу я девушке пару слов наедине сказать? У нее ребенок дома один остался, плачет, пусть по телефону с ним поговорит хотя бы…

Меня осматривали задумчиво и внимательно. Молча. Я ждала, с застывшей улыбкой на губах. И сжимая бедра. Потому что от страха реально чуть не описалась.

А затем ближний ко мне мужик приподнялся и резко дернул меня за руку себе на колени, сразу же хлопая по заднице тяжеленной ладонью.

– Ниче так сучка, мягкая, – заржал он, мерзко воняя нечищенной пастью и вызывая стойкий рвотный рефлекс.

Так, попала. Попала, блин!!! Надо срочно придумывать… Ребенок не прокатил, но, может, просто не поняли, не услышали за грохотом музыки?

Я начала говорить опять про ребенка, про то, что он не может заснуть без голоса мамы, что мы сейчас вернемся, Ленка, включившись в игру, поддакивала и аккуратно пыталась выбраться из-под тяжеленной растатуированной пятерни, лежащей вроде бы расслабленно на ее плече.

Но, стоило ей двинуться, как лапа сжалась, и мужик, у которого явно были виды на мою тупую до безобразия сеструлю, рявкнул:

– Заткнись, бля. Не сдохнет твой пацан за одну ночь. Я вот не сдыхал. Пошли наверх.

И поднялся, прихватив за локоть пискнувшую от ужаса Ленку. Меня тоже тут же подняли и повели следом. Я начала бешено отбиваться, уже наплевав на всякую конспирацию и здравый смысл, выворачивала голову, пытаясь показать взглядом бармену, чтоб вызвал полицию, но тот, перехватив мой взгляд, только еле заметно головой покачал. Конечно! Каждому его жизнь дорога, вмешиваться здесь никто из персонала точно не будет.

И тут я увидела в толпе того, кого вообще не ожидала увидеть!

Паша Носорог стоял последи танцующих малолеток, и казался элементом настолько чужеродным, что мне даже подумалось, что у меня уже бред на фоне стресса. Ужаса.

Но нет, он стоял, курил, и смотрел по сторонам. Словно искал кого-то.

Меня! Пусть он ищет меня!

Меня дернули за локоть, обматерили и облапали за задницу, а я, понимая, что времни у нас с Ленкой – всего ничего, и что на второй этаж, к приват-кабинетам, путь короткий, опять вывернула голову в сторону Паши. И поймала-таки его взгляд!

И вложила в свой ответный столько мольбы, что, будь Паша даже черствым куском хлеба, не устоял бы.

Он и не стал стоять. Сразу двинулся к нам.

Черт, а вот на это я не рассчитывала. Думала, что полицию вызовет, или своих охранников. Но уж никак не то, что сам рванет на выручку. Надеюсь, что на выручку!

Паша догнал нас уже на входе в кабинет. Резко рванул меня на себя и моментально определил за спину, а удерживавшего меня мужика в нокаут. Так быстро, что я успела только рот раскрыть. А мужик вообще ничего не успел. Даже разглядеть Носорога. Свалился, как мешок с костями, и не шевелился больше.

Следующим движением Паша подтолкнул меня к выходу, но я воспротивилась.

– Ты чего, бля? Остаться хочешь? – рявкнул Носорог, опять меня толкая в сторону лестницы, но я кинулась к нему, обняла за шею и зашептала лихорадочно и умоляюще:

– Сестра, там сестра моя, Паша! Пожалуйста, Паша!

Он перевел взгляд на уже закрывшуюся дверь кабинета, потом на лежащее у его ног синее тело, нахмурился.

Прошла примерно минута после его появления наверху, мужики, что вдвоем увели мою Ленку в кабинет, просто не оглядывались, и не заметили пропажу приятеля. Пока не заметили. И Паша, скорее всего, хотел свалить по-быстрому. И никому ничего не объяснять. А тут надо заходить и разбираться.

По крайней мере, именно так я поняла его паузу. Перед действиями.

Он зашел в кабинет, где Ленку уже пытались напоить водкой, а она отмахивалась и материлась. Посмотрел на мужиков, по вытянувшимся лицам которых было понятно, что они его не ожидали увидеть. А еще, что узнали. Неудивительно, учитывая слухи, ходящие о нем в городе.

– Вечер в хату, – поздоровался Паша и улыбнулся.

Тут мужики сбледнули с лица. И я тоже. Потому что до этого не видела его улыбки. И, вот честно, лучше бы я и дальше без этого зрелища в своей памяти жила.

– Ошиблись, ребят. Девка – сестра моей сучки. Отпустите.

Отпустили сразу, без вопросов.

Ленка, всхлипнув, кинулась ко мне, обнимая и утыкаясь губами в макушку. Дылда вымахала, а дура. Вот сегодня и огребет по своей модельной жопе.

– Под кем ходите? Под Вовой?

Кивнули.

– Привет ему от меня передайте.

Мотнул головой мне на выход, как совсем недавно, у офиса. И в этот раз я без вопросов вообще пошла. Быстренько так, ровненько. Ленку-дуру вперед себя толкая для безопасности, чтоб опять не утащили утырки какие-нибудь.

Паша пошел за нами, у входа обернулся:

– Я там вашего одного помял, нечаянно. Не споткнитесь.

И вышел.

И до самого выхода молчал. Возле машины опять закурил, оглядел мою жалкую фигуру, Ленку с поплывшей косметикой, сжал зло губы. Сел за руль, не открыв даже нам двери. Ну ничего, мы сами справились.

До дома ехали молча. Ленка, напуганная до полусмерти, тихо всхлипывала на заднем сиденье. Я гладила ее по голове, понемногу отпуская стресс. И ловя настойчивые взгляды Паши в зеркале. Вполне однозначные.

Да понимаю я все. Понимаю. Дай только сестру в чувство привести.

– Лена, Лена послушай, – тихо заговорила я, вытирая черные потеки туши с мокрых щек, – иди домой. Умойся. И садись, сука такая, делать курсовую!

Последнюю фразу я проорала, уже не сдерживаясь. Паша только хмыкнул одобрительно. Ленка сразу замерла, перестав плакать. И кивнула. А потом перевела взгляд на Носорога, который, притормозив возле нашего подъезда, опять закурил.

Я открыла дверь, поймала предупреждающий черный взгляд, отвернулась. Не надо меня гипнотизировать. Я все поняла. Поняла я.

Вышла вместе с Ленкой, толкнула ее к двери подъезда. Она обернулась на меня, обняла порывисто, зашептала:

– Поль, Поля, это кто вообще? Он страшный такой, Поль… Страшный… Не садись к нему, пошли домой, дверь закроем и все… Поль, не надо, я дура, дура, Поля, прости меня! Не надо, не надо из-за меня…

– Лена, домой иди. – Я не поворачивалась, но взгляд черный чуяла спиной, – меня не жди. Делай курсовую. И из дома не ногой. Только в институт. Поняла меня? Поняла?

– Да, да… Поль…

Она всхлипнула опять, но я открыла дверь, затолкала ее внутрь и с силой закрыла. И постояла так какое-то время, собираясь с силами. И ощущая, как черный внимательный взгляд ощупывает, касается, трогает уже совершенно однозначно и нетерпеливо. Принуждает.

– Да иду я, – пробормотала я, опять чувствуя, как ноет все тело в предвкушении, и не желая этих рабских ощущений, – иду.

Повернулась и пошла к черной машине, водитель которой даже не вышел, в полной уверенности, что теперь никуда я не денусь от него. Сама приду и сяду.

Я и не делась.