Текст книги "Их двое"

Один мерзкий, мерзкий предатель…

Я настолько удивлена, что с минуту стою, раскрыв рот и переводя взгляд с одной небритой хари на вторую бородатую. Откуда они?.. Мася… Мальдивы…

Осознание ситуации происходит постепенно, потому что я, после всех свалившихся на голову напастей, немного подтупливаю, но когда происходит…

Борюсик, мать его! Подлый, мерзкий, очень мерзкий… Предатель! Скот! Сволочь!

Картинка в голове складывается мгновенно.

Неизвестно, на кой хер он приперся ко мне вчера, может, обстановку разведать или просто в гости, но ситуацию срисовал мгновенно.

Мальдивы, мое двухнедельное отсутствие… И затерянный в глуши рязанской жопы домик…

И эти две рожи, две мерзкие рожи, как я теперь понимаю, изначально показавшиеся мне знакомыми!

Кот и Егерь! Ну, конечно, он именно так их называл! Котов и Егерский, два извращенца, пристававшие к беспомощной девушке!

Я настолько не в себе от злости, что даже не ощущаю опасности, хотя должна бы, учитывая всю их грязную историю.

Но мне не страшно. Мне мерзко, отвратительно, тошно. В первую очередь, от осознания того, что мой друг многолетний, тот, кому я доверяла, как самой себе, оказался такой же гадкой крысой, как и два этих урода, все еще стоящих напротив меня и совсем не торопящихся свалить с глаз. Навсегда, мать их! Навсегда!

– Конь сказал, что тебя две недели не будет… – басит Егерь, даже немного смущенно. Как-будто это что-то меняет! Объясняет. Почему они без спроса тут хозяйничают!

– Конь, – язвлю я, – ох, какое хорошее имя, только так теперь его и буду называть… Так вот, Конь оказался не прав. Я собралась отдохнуть здесь. В моем доме. Одна. А потому… – я делаю эффектную паузу, исключительно для того, чтоб до их динозаврьих мозгов дошла вся полнота картины и мой последующий приказ, – пошли вон отсюда! Сейчас же! Иначе вызываю полицию, пусть пакуют вас за взлом дома!

– Ну так взлома-то не было, – обоснованно замечает Кот, обходя меня и нахально роясь в моей (моей, бляха муха!) малюсенькой тумбочке, стоящей возле кровати.

Я, в молчаливом негодовании, наблюдаю, как он достает оттуда сигареты, достает одну, мнет в пальцах, вдыхает… И кладет обратно!

Второй из захватчиков, Егерь, подбирает мой изнасилованный рюкзачок, смущенно и неловко запихивает туда все, что вытряс, и протягивает мне.

Ситуация настолько нелепая, что у меня даже не хватает сил на реакцию. Словно все вышло сначала со страхом, потом с криком, а в финале – со злостью.

Я молча хватаю рюкзак, пихаю в него изувеченный ноут и скатываюсь вниз по лестнице, торопливо перебирая ногами.

В комнате я швыряю вещи на диван, затем кидаюсь к ним, достаю телефон, который тоже сильно пострадал от лап проклятого гориллы Егеря, и пытаюсь его реанимировать.

Но старенький ксяоми, который до этого перенес несколько заплывов в раковине и ванной, пару падений на пол и асфальт, выходной в закрытой и забытой на солнцепеке машине, в итоге не вынес издевательств еще и грязными лапами развратника и насильника, и все же испустил дух.

Тем не менее, я раз за разом жму на кнопку включения, надеясь на чудо.

Которого, естественно, не происходит.

Наверху слышен негромкий бубнеж, грязные извращенцы совещаются.

Но мне сейчас плевать, до чего они там досовещаются, потому что я твердо уверена в одном: терпеть их в своем доме я не буду.

Пускай собирают свои манатки и идет прямой дорогой нахер. Вместе с Конем, который теперь навсегда официально будет так зваться, вместо ласкового Борюсика.

Никого из них я возле себя терпеть не намерена.

Все.

Глубина жопы достигла своей критической отметки.

С меня хватит.

Я все еще мучаю нефункционирующий кусок пластика, в который превратился мой телефон, когда лестница начинает стонать на разные лады от творящегося над ней насилия. А именно, от двойного веса здоровенных извращенцев.

Я тут же откидываю в сторону телефон, потверже становлюсь, складываю руки на груди, задираю подбородок. Короче говоря, делаю все, что возможно, чтоб казаться уверенней в себе, серьезней и опасней.

В конце концов, я реально для них опасность представляю! Могу заявление подать в полицию на проникновение на частную территорию, если порыться, то еще и заяву о краже накатаю! Берданка-то дедова куда-то девалась! И вообще, мало ли чего они по мелочи могли спереть? У меня тут, так-то, ценные вещи есть! Бабушкина малахитовая шкатулка для украшений… Правда, без украшений, но сам факт! И дедушкин подстаканник… Он его в купейном вагоне спер еще в семидесятых годах прошлого века. Раритет, мать его! И еще…

Тут захватчики показываются в поле зрения, и все мысли мести и заявах улетают в трубу. Потому что, ну ежу же понятно, что я хорохорюсь… И весь расчет только на то, что они не захотят еще большей шумихи, еще большей порчи своей и без того основательно задрипанной репутации, и молча покорно свалят с моей жилплощади.

Но, судя по внешнему виду захватчиков, никто никуда валить не собирается.

Кот нацепил на голое тело клетчатую рубашку с оторванными почему-то рукавами и застегнул джинсы. Другой одеждой, больше пригодной для гуляний в прекрасную сугробную погоду, не он озаботился.

А Егерь вообще разделся. Стащил с себя свитер с так ужаснувшими меня кровавыми пятнами, и остался брюках-карго и в футболке, возмутительно тесно облепившей его грудь.

У меня буквально все в груди обрывается, когда приходит осознание: не выгоню их отсюда ведь!

Не выгоню!

Как быть?

Самой сваливать? Куда? Когда?

Они останавливаются возле лестницы и смотрят на меня одинаковыми изучающими взглядами.

От бешеного пристального внимания становится неуютно, и я, как всегда в таких неоднозначных ситуациях, нападаю.

– Мои слова про дверь были непонятны? – громко и язвительно спрашиваю, а затем картинно указываю пальцем направление движения, – нахер – это туда! Вперед!

– А можно немного повежливей? – предсказуемо рычит Егерь. Я так понимаю, он в их веселой команде извращенцев наиболее невыдержанный. Грубая рабсила. Ну еще бы, с такими мускулами и отсутствием мозгов…

– Нельзя, – отрезаю я и еще раз тыкаю пальцем в сторону двери. Стараясь делать это более уверенно и скрывая, что рука уже дрожит от напряга.

– Погоди, Егерь, – Кот улыбается обаятельно до безумия, что тоже очень предсказуемо, выкатывается вперед своего приятеля, делает шаг ко мне…

– Стой там, где стоишь, – грозно рычу я, сразу давая понять, что я – вообще не одна из их… Как их называли раньше? Группи? Фанатки? Не важно. Короче говоря, я – вообще не одна из них. И меня обаятельной улыбкой и мускулами нифига не пробьешь. И круче видали… Наверно… В фильмах – так точно. Один Джай Кортни, например… О чем я вообще думаю? Это все стресс…

– Стою, – покладисто отзывается Кот, для верности задирает обе ладони вверх, – стою. Ты только не волнуйся, Мася…

– Меня зовут Анастасия, – резко обрываю я попытки перейти на личности, – Мася я только для своих друзей. Конь в их число уже не входит, кстати.

– Хорошо, Анастасия… – Кот делает ко мне мили-шажок, скорее, легкое обозначение, чем полноценное движение, – я так понимаю, ты нас узнала, можно не представляться?

– Узнала, – презрительно цежу сквозь зубы, – вас вся страна знает… Извращенцы.

– Да какого хрена?.. – оживает Егерь и тяжело шагает в мою сторону. Поступь его, особенно в сочетании с бешеным злющим взглядом, заставляет тело порываться холодным потом от страха.

Сухо сглатываю, заставляя себя стоять на месте и не сдавать ни пяди родной земли. Подбородок задираю еще выше, без страха уставившись в темные злобные глаза.

– Егерь, Егерь, – частит Кот, поспешно тоже шагая вперед и пытаясь оттеснить его плечом, – погоди… Девушка не виновата, что из каждого паяльника про нас херню говорят…

– То есть, обвинения в сексуальных домогательствах – это херня? – уточняю я холодно, – прекрасно. Тогда, думаю, обвинения в проникновении со взломом и краже тоже не доставят неприятностей.

– Да какое проникновение? – орет уже несдержанный Егерь, – да если бы проникли, ты бы точно заметила!

На этой фразе Кот замирает, изумленно пялится на приятеля, потом переводит взгляд на меня, очень по-мужски осматривает, начиная от унтов и завершая расстегнутым пуховичком, и затем начинает ржать. Громко и неприлично даже.

До меня с опозданием доходит смысл сказанной Егерем фразы… Вернее, ее второй смысл, похабный. До Егеря, судя по всему, тоже…

Короче говоря, картина маслом у нас рисуется вполне однозначная. И для меня – безрадостная.

Кот ржет, я оскорбленно молчу, удивляясь сама себе и своему проглоченному языку, Егерь возвышается над нами суровым памятником идиотизму происходящего.

Наконец, Кот прекращает ржать, разворачивается к приятелю, смаргивая слезы смеха:

– Вот за что уважаю тебя, Егерь, так это за то, что ты умеешь пиздануть в нужный момент такое, от чего мозг заворачивается…

– Заткнись уже, – ворчит Егерь, становясь немного менее каменным и позволяя губам искривиться в холодной усмешке.

И какого, спрашивается, черта, я-то все это подмечаю? Мне это все зачем?

– Анастасия, – поворачивается обратно ко мне Кот, – со всем нашим уважением к частной собственности… Произошло недопонимание… Давайте сядем за круглый стол переговоров, обсудим случившееся…

– Тут нечего обсуждать, – отсекаю я попытки демократии. Я тут – единоличный диктатор. – Я мнения своего не поменяю. Это – мой дом, мне плевать, что вам сказал… – тут я делаю язвительную паузу, – Конь… Но со мной никаких договорённостей не было. Пошли нахер.

– Да че ты заладила: нахер, нахер? – вмешивается Егерь, – сама подумай, куда мы пойдем? Ты видишь, че на улице творится?

– Вижу, – отвечаю я сухо, выразительно косясь на окно, где уже не видно неба от метели, – и мне плевать. Садитесь в свою тачку и валите в деревню. Она тут в пяти километрах езды. Если по дороге. И в трех – если напрямки по полю. Не заблудитесь. А если заблудитесь, идите так, чтоб солнце было слева.

– Ты издеваешься, что ли? – гремит Егерь, затем пристальнее всматривается в мои глаза и добавляет, – ну конечно издеваешься… Ты здесь машину видела, полоумная?

Я молчу, напрягая память. Действительно… Машины не видно было… И это странно, у меня тут все просматривается, домик на опушке… И любой транспорт видно отовсюду…

– А как вы приехали сюда?

– А что, не дошло еще? – Кот все же пользуется моментом, подходит ближе и расслабленно плюхается на жалобно скрипнувший стул, барабанит пальцами по столешнице, – нас Конь привез и уехал.

– Но… Почему? Какой смысл?

– Есть смысл… – Кот коротко переглядывается с Егерем, все так же, монументом самому себе стоящим у лестницы и испепеляющим меня хмурыми глазами, – нам здесь надо пробыть две недели… Чтоб без возможностей сорваться с нашей стороны… И никому пробраться со стороны… Другой.

– Бред какой-то… – я рассматриваю развалившегося на стуле Кота, с досадой отмечая, что момент, когда он успел подобраться так близко и устроиться с удобством, не отследила. Господи, реально как кот настоящий… Там тоже с коленей замучаешься сгонять, а потом в один момент отвлечешься, а он – уже вот, на руках у тебя, и голову ушастую под ласку подставляет. И морда при этом такая, как будто все время тут был…

Колени резко дрожат от напряга, и я, сдавшись, усаживаюсь на противоположной стороне круглого стола, подальше от обоих захватчиков.

Ситуация осложняется, и, похоже, нам придется-таки разговаривать…

Договоренности двух высоких договаривающихся сторон

– Короче говоря, мы сюда приехали буквально за три часа до тебя, – рассказывает Кот, старательно не обращая внимания на мой непримиримый взгляд. Он вообще ведет себя так, словно с друзьями в баре сидит, или даже не с друзьями… С девушкой. По крайней мере, весь свой арсенал на меня применяет.

Улыбается весело, ласково так, глаза темные светятся интересом и вниманием, повадки все мягкие, истинно кошачьи… Главная задача – подобраться поближе. На расстояние удара. Когда уже можно будет когти выпустить и сграбастать добычу. Я это все прекрасно вижу, понимаю, не дура же совсем… И изо всех сил хмурюсь, чтоб в голову похотливую даже мысли не залетело, что могу повестись. По хмурости и настороженности меня в нашей вынужденной компании только Егерь переплюнуть может. Он так и не сел, стоит, опираясь спиной о перила лестницы, сложил ручищи, бугрящиеся мускулами, на груди. И смотрит на меня неотрывно. Его напряженный взгляд пугает и оптимизма вообще не добавляет. Ни грамма. Кот спиной ощущает напряг приятеля, но не решается повернуться, чтоб не упустить преимущество в разговоре. Ну, ему так кажется, что оно есть, преимущество. Три раза ха-ха.

– По пути успели только заехать на трассе на рынок, они в семь утра у вас тут отрываются, пиздец какой-то, ей-богу… Ой, прости… Короче говоря, заехали на рынок, купили тушу барана… Жрать-то надо что-то… А Егерь баранину уважает… Ну вот. Я за рулем был, менялся с Конем, потому что ему еще обратно гнать, устал. Потому, как только заехали, поднялся сюда и лег спать. А Егерь мясом занялся, надо разделать, пока не задубело на морозе… А проснулся от твоего крика…

Я молчу, ожидая дальнейших слов. Потому что, скорее всего, за такой прочувствованной историей последует попытка договоренности. Может, торг. И не в моих интересах начинать это все первой.

Кот, так и не дождавшись моей реакции и немного неуверенно ерзнув на стуле, все же решает продолжить:

– Пойми, мы отсюда не выберемся до тех пор, пока Конь не приедет… У нас даже мобила только одна, простая самая, купили по пути. Для экстренной связи. Нам сейчас нежелательно появляться в интернете, вообще где бы то ни было… Пока все не утихнет…

– Интересно, а как это все может утихнуть? – язвительно интересуюсь я, – обвинения сами собой рассосутся? Как синяки на лице вашей жертвы?

– Да не было никакой жертвы! – неожиданно и раздраженно рычит Егерь, буровя меня злым взглядом, – это все утка подсадная! Да мы ее даже не знаем!

Я успеваю отследить очень даже красноречивый обмен взглядами захватчиков и киплю от ярости. Ну конечно, дурочку тут из меня делать собрались! Фиг получится!

– Мне, на самом деле, плевать, – обрывая я поток лжи, – я вас знать не знала до этой тупой истории и не хочу знать впредь. Вы мне вообще никак не интересны. Я только хочу, чтоб вы побыстрее свалили и оставили меня одну наслаждаться природой и спокойствием. Звоните, давайте, Коню. Пусть скачет за вами.

– Так дело в том, что связи нет, Анастасия, – поясняет спокойно Кот, – вышки, похоже, попадали… Или сюда не добивает… Глушь такая, еба-а-ать…

– Ничего не глушь! – иррационально злюсь я за пренебрежение к своей малой родине. Ругать ее и называть жопой мира могу только я, а не всякие столичные извращенцы! – все тут прекрасно ловило всегда! Я работала даже отсюда!

– А ты кем работаешь, Анастасия? – пытается построить дружескую беседу Кот, – Конь говорил, вы учились вместе… Тоже журналистка?

– Нет, – отрубаю я эту попытку, – это не имеет значения…

Тут я задумываюсь, как быть.

Оставлять их здесь – вообще не вариант. Это тупо, это недальновидно, это опасно, в конце концов!

Мало ли, что эти придурки захотят сделать? И со мной в том числе? На них уже есть заява, могут решить, что одной больше – одной меньше… Они же спортсмены… Мышление линейное.

Поймав себя на слегка шовинистических, уничижительных мыслях, немного прихожу в себя. Но в любом случае, не настолько, чтоб разрешить двум потенциальным насильникам находиться в одном доме со мной.

Значит, надо выпроваживать…

Но вот как?

– Слушай, Анастасия…

О, а вот и торг подъехал… Не зря терпела, ждала… Складываю руки на груди, щурюсь сурово на Кота, потом перевожу взгляд на Егеря… И поспешно прячу глаза.

У него какое-то очень жесткое, суровое лицо… Губы сомкнуты, скулы напряжены… Словно еле сдерживается, чтобы… Что? Наброситься? Он в их веселой компашке – главный маньяк, что ли?

Ух… Мороз по коже…

Но вида не подаю.

Держусь непроницаемо.

Кот ловит мой опасливый взгляд на приятеля, тоже смотрит на Егеря, морщится досадливо.

Ну да, этот монстр все переговоры ломает… Непорядок. На месте Кота я бы его устранила.

– Слышь, Егерь, а что там с мясом у нас? Оно же замерзнет, нахрен, на улице. Может, займешься?

Ну вот, я же говорила. Смешные, словно дети малые. Предсказуемые.

– Я его в сени припер, – Егерь не собирается понимать бессловесную коммуникацию приятеля, с места не трогается, всем своим видом выражая твердое намерение врасти тут корнями. Ну, это вряд ли, дружочек… – А то, что на заморозку, снаружи пока оставил.

– Это вы зря, – спокойно комментирую я, – у нас тут медведи водятся… – делаю паузу, с удовольствием наблюдая за немного побледневшими рожами, и добавляю, – шатуны.

И ловлю свой маленький кайф от реванша. Не все вам, придуркам, пугать меня. Я тоже умею.

Естественно, никаких медведей у нас тут нет, не Сибирь все же, но вот волков и лис – полно. А еще кабаны дикие, которые пострашнее медведей будут…

Но эти столичные хлыщи, естественно, уроки географии в школе прогуливали, а потому верят в такой бред.

И рожи у них становятся менее уверенные в своей неоспоримой самцовой правоте.

Я наблюдаю за всем этим и ловлю себя на мысли, что в феминизме что-то есть… Вот так вот смотреть свысока на мужиков… Неплохо… Может, я – феминистка? Ну а чего бы нет?

Надо было раньше в себе это осознать, до того, как решила обзавестись семьей и «дитачками» и наступила для этой цели в говно по имени Женя.

– Конь, блять… – вспоминает незлым тихим словом моего бывшего закадычного друга Егерь, – а говорил, что тут ни одной живой души за километры…

– Ну так не обманул, – пожимаю я плечами, – деревня практически вымирает зимой, только пара домов остается… А звери бродят, да. Им раздолье сейчас.

Егерь хмурится, а затем молча идет к двери, прихватив по пути пуховик.

Мы с Котом провожаем его взглядами, молчим, пока не выходит за дверь.

И только, когда здоровенная фигура защитника уже на пороге, я не выдерживаю, бросаю наставительно:

– Если медведя увидишь, не беги ни в коем случае! Он догонит. Лучше падай на снег и притворись мертвым. А для еще большего эффекта в штаны наделай! Он побрезгует и уйдет!

Егерь выслушивает это все дело, не оборачиваясь, и выходит за дверь.

А я бормочу:

– Хотя, он и так побрезгует…

– Суровая ты девушка, Анастасия, – улыбается обаятельно Кот, присоединяясь ко мне, словно заправский психолог, – прямо не по годам… Кстати, тебе сколько лет? Конь говорил, что вместе учились, но по виду же едва школу закончила…

Я не реагирую на грубую лесть, смотрю на него, выгнув бровь.

Мы одни, приятель, Егеря с его бешеным взглядом нет. Давай. Торгуйся.

– Слушай… – не обманывает моих ожиданий Кот, придвигается ближе, кладет локти на стол, поза прям открытая-открытая… Ах ты, психолог ты доморощенный… Все эти подкаты знаю, блин! Столько в своей жизни такого дерьма для интернет-изданий психологических накатала, впору самой открывать кабинет психологической поддержки! – Ты же понимаешь, что, пока такая метель на улице, мы никуда не сможем уйти? Чисто физически?

– А меня это должно волновать?

– По идее, да… Оставление людей в опасности… Статья такая есть…

– Да. А еще есть статья – незаконное проникновение на частную территорию, взлом… Это я молчу про сексуальные домогательства, которые на вас уже висят. Да меня сто процентов оправдают, если я двоих придурков с таким букетом выкину на улицу!

– Черт… Анастасия, мы же говорили, что это все неправда! Понимаешь? Это – провокация, чтоб развести нас на деньги…

– Мне без разницы, – перебиваю я разошедшегося Кота, – я хочу остаться одна в своем доме! Понятно?

– Понятно, конечно, понятно… Но мы не можем никуда уйти! Телефон для связи не фурычит, местности мы не знаем, медведи, опять же… Мы, конечно, можем уйти… Но где гарантия, что дойдем до деревни? А если свернем не туда, замерзнем по пути? Пусть мы в твоих глазах преступники, но люди все же! Как ты себя будешь ощущать, если мы реально замерзнем, а, Анастасия?

Я молчу.

Как бы я ни была зла на них, как бы ни ненавидела за их проступки… Но в одном Кот прав: я не смогу спокойно сидеть тут, зная, что они ушли и пропали. С ума же сойду от чувства вины!

Но признаться в этом… Да ни за что!

– Анастасия… – Кот, сразу поняв, что удалось меня зацепить, кует железо, – давай так поступим: мы здесь побудем, пока не кончится метель и не появится связь. А потом вызвоним Коня и уберемся с твоей территории! Честное слово! Мы, как мыши, будем! Тихие!

Я делаю вид, что обдумываю, хотя ежу понятно: выбора у меня нет. Но торг – дело святое.

– Так, – я смотрю в шкодливые, обманчиво ласковые глаза, сурово сдвинув брови, – у меня есть несколько условий.

– Да хоть сто, Анастасия…

– Первое, – повышаю я голос, перебивая поток лжи, – я живу наверху, а вам туда хода нет. И вещи все вернули чтоб, как было. Дедову берданку – тоже!

Кот кивает, смотрит честным-пречестным взглядом, какие бывают у заправских лжецов. А я продолжаю:

– Второе: мою еду – не жрать! Все, что в кладовке на первом этаже – мое. Даже нос туда не совать! Третье – готовить самим! Кухню не засирать! Хоть пятнышко увижу, заставлю все перемывать! Четвертое – в доме не курить! Не пить! Не онанировать! Не орать! Не ходить голыми! И в трусах – тоже! Только одетыми полностью!

– А как же нам спать? – удивляется Кот, весело скалясь. Забавляют его мои условия, видите ли! Ну сейчас ты перестанешь улыбаться, гад!

– Одетыми! Даже если вас тянет друг к другу, в моем доме – никакого секса!

С огромным, просто крышесносным удовольствием наблюдаю, как глаза Кота становятся круглыми. Поймал плюху, нападающий? Так тебе!

– Дальше… Ты, может, записывал бы, а то, говорят, у спортсменов память слабая…

Кот хмурится, теряя свой благодушный настрой окончательно. Слабак ты, приятель! Это же я еще к моральной компенсации не перешла…

– А ты – та еще злючка, да, Анастасия? – кривится в ухмылке Кот, все же решая делать хорошую мину при плохой игре.

– Нет, – спокойно отвечаю я, – просто не люблю мудаков, насильников и…

– И мужиков? – перебивает Кот, и сразу становится понятно, что терпение у него тоже нифига не железное, – ты – лесбиянка?

Я ошарашенно молчу. Правда, недолго, настрой все же не пропал, и мне хочется его додавить. Наступить пяткой на яйца.

– Это имеет значение? – опять выгибаю бровь, – тебя смущают однополые отношения? Ты – гомофоб?

– Я? – смеется Кот, – не-е-ет! Ты чего! Я – уж точно не гомофоб! В смысле, гомов не боюсь совершенно.

– Тогда продолжим, – решаю вернуть я конструктив в нашу беседу, – итак… Про отсутствие секса я упоминала… Теперь про моральную и материальные компенсации…

Тут я вынуждено прерываюсь, потому что дверь распахивается и заходит смурной Егерь. Физиономия у него от присутствия на свежем воздухе не стала выглядеть более дружелюбной, что прямо странно. Не любит природу?

– Как там медведи? – ласково интересуюсь я, чтоб сразу с порога задать нужный тон беседе.

– Нормально, – басит Егерь, – один был, я его пинком под зад прогнал в лес… Какие-то они тут у вас, в Рязани, пугливые…

Вот это открытие! У нас Егерь шутить умеет, оказывается! Прямо чудеса на виражах. Или это воздух на него все же повлиял? Прочистил мозг? Но ладно. Вернемся к нашим баранам.

Перевожу взгляд с одного барана на другого и продолжаю:

– Так вот. Материальная компенсация: возмещение стоимости сломанного ноутбука, сотового телефона, бесперебойника и выносного жесткого диска. Берем ручку и пишем расписку.

И, так как ни один из мужчин не дернулся исполнять мое приказание, уточняю несколько растерянно:

– Вы писАть умеете?

От дверей слышится приглушенное матерное рычание, которое я стараюсь стойко игнорировать, а Кот смотрит на меня удрученно:

– Ты чего-то совсем нас за людей не считаешь, смотрю…

– Да нет… – я пытаюсь объяснить, что имела в виду, формулирую в голове у себя фразу и понимаю, что не знаю, что имела в виду. Заигралась, Масяня…

– Ладно, – решаю не заострять больше внимания на этом вопросе, продолжаю, – вон там, в ящике комода, листок бумаги и ручка. Должна писать…

Жду, пока Кот выгребет писчие принадлежности из комода и проверит ручку.

Егерь в это время снимает пуховик, вешает его на стоящую сбоку рогатую вешалку, садится с другой стороны от стола. И получается так, что рядом со мной.

Уж по крайней мере ближе, чем Кот.

Меня буквально продирает мурашками от его такого неожиданно тяжелого присутствия, но отодвинуться я не могу. Это будет слабость, и все переговоры насмарку пойдут. Потому мужественно терплю, только плечом невольно дергаю взволнованно.

– Так… – перечисляю опять все, что сломал Егерь, диктую дальше, – мы, тут ваши фамилии и имена полностью… Желательно еще и паспортные данные, конечно…

– Да ты ебанулась в край! – грохочет Егерь, – еще кредит на нас повесь, малахольная овца!

Я разворачиваюсь, смотрю ласково:

– Вот как? А еще я кто? Ты продолжай, продолжай… Я пока сумму моральной компенсации пересчитаю… С учетом вновь открывшихся обстоятельств…

– Анастасия, давай не будем принимать во внимание и усугублять, – торопливо вмешивается Кот, – мой друг немного…э-э-э… расстроился. Переборщил. Он извинится.

– Нихера!

– Извинится! – повышает голос Кот, яростно впираясь взглядом в Егеря, – потом. Сначала решим бумажные вопросы. Продолжай.

Егерь смотрит на меня страшно и холодно, ноздри его породистого носа подрагивают от гнева… А я неожиданно не столько пугаюсь, сколько… А нифига! Нифига!

Разворачиваюсь к Коту, который теперь мне кажется совсем безопасным, учитывая мою тупую реакцию на его приятеля и мои судорожно сжатые по этому же поводу бедра, и, стараясь сделать голос ровным, продолжаю диктовать:

– Обязуемся выплатить материальную компенсацию в размере двухсот тысяч (это – прописью в скобках) рублей…

– Ебанулась! – раздается сбоку низкий рык, и я сильнее сжимаю бедра, с удовольствием повторяя:

– Двухсот тысяч рублей… И моральную компенсацию в размере двухсот пятидесяти тысяч…

– Точно ебанулась!

– Зачеркни, напиши трехсот тысяч рублей, и прописью в скобочках. Число и ваши подписи. И расшифровку.

После того, как я завершаю, в комнате наступает тишина. Мертвая. И я бы даже назвала ее гнетущей.

Если б не мое довольно стучащее сердце и колотящаяся в щеки кровь.

– Кот, ты реально собрался это подписывать? – рычит Егерь, а я задаюсь вопросом: он вообще другие интонации знает? Ну, например, как он с женщинами, которые ему нравятся, разговаривает? В постели…

Так, стоп! Не интересно! Вообще не интересно!

Я торопливо поднимаюсь, под предлогом того, что хочу попить, иду к ведру, наполненному водой. Ишь ты, молодцы какие… Притащили же.

Набираю воду в кружку, специально для этих целей всегда стоящую рядом с ведром, пью.

– А воду, между прочим, я таскал, – хрипит Егерь, наблюдая за мной.

Я ставлю кружку на место, разворачиваюсь, улыбаюсь язвительно:

– Надо же, мелочность какая… А ничего, что вода из моего колодца? Может, еще спичками померимся? У меня тут пара коробков завалялась…

– Давай все же внесем коррективы в наши устные договоренности, – предлагает Кот, рассеянно перечитывая расписку и передавая ее Егерю, – у нас есть мясо, фрукты и свежие овощи. У тебя, наверняка, крупы, всякие, там, специи и прочее… Давай объединимся, Анастасия? И не будем делить продукты… А то и в самом деле… Мелочно как-то получается…

Я раздумываю, но недолго… В конце концов… Да фиг с ними, это же всего на пару дней… Надеюсь.

Или даже раньше, если быстро починят связь.

– Хорошо, – киваю степенно, – но готовить я не буду.

– Блять, понятно, почему ты не замужем в свой тридцатник, – хмыкает Егерь, осматривая меня своим жутким тягучим взглядом, – мало того, что характер – дерьмо, так еще и готовить не умеешь…

Ах ты, тварь! Нет, все же зря я пошла им на уступки! И сумма моральной компенсации явно мала!

Кот, поймав мой взгляд на расписке, торопливо забирает ее у приятеля и быстро расписывается.

– Все, мы же договорились? Все.

Егерь хмыкает и тоже подписывает.

А я, выдохнув и решив не опускаться больше до тупых разговоров их уровня, забираю бумагу со стола, аккуратно убираю в карман джинсов и иду к лестнице.

– Если есть какие-то вещи ваши в комнате наверху, то забирайте сейчас.

Иду наверх, меня догоняет Кот, топает следом, отставая на две ступеньки. И его взгляд на своей заднице я ощущаю очень даже хорошо. Как прикосновение.

Злюсь, стараясь не ускоряться, не показывать свой напряг, захожу в комнатку, тут же разворачиваюсь, чтоб встретить врага лицом к лицу.

И неожиданно упираюсь в широкую грудь, упакованную в свободную рубашку. Ворот расстегнут на несколько пуговиц, и видна темная поросль и какая-то татуха, переходящая лучами на шею.

Дыхание перехватывает, делаю шаг назад, упираюсь икрами в край кровати и чуть не падаю.

В последний момент Кот подхватывает меня за локоть, держит. Разглядывает с близкого расстояния, чуть склонившись, вроде как участливо, а на самом деле… По-другому.

– Ты чего, Анастасия? На ногах не стоишь… – его голос урчит прямо по-блядски, другого слова не подберешь. Так, что волоски по всему телу поднимаются, словно электризуясь и торкая меня малым разрядом электричества.

Резко выдираю локоть, одновременно сдвигаясь в сторону, шиплю презрительно:

– А не надо так близко подходить. Я терпеть такого не могу!

– А чего так? – Кот, как ни в чем не бывало, обходит меня, собирает по комнате вещи, плавно, особо не торопясь…

А я ловлю себя на том, что задыхаюсь от его присутствия. Слишком маленькое пространство. Слишком большой мужчина. Не настолько большой, как его приятель, но на голову выше меня. Это много, очень много…

И опасно. Вид его голых растатуированных рук опасен, и голос его урчащий. И взгляды, которые он нет-нет, да и бросает на меня, думая, что не замечаю. А я замечаю, не дура же.

Отхожу чуть подальше, чтоб не мешать собираться, на вопрос не отвечаю. Нефиг. Обойдется, разговаривать тут с ним.

Все основные моменты прояснили, остальное – незачем.

– Слушай, Анастасия, – Кот подхватывает сумку с собранными вещами, – давай дружить, а?

Леопольд, бляха муха!

– Нам здесь еще сидеть какое-то время… Не надо жить в постоянном напряге.

– Никакого напряга не будет, если вы не будете нарушать мои границы и следовать правилам, – сухо отвечаю я и выразительно киваю на дверь.

– Ну ладно… Как хочешь…

Кот, сверкнув напоследок белозубой улыбкой, выкатывается за дверь, а я с облегчением ее захлопываю за ним.

И сажусь на кровать, правда, тут же подскакиваю.

Он же тут спал! Надо белье сменить!

Роюсь в маленьком сундучке, в поисках дополнительного комплекта, нахожу, спешно перестилаю кровать, а то белье, что сняла, складываю у двери. Сжечь надо будет. Или отдать этим придуркам внизу. Пусть уж доиспользуют. А потом сожгу.