Текст книги "Легенда о втором отражении"

– Конечно, побежала, – сказал один из молодцев, доставая шприц.

Стасу сделали укол.

– Но я точно их видел! – уверял Стас санитаров.

– Конечно, видел, – соглашались с ним.

– Потом еще я слышал шорох…

– Это был Барабашка, он хороший, – ему не дали закончить фразу.

Стас быстро перестал кричать и возмущаться и совсем не сопротивлялся, пока его одевали, только все время повторял, что мыши были, он их сам видел. Санитары обратились к Аньке, она заявила, что знает только имя мужчины, больше ничего о нем сказать не может. В кармане рубашки нашлось водительское удостоверение. Его забрали санитары. Соседка все внимательно слушала, то и дело встревая. Ей будет о чем рассказать во дворе, прополощут мне косточки наши бабки.

Вскоре Стаса увезли. Анька закрыла дверь за соседкой и вернулась в комнату.

– Пошли мне голову смывать, я надеюсь, вода в чайнике еще не остыла? – как ни в чем не бывало обратилась она ко мне, потом посмотрела на мышек в банке и воскликнула: – Какая прелесть! Даже я бы до такого не додумалась! Откуда такие красавицы?

Я пояснила и поинтересовалась, не жалко ли ей бедного Стаса.

– Жалеть эту гниду? – прошипела Анька. – Ты что, не поняла? Это сын Инессы. Одним врагом меньше. Пусть теперь доказывает в психушке, что у него не белая горячка. А мамочка-то как порадуется!

– Но, Аня… – сделала я еще одну попытку.

– Не у тебя наследство отнимают и не твоего отца отправили неизвестно куда! – рявкнула моя дублерша. – Так что опустись на задницу и не вякай, ясно? Я за своего батю кому угодно горло перегрызу.

В этом я уже как-то не сомневалась, думая лишь о том, чтобы это было не мое горло.

Глава 7

Когда волосы у Аньки высохли, оказалось, что она теперь чуть светлее меня. Переборщили. Но у меня не было никакого желания краситься. А если я опять окажусь светлее, чем надо? Это же бесконечный процесс. Мы решили оставить все как есть. Если у кого-то сделаны видеозаписи не только ее, но и меня (а следовало ожидать, что Инесса постаралась и в этом плане), то нас в любом случае теперь перепутают, если поставят рядом.

Мы отправились на кухню пить кофе. Анька водрузила банку с цветными мышками на стол между нами и все никак не могла успокоиться. Вскоре мне это надоело (и кому, кроме Аньки, приятно пить кофе с мышами на столе?), я взяла банку и отнесла обратно в шкаф. Когда вернулась на кухню, Анька сидела в задумчивости и смотрела вдаль. Выражение лица у нее было озабоченным.

Я опустилась на свое место, одним глотком опрокинула в себя подостывший кофе. Анька молчала.

– Обиделась, что ли? – обратилась я к ней. – Аня, эти мыши…

– Да забудь ты про них! Все, закрыли тему. Других проблем немерено.

Я поинтересовалась, каких именно. Ведь если я правильно оценивала ситуацию, одним соперником стало меньше: Стасюс в психушке, причем наверняка не на один день. Даже если родственники и вытащат его оттуда, то, скорее всего, отправят в какое-нибудь элитное и чрезвычайно дорогое заведение для «новых русских», успевших сбрендить. Мышек он долго не забудет. То есть, по моему мнению, мы должны были бы сейчас отмечать устранение с пути одного из Анькиных конкурентов на наследство, а она тут сидит в грусти и тоске.

Все это я высказала своей копии и получила краткий ответ, в суть которого сразу не врубилась.

– Двух, – сказала Анька.

– Чего? – не поняла я.

– Устранены два конкурента, – пояснила Поликарпова.

Я выпучилась на нее большими круглыми глазами. Второй-то откуда?

Анька напомнила мне, что прошлую ночь уезжала по делам.

– Ты что, кокнула кого-то, что ли? – спросила я, подумав, что еще месяц назад мне бы и в голову не пришло задавать кому-то такой вопрос. А сейчас спрашиваю совершенно спокойным тоном. Уточняю один из возможных вариантов. Но месяц назад я не знала Аньку…

– Успели до меня, – заявила она.

Я поинтересовалась, о ком речь. Оказалось, что о Степане, ее среднем брате.

Я что-то промямлила, вроде: это же твой брат или что-то в том же духе, но Анька только махнула рукой. Родственные чувства к своим сводным братьям, как я успела догадаться, были ей чужды. Или страсть к обогащению пересиливала все остальное? С другой стороны, она с таким жаром говорила о матери и отце…

– И кто его? – снова подала голос я.

– Это второй вопрос, – ответила Анька. – Первый: где?

Я ждала продолжения.

Анька сообщила, что Степана прикончили в одной из ее «берлог». Кто мог про нее прознать? Степан навряд ли сам стал бы кому-то рассказывать о тайной квартире – это было совсем не в его интересах. Он клялся Аньке, что ни словом о ней не обмолвится никому из их общих знакомых. И дело даже не в клятвах.

Степан был «голубым». Если бы про это узнал отец, старший брат или сыновья Инессы – ему бы не поздоровилось. И Степан, и Анька очень хорошо знали отношение к подобной нестандартной ориентации в той среде, где вращались родственнички и их знакомые.

– Может, каким-то образом прослышали? – высказала я предположение.

– Степан был очень осторожен, – покачала она головой. – Очень. Он столько лет умудрялся это скрывать. Даже время от времени тусовался с какими-то женщинами. Я уверена, что никто из наших его не подозревал. И у него был один постоянный любовник. Уже три года.

Я уточнила, связывалась ли Анька с этим любовником.

Она была у него прошлой ночью. Страшная новость шокировала мужчину. И зачем ему было бы убивать Степана? Кто же убивает курицу, несущую золотые яйца? А Степан полностью содержал своего приятеля, причем на очень неплохом уровне.

Анька не сомневалась, что убийство ее брата совершено с одной целью: подставить ее. Выследили не Степана, а Аньку. Потом, по счастливой случайности для убийц, увидели Степана. Решили кокнуть – чтобы свалить преступление на нее.

Степана сделали разменной монетой. В распределении сил в семье он не играл особой роли. Ни рыба ни мясо. Мог примкнуть к одним, потом к другим. Жил как живется. Плыл по течению. Его ничто особо не волновало. Отец давал задания – он их выполнял. Получал достаточно денег на жизнь, удовольствия и развлечения. Его все устраивало. По большому счету, ему на все было наплевать.

Степана удовлетворяла версия смерти его матери от воспаления легких. Да, простудилась за городом – в те годы у Чапая еще не было хором в стиле Растрелли. Вторая жена Василия Ивановича поехала на дачу ранней весной, простудилась, телефона в деревянном доме не было, о сотовых в те годы еще не слышали. Когда за ней приехали, она уже находилась при смерти. Отвезли в больницу, но даже самые лучшие врачи не смогли ничего сделать.

– Может, и в самом деле умерла от естественных причин? – высказала я свое мнение.

– Да, жди больше, – хмыкнула Анька. – Если бы она одна, тогда ладно. А когда все три папочкины жены отдали концы, то невольно начнешь задумываться. Не слишком ли много совпадений?

– И все от воспаления легких? – спросила я.

Анька покачала головой. Мать Ивана, старшего Анькиного брата, утонула, хотя, как моя копия выяснила у челяди, помнившей всех жен, первая жена Чапая великолепно плавала, даже имела по плаванию какой-то разряд. Но почему-то ее понесло на речку опять же ранней весной, когда народ еще не перебрался на дачи. Приперло ей искупаться – и она утонула в холодной воде. А спустя какое-то время вторую жену – мать Степана – почему-то понесло на дачу опять же ранней весной – и она там заболела.

– А твоя мать?

Насколько помнила Анька (а ей было одиннадцать, когда умерла мать), с ее родительницей происходило что-то странное. Не в годы Анькиного детства, а только в последний год жизни. То она запиралась в своей комнате и никого к себе не пускала, причем иногда из комнаты доносились непонятные для детского уха звуки, то подолгу молчала, не желая ни с кем разговаривать.

– Но я очень хорошо запомнила одну фразу, сказанную матерью, – сообщила Анька. – «Бойся Инессу». Это у меня твердо отложилось в мозгу. Потом, став старше, я проанализировала все, что помнила. Все обрывки, запечатлевшиеся в детской головке. Ведь Инесса – медсестра. Она ведь, кажется, сама это тебе сказала? Я считаю, что Кальвинскене подсыпала матери в еду или в чай какие-то препараты. Уколы-то навряд ли делала. Хотя… Поэтому мать и впала в депрессию. А потом наглоталась таблеток. Я не была на похоронах. Меня не пустили.

У Аньки на глаза навернулись слезы.

– Я неделю билась в истерике, еще месяца три приходила в себя, а потом приняла решение. – Голос Аньки сделался твердым. – Я дала себе слово, что сживу эту суку со света! И я стала другой. Я почувствовала свою силу. И Инесса ее почувствовала, хотя я и обставляла свои действия, как невинные детские или подростковые шалости. И до сих пор практически все считают, что я лишь шалю. – Анька хмыкнула. – Но Инесса-то знает, что все это направлено против нее.

– М-да… – протянула я.

Ну и семейка.

И теперь Инесса хочет отправить Аньку в клинику. Избавиться от нее, как в свое время избавилась от ее матери. По несколько другим причинам, но тем не менее. Правда, в подобную клинику Анька (не без моей помощи) только что отправила ее собственного сына…

И что теперь? Поняв, что до Аньки не добраться, Инесса решает ее подставить, прикончив Степана в Анькиной «берлоге» (скорее всего, не своими руками, у нее для этого достаточно людей). В квартире, несомненно, остались Анькины отпечатки пальцев. Возможно, рядом с телом брошено оружие, которое тоже каким-то образом можно связать с Анькой. Она же – не я, ни разу не державшая в руках ни пистолет, ни автомат, ни тем более гранатомет. Я, кстати, не удивлюсь, если у моего двойника подобное добро ожидает своего часа в каких-нибудь загашниках. А у Инессы, конечно, есть связи и в ментовке, и в прокуратуре, и еще где надо. Там намекнуть, туда идейку подбросить, слушок пустить… Не мытьем, так катаньем. И пошла Анечка по этапу, если не хочет в психушку.

И жертва выбрана вполне удачно. Чапай ведь любимую дочку от чего угодно отмажет. А тут родная дочь убила родного сына. Пожалуй, только после убийства сыновей Василий Иванович мог бы согласиться больше не помогать Аньке. Если согласится, конечно. Если он еще имеет право голоса. Я так и не получила от Аньки вразумительных объяснений насчет того, что происходит с ее отцом. Вроде бы Инесса уже прибрала к рукам нефтяную империю? Или еще нет? И ведь Инесса вполне может пожертвовать и вторым сыном Чапая (вернее, первым – старшим, Иваном). Как раз уберет конкурентов с пути. Всех конкурентов – если обставит и смерть Ивана как дело рук Аньки.

– В общем, подстроено все очень умно, – констатировала Анька. – Скорее всего, Инесса постаралась. Или ее старший сыночек. Мог и твой друг Хвостов из «Сатурна» помогать. Он большой спец по мокрым делам. Но все равно без этой сучки не обошлось. В общем, счет пока один – один. Степан и Стасюс.

– Стасюс жив, – заметила я.

Анька махнула рукой:

– Нужен он своей мамочке с белой горячкой. Нет, Лерка, Стасюс – больше не конкурент. Он вышел из игры.

Я поинтересовалась, что она намерена делать теперь. Кем или чем заниматься?

– Надо избавиться от трупа, – заявила она.

Я опять вылупилась на Аньку:

– Но если ты говорила, что тебя хотят подставить?.. Значит, в той квартире засада или…

– Может, и нет, – спокойно сказала Анька. – Ведь если хотят подставить меня, меня надо там заловить, правда? Поймать, так сказать, на месте преступления. Вот я, вот труп. Берите тепленькую. А мне потом объясняй ментам, как он оказался в моей хате с лишней дыркой в голове.

Анька считала, что, скорее всего, у дома установлено наблюдение. По крайней мере, она сама на месте Инессы поступила бы именно так. Как только Анька появляется, ее берут под белы рученьки.

– Но ты ведь же появлялась там, – вполне резонно заметила я.

Анька только зашла в квартиру, мгновенно оценила обстановку – и сделала ноги, причем через чердак. Из чердака открыла люк на крышу, по крыше пробежала до последней парадной, выходящей на другую сторону, выскочила из нее и была такова. Анька не имела дурной привычки ставить машину рядом с домом, в который шла. Ведь даже перед моей парадной ее авто никогда не появлялось. Она быстренько добралась до места, где оставила тачку, вскочила в нее, отъехала, припарковалась, подумала, позвонила любовнику Степана, встретилась с ним, потом поехала назад ко мне.

– В общем, менты могли быть на месте, а могли и не быть, – сказала Анька. – Вообще за домом мог никто не следить. Или не следить ночью. Я же завалилась во втором часу. Так что я считаю, что нужно снова наведаться. Если труп еще там – вывезем его. Ты представляешь, что с ним будет дальше при такой погоде?

Я не очень представляла, потому что, к моей великой радости, до этого к трупам не имела никакого отношения и предпочла бы их никогда не видеть поблизости, но догадывалась, что при такой жаре за окном (как я подозревала, в Анькиной «берлоге» кондиционера не имелось, по крайней мере он не работал круглосуточно, раз там никто не жил постоянно) тело должно в самом скором времени начать разлагаться, если уже не начало.

– То есть ты хочешь проникнуть в квартиру? – уточнила я.

– Да, и вывезти тело, если его еще не вывезли. Ну и избавиться от всех улик.

– Там что-то валялось рядом с телом?

– Пистолет какой-то. Я в моделях не разбираюсь, – призналась Анька. – Возьмем с собой. Потом как-нибудь используем. Я придумаю.

В последнем я как-то не сомневалась. Не хотелось бы мне оказаться по другую сторону баррикад от Аньки. С ее-то идейками…

Затем я задала вопрос, на эту минуту волновавший меня больше всего:

– Кто поедет?

Мне, откровенно говоря, ехать в квартиру с трупом, а, возможно, еще и с ментовской или бандитской (не знаешь, кто лучше) засадой, совсем не хотелось.

– Вдвоем. Одной не справиться.

Я молчала.

– Полезем через соседнюю квартиру, – продолжала Анька.

– Ты знаешь соседей?

Анька покачала головой. Она не была знакома ни с кем в доме, но это ее не смущало. Поскольку сейчас лето, можно залезть в одну из квартир в соседней парадной, а оттуда перебраться в «берлогу».

– Ты что, обалдела? – спросила я. – А сигнализация? А…

Анька махнула рукой и заявила, что все это – проблемы решаемые. Я молча слушала, каким образом она намерена их решать.

Идти через парадную, в которой находилась «берлога», Анька не собиралась. По крайней мере через дверь с улицы. В любом случае мы проникаем в дом через угловую парадную, из которой Анька его покидала. Поднимаемся на чердак, оттуда на крышу, с крыши в парадную, следующую за той, в которой расположена нужная нам квартира. В идеале, если пустой окажется квартира, с которой у Аньки соприкасаются лоджии. Тогда мы с одной лоджии перелезем на другую. Сигнализацию, если она есть, Анька возьмет на себя. Она знает, как ее отключить.

– А если в соседней квартире кто-то есть? – не отставала я. – И как ты вообще узнаешь, есть или нет?

– Сейчас поедем еще в одну мою «берлогу»…

– Сколько их у тебя? – перебила я.

Анька только усмехнулась:

– Много. В общем, в той «берлоге», в смысле во второй, у меня стоит компьютер. Его, кстати, надо бы перетащить к тебе… Там у меня все питерские телефоны с адресами и списками жильцов. По адресу узнаем телефончик, позвоним. Никто не берет трубку – значит, хозяева отсутствуют. Потом позвоним следующим. Ну в какой-то же квартире должно быть пусто?!

Я поинтересовалась, что мы будем делать, если пусто окажется в верхней или нижней квартире, тем более расположенной в соседней парадной. Как тогда Анька планирует перебраться в свою?

Оказалось, что она имела в запасе не только компьютер, но и альпинистское снаряжение. И намеревалась им воспользоваться.

– У тебя есть хоть какой-то опыт в этом деле? – спросила я, никогда в жизни не ходившая в горы и такого желания не испытывавшая.

– Есть, – усмехнулась Анька. – Расскажу как-нибудь на досуге. Не бойся, Лерка, это не так страшно, как тебе кажется. Прорвемся.

Поликарпова замолчала, задумавшись, а потом медленно произнесла:

– Может, еще взять твоего ребенка…

– Ну уж нет! – возмутилась я. – Обойдешься! Ребенка не дам! И нечего ему на трупы смотреть.

– Как знаешь, – пожала плечами Анька. – Он бы мог здорово помочь нам.

– Нет!!!

Достойная наследница Чапая поняла, что меня не уломать, и заявила, что нам следует сейчас немного поспать перед ночным выступлением – на дело мы пойдем не раньше одиннадцати. Я сказала, что схожу за Костиком к соседу.

– Он может спать один? – спросила Анька.

Я кивнула, сказав, что его обязательно нужно предупредить, чтобы не испугался, проснувшись в одиночестве. Но мне не раз приходилось оставлять сына одного.

– Может, оставить его у Лешки? Или отвести к Артуру? – предложила я.

Анька покачала головой и заметила, что чем меньше людей знают о наших ночных (и вообще любых) похождениях, тем лучше. Костик как раз в случае необходимости обеспечит нам алиби.

– А милиция?.. – открыла рот я.

– Алиби для ментов меня волнует меньше всего, – сказала Анька. – Костик должен говорить всем, включая Артура и Леху, что ты всю ночь спала в своей кровати. Он вставал писать или пить, или куда там еще он встает ночью – и ты тихо и мирно лежала там, где и следовало. А меня тут вообще не было. Для всех, кроме Артура и Лехи. Для них – я ночевала у тебя на раскладушке.

– Ясно, – сказала я и отправилась за сыном.

* * *

В одиннадцать вечера мы по очереди покинули мою квартиру. Вначале вышла я, через пятнадцать минут Анька. Костику было велено к телефону не подходить и дверь никому не открывать. Мы спим. Номера сотовых телефонов (Анькиного и моего) были ему оставлены, чтобы звонил в крайнем случае. Ребенок заявил, что будет нас ждать, потому что ему очень интересно послушать про наши приключения. Он хотел было увязаться с нами, Анька попыталась его поддержать, но я так рявкнула на них обоих, что эта авантюристка вместе с моим сыном предпочли заткнуться и не настаивать.

– В следующий раз, – сказала Костику Анька. – Видишь, как мама ругается. Эх, был бы ты моим сыном…

– Так роди себе, – заметила я. – Это мужику обязательно жена нужна, а мы-то, слава богу, можем обзавестись и сами. Дело нехитрое.

– И что я буду делать с ребенком? – посмотрела на меня Анька, как на умалишенную. – И на сколько выключиться-то надо? Ведь с пузом по чужим балконам не полазаешь, как я понимаю? Хотя…

Мы обе расхохотались. По-моему, Аньку с ее страстью к приключениям ничто не могло остановить. Но представить ее мамашей я тоже не могла, хотя они и нашли с Костиком общий язык.

Наконец мы нырнули в неприметную «шестерку», мирно ожидавшую нас на Белградской, недалеко от проспекта Славы.

До очередной «берлоги» ехать было недалеко – минут десять, – и вскоре мы оказались на месте. Анька открыла дверь своим ключом, потом поколдовала с какой-то аппаратурой, пробурчав что-то о сигнальных линиях, которые подсказывают ей, имело ли место несанкционированное вторжение в ее логово или нет. Бог миловал. В Анькино отсутствие никто в квартире не появлялся.

Хата имела нежилой вид. Это ведь всегда чувствуется, а женский глаз обычно подмечает мелочи, свойственные дому, где есть хозяйка. Всегда найдутся какие-то милые сердцу безделушки, яркие тряпочки или что-то еще, свидетельствующее о том, что здесь живут. Анькина же «берлога», с одной стороны, представляла собой склад, с другой – была местом для быстрой случки.

Квартира оказалась однокомнатной, большую часть этой самой комнаты занимало огромное ложе. В нем же находился тайник.

Вообще-то тахта на всю комнату – это для французов, американцев и прочих забугорных жителей, у которых, кроме спальни, есть гостиная, столовая, кабинет, детская и что-то там еще, а не для среднего совка, вроде меня с бабушкиной «хрущобой», где две комнаты используются во всех перечисленных целях одновременно. Мой любимый диван служит мне и спальным местом, и местом для рассаживания гостей, и шкафчиком для белья, и читальным залом. Все в одном флаконе, как говорится. Но ведь у Аньки, в отличие от меня, несколько квартир, а у ее папаши вообще дворец в стиле русских царей.

Анька приподняла одну часть тахты – и взору открылся склад оружия, как огнестрельного, так и холодного. Здесь также были газовые пистолеты и баллончики, «сюрпризы» с несколькими видами газов, гранаты. Какая-нибудь воинская часть в средней полосе России могла бы позавидовать ее арсеналу.

– Ты умеешь всем этим пользоваться? – обалдело спросила я. – Не боишься, что взорвется в руках?

– Умею, – сказала Анька, внимательно рассматривая содержимое тайника, явно выбирая, что может пригодиться во время планируемого предстоящей ночью выступления. – В марках оружия не разбираюсь совершенно. Меня всегда поражает, как мужики сразу определяют, «стечкин» это или «тэтэшка». Мельком глянули – и пожалуйста. Говорят, их спутать невозможно. Мне уже раз сто объясняли, что есть что, но я не забиваю себе голову. Зачем мне названия? Но на что нажать, чтобы пульнуть, – в курсе. С этим разбираюсь сразу. И какой может быть результат, обычно прогнозирую со стопроцентной точностью. И вообще люблю популять!

Я поинтересовалась, выдаст ли Поликарпова и мне что-нибудь в личное пользование.

– А что ты хочешь? – Анька подняла на меня взгляд (она сидела на корточках перед тайником, я стояла).

Я пожала плечами. Вообще-то я предпочла бы ни к чему из этого добра не притрагиваться и никогда его в жизни не видеть. «Доиграется Анька, – пронеслась мысль, – и ты с ней на пару», но вслух я ничего не сказала.

Анька выдала мне газовый баллон и пару «сюрпризов», предупредив, что их, возможно, придется забрасывать в квартиру, чтобы нейтрализовать врага. Я вознесла молитву всевышнему, чтобы никого нейтрализовывать не пришлось. Я не могла представить себя, забрасывающую эту штуковину в квартиру или еще куда-либо.

Себе Анька взяла два маленьких баллончика и три «сюрприза».

– Огнестрельное что-то берешь? – поинтересовалась я.

– Не сегодня, – ответила она. – Какая, к чертям собачьим, перестрелка?

Я опять пожала плечами. По-моему, с Анькой можно ожидать чего угодно.

Поликарпова тем временем закрыла первый тайник и передвинулась к другой части огромного ложа. Как выяснилось, оно состояло из отсеков разной величины, поверх которых лежал толстый матрас. Попасть в отсеки можно было, лишь нажав на определенные рычажки. Я поинтересовалась, откуда она взяла такую кровать. Анька ответила, что для нее специально собирали это ложе по спецзаказу. Знали бы сборщики, что тут будет храниться…

Вскоре две спортивные сумки (одна – прихваченная из моей квартиры, вторая Анькина) были наполнены. К оружию добавилось альпинистское снаряжение и еще несколько предметов, предназначения которых по внешнему виду я определить не могла. Анька пока ничего не объясняла, да я и не видела всего, чем она набивала сумки. Я считала, что она лучше меня знает, что нужно брать с собой. А что вообще берут с собой в таких случаях? И сколько таких случаев было в Анькиной жизни?

Наконец она оставила ложе в покое и села за стоявший в углу компьютер. Я тем временем отправилась варить кофе. На кухне имелся полный набор продуктов быстрого приготовления и длительного хранения. В общем, осаду выдержать можно.

Когда я вернулась в комнату с подносом, Анька уже звонила по телефонам, найденным в компьютере, и что-то записывала на листок. Я решила пока воздержаться от вопросов. Наконец она закончила подготовительную работу и повернулась ко мне.

– Пока никого нет в двух квартирах, – сообщила моя копия. – Одна в соседней парадной этажом ниже, вторая – в той же, на два этажа выше. Других вариантов нет.

– А сама квартира-то на каком? – спросила я, не задававшая этого вопроса ранее: как-то не приходило в голову. Или я все еще надеялась, что пойдем через дверь, как нормальные люди.

– На седьмом, – сообщила Анька.

Я спросила, сколько этажей в доме. Она ответила, что девять. То есть одна пустая квартира на последнем, вторая – на шестом. И какой же вариант для Аньки предпочтительнее?

Мне было заявлено, что мы попробуем идти через парадную, в которой находится нужная нам квартира. С крыши спустимся на лоджию девятого этажа, выйдем на лестницу, как бы намереваясь вынести мусор, а там, если на лестнице нет дежурных, – а скорее всего, они оставлены на улице, если есть вообще, – войдем в Анькину квартиру через дверь.

– Но почему нельзя выйти на лестницу с чердака? – спросила я.

– На чердаке может ждать засада. Если за домом следили и видели, как я в него заходила, то поняли, что я могла смотаться только через чердак. На месте Инессы я оставила бы людей там. Так что на чердак ни в коем случае нельзя. В смысле, чердак моей парадной. Соседней можно было бы.

Я заметила, что если мы будем выходить на лестницу из квартиры девятого этажа, то с чердака нас вполне могут увидеть.

– Не узнают, – сказала Анька, раскрыла уже застегнутую сумку и показала мне два парика.

Я не видела, когда она их туда положила.

– Подумают, что жильцы вышли к мусоропроводу. Вполне естественно. Никто же не ожидает, что это ты или я.

– А если все-таки через соседнюю парадную? – спросила я.

– Тогда заходим в квартиру на шестом этаже, выбираемся на лоджию – и забрасываем крюк. Потом по веревке вверх.

– Это с шестого на седьмой этаж?! На такой высоте?! – я чуть не потеряла сознание.

– А как ты думала выбираться обратно на крышу? – насмешливо поинтересовалась Анька.

Мне стало еще хуже. Взбираться по веревке вверх… На такой высоте… А если она не выдержит? Или я просто не смогу забраться? Я посмотрела на свои руки. Они выдержат вес моего тела или как?

– Анька… – пролепетала я. – Я не смогу. Я не пойду. Я подстрахую тебя на улице. Но с крыши… На крышу… по веревке. Я не могу. Анька, мне страшно! Я никогда в жизни…

– Все в жизни когда-то бывает впервые, – заметила Чапаева кровиночка. – Пойдешь. Куда ты денешься?

– Поеду домой, – твердо ответила я и развернулась.

Но тут же услышала у себя за спиной какой-то звук, происхождения которого определить не могла.

Я повернулась. На меня смотрело дуло пистолета.

– Он не газовый, – спокойно проинформировала меня Анька.

– Ты спятила. – Я глядела на черную дыру как завороженная. Неужели Анька сможет выстрелить? Вот так хладнокровно? Взять и убить человека? Меня?!

Казалось, она прочитала мои мысли. И усмехнулась.

– Смогу, Лерочка. Смогу. Уже доводилось. Это первый раз страшно. Звук очень неприятный, когда пуля входит в человеческое тело. Или это мне только так кажется? – размышляла Анька вслух, не убирая оружия. – Кстати, знаешь, что мне говорил один инструктор? Самое сложное – это сломать в ученике страх перед выстрелом в человека. Но во мне его уже нет. Давно нет. А ты, детка, запомни: будешь делать то, что я скажу. И пока ты мне нужна…

Вот за эту-то фразу я и уцепилась.

Я спокойно проследовала на ложе, плюхнулась на него, потом опустилась на спину, поставила одну ногу, согнув в колене, положила вторую на нее, под голову подтянула пару подушек, чтобы хорошо видеть Аньку. Пока я производила эти манипуляции, Анька вопила что-то как резаная. У нее на губах даже выступила пена. А я, устроившись поудобнее, расхохоталась ей в лицо. Лежала, помахивая ножкой на весу, и хохотала.

– Да заткнешься ты наконец?! – заорала Анька и разревелась. Пистолет она бросила на пол.

Я ждала, пока она успокоится, и думала: девка-то в самом деле не в себе или как? Какого черта было наставлять на меня оружие? Чего она добивалась? И если мы союзницы, так разве нельзя договориться по-нормальному? И как мне теперь вести себя с ней? В любом случае будет лучше, если мы тихо-мирно отправимся домой. Было бы еще лучше, если бы я отправилась к себе домой, а Анька – куда ее мятежной душеньке угодно. Мне стали надоедать опасные для здоровья игры.

– Сходи умойся, – велела я ей.

Анька кивнула и удалилась, а я быстренько вскочила, схватила пистолет, стараясь ни на что не нажать, и осторожно спрятала его под подушку.

Как только Поликарпова снова зашла в комнату, она тут же попросила у меня прощения.

– Лера, ты пойми: нервы у меня на пределе. Я ведь такое пережила… Лера, ты не представляешь…

Я слушала вполуха, продолжая размышлять. Как мне от нее отделаться? Может, в самом деле сдать с потрохами Инессе? Психиатр-то Аньке совсем не помешает. В любом случае.

Или Артему? Может, каким-то образом связаться с Комиссаровым и посоветоваться? Но как с ним свяжешься? Вообще-то можно попытаться найти тот дом, в который привозили нас с Костиком. Кто-то же должен там жить постоянно? Или попросить помощи у Артура с Лехой. Соседи, пожалуй, найдут какой-то выход. Кто хочет, тот всегда найдет.

Наверное, я слишком глубоко задумалась. Когда я снова посмотрела на Аньку, в ее руках опять был пистолет… И глядела она на меня холодными глазами. Неотрывно.

– Лежать и не двигаться! – рявкнула моя мучительница.

Откуда она второй-то вытащила?

Поскольку мои руки были заложены за голову, а пистолет, подобранный с полу, спрятан под подушкой, я решила, что стоит сделать попытку его достать.

Я зевнула и потянулась. Анька что-то заорала. Я резко перевернулась на бок, выхватила пистолет из-под подушки и направила на нее. Два выстрела грохнули одновременно.

На том месте, где я только что лежала, в подушке образовалась дырочка. Я попала в дверь.

Я бросила пистолет на пол, словно он вдруг превратился в кусок раскаленного металла, который жег мне руки. Меня всю трясло. Мне еще никогда не доводилось стрелять. Нет, что-то подобное я производила в школе на уроках начальной военной подготовки. Но когда это было? И из чего мы там палили? Из каких-то древних винтовок. А тут… И как я вообще смогла выстрелить?! Как это получилось?!

Я закрыла голову руками и вся сжалась в комок, продолжая сидеть на ложе. Внезапно я почувствовала, как меня обнимает теплая рука. Я вскочила с кровати словно ужаленная.

– Успокойся, Лерка, – спокойно произнесла Поликарпова. – Ты молодчина. Все сделала правильно.

– Что… я сделала… правильно?

Я смотрела на Аньку расширенными от ужаса глазами, стоя у стены и желая вжаться в нее всем телом. Анька спокойно разглядывала подушку.

– Придется выбросить, – заявила Анька, не отвечая на мой вопрос, потом подняла на меня глаза. – Это был тест, Лера. Ты его прошла. В следующий раз будет легче. Вообще будет просто. Уверяю тебя.

– Что будет просто? – Я не понимала, о чем говорит Поликарпова.

– Если ты загнана в угол и тебе нужно спасать свою жизнь, ты ее спасешь. Ведь лучше нажать на спуск, чем умереть самой, правда? Ты в состоянии выстрелить в человека. Многие ломаются. Кстати, большинство – по крайней мере, из тех, кто попадался на моем пути. А ты боролась. Молодец. Меня устраивает такая напарница. С тобой можно идти в разведку. Теперь я спокойна.