Текст книги "История падшего ангела"

Махнув рукой в сторону Агнессы, Владислав Михайлович задрал Андрюшин рукав. Но наш солист не был идиотом, он всегда кололся в нижнюю часть затылка, под волосами, чтобы видимых следов не оставалось, о чем как-то по секрету сказал нам с Анькой. Вот если ментовский начальник выполнит свою угрозу и побреет его наголо… Агнесса тем временем хватала «Владика» за рукав и вещала о том, что Андрюша только иногда балуется травкой, потому что ему с его напряженным графиком обязательно нужно расслабляться. И от травки цирроза печени не бывает.

– За алкоголь статьи нет, а за наркотики – есть, – произнесла я вслух, ни к кому конкретно не обращаясь и глядя в стену перед собой.

Надо отдать должное Агнессе Геннадьевне, соображала она мгновенно. Даже не посмотрев в мою сторону, она тут же стала рассказывать «Владику», что после вчерашних переживаний Андрюша не мог не выпить. Ну такой стресс у мальчика! А дома ни одного трезвящего порошка (как мы их называем) не осталось.

– Настенька! – Агнесса повернулась ко мне с заискивающей улыбкой. – У тебя ничего не завалялось в сумочке для Андрюши? Ты же его иногда выручаешь? Женечка! Может, у тебя есть? А то у нас все закончилось. Ребята, вы в Германию не собираетесь в ближайшее время? Кому бы заказать порошочков?

Владислав Михайлович тут же поинтересовался, о каких порошках идет речь, Агнесса принялась объяснять, чем весьма заинтересовал и Петрова со Санидзе. Женька тем временем достал из глубокого кармана своей куртки небольшой пакетик, который, как я догадываюсь, он припас специально для наших коллег, попросил у Петрова воды, тот кивнул на графин и грязные стаканы. Агнесса заорала, что не даст поить своего ребенка водой с микробами, не хватало ему подцепить какое-нибудь заболевание, небось поят тут всяких заразных бандитов. Она схватила один стакан, выяснила, где туалет, и побежала его мыть, лишив нас на время своего незабываемого общества.

– Ух! – выдохнул Петров одновременно с Санидзе. Владислав Михайлович опустил Андрюшин рукав, к своему удивлению никаких следов уколов там не обнаружив, и пытался трясти солиста, чтобы хоть как-то привести его в чувство.

– Оставьте его, – усталым голосом сказал Женя. – Через полчаса он будет как огурчик.

Владислав Михайлович глянул в нашу сторону, еще раз тряхнул Андрюшу, но безрезультатно, тот снова рухнул мордой лица на стол, свалил на пол какие-то бумаги и засопел. Владислав Михайлович оказался большим знатоком великого и могучего, который использовал для описания своих чувств к Агнессе Геннадьевне и Андрюше.

– Простите, а вы что, с ними знакомы? – поинтересовалась я из чисто женского любопытства.

– Бывшая моя женушка, – выдохнул он. – И пасынок. Что она сделала с парнем?! Говорил я ей…

По-моему, Владислав Михайлович только теперь понял, кем стал сын его бывшей жены. Это и немудрено: никто из маминых подруг не знает, что я – Шуша. Правда, Андрей и на сцене, и в жизни выглядел одинаково: волосы достигали ему до плеч, часть прядей окрашена в красный цвет. Иногда Андрюшин парикмахер ему взбивал шевелюру, многим девчонкам это очень нравилось, но только не мне. На Андрюшу (зная его как облупленного) я никогда не имела никаких видов, что было доподлинно известно Агнессе Геннадьевне, и я была единственной особой женского пола, кого Андрюшина мама принимала. Она даже иногда «поручала» мне свое сокровище, в особенности во время заграничных гастролей, куда ее не брали. «Я на тебя очень надеюсь, Настя», – сурово говаривала мне Агнесса Геннадьевна. Мне же она звонила узнать новости и сплетни. Мое воспитание не позволяло послать ее подальше, хотя часто очень хотелось. Анька посылала, они несколько раз даже дрались (с переменным успехом). Мне же Агнесса Геннадьевна жаловалась на достающих Андрюшу (и ее) поклонниц, ни одна из которых ей не нравилась. По-моему, такое вообще невозможно. Я считала, что Андрей никогда не женится.

– И долго ты с ней прожил, Михалыч? – тем временем усмехнулся майор Петров.

– Восемь месяцев выдержал. Ушел, чтобы ее не пришибить. Не хотелось из-за нее в тюрьму садиться.

Насколько мне известно, у Агнессы было четыре мужа. Все они от нее сбежали, не выдержав и года. Об этом нам с Анькой в свое время поведал Леонид Борисович. Максимов считал, что такое количество мужиков в ее жизни да и мамашин нрав наложили неизгладимый отпечаток на Андрюшу и сформировали его характер, вернее, полное отсутствие такового. На Андрея нельзя было ни в чем положиться: он мог напиться в самый ответственный момент, чтобы избежать ответственности. Хорошо, что химики (или фармацевты?) изобрели порошки, которые довольно быстро могут привести человека в чувство. Только у Андрюши эти снадобья почему-то моментально заканчивались.

Наверное, он так часто менял женщин для того, чтобы самоутвердиться, но и тут вмешивалась мама. Она вообще всюду лезла, а после того как Андрюша подцепил какую-то заразу из ряда ЗППП, задолбала Леонида Борисовича, чтобы он взял в группу сопровождения гинеколога, который проверял бы всех девчонок, желавших отдаться звезде, ну и всем остальным мальчикам, добавила Агнесса Геннадьевна. «Тогда уж венеролога надо брать», – хохотнул Максимов, но отказался: этим вопросом пусть мальчики сами занимаются, а мамочка, если уж так обеспокоена, может или покупать сыну презервативы и самолично их надевать или объяснить ему, что следует завести одну постоянную девушку, а вообще надо должным образом воспитывать сына и не мешать ему развиваться, как всем нормальным мужикам.

После чего состоялся грандиознейший скандал. Агнесса Геннадьевна была готова разорвать Леонида Борисовича на куски. Она считала, что ее воспитание достойно всяческого подражания (результат его в тот момент пытался продрать глаза после очередного бодуна). В общем, Максимову удалось от нее отвязаться, только когда он пригрозил, что найдет замену ее сынку. По-моему, у Максимова уже давно назревала эта идея. И все благодаря Андрюшиной мамочке.

В коридоре опять послышались вопли Агнессы Геннадьевны, общавшейся с нашими поклонниками, она влетела в кабинет, дверь перед носом у жаждущих автографов захлопнула, выхватила у Женьки пакетик, растворила порошок в половине стакана воды (которую вначале попробовала сама), подскочила к Андрюше и стала убеждать его выпить лекарство. Сын никак на нее не реагировал.

А я уставилась на правую руку Агнессы. Кольцо-то где? – подумала я. Она постоянно носила на безымянном пальце колечко в виде симпатичной змейки с глазами-рубинами. Мы еще с Анькой его обсуждали, и подружка хотела заказать себе такое же. Мне удалось ее отговорить: зачем ей одинаковое с Агнессой? По-моему, это был повод для очередного скандала, если не драки. Андрюшина мамочка всегда выступала за индивидуальность и не потерпела бы, что кто-то обзавелся такой же вещицей, как и у нее. А если этот кто-то еще и Анька… Мне не хотелось бы оказаться поблизости в момент выяснения ими отношений.

Но сейчас кольцо почему-то отсутствовало. А ведь Агнесса его, кажется, раньше не снимала… Или я ошибаюсь? Или у змейки отвалилась головка? Вполне могла, если хозяйка кольца вступила с кем-то в схватку.

– Настя, помоги! – бросила через плечо Агнесса Геннадьевна.

Я встала и приблизилась к Андрюше, Женька тоже подключился. Милиционеры с интересом наблюдали за этой сценой. Процедура была нами уже неоднократно опробована. В общем, растворенный в воде порошок мы в Андрюшу влили, хоть он и сопротивлялся.

– Ну вот и ладушки, – повеселела Агнесса. – Через полчаса Андрюшенька будет как огурчик. – Затем она высказала нам с Женькой претензию относительно того, что мы ее не предупредили, что Андрюше сегодня нужно быть в ментовке.

– А почему это, интересно, они должны тебя предупреждать? – рявкнул Владислав Михайлович, который не мог разговаривать с бывшей женушкой нормальным тоном. Хотя кто может-то?

Агнесса заорала на него, поясняя, что мы с Женькой давно знаем Андрюшу и должны понимать, что мальчик сильно переживает из-за гибели продюсера и забыл все на свете, а поэтому обязаны были позвонить ей и сказать, когда и куда привезти сына. По-моему, Владислав Михайлович снова хотел показать знание великого и могучего, но с большим трудом сдержался. Возможно, из-за моего присутствия. Мы с Женькой сидели с абсолютно невозмутимым видом.

Выяснилось, что Агнесса уже после нашего отъезда звонила и мне, и ему домой. У Женьки она нарвалась на Юльку, от которой и узнала про смерть Леонида Борисовича (Андрюша ни вчера, ни сегодня не в состоянии был поведать об этом мамочке), детали Агнесса выяснила у моей мамы, пришла к выводу, что и ее сына должны были вызвать в ментовку, дозвонилась Славке, тоже уже отбывшему, переговорила с его родителями, после чего подхватила сына и понеслась в отделение.

Майор Петров сообщил, что Андрей Богданович был вызван на одиннадцать, причем это время он вчера назвал сам.

– Ну не могли же вы воспринять это серьезно? – Агнесса Геннадьевна посмотрела на него как на полного идиота.

– Почему? – не понял бывший муж.

– Ну как же? – воскликнула она. – Андрюшенька никогда не встает в такую рань. Он просто не мог сам назначить это время. Это вы его назначили. А Андрюша постеснялся сказать, что ему это неудобно. Он вообще очень скромный мальчик. И воспитан мною в уважении к людям в форме.

Владислав Михайлович хмыкнул, Петров и Санидзе с трудом сдержали смех.

– Я писать хочу, – промычал скромный мальчик.

Курица-наседка кинулась к своему цыпленку, кудахтала, подняла свое золотце и потащила из кабинета. Все вздохнули с облегчением. Владислав Михайлович плюхнулся на освобожденный Андрюшей стул, посмотрел на нас с Женькой и уточнил:

– Она всегда такая?

– Бывает и хуже, – сказала я.

– Это еще цветочки, – усмехнулся Женька.

– М-да, надо было все-таки ее придушить, – заметил Владислав Михайлович. Мы с ним согласились и поведали собравшимся еще парочку колоритных историй из жизни Андрюши и его мамы.

– Парня жаль, – заметил Петров.

Владислав Михайлович признался, что терпел Агнессу в основном потому, что ему тоже было жаль Андрюху, которому на момент вступления его в брак с Агнессой исполнилось только четыре года. Как оказалось, мама заставляла сына декламировать гостям стихи из русской классики, ставя Андрюшу на табуретку, что тот ненавидел. Понятно, почему наш солист так ненавидит любую классику…

От Владислава Михайловича я с большим удивлением узнала, что Андрюша в детстве очень интересовался оружием. У отчима сложилось впечатление, что его кобура была словно медом намазана, по крайней мере, пасынок соглашался лишний раз продекламировать стишки за обещание дать ему подержать в руках незаряженный пистолет. Заряженный Владислав Михайлович, конечно, никогда не давал.

Мы с Женькой в свою очередь рассказали, что Агнесса приходит на все концерты, пасется за кулисами и даже, бывает, ездит с нами на гастроли.

– А где она была вчера? – тут же спросил Петров.

Я пожала плечами, вспомнив, что Агнессы Геннадьевны вчера-то как раз за кулисами и не было.

– Сам удивился, что она не появилась, – сказал Женька.

Я кивнула.

Петров встретился взглядом с Владиславом Михайловичем.

– А вы не могли ее не заметить? – встрял Санидзе.

– А вы можете не заметить многолюдный бабий бунт? – в тон ему спросила я.

Мужики разразились диким хохотом. Владислав Михайлович заметил, что я дала очень точную характеристику эффекту, создаваемому его бывшей женушкой.

– Послушайте, а она не могла?.. – майор Петров стал серьезным и обвел всех нас взглядом. – У нее был мотив?

Я пожала плечами и глубоко задумалась. Я считаю, что Андрюшина мать вполне могла воткнуть Максимову (и кому угодно) острый предмет в сердце. Могла прошибить голову или из пистолета пальнуть. По моему мнению, она вполне способна на убийство. Но зачем ей убивать Максимова? Она могла его убить, если бы это как-то обелило Андрюшу, спасло его от чего-то, в общем, пошло бы на пользу дражайшему сыночку. Но смерть продюсера была ему во вред. Значит, это сделала не она.

Женька мое мнение разделял, правда, добавил, что, если господа милиционеры отыщут какой-то повод… какую-то грязь, которую Максимов, например, собирался вылить на Андрюшу, тогда – Агнесса вполне могла убить, чтобы остановить этот поток. Вернее, чтобы его вообще не допустить. Но и тогда навряд ли. Другой продюсер скорее всего не станет цацкаться с Богдановичем. Убийство Максимова Агнессе невыгодно.

Владислав Михайлович внимательно выслушал нас, затем посмотрел на подчиненных и приказал:

– Работайте. Потом доложите.

И поднялся. Кабинет он покинул до возвращения Андрюши с мамочкой, но тут к нам опять заглянула тетка из паспортного стола (с теми же фотографиями и плакатами) и сообщила, что солист «Кокосов» в настоящий момент находится в женском туалете вместе с какой-то женщиной преклонного возраста. Слышала бы Агнесса эти слова…

– Шушенька, ой, то есть Настя, простите, пожалуйста, вы не могли бы им сказать… Ну как-то нехорошо получается… У нас тут один женский туалет… И уже люди стоят… ну, в общем, вы сами понимаете… И все спрашивают…

Я встала, Женька тоже.

– Настя, – крикнул мне в спину майор Петров, – один вопросик. А еще двое ваших… На что нам рассчитывать? Придут? Или их уже не ждать? Или только к завтрашнему дню доедут? – Петров усмехнулся. Тетка навострила ушки. – Они что из себя представляют? Как вы с Евгением или похожи на это сокровище? – Петров кивнул головой, по всей вероятности, в направлении женского туалета.

– Пожалуй, нечто среднее между нами и Андрюшей, – сказала я.

– Они выглядят, как на сцене, – добавил Женька, – так что не ошибетесь, – мы засмеялись. – А как вести себя будут… Скорее всего оба с бодуна. В принципе они всегда такие. В первой половине дня соображают плохо.

– Да могут и не прийти сегодня, – добавила я, устремляясь в коридор вытаскивать Андрюшу из сортира.

Пока мы с Женькой двигались за теткой, указывавшей дорогу, за спиной слышалось: «Вот это Шуша. Представляете? Кто бы мог подумать? Да, да, парик. Какая миленькая девочка. Нет, эти двое – совершенно нормальные люди. А солист их с мамой пришел. Да, да, это он там. Какой-то придурок».

– Настя, где ты ходишь? – встретила меня недовольная Агнесса. Женька остался пока за дверью. – Неужели раньше не догадалась, что мне помощь нужна?

Андрюша сидел на единственном унитазе со спущенными штанами, уткнувшись головой в колени. Я посмотрела на часы: порошок уже должен бы подействовать.

– Его вытошнило, – сообщила Агнесса.

М-да, осложнение. Второго пакетика не было ни у Женьки, ни у меня.

– Настя, что будем делать? – шепотом спросила меня Агнесса Геннадьевна. – Что теперь с нами будет? Ты уже думала на эту тему?

– Найдем нового продюсера, – пожала я плечами. – Мы – раскрученная группа. Думаю, что из желающих очередь выстроится.

Но Агнесса Геннадьевна, похоже, решила задать мне все интересующие ее вопросы именно сейчас. Она впилась в мое плечо мертвой хваткой и пыталась узнать, что же известно «этим ментам», чего они хотят от нас, кого подозревают, какие вопросы задают.

– C Владькой-то я сама разберусь, – заявила она, ни секунды не сомневаясь в своих способностях. – Бутылку-другую поставлю – он и растает. А вот остальные что из себя представляют?

– Настя! Агнесса Геннадьевна! – послышался из-за двери голос Женьки. – Вам помочь?

– Да, – крикнула я.

– Нет, – рявкнула Агнесса, кинув на меня гневный взгляд. – Что ты орешь? – прошипела она. – Мы с тобой еще не закончили.

Но Женька уже вошел в сопровождении тетки из паспортного стола. Андрюша головы так и не поднял.

– Может, врача вызвать? – робко спросила паспортистка. – Ему ведь плохо.

– Вызывайте, – сказала я.

– Заткни… – открыла было рот Агнесса, но я наступила ей на ногу. Она задумалась на долю секунды, а потом кивнула: – Вызывайте. Андрюшеньке плохо.

Минут через двадцать Андрюшу в сопровождении мамочки увезли люди в белых халатах. Мы с Женькой вернулись в кабинет майора Петрова.

Глава 4

22 ноября, понедельник, вечер

В милиции нас больше не задерживали: майор Петров сказал, что все интересующие его вопросы задал. Если возникнут еще – он позвонит, наши координаты у него имеются.

– Можете даже в гости заехать, – улыбнулась я.

– Но только не ко мне, – добавил Женька. – Я лучше тоже подойду к Насте, если что.

Он вкратце поведал господам милиционерам про свою жену, которая хотя и не была пока копией Агнессы Геннадьевны, но, пожалуй, уже стремилась к этому достойному подражания образу.

– Может, и зайдем, господа артисты, – улыбнулся Санидзе, подмигивая мне, – ты как, Николай Иванович?

Расстались мы друзьями, а мое мнение о милиции резко изменилось: раньше мне доводилось слышать о ментах много гадостей, но нас, по-моему, приняли великолепно. Или тут сыграла роль наша популярность?

Юрик со Славиком так в отделении и не появились.

Уже из дома я позвонила им обоим. Родители сообщили, что они куда-то отбыли, но куда именно – не докладывали. Сотовые у ребят оказались выключены. Ну что ж, это их проблемы. Мы с Женькой, правда, постарались обелить друзей в милиции, как могли: ну что там, мол, люди творческие, вполне могли забыть, проспать, не найти дорогу, ну и так далее. Своей же Агнессы Геннадьевны нет ни у Юрика, ни у Славки.

На родительское собрание к Вадику в школу отправилась моя мама, сын вопил, что хочет наконец видеть меня дома. Я осталась его развлекать, правда, то и дело поглядывала на часы: скоро должна была позвонить Анька. Что-то она успела натворить за этот день? Честно говоря, я предпочла бы не ездить сегодня к Рите Максимовой – из разных соображений. Я предполагала, что она сейчас должна быть не в лучшем состоянии и наши соболезнования ей облегчения не принесут. Подам Аньке идею навестить Риту после похорон, дня через два-три, когда она хоть немного придет в себя. Чего сегодня попремся-то? У бабы вчера мужа убили. Ей ментов выше крыши хватает, да еще родственники, соседи… Не говоря уже об организации похорон. Куда там мы с Анькой? Да и сына оставлять не хотелось: он по мне соскучился.

– Когда тетя Аня приедет? – канючил Вадик, Аньку любивший. Она всегда баловала его сладостями, в которых мы с мамой его ограничивали из-за диатеза.

В общем, Вадик прилепил нос к окну, ожидая Анькину машину. Я предполагала, что подружка приедет на такси, так как знает, что мы не обойдемся без потребления горячительных напитков. Но и общественным транспортом Анька не поедет. Ладно, ребенок ее узнает, из какой бы машины она ни вылезла.

– Ой, мама! – крикнул Вадик через какое-то время. – Тетя Аня с каким-то дядей! C генералом!

– А ты откуда знаешь, что это генерал? – спросила я, тоже прильнув к окну.

– Ну по погонам, конечно! – как само собой разумеющееся ответил сын.

Генерал Вездеходов, открыв перед Анькой дверцу «Жигулей», уже целовал ей на прощание ручку. Так, опять он загружается, Анька машет ему ручкой и направляется в парадное. Идем открывать дверь.

– Чего без генерала? – спросила я ее с порога. – Могла бы и его ко мне пригласить.

– Да, тетя Аня, я давно хочу с настоящим генералом познакомиться, – встрял Вадик.

Мы с Анькой расцеловались. Запах ее обычного «Опиума» смешался с запахом какой-то приятной мужской туалетной воды. В общем и целом можно сказать, что от Аньки разило мужиком, самцом, а сама она напоминала довольную, удовлетворенную самку.

Вскоре появилась моя мама, как обычно, стала заставлять Вадика делать уроки, мы тоже подключились к ее увещеваниям. C корыстной целью – нам нужно было поговорить.

Когда мы с Анькой разместились на кухне с чашечками кофе, а она – еще и с неизменной сигаретой, я вопросительно на нее посмотрела.

– C генералом – полный порядок, – сообщила подружка. – Сам сегодня ко мне прискакал, как кузнечик. Понял, какое счастье ему привалило.

– Ты больше не страдаешь?

Анька только рассмеялась.

И вот так всегда: она страдает по мужику, пока тот об этом не знает и не обращает на Аньку никакого внимания. Но стоит ему начать обивать Анькин порог и обрывать телефон – все, он ей больше не нужен.

– Но пока я его бросать не собираюсь, – добавила Анька.

Я удивленно вскинула брови: Невский проспект можно было вымостить разбитыми сердцами мужчин, брошенных Анькой.

– Надо же стимулировать мужика, чтобы работал по нашему делу, – пояснила подружка. – Ты же знаешь мой принцип: деловые отношения хорошо скрепить личной симпатией. Мы же не собираемся спускать убийство Лени на тормозах?

– Ты сама, что ли, думаешь искать убийцу Максимова?

– Ну зачем же? Пусть милиция ищет. А мы им поможем. И простимулируем. Цели-то у нас одни. Ладно, давай теперь о делах. Я тут кое о чем подумала, пока генерал не приперся.

Я ее спросила, что происходило за кулисами во время второго отделения, пока мы с ребятами выплясывали на сцене. Где была Анька? Когда в последний раз видела Максимова?

Леонида Борисовича она последний раз видела одновременно со мной.

– Вспоминай, Настюха!

Он куда-то бежал сломя голову. Никто точно не знает, куда именно он несся: помещений было великое множество. В комплексе такие катакомбы… И кто их только строил?

Но…

Оттуда, куда бежал Максимов, когда мы видели его последний раз, потом появились балетмейстер Алик на пару с Юриком, а также Женька. Они присоединились ко мне, Андрюхе и Славику перед самым выходом на сцену.

– Ты уверена? – уточнила я.

Анька кивнула и сказала, что сегодня утром очень долго сосредоточивалась, пытаясь воспроизвести в памяти картину того, что происходило перед началом второго отделения, когда мы с ней уже вышли в коридор и направлялись к сцене.

– Ну вспомни, Настя! Я шла за тобой с расческой. Потом мы встали в том коридорчике, что прямо у выхода, обе смотрели в ту сторону… – Вспомнила?

Я покачала головой: честно говоря, я перед выходом на сцену не очень-то обращаю внимание на то, что происходит вокруг. За моим внешним видом следит Анька, на которую я полностью полагаюсь. Никто из группы сопровождения меня не трогает: знают, как я себя чувствую. Нет, мандража нет, я не боюсь сцены, но все равно… Я не могу описать это чувство. Ухожу в себя, что ли? Настраиваюсь. Часто кажется, что я забыла все слова. Но как только вылетаю на помост – все куплеты всплывают в памяти.

Возможно, я и смотрела туда же, куда и Анька, но ничего не видела. Меня совершенно не интересовало, кто с какой стороны появился и кто что делал в антракте. Но раз она утверждает, что Алик с Юркой и Женька появились из-за того поворота, за которым в последний раз скрылся Максимов…

Хотя что это нам дает?

Я не могла поверить в то, что кто-то из них троих мог убить Максимова. У них не было мотива. И честно говоря, я не могла представить ни одного из них убийцей. Во-первых, по человеческим качествам (а за почти три года совместной работы и многочисленных поездок я их изучила), да и физически все трое были слабоваты, не то что Максимов, отличавшийся атлетическим телосложением. Я считала, что он в случае необходимости один справился бы даже с этими тремя одновременно, не говоря уже о том, что по отдельности тем более.

– Надо бы поговорить с ними, ты не находишь? – посмотрела на меня Анька, затягиваясь сигаретой.

– Каким образом? Спросить: а ты случайно не воткнул в Леньку шило? Так тебе и ответили. А потом… Я виделась сегодня с Женькой, вместе в ментовку ездили. Не верю, что кто-то из них мог Леньку прихлопнуть. И, Аня, главное, подумай: зачем им это?

Она подумала и со мной согласилась, сообщив, что Алика, Юрку и Женьку она упомянула просто для порядка, чтобы я имела полное представление о происходящих событиях.

– Кто еще был за кулисами? Поклонницы какие-нибудь прорывались?

– Нет, такого, как позавчера, не было.

В субботу за кулисами каким-то образом оказались две девицы (до сих пор неизвестно, как они проникли внутрь, преодолев внушительный заслон из охранников у входа), выследили, в какую гримерную удалился в антракте Андрюша, и ждали его там после концерта. Но они, по всей вероятности, не знали о существовании Агнессы Геннадьевны, устроившей им достойную встречу – примерно как Анька вчера операм, копавшимся в моих вещах.

– Слушай, а ведь если девки как-то проникли в комплекс, значит, туда можно пройти незамеченными? – посмотрела я на подружку. – Куда этих девок дели?

Анька пожала плечами.

Я вспомнила вопли Агнессы Геннадьевны, гонявшейся за претендентками на тело ее сыночка под дикий смех как нашей группы, так и ребят в камуфляже, мимо которых эти две красотки умудрились просочиться незамеченными. Вообще-то при входе всех самым тщательнейшим образом проверяли, как правило, там стоял или Леонид Борисович, говоривший охране, кого пропустить, а кого гнать в шею, или, если он был чем-то занят, – Алик. После того как все собрались, вход закрывали. Охране было строго-настрого приказано никого не пропускать. На этом Леонид Борисович стоял строго.

А что если Леня пропустил кого-то, с кем собирался поговорить, пока у нас идет концерт? Я точно знала, что он никогда не терял времени зря и часто назначал встречи именно во время концерта. У него было даже два сотовых телефона, чтобы нужные люди всегда могли дозвониться. Максимов никогда не сидел без дела. Случалось, что и нам после выступления приходилось улыбаться спонсорам или каким-то типам, функции которых мне были не совсем понятны, но я в них никогда не вникала, полагаясь на Леонида Борисовича. В таких случаях я всегда старалась выглядеть наименее привлекательно (что после трехчасового концерта, выматывающего до предела, бывало не так уж и сложно), чтобы на меня эти спонсоры никаких видов не имели. Правда, увидев меня вблизи – потную (я в таких случаях специально не вытиралась и душ не принимала), тощую (подкладку из лифчика я тут же тайно передавала Аньке и демонстрировала торчащие из боков кости), разукрашенную, как индеец на тропе войны, да еще и с кислой физиономией, которой я старалась придать дебильное выражение – практически все спонсоры теряли ко мне интерес, тем более что рядом колыхалось Анькино пышное тело. На нее все взоры и обращались. Анька с мужиками кокетничала и во многих случаях помогала Леониду Борисовичу выбить для нас деньги. Наша же группа интересовала всех только как товар. Я радовалась.

C самого начала певческой карьеры я выбрала для себя определенный тип поведения, так как была наслышана и от выступавших на сцене, и от знакомых, через что приходится проходить девчонкам, желающим сделать карьеру в шоу-бизнесе. «Со своим продюсером надо спать», – говорила мне одна эстрадная дива, добившаяся совсем небольшого успеха (по сравнению с нами), еще одна заявила об этом прямо с телеэкрана. Часто комментарии выражались только нецензурной лексикой. Поэтому мы с Анькой с самого начала договорились изображать лесбиянок (целовались и ласкали друг друга на публике.) По-моему, до сих пор никто не знал точно, так это или нет, в том числе и Максимов. Но подружка иногда показывала, что интересуется и мужчинами, я же этого в присутствии наших не показывала никогда, демонстрируя полнейшее равнодушие к противоположному полу, а иногда даже и агрессивность – если меня очень настойчиво добивались. Члены группы сопровождения считали своим долгом предупредить об этом тех, кто хотел до меня добраться через кого-то из них. После нескольких расцарапанных физиономий коллеги перестали даже попытки делать с кем-то меня познакомить. Леонид Борисович оказал мне в этом неоценимое содействие, точно уяснив мою позицию. В прессу обо мне просачивалась противоречивая информация, правда, Леонид настаивал на муссировании образа секс-символа, но для народа моя личная жизнь была покрыта тайной. А народ тайны любит, в особенности если иногда что-то подается полунамеками: понимай, как знаешь, строй догадки. На пресс-конференциях я таинственно улыбалась, если речь заходила о моей личной жизни.

Лишь один из моих мужчин, которые появились за последние три года (а таких набралось четверо), знал, что я – Шуша, правда, ни с одним из четверых отношения у меня не сложились: никому не нравились мои постоянные отлучки в командировки и большая занятость. И почему все мужики хотят заполучить меня в собственность? Как только начинают проявляться собственнические инстинкты («Я посажу тебя дома», «Незачем тебе работать», «Ты будешь работать женой»), я исчезаю. Один, увидев меня с Женькой, устроил дикую сцену ревности. Это мне тоже не нравилось. Возможно, я слишком разборчивая. Или очень независимая. А тот, что случайно узнал, что я – Шуша, мгновенно захотел погреться в лучах моей славы (типа Женькиной Юльки), стал требовать, чтобы я заявила в прессе о нашей любви, тут же изъявил желание познакомить меня со своей мамой и друзьями («Мы тут с ребятами собираемся, ты нам споешь», «Мама пригласила своих подруг, может, вы зайдете всей группой?»). Я исчезла, попросив помощи у Максимова, который постарался быстренько организовать нам гастрольный тур. Парень, правда, обрывал мне телефон (как и его мать), но моя собственная мама была тверда как скала (поклонник ей не нравился сразу), на прессу парень выйти не смог. В общем, я стала недоступной, и через полгода милый друг все-таки понял, что я для него потеряна навсегда.

Отец Вадика свалил, узнав, что я беременна. C тех пор я его не видела. Он даже ни разу не поинтересовался, кого я родила и родила ли вообще. Сыну я говорила, что мы с мужем расстались до его рождения (что соответствовало действительности) и папа уехал жить в другой город. Отец для сына всегда был хорошим: душевное спокойствие Вадика было для меня важнее моего мнения о его папочке.

Да, конечно, я хотела семейного счастья, хотела, чтобы у моего сына был отец, а у меня – муж, но пока ничего не получалось. Достойные мужчины были или слишком стары, или предпочитали лиц своего пола. Ну или я не испытывала к этим мужчинам никакого физического влечения, считая их своими друзьями (например, Женьку).

– Слушай, а кто-нибудь мог беспрепятственно выйти из комплекса? – спросила я Аньку, возвращаясь к нашим баранам. – Ну, в смысле охрана на входе остановила бы его?

– Думаю, нет, – медленно произнесла Анька. – Зачем останавливать выходящих-то? Не впускать – ясное дело, а выпускать по идее должны бы всех.

– Надо проверить, – заявила я и предложила проехаться до комплекса, благо что дорога туда от моего дома заняла бы не более двадцати минут.

– Значит, Ритку на сегодня отменяем? – уточнила Анька.

Я кивнула, сказав, что ей сейчас все равно не до нас, да мы и никогда не были близкими подругами, и пошла переодеваться. Анька крикнула вслед, чтобы я не забыла прихватить с собой один из париков – иначе меня никто из парней на входе не узнает. Я ответила, что всегда проходила внутрь без парика. Так тебя Леонид пропускал, напомнила Анька.