Текст книги "12 жертв"

Глава 3

Из клиники я выехала в начале одиннадцатого вечера. Хорошо бы поспеть домой до двенадцати. Я надеялась, что пробок не будет нигде. Май стоял холодный, дачный сезон еще по-настоящему не начинался, да и в субботу вечером обычно нет потока дачников ни в одну, ни в другую сторону. В одну проехали, обратно еще не возвращаются. И в городе в субботу вечером можно легко проехать и нигде не застрять.

Официально белые ночи еще не начались, но в мае у нас уже темнеет поздно. И это было еще одной из причин, побудивших меня поехать к маме в субботу вечером. Я не люблю ездить в темноте по загородным трассам, а на этот раз все-таки можно было проехать, не включая фар.

Машин на самом деле оказалось немного, никакие гаишники под кустами не прятались, зайцы и прочая живность на трассу не выбегали. Я уже надеялась, что спокойно доеду до дома.

Внезапно впереди на обочине шоссе увидела медленно бредущего мужика с синим, вроде пластиковым ведром средних размеров. Ведро было с крышкой. Мужик – в высоких резиновых («рыбацких») сапогах, которые первыми бросились в глаза, в куртке большого размера, вроде прорезиненной, в толстых спортивных, болоньевых штанах, заправленных в сапоги. В таких штанах зимой ходят. У нас на стройках у многих рабочих подобные, и у меня есть (правда, теперь фирменные) для выезда на объекты. Они с толстой (или тонкой) теплой подкладкой и непромокаемые. Хотя если он с рыбалки…

Но где удочка? И где тут рыбачить-то? Лес с двух сторон! А до леса поля были. До последней речки, которую я проезжала, уже довольно далеко. Или тут где-то посреди леса озера?

Мужик еле волочил ноги, и его даже немного пошатывало. Пьян? Брал «горючее» с собой на рыбалку в национальном стиле? Но при нем не было никакой сумки, никакого рюкзака, вещмешка. Только ведро с крышкой. Он не голосовал, не оборачивался на проезжающие машины, просто шел вперед. Так, вот опять его качнуло.

При приближении к мужику я немного сбавила скорость. Заметила я его издалека, но тут решила рассмотреть получше. В зеркало заднего вида увидела, что он небрит. Хотя вроде в день, предшествующий рыбалке, нельзя бриться. Что-то мне по этому поводу рассказывал мой начальник Иван Иванович Загорулько…

Мужик выглядел больным.

Я остановилась и дала задний ход. Не знаю, что заставило меня это сделать. Может, простое человеческое сострадание? Как-то же он оказался на этой трассе с ведром?!

Я открыла дверцу переднего места пассажира, наклонилась вбок и спросила:

– Вас подвезти?

Мужчина остановился, ухватился рукой за корпус машины у раскрытой дверцы, наклонился и посмотрел мне прямо в глаза.

В его глазах стояла боль.

– Вы не боитесь? – спросил он.

– Чего?

– Брать незнакомого мужчину на трассе. Меня никто не взял, когда я голосовал. Никто даже не остановился.

– Садитесь. Вам помочь?

– Нет, спасибо, я сам. Это еще могу.

Ведро он поставил между ног.

– В нем рыба, – сказал он. – И вода.

– Пить хотите? Вон бутылка.

Мужчина с жадностью припал к бутылке с минеральной водой без газа, которую я обычно держу в машине.

– Перекусить хотите?

– А у вас есть?

– У меня с собой ничего нет, но можем остановиться на первой заправке. Теперь же при них маленькие супермаркеты.

– У меня есть деньги, – сказал мужик. – Я заплачу. И за проезд я собирался платить, но…

– Вы с рыбалки?

– Можно сказать и так, – вздохнул мужик.

– А удочка где?

– Потерял.

Он не походил ни на пьющего, ни на пьяного. Он просто очень устал. Может, от долгой ходьбы? Он попытался устроиться поудобнее, но сморщился. Похоже, от боли. Потом провел рукой по лбу и скривился.

Я непроизвольно протянула руку к его лбу. Так у него же температура! Он весь горит!

– Вам к врачу надо, – сказала я.

– Знаю. Но их нет на трассе. Пожалуйста, отвезите меня домой. Я заплачу.

Я открыла рот, чтобы спросить, где он живет. Но не успела. Мужчина потерял сознание.

«Вот влипла! – подумала я. – Только бы не умер в моей машине!»

Но я тут же устыдилась своих мыслей. Человеку требовалась помощь, и, кроме меня, помочь ему никто не мог. И не хотел.

Я притормозила у обочины, достала мобильный и набрала номер знакомого врача, владельца частной многопрофильной клиники, работающей круглосуточно. Многие мои знакомые обращаются к Рубену Саркисовичу. Он и его персонал гарантируют высококлассное лечение и конфиденциальность. Услуги клиники стоят дорого, но они того стоят. Интересно, почему мой папаша проверялся в Швейцарии, а не у Рубена? Я знала, что в этой клинике имеется самая современная диагностическая аппаратура. Хотя разве моего папашу поймешь?

Номер Рубена Саркисовича вбит у меня в мобильный. У строительной компании, в которой я тружусь главным архитектором, и ее руководителей давние контакты с доктором Авакяном. Ведь у нас, к сожалению, случаются травмы. Ни одна государственная больница не может гарантировать того лечения и того ухода, который предоставляют частники. И наши рабочие знают, что в случае производственной травмы получат самое лучшее лечение. Мой начальник Иван Иванович лично следит за соблюдением техники безопасности, но ведь стопроцентную безопасность на стройке не может гарантировать никто. В нашей компании лечение рабочих оплачивает тот, кто был виноват. И это правильно. Если хочешь лечиться сам или лечение требуется членам твоей семьи, можно взять целевой кредит, который предоставляет компания. Потом определенные суммы будут вычитаться из зарплаты.

Я позвонила доктору Авакяну. На мое счастье, он оказался на работе (вечер субботы – один из самых напряженных в клинике, так как с постоянными клиентами в пятницу и субботу несчастные случаи происходят чаще всего), внимательно выслушал все, что я могла сказать про мужика (тот все еще оставался без сознания), и ласково проворковал:

– Кирочка, прости меня, любовь моя, но ты – полная дура. А если маньяк? А если террорист? Ты в ведро хоть к нему заглянула?

– Нет, – ответила я.

– Немедленно посмотри в ведро! – рявкнул Авакян. – Ведь хрен знает, что в нем может быть! Оружие, наркотики, миллион долларов. Хотя миллион было бы неплохо найти… Кира, открой ведро! Я не отключаюсь. Жду.

Я попробовала открыть крышку, но не смогла. Но в ведре точно плескалась вода.

– Мало ли что там плещется! По-моему, и жидкая взрывчатка бывает, а если еще не бывает, то вскоре изобретут.

– Бывает. В самолет проносили. Из-за этого теперь никакие жидкости нельзя в салон брать.

– Да, точно. Тем более. Кира, выкинь на фиг это ведро!

– Не выкину. Он зачем-то его нес. Шатался, умирал, но нес! Я не могу лишить человека ведра, которое ему так дорого! Рубен Саркисович, я могу его привезти к вам в клинику? Я минут за сорок доеду. Я вам оплачу его лечение.

– Что, мужик настолько хорош? Кира, тебе давно пора замуж. Я тебе это уже не раз говорил…

– Рубен Саркисович!!!

– Приезжай, упрямая, – вздохнул доктор Авакян. – Все равно же не отстанешь. Но на свадьбу меня пригласишь посаженым отцом. Подъезжать будешь, позвони.

Мой пассажир так и не пришел в сознание, и я попросила Авакяна, чтобы отправил двух санитаров встречать мою машину. Мужик был крупный, хотя, возможно, играла свою роль куртка, создавая такое впечатление. Но я все равно не собиралась тащить его на себе.

Когда моего пассажира вытаскивали из машины, он стонал, но все равно не пришел в сознание. Уже в самой клинике нас встретил Рубен Саркисович, расцеловался со мной и перевел взгляд на привезенного мною пациента.

– Кира, если ты стала мужиков на дороге подбирать – это диагноз, – скосил хитрый взгляд на меня Авакян. – Вокруг тебя столько интересных мужчин…

– Здесь пулевое, Рубен Саркисович, – обернулся к нам один из санитаров, которые снимали с потенциального пациента куртку.

– Что?! – почти шепотом произнесла я.

Мы с Рубеном подпрыгнули к кушетке, на которую уложили моего пассажира, и уставились на неумело перевязанное правое плечо.

– Он своей футболкой перевязывал, – заметил санитар. – Вероятно, сам. И вон куртка прострелена.

Куртка теперь валялась на полу. Я подняла ее и увидела аккуратную дырочку с запекшейся вокруг кровью, которую не заметила раньше. Хотя рядом со мной находилась левая рука мужчины, а прострелили правую. Футболка, которой мужчина перевязывал простреленную руку, из белой превратилась в бурую.

– Больше ничего? – спросила я.

– Сейчас посмотрим, – ответили мне.

Больше никаких ранений и повреждений не оказалось, но мужика все равно отправили в операционную. Мы с Рубеном Саркисовичем удалились в его кабинет.

– Если бы ты его не подобрала, он бы рухнул на дороге и, вероятно, умер. Надеюсь, что никакое заражение крови не началось. Хотя мы, конечно, справимся, но все равно…

– Температура у него из-за ранения?

– Да. И еще неизвестно, сколько он шел. На рыбалку ездят в ночь или рано утром… А ты его подобрала в одиннадцатом часу вечера. Где же он блуждал-то? Кстати, ведро!

Мы спустились к моей машине, и я извлекла ведро из-под торпеды. Оно там успело завалиться набок, но ничего не пролилось!

– Финское, – определил Рубен Саркисович. – У меня несколько знакомых такими обзавелись. Лучший подарок для рыбака. Если у тебя есть – или будут – знакомые рыбаки, запомни.

Я подумала, что надо выяснить у моего начальника Ивана Ивановича, есть ли у него эта ценная вещь, а если нет, прикупить в Финляндии по случаю и подарить на какой-нибудь праздник или день рождения.

Рубен Саркисович показал мне, как открываются такие ведра, и мы уставились на трех крупных рыбин, которые в нем плавали. Кроме рыбин и воды, в ведре ничего не было.

Мы переглянулись.

– Какого лешего он шел с ведром? – задумчиво произнес Авакян, не ожидая от меня ответа. – Раненый, потерявший много крови…

– Ведро дорогое? – спросила я первое, что пришло мне на ум.

– Да нет. То есть для меня, для тебя – нет.

– А у него, может, это – самая дорогая вещь в доме. Или самая ценная для него. И он понимает, что за вторым таким в Финляндию ему не съездить. Кстати, надо бы документы у него в куртке посмотреть. Мне он говорил, что у него есть деньги и он готов заплатить за проезд.

– Ты его поэтому взяла? – удивленно приподнял брови Авакян. – Решила частным извозом подрабатывать?

– Рубен Саркисович! Как вы могли такое подумать?! Он мне говорил, что его никто не брал, а мне его стало жалко! Не знаю почему! Просто увидела, как его покачивает… И не пьяный.

– Ну, я бы тоже не взял, как все нормальные люди. Ладно, пошли вещи осмотрим.

Документы мы в куртке не нашли. Мобильный телефон отсутствовал. В кармане утепленных штанов обнаружили три скомканные купюры – пятисотрублевую, сотенную и десятку. Там также лежали две пластинки жвачки и не очень чистый носовой платок.

– Он думал за эти деньги до Питера доехать? – удивленно произнес Рубен.

– Может, он расценок не знает, – высказала предположение я. – Живет в своей деревне… Хотя нет, ему в город надо было. Домой – в город. А на рыбалку на машине ездят.

– И на автобусе ездят. И с друзьями ездят. М-да.

Я повторила, что оплачу лечение. Мне было жалко этого неизвестного мне мужчину, и я в какой-то мере чувствовала ответственность за его судьбу.

– Посмотрим после того, как очнется, – резко ответил Авакян. – Нормальный мужик не позволит женщине за себя платить. А в крайнем случае я с тебя возьму только половину.

Я попыталась что-то сказать, Рубен Саркисович предупредительно поднял руку.

– Все, Кира. Сейчас мы это обсуждать не будем. Поезжай домой. Кстати, а как ты на той трассе оказалась?

Я сказала про маму, а заодно и про папу.

– У нас твой отец никакого обследования не проходил, хотя в прошлом обращался. Чего его в Швейцарию понесло? Нет, мне не обидно, у нас отбоя нет от пациентов, но я тебе честно скажу: в Швейцарии не лучше, чем у нас. Он же не морду перекраивать ездил?

– Морду надо в Швейцарии? – рассмеялась я. – Вроде теперь и у нас неплохо делают.

– Да, хотя тоже надо знать, где. Но тебе еще рано. И в любом случае чем позже сделаешь первую подтяжку, тем лучше. Считается, что с благоприятным исходом и хорошим эффектом можно сделать не больше трех за жизнь. Сейчас, конечно, новые технологии и все такое, но я, как нормальный врач, вообще бы не рекомендовал делать никакие операции, если в этом нет жизненной необходимости. Запомни, Кира: хороший пластический хирург вначале попробует отговорить тебя от операции. Я не имею в виду случаи после аварии или еще каких-то повреждений. Это – совсем другое дело. А насчет твоего отца… Хорошие диагносты есть и у нас в городе, и не только в нашей клинике.

– Может, отец не хотел посвящать в свои проблемы лишних людей?

Рубен Саркисович пожал плечами и обещал, что завтра или сам мне позвонит, или кто-то из его персонала, чтобы сообщить о состоянии моего «подшефного».

Глава 4

В воскресенье я спала до двенадцати, только два раза встав, чтобы накормить котов. Но это я делаю на автопилоте. Продукты у меня по списку закупает приходящая домработница, которая также убирает и стирает. Это жена одного из наших рабочих, перебравшихся по зову шефа в Петербург. Работу ей найти в предпенсионном возрасте сложно, дома целый день сидеть скучно, да и собственный доход не помешает. Я знаю, что она общается с домработницами моих соседей. У нас тут все трудятся с утра до ночи, и на ведение домашнего хозяйства нет ни времени, ни сил. Утром я пью только чай с разогретым в микроволновке круассаном, обедаю в городе, ну а вечером жарю себе овощи или просто ограничиваюсь бутербродом с колбасой. Диеты я давно не соблюдаю. Независимо от того, ем я или не ем, независимо от потребляемых продуктов, я остаюсь такой же. То есть как образовалась у меня легкая полнота в пятнадцать лет, так она и остается. Килограммы не уходят, но и не приходят. Я даже размер тот же ношу. Доктор Авакян говорит, что это очень хорошо. Вес должен оставаться постоянным. И резкая потеря веса, и резкая прибавка – повод для беспокойства. Да и диеты без медицинских показаний могут привести к печальным последствиям. А у меня – мой природный вес. Я не должна быть худой. Я с этим смирилась.

Отоспавшись, я взяла одну из рабочих папок и занялась очередным проектом нашей строительной компании.

В четыре приехала Ольга с коробочками из китайского ресторана.

– Ну, рассказывай, – попросила сестра, когда мы устроились в креслах за небольшим круглым столиком, где я принимаю гостей, приходящих по одному или по двое.

Я рассказала.

– Папашу нисколечко не жалко, – объявила сестрица. – А насчет маман… Сама она с фирмой не справится. А вот я хочу попробовать. Молодежь наступает на пятки! То есть вначале я, конечно, буду совмещать… Кирка, ищи толкового менеджера мне в помощь.

Я заметила, что для начала посоветовалась бы с нашим зятем.

– Нет, – уверенно покачала головой сестра. – Его, наоборот, не надо ставить ни о чем в известность заранее. Его надо ставить перед фактом.

– Перед фактом его можно будет ставить только после вступления в права наследства! – заорала я. – А нам с тобой папаша явно ничего не оставит.

– Мы – наследницы первой очереди, – невозмутимо заявила сестрица. – Во-первых, есть такая вещь, как обязательная доля наследства. Что-то мы должны получить, даже если не упомянуты в завещании. Во-вторых, папашу и после смерти можно признать неадекватным. Да, придется потрудиться, побегать, по судам походить, но можно, и я намерена этим заниматься. А если он писал завещание неадекватным… Сама понимаешь: оно теряет всякую силу.

– Пусть теряет, и мы становимся наследницами по закону, но ты посчитай, по сколько на нос. Мама, нас четверо, внук…

– Внук не учитывается, – пояснила сестрица. – Только если упомянут в завещании. А если по закону, то начинается с наследников первой очереди. То есть мама и мы четверо. Вот если бы никого из нас не было в живых, тогда стали бы рассматриваться наследники второй очереди. Нет никого второй очереди – третьей, ну и так далее. И вроде мама, как жена, получает половину совместно нажитого имущества. То есть не получает, это ее доля, а вторая половина их совместно нажитого – папашина, и она уже наследуется. И в наследники входит жена, то есть наша маман, и мы вчетвером.

– Ты с юристом консультировалась?

– Да.

– А он тебя предупредил, что у фирмы может быть хитрый устав?

Сестрица кивнула.

– Но и так есть квартира, в которой мы все родились, загородный дом, в котором мы с тобой никогда не были, бабушкина дача, машины. Кстати, ты не в курсе, что с бабушкиной квартирой?

Я пожала плечами. По идее, ее должна была унаследовать мама, как и дачу. Более того, я считала, что папашина нефтяная компания давно принадлежит какой-то офшорной фирме (как и многие наши нефтяные, газовые и прочие бизнес-структуры) и какая-нибудь кипрская компания (или с Каймановых островов), так сказать, обеспечивает финансирование и контроль. А российская компания вроде как ведет бизнес в России. В таком случае наследство, которое нам может оставить папаша, – это акции иностранной компании и счета в иностранных банках.

– Я не сомневаюсь, что у него есть счета в иностранных банках, – заявила сестрица. – Вопрос в том, как до них добраться.

– Ольга, передача всего этого по наследству может происходить не по нашим законам, а по законам той страны, где все это находится! И тогда – никакой обязательной доли в наследстве и никакого признания папаши неадекватным, и любые, самые странные условия получения денег. Он мог заверить завещание в Англии, мог в Швейцарии и оставить все совершенно постороннему человеку. Конечно, скорее – одному – драгоценному внуку Павлику. Денег явно немало, и какая-нибудь английская или швейцарская фирма за свой нехилый процент будет рада проследить за тем, чтобы Павлика никто не обделил. Они проследят за образованием Павлика, помогут с карьерой, а потом он лет в двадцать пять унаследует все, оставленное дедушкой, да и то, если будет достоин. А если не будет, деньги могут быть перечислены, например, в фонд поддержки молодых ученых.

– Ты считаешь, что наш папаша мог и такое выкинуть?

– Ольга, я не знаю, что он мог выкинуть. Даже примерно. Я тебе объясняю, как все может обернуться. Матери я этого объяснять не стала. Она была просто не готова меня слушать. Она была в диком возбуждении. И вообще, если займется делом, то это ей только на пользу пойдет. Я тебя хочу предупредить, чтобы ты губу не раскатывала, а потом не испытывала горького разочарования!

– То есть нам нужно все выяснить насчет завещания, – задумчиво произнесла сестрица. – Полина с Шуркой могут что-то знать?

– Не думаю. А вот зять может. И не забывай, что он – отец Павлика и дружит с нашим отцом с юности. Всю жизнь с ним бок о бок работает.

– Мне с ним переспать?

– Дура!

– А как ты хочешь из него информацию вытягивать?

– Встречусь и поговорю.

– Так он тебе и сказал что-то, – хмыкнула Ольга. – Тут денежные интересы задействованы. А когда речь идет о больших деньгах, родственники становятся врагами. Вон наш оператор сейчас дерется с родной сестрой за родительскую квартиру. Две смежные комнаты в «хрущобе»! Отца толком не похоронили, не отпели, просто закопали, да еще и в области, где дешевле всего, чтобы лишние деньги на похороны не тратить. А у нас-то побольше всего, даже если только недвижимость в России брать. Кстати, у папаши, наверное, и что-то за границей есть. Почему мы с тобой раньше этим не интересовались?!

Меня, признаться, удивила такая реакция Ольги, хотя… У нее ведь в самом деле карьера на излете, а в дешевом порно она сниматься не захочет. Ей нужно обеспечить свое будущее. И наследство от папаши – прекрасный шанс.

Ольга объявила, что после выхода матери из клиники обязательно с ней встретится и обговорит совместные действия. Может, мама знает условия завещания. Может, ее следует направить на их выяснение.

– Ладно, бери на себя зятя, а я возьму маман, – объявила Ольга. – И мы с ней попробуем на пару вникнуть в дела фирмы. Не помешает. Слушай, а папаша в каком состоянии? Он сляжет скоро?

Я не знала ответа на этот вопрос. Я даже не знала, сам ли он вел машину, когда ездил к маме, или его возил шофер. Я не знала, держится ли он на уколах или пока еще обходится без них. Я знала только, что он сильно похудел.

– Кира, ты точно не собираешься рулить папашиной компанией? – не могла до конца поверить Ольга.

Я покачала головой.

– Я не хочу только, чтобы компания отошла чужим людям. Все-таки это – дело всей жизни отца, и она должна остаться в нашей семье, то есть принадлежать нашей семье. Но я не буду ломать копья. Я не собираюсь тратить свое время, деньги и эмоции на борьбу за эту компанию или имущество отца. Но тебе помогу, как смогу.

Ольга мечтательно улыбнулась.

Мы перешли к второму пункту программы – обсуждению моего вчерашнего пассажира.

– Ты, конечно, идиотка, – вздохнула Ольга. – А вообще тебе давно пора мужика заводить. Поэтому и подбираешь на дороге неизвестно кого!

Из клиники мне так и не позвонили. Сестре я ответила, что прямо сейчас позвоню туда сама и выясню, кого я подобрала.

Аппарат доктора Авакяна был выключен, следовательно, или оперировал, или разговаривал с важным пациентом, или отдыхал с женщиной. Я позвонила диспетчеру, представилась.

– Переключаю на дежурного врача, – сказал диспетчер. – Он ответит на ваши вопросы.

– Рубен Саркисович не позвонил? – удивился дежурный врач. – Значит, закрутился. Вашего пациента забрали.

– Кто? – поразилась я.

Дежурный врач пояснил, что сегодня утром, когда пациент проснулся, то попросил объяснить, где находится и как попал в клинику, потом попросил телефон, позвонил какому-то другу, тот за ним приехал и забрал его.

– А…

– Друг все оплатил по самому высокому тарифу. Так что не волнуйтесь, Кира Павловна. Мы только благодарны вам за такого пациента. Правда, ему не стоило еще покидать клинику, но тут мы ничего не могли поделать…

«Самый высокий тариф» – это значит самая высокая степень конфиденциальности. Сотрудники клиники доктора Авакяна не сообщают в правоохранительные органы о людях, поступивших с пулевыми ранениями. То есть если пациент хочет (а ведь и такое бывает), то, конечно, сообщают, но основная масса этого не желает. А клиент всегда прав. В особенности клиент, который платит по тарифам клиники Рубена Саркисовича.

– Мы дали ему номер вашего мобильного телефона, поскольку он сказал, что хочет вас отблагодарить, – продолжал врач. – Его жизни ничего не угрожает, мы дали рекомендации…

– Вам известны его имя, фамилия?

– Нет. Он отказался их сообщить. Вы же знаете, что мы и не спрашиваем, если…

– Знаю. Что вы можете про него сказать?

– Никаких татуировок, никаких ранений в прошлом не было. Следит за собой. Явно занимается спортом. Года тридцать три, может, тридцать пять. Но одежда… И дружок тоже приезжал в спортивном костюме и раздолбанных кедах. На старом «Форде». О роде занятий судить не могу, даже примерно. У нас тут сестрички гадали, – дежурный врач усмехнулся. – Если узнаете, сообщите, пожалуйста.

Я поблагодарила за информацию и распрощалась. Я прекрасно понимала, почему врач был со мной так откровенен. Я обеспечила денежного пациента, а в случае необходимости привезу и сотрудников нашей компании. Я из постоянных клиентов, то есть скорее поставщиков пациентов. А этот тип, даже заплативший по самому высокому тарифу… Скорее всего, у Рубена Саркисовича его больше не увидят никогда.

– Достань карту Ленинградской области, – попросила сестра после того, как я пересказала ей разговор.

– Зачем тебе карта?

– Давай посмотрим, где мужик рыбачил.

– Как мы это определим? И зачем?

– Дело мутное.

С этим я согласилась.

– Кира, у него есть твой телефон, он выяснит, кто ты.

– И что из того?

– Ну… Лучше подготовиться заранее.

– К чему?!

– Карту давай!

Я включила компьютер, считая, что так нам будет легче вести поиск.

– Давай мыслить логически, – заговорила сестрица, усаживаясь рядом со мной перед экраном. – На рыбалку он поехал или с вечера, или рано утром.

– Ну, вообще-то наши мужики…

– Он ездил именно на рыбалку! Рыбу ловить, а не водку пить. Ты же рыбин видела! И он был один.

– Ты уверена, что он изначально был один?

– Вот мы и должны все выяснить!

– Что «все»? – посмотрела я на сестрицу. – И зачем нам это выяснять?

– Ты подбираешь на пустынном шоссе странного мужика с пулевым ранением, который, только придя в себя, сбегает из больницы.

Я заметила, что он не сбегал, а вызвал друга.

– Спасибо, конечно, что не оставил тебе свои медицинские счета, – невозмутимо продолжала сестрица. – Но насколько я знаю, из клиники Рубена Саркисовича без оплаты или ее гарантии не сбежишь. И вообще не сбежишь. Однако факт остается фактом. Он исчез, не оставив своих координат, но получив номер твоего мобильного телефона. Номер зарегистрирован на тебя. А теперь есть всякие базы данных, да и вообще ты в городе человек известный. Ему могли сестрички про тебя рассказать. Кира, тебе нужна лишняя головная боль? В дополнение к предстоящей борьбе за наследство?

– Я не собираюсь бороться за наследство!

– А я собираюсь! И ты мне будешь помогать, потому что я в этой жизни больше никому не доверяю. Так что настраивайся. А сейчас мы должны обезопасить тебя. И в этом тебе буду помогать я, потому что больше некому! И вообще нечего лишних людей посвящать в наши дела.

– Я не поняла, что ты хочешь, – призналась я. – Найти, где мужик рыбачил?

Ольга кивнула.

– И что это нам даст?

– Съездим на место и осмотримся.

– Тебе делать нечего?

– Ну, положим, вечер у меня свободный…

– А у меня работа лежит! – я кивнула на гору папок.

– Так она у тебя всегда лежит! Я в последние годы не помню ни дня, чтобы она у тебя не лежала! Мы когда в отпуск едем, ты с собой что тащишь? Нормальные люди берут легкий детективчик или женский роман, а ты – ноутбук с проектами и сидишь за ним по вечерам, а то и в шезлонге на пляже!

– А что еще делать?! Не в потолок же плевать?! Я не могу сидеть без дела!

– Вот поэтому ты замуж и не выходишь!

– Чья бы корова мычала!

– А я не хочу! У меня знаешь, где мужики сидят?

– И я не хочу!

Это была наша обычная ругань с сестрицей. Я знаю, что она меня очень любит, и я ее очень люблю. Она на самом деле единственный человек, которому я могу полностью доверять и на которого я могу полностью положиться. Но сколько я себя помню, мы всегда ругались из-за какой-то ерунды. Хотя ведь милые бранятся – только тешатся.

– Короче: нам надо выяснить, что это за мужик и что он делал в тех местах, – объявила Ольга. – Чтобы знать, от чего плясать.

– Но если на него напали, ограбили…

– Кира, я тебя умоляю! Хорошо. Предположим, на него напали. Но что можно взять у рыбака? Пусть он даже какой-нибудь тайный миллиардер – что сомнительно. Но ведь он не будет на рыбалку брать свои миллиарды! И драгоценности никто на рыбалку не берет. Кстати, часы у него были?

Я задумалась.

– Вроде да.

– Какие?

– Я не присматривалась.

– Идиотка. Я сейчас Рубену позвоню.

– Нечего его в дело вовлекать! Если уж хочешь разбираться, то давай уж сами. Но если бы было что-то из ряда вон, то Рубен бы обратил внимание. Или кто-то из санитаров. Наверное, самые обычные часы.

– Но при нем не было документов, – продолжала рассуждать сестрица. – Мобильный, предположим, могли забрать, или мог выпасть из кармана.

– И если бы у него остался мобильный, он бы вызвал подмогу, – заметила я. – Хотя бы того же приятеля, который забирал его из клиники.

– Логично, – согласилась Ольга. – Но документы обычно лежат во внутреннем кармане. Просто так они выпасть не могли. И без документов люди у нас все-таки не ходят. Что-то должно было быть! Кстати, он славянской внешности?

Я кивнула. В этом сомнений у меня не было. И говорил без всякого акцента. Речь была грамотной. Правда, общались мы совсем мало, но у меня не создалось впечатления, что это не окончивший десятилетку тракторист из ближайшего к трассе села. И ему нужно было в город!

– То есть, скорее всего, его вещи остались там, где он рыбачил, – сделала вывод сестрица.

– Но он был с ведром! В ведре рыба плескалась! Оля, ты на самом деле считаешь, что человек, сбегая от злоумышленников, хватает не сумку с документами, а ведро с рыбой? Зачем он его тащил? Даже если прихватил на автопилоте, ничего не соображая, почему он его не бросил?

Сестрица пожала плечами.

– Я думаю, что он приехал на рыбалку на машине и все его вещи, включая документы, остались в машине. И она до сих пор стоит где-то неподалеку от озера или реки. На берегу на него напали – или просто выстрелили из каких-то кустов, – и он бросился бежать, прихватив ведро. Потом заблудился, вышел к шоссе. Его никто не хотел брать. Он пошел в направлении города или первой автозаправочной станции, с которой мог бы позвонить. И тут по трассе проезжала ты, сердобольная. Кира, ты понимаешь, что в людей просто так не стреляют? Ты этого мужика точно никогда раньше не видела?

– Оля, а ты знаешь, сколько людей живет в нашем городе? А если еще посчитать и область…

– Ну, предположим, в деловом мире Петербурга все друг друга знают в той или иной степени. Мне бы надо на этого мужика посмотреть… Я-то по тусовкам хожу гораздо больше, чем ты.

В процессе разговора мы изучали карту участка Ленинградской области, где мужик мог рыбачить. Когда на него напали? Рано утром? Так сколько ж времени он шел пешком? Какое расстояние за это время мог преодолеть раненый? А если он часть времени оставался без сознания? Например, упал в лесу, какое-то время лежал, потом полз… Хотя по одежде не скажешь, что полз. С другой стороны, на такой одежде, как у него, могло и не остаться следов. И он на самом деле мог преодолеть довольно приличное расстояние.