Текст книги "Поиграй со мной в любовь"

Мария Жукова-Гладкова
Поиграй со мной в любовь

Автор предупреждает, что все герои этого произведения являются вымышленными, а сходство с реальными лицами и событиями может оказаться лишь случайным.

© Жукова-Гладкова М., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Я возвращалась домой из библиотеки, где работала уже несколько лет, – пришла сюда сразу после окончания института. Библиотечный институт был единственным приемлемым для меня вариантом в районном центре, именуемом в наших краях «столицей». Это самый крупный город в нашей части родной страны, примерно раза в четыре, если не пять превышающий по размерам городишко, в котором родилась и продолжаю жить я. Там еще есть сельскохозяйственный институт и что-то техническое. Каких специалистов выпускает последний из упомянутых вузов, сказать затрудняюсь. Они в моем родном городе работают на самых разнообразных должностях и, по-моему, всему обучаются уже на рабочем месте. Или не обучаются и тихо спиваются. Или шумно.

Суббота у нас в библиотеке – рабочий день, как и воскресенье, потому что в эти дни к нам в город приезжает много людей из окрестных деревень и часть из них (довольная значительная, что меня радует) пользуется услугами нашей библиотеки. Широко рекламируемая модернизация не дошла ни до нашего районного центра, ни до нашего городка, ни тем более до окрестных деревень. Да там электричество не каждый день бывает! У проживающих там людей нет компьютеров, и они даже отдаленно не представляют, что такое электронные книги и электронное воровство. Они читают традиционные книги, напечатанные на бумаге, – если вообще читают, приезжают за ними к нам в субботу и воскресенье. Хотя, конечно, приезжают не только и не столько за книгами. Зато я могу отдыхать два любых рабочих дня, а иногда мы договариваемся с моей начальницей и кто-то кого-то отпускает. Мы же знаем, когда у нас наплыв читателей.

В эту субботу мы, как и обычно, трудились вдвоем с заведующей, которой до пенсии оставалось три года. Тогда заведующей стану я. Но вот найдется ли для меня помощница? И уйдет ли заведующая?

Народ валил валом. Мы не понимали, почему в этот день в город приехало столько людей. Одна читательница объяснила. Оказывается, у нас в городе проводится кастинг на роль героини в каком-то новом сериале. Она сама толком не могла объяснить в каком, только знала, что режиссер, или продюсер, или все будущие создатели одновременно желают видеть в главной роли не профессиональную актрису, а провинциальную девушку, не имеющую опыта работы в кино.

– Наверное, хотят сэкономить, – высказала свое мнение заглянувшая к нам подруга заведующей. – У известных актрис же сумасшедшие гонорары. Помните, девочки, как мы читали статью про их гонорары только за один съемочный день? Да у нас в городе никто столько за год не получает, даже мэр и начальник полиции. Это, конечно, если считать их официальные доходы.

Хотя и неофициальные в наших краях даже близко не могли конкурировать с московскими, питерскими, да и новосибирскими и калининградскими.

– Но все равно будут платить больше, чем можно заработать в нашем городе, – вздохнула заведующая. – Господи, какую же пенсию я получу?!

Они с подругой тут же принялись вспоминать, кому из общих знакомых сколько насчитали. Пришли к выводу, что придется работать, пока не подохнут. Я поняла, что через три года она ни на какую пенсию не уйдет – если не выгонит какое-нибудь высшее руководство. Хотя где руководство, а где мы?

Мне через три года должно исполниться всего тридцать… И перспектив для себя я не вижу никаких. В самом лучшем случае – заведующая библиотекой. А так – этот город, библиотека, с весны до осени работа на приусадебном участке, регулярные походы в лес, заготовки на зиму, без которых на мою зарплату и мамину пенсию просто не прожить.

И мне никогда не заработать на операцию дочери…

При воспоминании о дочери на глаза навернулись слезы. Моя девочка никогда не будет нормально ходить. Родовая травма. Я винила себя, но мама и все ее подруги, мои подруги, наши соседки и моя начальница в библиотеке говорили одно: виноваты врачи, то есть один вполне определенный медик. Может, если бы я рожала в крупном городе, то все прошло бы нормально, да даже у нас не в предпраздничный день все могло обойтись, а в нашей маленькой больничке в ночь на двадцать третье февраля пациентов принимал один пьяный дежурный фельдшер… Оказалось: они тянули жребий и ему выпало дежурить, а остальные уже пребывали в нирване. Этот держался на ногах. Спасибо, хоть не уронил ребенка.

Потом я думала, что надо было рожать дома, позвать опытных женщин или поехать в ближайшую деревню, там живет местная знахарка. Наверное, она лучше справилась бы и точно не была бы пьяна в хлам.

Но все случилось, как случилось. Родилась девочка, которую обожаем мы с мамой. Мою Настеньку стараются баловать все соседи. На Руси всегда любили убогих. Она очень толковая, развита не по годам, читает, пишет в свои четыре года, но в школу она пойти не сможет. Ей физически не дойти до школы, хотя по дому она передвигается очень бойко. Мы выводим ее прогуляться по улице со специальными немецкими ходунками. Но машины нет, даже телеги с конем нет, конечно, в первый класс я смогла бы носить ее на руках, но что потом? И как ей будет в компании других, здоровых детей?

Подружек у нее нет, она общается только со взрослыми. Она не может участвовать в детских играх! Да, она гораздо более развита, чем дети ее возраста, но что ее ждет дальше?

Если бы у меня были деньги ей на операцию…

Но их не было и, похоже, не будет никогда.

Я понятия не имела, где сейчас отец Настеньки. У нас была любовь (по крайней мере, с моей стороны), когда я училась в районном центре. Он тоже жил в общежитии, только в другом. Я поняла, что беременна, только когда вернулась в родной городок. Мама сказала однозначно: «Рожай. Вырастим. И ребенок у тебя будет, как ты у меня. Опора в старости. На мужиков рассчитывать все равно нельзя».

Но я еще хотела замуж.

Я поехала в районный центр искать Настенькиного отца. Но к тому времени его в общежитии уже не было. Я знала имя и фамилию – и все. Даже отчества и года рождения не знала! Он говорил, что родился в Сибири, потом их семья переехала в среднюю полосу России, отец пытался заняться фермерством, но государство и бандиты отбили у него охоту продолжать это дело и навсегда отворотили сына от частного предпринимательства. Сын видел, как избивали отца, вместе с родителями спасался из горящего дома…

Я была согласна со многими его мыслями. Например, почему почти во всем мире строят добротные дома, кроют крыши черепицей, оборудуют теплые и комфортные туалеты? Можно вспомнить немецкие домики, Прибалтику, да даже украинские хаты. И только в России кривые заборы, за покосившимся домом неотапливаемая будка на заднем дворе. Русскому человеку будто все равно, в каких условиях он живет, будто он не хочет жить лучше, и это повторяется из века в век. Почему? Да потому, что во все века отбивали охоту что-то делать. Русский человек знает: отнимут, загнобят, просто не дадут. Бесплатно землю желающий заняться фермерством не получит, от непосильных налогов его никто не освободит, от бандитов правоохранительные органы не защитят, наоборот, сами захотят получить дань, да и сосед из зависти может пустить красного петуха… Так что в России лучше не высовываться.

А ведь, например, в конце восьмидесятых на арену вышла масса мыслящих людей с прогрессивными взглядами, способных говорить не по бумажке. Они выступали на съездах народных депутатов, получив возможность высказываться. И что происходит во втором десятилетии двадцать первого века? Что делают с прогрессивными, мыслящими людьми, которые хотят высказаться? Есть ли у них шансы занять посты, на которых реально можно что-то решать и помогать другим? Есть у тех, которые на самом деле хотят принимать законы для людей, шанс попасть в ряды голосующих за принятие законов?

Андрей ненавидел государство и всех его представителей – потому что чиновники издевались над его отцом. Он был этаким нигилистом. Признаться, в последние годы, когда по телевизору стали показывать митинги и марши оппозиции, я ожидала, что его лицо мелькнет где-нибудь в ряду противников существующего строя, я увижу, как его сажают в автозак, избивают дубинками. Кстати, он был не только против существующего строя. Он был против всего и против всех.

Он умел очень складно и красиво говорить, а я просто любила его слушать. И, как уже упоминала, была согласна с большинством его мыслей. Ему требовалась благодарная слушательница. Другим девчонкам он быстро надоедал, другие мужчины сами хотели, чтобы их слушали. Более того, Андрей не пил. Поэтому отношения с представителями его пола не складывались. В нашей области непьющий мужчина считался не от мира сего.

У нас пили все. Рано умирали, оставляли вдов и сирот. Но женщины радовались и таким мужьям. Еще был вариант родить от командированного, но это чаще случалось в советские времена. Мама родила меня от какого-то заезжего ленинградского специалиста. Она говорила мне, что не смогла бы жить с пьяницей и неухоженным мужчиной. А в нашем городке и всем регионе девяносто девять процентов населения были уверены, что внешняя привлекательность и ухоженность представителю сильного пола не нужны. Это не важно ни для построения отношений, ни для семьи, ни для воспитания детей. Мужчина привлекателен одним тем, что он есть. Так считали и сами мужчины, и женщины.

У мамы же остались приятные воспоминания о прогулках под луной по берегу нашей речки. И родилась я – как подарок и напоминание о единственной в жизни любви. И мой Андрей всегда следил за собой – я никогда не видела его небритым, он пользовался одеколоном и дезодорантом. У меня в общежитии даже спрашивали, не голубой ли он.

Одиноких матерей в наших местах никто не осуждал. Это считалось нормой, так как мужиков изначально на всех не хватало, а уж в возрасте моей мамы рассчитывать было вообще не на кого. Мужскую работу в доме чаще выполняли сами женщины, в последние годы стали появляться трудолюбивые и непьющие мужики из Средней Азии. Некоторые наши женщины уже стали брать их на постой. Эти были согласны на любую работу. Почему-то глядя на выступления Барака Обамы по телевизору, я невольно думаю, что при нашем неконтролируемом потоке миграции в будущем (причем не столь отдаленном) у нас вполне может стать президентом трудолюбивый и непьющий таджик, мама которого, узнав от соотечественников про «родильный туризм», совершила вояж в Россию в гости к папе, трудившемуся на какой-то стройке, потом они все получили гражданство, родили еще детей, граждан России, перевезли братьев и сестер с семьями… И, кстати, вполне может оказаться, что за этого трудолюбивого и непьющего таджика в будущем проголосует большинство населения России, которая к тому времени станет и не Россией вовсе.

Интересно, за что сейчас борется отец моей Настеньки? И борется ли вообще? Его бы красноречие да энергию да в нужное русло… Но все зависит от того, в какую компанию он попадет.

Я больше по нему не страдаю. Может, правильно говорят: с глаз долой – из сердца вон? Я уже пять лет как не видела Андрея, да и проблем в жизни у меня было столько, что не до любви… После рождения Настеньки я моталась с ней то в один районный центр, то в другой, пыталась что-то делать. Мне предлагали подать в суд на нашу больницу. Но толку-то? Я прекрасно знала, что в больнице нет денег. Да и как жить потом в нашем городе, где все друг друга знают?

Тот фельдшер потом приходил ко мне и каялся, и жена его приходила, и свои варенья нам каждый год приносит, и Настеньке вяжет, и на самом деле ее любит. И нельзя не любить Настеньку. Мне моя дочь иногда кажется ангелочком. В любом случае она для меня – подарок судьбы.

Но как мне ей помочь?

Иногда я задумывалась, пошла бы я на преступление ради того, чтобы моя дочь смогла ходить? Если бы точно знать, что не поймают, то да. Ведь я не могу оставить дочку только на маму. Она не справится. Я же приношу в дом зарплату, я работаю в огороде, я занимаюсь с Настей… Но на убийство все равно не пошла бы. На что бы я согласилась?.. Не знаю. Но заработать честно такие деньги невозможно.

Я писала в различные инстанции и фонды, даже олигархам нашим писала. Большинство не удосужились ответить. Кто-то присылал отписки, кто-то даже писал, что включил нас в какие-то списки…

Немцы прислали детские ходунки. Бесплатно. На них приходила посмотреть чуть ли не половина города. Но скоро Настенька из них вырастет… Пришлют ли следующий размер?

Наш мэр сказал, что может выделить только разовую помощь. Выделил. Мы на нее крышу перекрыли, так как в одном месте уже подтекало. И на том спасибо.

И хорошо, что работа есть. И приусадебный участок есть. И я сама – молодая и здоровая и пахать могу как лошадь. И мама пока относительно здорова и по дому большую часть работы выполняет.

Глава 2

– Лида! Лида! – ворвался в поток моих размышлений голос моей лучшей подруги Веры.

Я вскинула голову. Верка в пальто нараспашку спешила мне навстречу. Заморозки в этом году наступили рано. Начало октября – а у нас трава по утрам белая. Какая зима будет? Но хорошо, что все заготовки сделаны и по крайней мере от этого занятия можно отдохнуть.

Верка подлетела, сгребла меня в объятия и прошептала в ухо:

– Ты видела, что за тобой следят?

Я резко дернулась.

– Не дергайся, – сказала Верка. – Слушай меня внимательно. Я за тобой уже десять минут наблюдаю. И за ними. Сейчас тут по дворам круг сделала, чтобы вроде как тебе навстречу идти. Они-то наших закоулков не знают.

Верка подхватила меня под руку и потащила по улице. У меня же ноги стали ватными…

– Сейчас в кафешку к Вазгену зайдем, сядем у окошка и посмотрим.

– Вера, ты о чем говоришь? – наконец смогла я выдавить из себя.

– Сейчас кофе закажем и поговорим. Ты только не оглядывайся! И не дергайся! Спокойно иди. Лидка, ты же вроде как никогда никуда не влипала. Или это из-за Насти?

– Вера, что ты несешь?!

Но Верка не ответила. Мы в эту минуту подошли к двери небольшого уютного кафе, которое держала армянская семья. Они приехали к нам давно, обрусели, старший сын женился на русской. Вся семья много работала, женщины вкусно готовили, сам Вазген варил замечательный кофе. У него в кафе всегда был народ, и он одинаково уважительно относился ко всем посетителям – и тем, кто брал лишь одну чашку кофе, и тем, кто заказывал полный обед. Посетителей он не обманывал, просроченными продуктами не кормил, гостей любил, поговорить любил, всех знал. Мне для Насти всегда заворачивал что-то вкусненькое в подарок.

На этот раз самого Вазгена не было, нас встретила его жена, усадила за столик, принесла кофе и печенье собственной выпечки.

– А теперь рассказывай, – велела я подруге.

– В окно посмотри, – кивнула Верка. – Черную машину видишь?

Большая черная машина явно иностранного производства стояла на другой стороне улицы. Стекла были тонированными, так что рассмотреть, кто находится внутри, мы с Веркой не могли, да и уже начало смеркаться.

– Это киношники, – сказала Верка. – Ты про кастинг слышала?

– Уже рассказали. Разве в нашем городе можно что-то скрыть?

– Да вся область знает! Ты объявления, развешанные по городу, видела?

Я покачала головой.

– Конечно, как всегда, витала в облаках или думала о чем-то возвышенном, – хмыкнула Верка.

– Вера, нам что с этого? Неужели ты думаешь, что тебя или меня могут взять в актрисы?

– Но машина-то ехала за тобой! Точно тебе говорю!

– Им нужны молодые, красивые, модельного типа…

– А вот и нет! По возрасту мы с тобой как раз попадаем: от двадцати пяти до тридцати двух. Ты еще и натуральная блондинка. А я, как ты знаешь, с шестнадцати лет крашусь. В общем, тоже нужной масти.

– Им блондинки нужны?

– А ты думала, почему у нас все бабы в городе перекрасились?

– Разве?

– Ты даже это не заметила? В универмаге краски больше не осталось! Все смели!

– Какие у них еще требования? – спросила я, просто чтобы поддержать разговор.

Меня они не интересовали. Я не верила в честность кастингов. Я не собиралась подаваться в актрисы. Мама с детства внушала мне, синонимом какого слова на Руси является «актриса», причем еще с дореволюционных времен.

– Ты не сможешь спать с мерзким старым режиссером, – говорила мне мама, когда я стала уже взрослой. – И не нужно. Мужчине нужно отдаваться только по любви. Пусть он женат, но если ты сама любишь, то получай удовольствие от тех редких минут счастья, которые удается урвать. Рожать надо от нормального, умного и интеллигентного, а не от одноклеточного пьяницы и малограмотного урода. Ради ребенка. Чтобы ребенок получился нормальный. Хорошо бы на его детей посмотреть – чтобы примерно представлять, что от него может родиться. Женатый не будет требовать признания отцовства – ему это не надо, а записанный отец в определенной графе может создать проблемы. Ребенок вырастет – можно будет сказать правду. Может, общаться будет с братьями и сестрами по отцу, а потом, глядишь, папаша на старости лет и отпишет часть наследства незаконнорожденному отпрыску.

Наверное, мой отец был женат, когда закрутил роман с мамой. Она даже не пыталась выйти с ним на связь, хотя, в отличие от меня, знала все его координаты. И мне это запрещала. Или все-таки пыталась с ним связаться? И получила отпор? «Не надо ломать ему жизнь», – говорила мама. Хотя мне бы хотелось встретиться с отцом… Но я больше не поднимала эту тему, так как знала, что она очень болезненна для мамы. Она как-то сказала, что Настенька очень на него похожа. Да и я уродилась блондинкой явно в него. Я не была уверена, что он знает о моем существовании.

Верка тем временем перечисляла набор каких-то бредовых требований к кандидаткам на роль в сериале (то есть это они мне показались бредовыми), но моя подруга знала их наизусть.

– Ты, никак, собираешься на этот кастинг? – дошло до меня.

– Я уже была, – хмуро ответила Верка и уставилась в чашку.

– То есть как? – опешила я.

– А вот так, – подруга с вызовом посмотрела на меня. – Ты думаешь, что я горю желанием всю жизнь прозябать в этой дыре? У тебя хоть ребенок есть. Надо было в Москву уезжать в восемнадцать лет. Или, по крайней мере, в Ленинград, то есть Петербург. А сейчас кому мы нужны в нашем возрасте? Старость скоро, Лида!

– Какая старость?! Нам всего по двадцать семь лет!

– Не всего, а уже, – поправила подруга.

– Да ты чокнулась!

– Ты что-то ждешь от жизни? Ты еще ждешь чего-то хорошего?

Верка неотрывно смотрела на меня с минуту, потом заревела, да еще с такой безысходностью… Я принялась ее утешать. Мы взяли еще кофе. Машина продолжала стоять на другой стороне улицы.

* * *

Наконец мы покинули заведение Вазгена. Оказалось, что сам хозяин обслуживает питерских гостей и лично повез ужин в Дом культуры, где проходил кастинг.

Как только мы повернули в сторону наших домов (Верка жила через два дома от меня с больной матерью, пьющим отцом, пьющим братом, сестрой и двумя племянниками, отец которых утонул по пьяному делу), черная машина тронулась с места и медленно поехала за нами.

Мне стало неуютно.

– Может, к дяде Вите зайти? – задумчиво произнесла я. Дядя Витя был нашим участковым столько лет, сколько я себя помнила. – Хотя он, конечно, уже пьян. И не хочется его дергать в субботу вечером.

– Вся полиция города сейчас в Доме культуры, – сообщила Верка. – И дядя Витя там. Сама его видела. Он уговаривал наших теток по домам расходиться и не заниматься дурью. Лида, туда же пришли все от мала до велика! От четырнадцати до сорока! И из области из всей приехали! Все в актрисы хотят! Только тебя не было. А так я всех наших видела… Даже Иванову, которая после вторых родов в дверь только боком проходит.

– Ты серьезно?! – поразилась я.

– Ага. Весь наш класс – кроме уехавших за лучшей долей. И старшие, и младшие. И замужние, и те, кто до сих пор в девках! Весь наш город! Там не протолкнуться! Там же не только полиция, но и «скорая» дежурит! Уже несколько человек в больницу увезли, ну или домой отправили. Там же девки в обморок падают пачками! Ты представляешь, какое количество народа набилось в этот несчастный Дом культуры?! Да в советские времена на самые рейтинговые фильмы, наверное, столько не собиралось! Помнишь, как наши матери рассказывали, как за билетами стояли?

Я помнила. Но теперь кинофильмы отошли на второй план. В кино перестали ходить, фильмы больше не привозили. Спроса не было. Он пропал в первую очередь из-за дороговизны билетов. Ведь можно смотреть телевизор, где стало гораздо больше каналов и появились такие передачи, которые в советские времена представить было невозможно. Потом даже в нашем городке провели Интернет, и, несмотря на дороговизну, я его подключила. Мне требовалось искать возможности для лечения Настеньки. Ну и я просто увлеклась, к тому же общалась на форумах с родителями детей, родившихся не совсем здоровыми. Я была готова платить за Интернет только ради одной этой поддержки!

Хотя большинство горожан Интернетом не пользовались и не знали, с какой стороны следует подходить к компьютеру. Технику осваивало только молодое поколение. Поколение наших матерей смотрело телевизор. Правда, молодежь нашего города тоже не могла жить без телевизора, Интернет его не заменил. Или только пока?

Верка тем временем рассказывала про то, как проходил кастинг. На просмотр из Петербурга приехали трое – один мужчина и две женщины. Их не сопровождал никакой обслуживающий персонал. Может, они не самые главные в кинокомпании и отвечают только за подбор кадров. Мужчина и младшая из женщин были мужем и женой. У них одна фамилия, и остановились они в одном номере в гостинице. Женщина, годившаяся им в матери, поселилась отдельно. У нее другая фамилия. Наверное, это теща.

– А это ты откуда знаешь?

– Я – от Тоньки Зайцевой. Но неужели ты думаешь, что это уже не знают все?

Да, скрыть что-либо в нашем городе невозможно…

– В общем, эти трое устроились в зале, а Людмила Павловна – администратор Дома культуры – выпускала на сцену девчонок по одной.

Порядок в очереди, как выяснилось, помогала поддерживать полиция. Вначале пытались составлять списки, но поняли, что это бессмысленно, так что остановились на живой очереди. Некоторых просили покинуть сцену сразу же. Других заставляли прогуляться по ней взад и вперед. Тут девчонки, конечно, показывали себя во всей красе – виляли бедрами, призывно улыбались единственному мужчине. Но отборочная комиссия резко пресекала кривляние.

После нескольких малолеток и теток, явно превышающих указанный возрастной барьер, старшая из женщин зашла за кулисы и приказным тоном велела этим категориям соискательниц покинуть помещение и не тратить ни свое время, ни время отборочной комиссии.

Стоял рев, крик, кто-то упал в обморок, но на помощь опять пришла полиция, которая еще вызвала представителей охранной фирмы, работающих в нашем единственном универмаге.

– Неужели они на самом деле ожидали, что придут только те, кто строго соответствует критериям? – усмехнулась Верка. – Может, это у них в Питере так, а у нас все хотят в актрисы.

Когда количество претенденток сократилось, шуму поубавилось. Нельзя сказать, что дело пошло быстрее. И Верка так и не поняла, по каким критериям отбирали.

– У меня создалось впечатление, что их больше всего интересовала походка, – призналась подруга. – Образ в целом, что ли…

– Вообще-то это разумно, – заметила я. – Теперь легко изменить цвет волос, даже цвет глаз – контактными линзами, макияж можно наложить самый разный. Ты посмотри, как по-разному одни и те же актрисы выглядят в разных фильмах – в зависимости от требований сюжета и создаваемого образа героини. И эти киношники тоже ищут женщину, соответствующую образу, – ну а мелкие детали можно изменить.

Я попросила Верку рассказать, как она сама выходила на сцену.

– Не напоминай мне о грустном, – скривилась подруга. – Меня сразу же отправили вон, даже второй раз пройтись не предложили. Я предполагала, что так будет, но… Лидка, мне так хочется вырваться из этого болота! Я замуж хочу! Красивой жизни, баров, ресторанов, брызг шампанского. Девки какие-то под пальмами лежат, а мы в этой дыре прозябаем! И в начале октября уже заморозки! Я не хочу зимы! Я хочу вечного лета!

На Верку иногда накатывала депрессия. На меня тоже накатывала, но меня всегда радовала Настенька. Радовала – и заставляла держаться. Моя дочь без меня не выживет. Я должна быть ей поддержкой и опорой. А Верке было не для кого жить. Она работала бухгалтером после бухгалтерских курсов, не видела для себя никаких перспектив, не могла бросить больную мать, помогала сестре справляться с племянниками, дралась с пьющими отцом и братом… И отчаянно мечтала выйти замуж за принца.

Мы расстались перед моим домом. Верка пошла дальше, я открыла калитку, зашла, а закрывая ее, увидела, что большая черная машина с незнакомыми номерами (питерскими?) медленно поехала дальше. Вроде бы за рулем сидела женщина.