Текст книги "Двойчатки: параллели литературной жизни"

Марк Альтшуллер
Двойчатки. Параллели литературной жизни

© М. Альтшуллер, 2025

© А. Мануйлов, дизайн обложки, 2025

© OOO «Новое литературное обозрение», 2025

* * *

Елене Николаевне Дрыжаковой

Меня совершенно не волнуют глобальные теории и концепции – на это есть другие специалисты. Самое интересное – расшифровывать всякие мелочи, крошечные историко-литературные загадки. Конечно, эти мелочи не меняют картину истории литературы, но без них, мне кажется, скучно, а с ними веселее.

В. Мильчина

От автора

Неологизм для названия этой книги «украден» автором у О. Э. Мандельштама. В литературных штудиях оно употреблялось только им, и то, кажется, лишь в разговорах. В своих воспоминаниях Надежда Яковлевна называет соответственно тройчатками «три стихотворения одного происхождения, а двойчатками — „двойные побеги на одном корню“». Она приводит несколько примеров таких двойчаток, где «оба переплетены», где стихи могут быть «с одинаковым началом и разным развитием» и где действительно обнаруживается глубинная связь двух поэтических текстов11
  Мандельштам Н. Воспоминания. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1970. С. 208–209.


[Закрыть]

Я позволил себе использовать термин Мандельштама в расширенном значении и назвать двойчатками два текста, по разным причинам (о них позднее) соотносящихся друг с другом.

Литературная жизнь любой страны, любого времени всегда наполнена бурными событиями: сталкиваются группировки, объединения, союзы, обмениваются комплиментами или руганью авторы, пишутся критики и антикритики. Все это образует пульсирующую живой кровью жизнь, которую и изучают историки. При этом многие мелочи, характерные детали, взаимосвязи отдельных литературных текстов ускользают от внимания исследователей, описывающих серьезные, глубинные литературные процессы. В нашей книге рассказывается о некоторых литературных связях и отношениях, на которых ранее не обращали внимания.

В течение долгих литературных занятий у автора скопилось некоторое количество небольших заметок, где достаточно тесно оказываются связанными два текста. Иногда это стихи одного автора (Пушкин, Гумилев) или два романа о петровской эпохе доктора Г. И. Альтшуллера, практически неизвестного как писатель-беллетрист. Иногда это сознательная или, может быть, подсознательная перекличка или полемика двух поэтов, зачастую отделенных друг от друга десятилетиями (Пушкин и Заболоцкий, Тютчев и Глазков, Кедрин и Вознесенский). Иногда это неожиданное сопоставление двух авторов, характерное для эпохи, но вовсе не входившее в намерения писателей (Горький и Корнилов) и пр.

Мы предлагаем вниманию читателей эти небольшие рассказы о перипетиях литературного бытия, потому что они оживляют наши представления об интеллектуальной русской жизни XIX и XX веков и потому что они, как справедливо заметила многоуважаемая Вера Аркадьевна Мильчина, не меняя общей картины истории литературы, делают эту картину более веселой, занимательной и интересной. Так, по крайней мере, было с самим автором, когда он писал эти непритязательные заметки, и он очень надеется, что читатели с ним согласятся.

Иногда, когда речь идет об одном и том же времени или о том же (тех же) авторе, в рассказах встречаются повторы и ссылки на одни те же документы. Автор приносит свои извинения за эти повторы, но они дают возможность читать каждый текст самостоятельно.

Это короткое вступление по хорошей академической привычке автор заканчивает благодарностью своим друзьям, читавшим рукописи и журнальные публикации этих заметок и сделавшим очень много полезных замечаний и дополнений: Надежде Александровне Тарховой, Светлане Ивановне Ельницкой, Илье Юрьевичу Виницкому, Юрию Владимировичу Зельдичу.

Дилогия Пушкина
«Стансы» (1826) и «Во глубине сибирских руд…» (1826?)

Восьмого сентября 1826 года состоялся долгий (час или два) судьбоносный разговор только что коронованного императора Николая и привезенного из Михайловской ссылки поэта Александра Пушкина22
  Лучшим и наиболее тщательным и подробным анализом этого разговора являются работы Н. Я. Эйдельмана: Секретная аудиенция // Новый мир. 1985. № 12. С. 190–217. Более подробная и информативная: Пушкин. Из биографии и творчества. 1826–1837. М.: Худож. лит., 1987. С. 9–174.


[Закрыть]. Творческим результатом этого разговора стали два стихотворения Пушкина, названия которых вынесены в заглавие этой заметки.

«Стансы» были написаны 22 декабря 1826 года (через два с половиной месяца после разговора с царем). Это небольшое, очень емкое по мыслям стихотворение подводит некоторый итог (слишком оптимистичный), который сделал для себя поэт после многозначительной беседы с самодержцем.

В «Стансах» – две основные темы. Первая – государственная деятельность только что вступившего на трон императора. Для этого Пушкин апологетически изображает Петра Первого, предлагая Николаю: «Во всем будь пращуру подобен»33
  Ю. М. Лотман предположил, что именно Пушкин подсказал Николаю эту важнейшую идеологему его царствования, что давало возможность противопоставить действия нового самодержца ошибкам и неудачам предшественника. См.: Несколько добавочных замечаний к вопросу о разговоре Пушкина с Николаем I 8 сентября 1826 года // Лотман Ю. М. Пушкин. СПб.: Искусство – СПб, 1995. С. 366–368.


[Закрыть]. Этот пращур «сеял просвещенье», знал «родной земли предназначенье», «на троне вечный был работник». Вторая тема, неразрывно связанная с первой, – только что прошедшее, потрясшее всю думающую Россию восстание декабристов. О нем говорят уже первые строки: «Начало славных дней Петра <и Николая!> / Мрачили мятежи и казни». А во второй строфе о Петре говорится (а на самом деле обращено к Николаю):

 
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукий.
 

Стрелецкий бунт, жестоко подавленный Петром (он собственноручно рубил стрельцам головы), символизировал для Пушкина злобную народную стихию, враждебную любой власти, любому прогрессу, любым реформам. Позднее эта идея отольется в знаменитую максиму о бунте «бессмысленном и беспощадном».

Этой злобной стихии противостоит разумная твердость в отношениях с властью. Образцом таких отношений царя и подданного являлся Яков Долгоруков. Один из самых преданных, неподкупных и верных помощников Петра. Он дерзко выступал против неукротимого в гневе государя, когда не соглашался с его деяниями. Особенно знаменитым был полулегендарный рассказ, как Долгоруков разорвал царский указ. А Петр, признав правоту строптивого подданного, обнял и расцеловал его44
  Позднее в Table-talk (XII, 162–163) Пушкин подробно пересказал эту историю. Здесь и далее все ссылки на сочинения Пушкина в тексте по изданию: Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 18 т. 1994–1996. Римская цифра указывает том, арабская – страницу.


[Закрыть]. Пушкин в цитированных строках предложил царю различать в деятельности декабристов два аспекта: достаточно бессмысленный бунт на Сенатской площади и реформаторские стремления умных и образованных декабристов55
  Ср. оксюморонное название содержательной книги Якова Гордина о декабристах: Мятеж реформаторов. Когда решалась судьба России. СПб.: Амфора, 2015.


[Закрыть].

Можно думать, что, предлагая Николаю такое понимание декабристского движения, Пушкин исходил из некоторых тем своего долгого разговора с царем. Николай лично допрашивал декабристов, слушал их рассуждения о необходимых в России переменах, читал их показания и отнесся к их мнениям достаточно серьезно. Об этом свидетельствует его распоряжение

передать <правителю дел следственной комиссии> А. Д. Боровкову мнения, высказанные декабристами по поводу внутреннего состояния государства в царствование императора Александра с тем, чтобы составить из них особую записку.

Боровков «составил свод мнений в систематическом порядке». По его словам,

мысли даже в способе изложения оставил я по возможности без перемены, Свод главнейше извлечен из ответов Батенькова, Штейнгеля, Александра Бестужева и Переца.

Николай внимательно читал эту записку. «Государь часто просматривает ваш любопытный свод,– рассказал составителю современник,– и черпает из него много дельного…»66
  Шильдер Н. Император Николай Первый. Кн. вторая. М.: Чарли, 1996. С. 12. См. также: Выскочков П. В. Император Николай I. Человек и государь. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2001. С. 274–282.


[Закрыть]

Стихи Пушкина, таким образом, предлагали царю ограничиться «твердостью» уже состоявшейся казни, практически беспрецедентной для тогдашней России, и обратиться к талантам, уму, знаниям своих противников. Не просто помиловать их, а воспользоваться их сотрудничеством для задуманных реформ. Принимая ужас совершившегося и даже, возможно, понимая его необходимость («повешенные повешены,– писал он Вяземскому 14 августа 1826 года,– но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна», XIII, 291), он всей душой стремился не только облегчить участь каторжников, но и вернуть умных и талантливых друзей и братьев к активной и столь нужной России общественной жизни. Пушкин тем самым предлагал царю различать в деятельности декабристов «стрелецкий бунт», спровоцированный неожиданной обстановкой междуцарствия, и «долгоруковское» начало в деятельности тех же самых людей, которые до этого бунта издавна плодотворно и успешно размышляли о наилучшем государственном устройстве77
  Еще 10 июня 1826 года Пушкин писал Вяземскому: «Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи со всеми и в переписке со многими из заговорщиков» (XIII, 286). Конечно, Пушкин понимал, что письмо почти наверняка будет прочитано чужими глазами, но о бунте и революции он писал вполне искренно, так же, как и об интеллектуальных связях с декабристами.


[Закрыть].

И наконец, в главной, последней, строфе поэт выражает твердую надежду на освобождение «друзей, братьев, товарищей». Эта строфа прямо обращена к нынешнему царю – недавнему собеседнику. Поэт не сомневается в его «сходстве» со славным предком:

 
Семейным сходством будь же горд,
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен88
  Курсив мой.– М. А.


[Закрыть] (III, 1, 40).
 

Именно эта строфа потребовала дополнительной проработки. В беловой рукописи Пушкин написал: «<будь> Как он, решителен и тверд»,– очевидно вспоминая и восстание, и суровый приговор. Поэт, кажется, готов, как мы говорили, не то, чтобы принять, но понять, примириться с жестокой казнью. По словам самого Николая, Пушкин даже наговорил ему «пропасть комплиментов насчет 14 декабря»99
  Впрочем, истинная принадлежность этой фразы (из записок Корфа) самому Николаю достаточно сомнительна. См.: Эйдельман Н. Пушкин из биографии и творчества. С. 171, примеч. 12.


[Закрыть]. Теперь поэт просит о смягчении пусть ранее необходимой твердости, о милости для уцелевших 120 товарищей и братьев.

Строка после «будь решителен и тверд» начиналась с противительного союза: «Но памятью, как он <Петр I> незлобен» (III, 1, 584). В окончательном тексте непреклонность смягчается: вместо жестокой решимости появляется более мягкая и более необходимая царственному труженику неутомимость. Теперь противительный союз «но», в котором выражалась несовместимость жестокости и милосердия, стало возможно заменить соединительным «и»: будь и неутомим, и тверд, и в то же время добр. Так появилась важнейшая для Пушкина строфа с просьбой о пощаде и милости «друзьям, братьям, товарищам».

После откровенной беседы, объявленных царских милостей Пушкин находился в состоянии некоторой эйфории1010
  В «Арионе» черновая строка читается: «Спасен дельфином я пою» (III, 593). Учитывая автобиографические мотивы текста, можно считать, что речь идет о свидании с царем. В не очень авторитетных «Записках» А. О. Смирновой-Россет (1929) Пушкин вспоминает об их разговоре: «<Николай> говорил со мной в Москве, как отец с сыном, в 1826г…». Цит. по: Немировский И. В. Декабрист или сервилист (Биографический контекст стихотворения «Арион») // Легенды и мифы о Пушкине. СПб.: Академический проект, 1995. С. 186. (NB. Царь и поэт были почти ровесники.)


[Закрыть]. Можно полагать, что он был уверен в исполнении своей просьбы и, кажется, практически сразу же обратился к узникам с оптимистическими надеждами на скорое освобождение. «Стансы» датируются 22 декабря 1826 года (III, 1, 134).

Споры о датировке «Во глубине сибирских руд…» продолжаются и по сию пору. Эти споры связываются со временем получения пушкинских стихов декабристами. Подразумевается, что они были написаны перед тем (не очень задолго), как появились в Сибири. С нашей точки зрения, эти два вопроса никак не связаны. Очень крамольные (не по содержанию, а по стилю, по личной глубокой симпатии к «государственном преступникам») стихи могли попасть к адресатам значительно позже. Для нашей темы важно, что это очень личное оптимистичное и трогательное послание, по нашему предположению, было создано одновременно со «Стансами».

Скажем несколько слов, по возможности коротко, об этой проблеме. 26 декабря 1826 года1111
  Летопись жизни и творчества Александра Пушкина / Сост. М. А. Цявловский, Н. А. Тархова: В 4 т. Т. 2. М.: Слово/Slovo, 1999. С. 218–219.


[Закрыть] у Зинаиды Волконской состоялся прощальный вечер в честь М. Н. Волконской, уезжавшей к мужу в Сибирь. О встрече в этот вечер с Пушкиным Волконская рассказывает:

…во время добровольного изгнания нас, жен, сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое «Послание к узникам» для вручения им, но я уехала в ту же ночь, и он передал его Александре Муравьевой1212
  А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1974. Т. 1. С. 215.


[Закрыть].

Конечно, в написанных спустя много лет воспоминаниях невозможно воспроизвести в точности детали разговора. Но все же, если «Во глубине…» к этому времени было написано (а так оно, по всей вероятности, и было), возникает вопрос, почему Пушкин, собираясь на встречу с Марией Волконской, не привез его с собой, а только «хотел» (если стихи не были закончены, он бы, наверное, сказал об этом).

Спустя почти неделю, 1 или 2 января уже 1827 года, Пушкин встретился с Александрой Муравьевой накануне ее отъезда к мужу в Сибирь1313
  Летопись. С. 222–223.


[Закрыть]. Он передал ей (не сам) стихи для И. И. Пущина1414
  Стихи были написаны 13 декабря 1826 года во Пскове у сестры Пущина. Автограф (не сохранился) был обнаружен в 1842 году. См.: Летопись. Т. 2. С. 212–213.


[Закрыть], который рассказывает:

В самый день моего приезда в Читу призывает меня к частоколу А. Г. Муравьева и отдает листок бумаги, на котором неизвестною рукой1515
  Курсив мой.


[Закрыть] написано было: <далее следует текст стихотворения «Мой первый друг, мой друг бесценный!» без подписи с датой: Псков, 13 декабря 1826> Наскоро, через частокол, Александра Григорьевна проговорила мне, что получила этот листок от одного своего знакомого перед самым отъездом из Петербурга…1616
  Пущин И. И. Сочинения и письма. Т. 1. М.: Наука, 1999. С. 71.


[Закрыть]

Стихи Пущину были достаточно благонадежны в политическом отношении. В них говорилось только о любви к близкому другу. И все же Пушкин не сам записал их, а через кого-то передал их Муравьевой. Тем более должен был он опасаться распространения стихов, в которых выражались если не политические симпатии, то явная любовь и сочувствие к государственным преступникам. Не говоря уже о Третьем отделении, сам царь мог воспринять их как нарушение договора о сотрудничестве между ним и поэтом, скрепленное даже рукопожатием1717
  Много позже (1848) Николай вспоминал об этом договоре в очень недоброжелательном контексте: «Что бы вы сделали, если б 14 декабря были в Петербурге?– спросил я его между прочим.– Был бы в рядах мятежников,– отвечал он. Когда потом я его спрашивал, переменился ли его образ мыслей и дает ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он очень долго колебался и только после длинного молчания протянул мне руку с обещанием – сделаться другим» (Эйдельман Н. Пушкин: Из биографии и творчества. С. 171).


[Закрыть].

А. Чернов в своей странной книге, где интересные наблюдения, справедливые выводы перемешаны с вымыслом и воображаемыми ситуациями, в главе «Послание из Сибири» тоже считает, что «Во глубине…» написано одновременно со «Стансами». Он пишет:

…личное послание Пушкина лично и передано адресату. Это так же естественно, как то, что «Послание узникам» Александра Григорьевна Муравьева почти за год до перевода Пущина в Читу должна была отдать своему мужу Никите Михайловичу1818
  Чернов А. Длятся ночи декабря. Поэтическая тайнопись: Пушкин – Рылеев – Лермонтов. СПб.; М.: Летний сад, 2007. Некоторые замечания автора перекликаются с основными тезисами настоящей заметки. Совпадения случайны: я познакомился с книгой Чернова, когда предлагаемый вниманию читателя текст был уже написан. Может быть, совпадения в наших наблюдениях подтверждают их истинность.


[Закрыть].

Предположение вполне справедливое, если… Александра Григорьевна действительно привезла в Сибирь послание Пушкина. Тогда возникает резонный вопрос, почему она не отдала Пущину и второе послание его ближайшего друга или почему Пущин не упомянул об этом в своих воспоминаниях.

Все же вероятно, что до узников эти стихи дошли значительно позднее. Они пересылались, видимо, и без имени автора, и, тем более, никогда не отсылалось автографа. Так, Н. И. Лорер сообщал, что

стихи эти («Послание в Сибирь») были присланы Александром Сергеевичем Пушкиным в 1827 году Александре Григорьевне Муравьевой, рожденной графине Чернышевой в Сибирь (тайно) чрез неизвестного купца1919
  Цит. по: Азадовский М. К. «Во глубине сибирских руд…» (новые материалы) // Азадовский М. К. Статьи о литературе и фольклоре. M.; Л., 1960. С. 445 – со ссылкой на: Нечкина М. В. О Пушкине, декабристах и их общих друзьях // Каторга и ссылка. 1930. Кн. 4 (65). С. 25.


[Закрыть].

С этими словами вполне согласуется запись Соболевского, в чьем доме стихи Пушкина были написаны. В тетради Бартенева рядом с текстом стихотворения он отметил: «При посылке Цыган и 2-ои песни Онегина ссыльным»2020
  Из пушкинианы П. И. Бартенева / Публ. и коммент. М. Цявловского // Летописи государственного литературного музея. Кн. 1. М., 1936. С. 312.


[Закрыть]. «Цыганы» вышли из печати в начале мая 1827 года2121
  См.: Смирнов-Сокольский Ник. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, М., 1962. С. 137.


[Закрыть]. Отосланы были, очевидно, позже и, кажется, дошли до Сибири в начале августа 1827-го. 12 августа помечено письмо Муравьевой к В. Ф. Вяземской, в котором речь идет, видимо, о получении «Цыган» и, в подтексте, возможно, о списке стихотворения «Во глубине…». При этом адрес на конверте Пушкин написал собственноручно:

Я с радостью узнала Ваш почерк так же, как и почерк нашего великого поэта на конверте, в котором Вы переслали мне книгу2222
  Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь умственные плотины. М.: Книга, 1972. С. 24. Авторы полагают, что это были «Цыганы» (Там же. С. 25).


[Закрыть].

Таким образом, мы видим, что Пушкин не торопился знакомить с крамольными стихами даже тех, к кому они были обращены, и всячески старался не афишировать свое авторство. Он, видимо, избегал не только пересылки автографа, но, кажется, не хотел сам отдавать уезжавшим дамам опасные стихи. Поэтому «Во глубине…» дошло до адресатов гораздо позже и с какой-то непонятной оказией. Из этого следует, что рассказы о получении и чтении сибирского послания декабристами никак не влияют на определение даты их создания. И это никак не опровергает нашего предположения, что стихи были написаны в одно время со «Стансами», а содержание их, как увидим, думается, подтверждает эту датировку. По всей вероятности, наиболее достоверными являются слова Соболевского, который писал: «Стихи сочинены у меня в доме… П<ушкин> тогда слишком был благодарен Государю за оказанные ему милости…»2323
  Из пушкинианы П. И. Бартенева. С. 312.


[Закрыть]. В доме Соболевского в Москве Пушкин жил с 19 декабря 1826 до 19 мая 1827 года2424
  См.: Летопись. Т. II. С. 215; Алексеев М. П. К тексту стихотворения «Во глубине сибирских руд» // Алексеев М. П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 442–443, примеч. 53.


[Закрыть]. Тогда же (22 декабря) были написаны и «Стансы»2525
  В автографе первого варианта помета: «22 декабря 1826 год. У <В. П.> Зубкова» (Летопись. Т. II. C. 218).


[Закрыть], а слова Соболевского о чувствах Пушкина после встречи с Николаем подтверждают идеологическую близость этих текстов.

После публикации в России (1876) ранее совершенно не цензурных стихов мнения исследователей об их политическом содержании резко разделились. И эти споры продолжаются по сию пору. Так, одна из работ 1993 года выразительно называется: «„Послание в Сибирь“ А. С. Пушкина – два противоположных прочтения»2626
  Мортоховский А. Н. в сб. Язык и культура: Вторая международная конференция: Доклады. Киев. 1993. С. 66–79.


[Закрыть]. Скажем об этих «противоположных прочтениях» несколько слов.

Еще в начале прошлого века (1912) известный пушкинист Н. О. Лернер писал:

Поэт обещает декабристам только амнистию и восстановление в правах, а не осуществление их заветного политического идеала <…> Как вдохновенное излияние дружбы и гуманности, стихотворение глубоко трогает и не могло не тронуть сердца пораженных бойцов, но, конечно, не удовлетворило их своей политической стороною. Одоевский (в стихотворном ответе «Струн вещих пламенные звуки».– В. Н.) показал это Пушкину2727
  Пушкин // Библиотека великих писателей / Под ред. С. А. Венгерова. Т. IV. СПб., 1910. С. XXIII. Цит. по: Непомнящий В. Судьба одного стихотворения // Вопросы литературы. 1984. № 6.


[Закрыть].

В советское время, естественно, получила самое широкое распространение противоположная точка зрения: стихи Пушкина революционны, выражают его верность декабристским идеям и проч. Так, Б. С. Мейлах писал, что в стихах Пушкина мы видим

стойкость, мужество, сопротивление <…> он говорит о том, что «скорбный труд» и «дум высокое стремленье» декабристов не пропадут, что их идеалы станут действительностью. <…> Здесь выражены те же идеи, те же надежды, что и в стихотворении «К Чаадаеву» («Любви, надежды, тихой славы…»). Речь идет не об амнистии, не о помиловании, а о том, что «темницы рухнут» и борцы обретут вновь свое оружие («меч»)2828
  Мейлах Б. Пушкин и его эпоха. М.: Худож. лит., 1958. С. 375–376.


[Закрыть].

Споры об истинном содержании стихов, однако, продолжались. И в 1984 году появилась статья В. Непомнящего «Судьба одного стихотворения» (Вопросы литературы. 1984. №6), в которой он отрицал «революционность» пушкинских стихов. Редакция журнала в следующем году организовала по этому вопросу многословную и вялую дискуссию (60 страниц!)2929
  Вопросы литературы. 1985. № 7. С. 115–175.


[Закрыть], в которой приняли участие Б. Бялик, критиковавший Непомнящего с ортодоксальных позиций, сам В. Непомнящий, достаточно остроумно и язвительно ответивший своему противнику, и Г. Макогоненко, который считал что в двух стихотворениях, «Стансах» и «Во глубине…», речь идет о разных проблемах: как Николаю следует управлять страной – в первом, и историческая оценка декабристского движения – во втором. Он призывал больше доверять тексту, а не вносить в него свои субъективные воззрения.

Не прошло и пяти лет, как за революционное сознание Пушкина, «опять перешедшего после 1834 года в оппозицию к правительству», заступился С. А. Фомичев, считающий, что «возможность их <двух разбираемых стихотворений.– М. А.> одновременного возникновения <…> кажется невероятной». Поэтому исследователь предполагает, что «Во глубине…» написано в 1830-е годы, возможно, после 1834-го, и является ответом <так!> на стихотворение Одоевского3030
  Фомичев С. А. Служенье муз. О лирике Пушкина. СПб.: Академический проект, 2001. С. 183–185. См. также: Фомичев С. А. О стихотворении Пушкина «Во глубине сибирских руд…» // Русская литература. 1989. № 2. С. 183–186.


[Закрыть].

Вместо того чтобы разбирать (и опровергать) эту гипотезу, последуем совету Георгия Пантелеевича Макогоненко и «обратимся к пушкинскому поэтическому тексту»3131
  Вопросы литературы. 1985. № 7. С. 160.


[Закрыть]. Итак, как мы предполагаем, в декабре 1826 года Пушкин пишет исполненные любви и сочувствия к узникам неподцензурные, крамольные стихи. Во второй строке он просит друзей: «Храните гордое терпенье». И далее объясняет, почему нужно до времени потерпеть (эпитет «гордое» – естественная дань достоинству, самосознанию, гордости друзей):

 
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
 

Это центральные строки стихотворения. Пушкин обращается к самой важной для него «долгоруковской» составляющей декабристского движения. Понятно, почему труд людей, томящихся в каторжных норах, – скорбный. Но для поэта более существенно, что он не пропадет: освобожденные друзья вольются в активную реформаторскую деятельность. Можно представить, какие радужные картины возникали в поэтическом сознании Пушкина, как мечтал он о совместной плодотворной деятельности вместе с друзьями, помогая царю в его реформах, устраняя пороки предшествующего царствования. Можно думать, что вопреки мнению Лернера: «Поэт обещает декабристам только амнистию и восстановление в правах, а не осуществление их заветного политического идеала», – Пушкин в недолгой эйфории изображал утопическую картину соединения с друзьями для совместной работы по созданию новой реформированной России.

Следующие строфы обрисовывают «практическое» воплощение этой мечты. Надежда поможет дождаться желанной поры, любовь и дружество и свободный глас дойдут сквозь мрачные затворы и наступит желанное освобождение:

 
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут – и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
 

Для сторонников радикального понимания пушкинского текста поэт рисует здесь некую будущую победу, приход свободы, достигнутой, видимо, вооруженной борьбой, «мечами», каковое оружие и будет вручено узникам освободителями. Особенно значимым здесь стало слово «меч» – символ революционной борьбы, овеянный к тому же ореолом воинственной славянской древности. Однако Соболевский, переписавший эти стихи для Бартенева, выскоблил слово «меч» и в сноске написал:

В списке здесь поставлено: мечь, но я твердо помню, что когда Пушкин мне эти стихи читал (а они сочинены им у меня в доме), то это было иначе. П[ушкин] тогда слишком был благодарен Государю за оказанные ему милости, чтобы мысль такая могла ему придти в голову3232
  Из пушкинианы П. И. Бартенева / Публ. и коммент. М. Цявловского // Летописи Государственного литературного музея. Кн. 1. М., 1936. С. 312.


[Закрыть].

Соболевский, очевидно, как мы говорили, связывал стихи Пушкина с недавно состоявшейся встречей с царем, был против революционной интерпретации этих стихов, связанной со словом «меч», поэтому ему вспоминалось какое-то другое слово, кажется, ошибочно: во всех списках стоит «меч». Он, очевидно, отрицал революционные коннотации, вкладываемые в пушкинский текст и особенно связываемые с этим словом. И, думается, был прав. Меч здесь – личное оружие дворянина, символ воинской дворянской чести. Шпаги были сломаны над головами осужденных декабристов (и Чернышевского – позднее) как знак лишения дворянского достоинства.

В патетическом высоком стиле стихотворения не могло появиться слово «шпага». Для того времени оно звучало достаточно прозаически, как некий обязательный атрибут офицерской военной формы. У Пушкина слово «шпага» встречается 34 раза и только один раз в стихе. Все остальные случаи – в прозе. «Меч» – 133 (!) раза, и ни разу в прозе. Так, один из его героев пишет: «Мы являлись на балы, не снимая шпаг – нам было неприлично танцевать…» (VIII, 1, 255)3333
  Ю. М. Лотман комментирует эту фразу: «офицер, намеревавшийся танцевать, отстегивал шпагу и отдавал ее швейцару еще до того, как входил в бальную залу» // Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. СПб.: Искусство – СПб, 1994. С. 360.


[Закрыть]. Сравним, как естественно звучит это слово в устах простоватой Василисы Егоровны: «Петр Андреич! Александр Иваныч! Подавайте сюда ваши шпаги, подавайте, подавайте. Палашка, отнеси эти шпаги в чулан» (VIII, 1, 304). (Заметим, что ритмически, но не стилистически, «шпага» легко могла бы войти в стих, например: Вам шпаги братья подадут.)

В то же время меч свободно употреблялся в стихах как непременный атрибут человека высшего сословия:

 
Ты спишь ли? Гитарой
Тебя разбужу.
Проснется ли старый,
Мечом уложу (III, 239).
 

И чуть выше там же как синоним меча употреблено (кажется, единственный раз у Пушкина в стихотворном тексте и как непременный атрибут одеяния знатного человека) слово «шпага»:

 
Исполнен отвагой,
Окутан плащом,
С гитарой и шпагой
Я здесь под окном.
 

Ср. позднее (1860) у А. К. Толстого в знаменитой серенаде Дон Жуана:

 
От Севильи до Гренады
В тихом сумраке ночей
Раздаются серенады,
Раздается звон мечей3434
  Толстой А. К. Полн. собр. стихотворений: В 2 т. Т. 2. Стихотворные драмы. Л., 1984. (Библиотека поэта. Большая серия). С. 462.


[Закрыть].
 

Таким образом, можно полагать, что последняя очень важная и очень значимая строка подчеркивает и подытоживает основную мысль поэта: узники не только будут помилованы – им будут возвращены все права и они вернутся к активной общественной деятельности.

Естественно, что утопические мечты, оптимистические надежды Пушкина сибирскими узниками не были поняты. Они увидели в стихах только ни на чем не основанную и в чем-то унизительную для их гордого все еще революционного самосознания надежду на царскую милость. Такое понимание вызвало знаменитую отповедь А. Одоевского, которая почему-то до сих пор воспринимается некоторыми, как торжественный обмен двух единомышленников прекрасными стихами. И аберрация такого восприятия привносит в послание Пушкина абсолютно не свойственный ему радикализм.

Одоевский, конечно, любил Пушкина и восхищался его стихами («струн вещих пламенные звуки»), но после первой строчки начинается очевидная и принципиальная полемика с позицией Пушкина, как понимает ее декабрист. Он возражает буквально на каждую мысль пушкинского текста.

Пушкин говорит: <пока> «Храните гордое терпенье». Одоевский отвечает утверждением внутренней независимости, гордости, пренебрежением власти и насмешкой над ней:

 
…цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.
 

Пушкин надеется, что дарования узников, их образование, светлый ум, патриотизм помогут реформам, послужат обновлению России: труд, размышления (думы) не пропадут. Одоевский отвечает: да, не пропадут (для будущего):

 
Наш скорбный труд не пропадет,
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
 

То есть подразумевается восстание (в будущем, не ясно, далеком или близком) ставшего просвещенным народа, который объединится под знаменем свободы. Если принять более вероятное, с нашей точки зрения, чтение: «православный наш народ»3535
  См.: Одоевский А. И. Стихотворения. Л., 1954. (Библиотека поэта. Большая серия). Интернет-издание.


[Закрыть], – то это будущее становится гораздо более близким. Не нужно напоминать, какую зловещую роль сыграла ставшая лозунгом строка об искре и пламени в идеологической подготовке самой страшной в истории России катастрофы.

И наконец, мы подходим к важнейшей лексеме пушкинского текста, к слову «меч», о котором мы подробно говорили чуть ранее. У Одоевского меч становится отнюдь не символом чести и достоинства личности, а оружием борьбы, освященным, если читать «православный народ», воспоминанием о славянской воинственной древности. «Меч» возникает уже в первой строфе:

 
К мечам рванулись наши руки,
И – лишь оковы обрели, —
 

и делается наиболее значимым в последней. Эта строфа изобилует революционными словами-сигналами, и на первом месте стоит меч, потом идут: пламя, свобода. Именно мечом будет осуществлена грядущая революция, наступит царство «свободы» и благоденствие народов – очевидно, подразумевается – народов России:

 
Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы:
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы3636
  Представляется очень интересной гипотеза А. Чернова (см. с. 65 вышеупомянутой его книги), что «Арион» (16 июля 1827, см.: Летопись. Т. II. С. 284) является ответом Одоевскому. Это предположение хорошо объясняет строку: «А я, беспечной веры полон, / Пловцам я пел…» – как обращенное к человеку, входившему в тот круг, в котором создавались знаменитые вольнолюбивые пушкинские тексты. А строка: «Я гимны прежние пою», – вызывающая по сию пору столько спекуляций по поводу верности поэта революционным идеям ранней юности, находит объяснение в сибирском послании, в котором Пушкин говорит о ценности, необходимости для России многих размышлений и идей декабристов.


[Закрыть].
 

Упования и надежды, столь оптимистично, у каждого автора по-своему, высказанные в двух разбираемых стихотворениях, оказались тщетными. Царь Николай, в отличие от «пращура» Петра и старшего брата, не стал реформатором. Декабристы не были прощены и не вернулись к общественной жизни. Хорошо известно, чем обернулись спустя почти столетие упования Одоевского на свободу и благоденствие народов России в результате вооруженной борьбы.