Текст книги "Наедине с собой с комментариями и иллюстрациями"

Третья книга

Пойми не только то, что жизнь убывает с каждым днем и остается все меньшая ее доля, но и то, что при очень долгой жизни не всегда сохраняется сила мысли для понимания происходящего и постижения дел божеских и человеческих.

Вот он – страх практически каждого человека, страх оказаться беспомощным, обузой для близких людей, утратить не только здоровье и физические силы, но и разум, стать для родных лишь напоминанием о том, каким был когда-то.

Если человек тупеет, это не отражается на его дыхании, пищеварении, воображении, желаниях и тому подобном. Но слабеет власть над самим собой. Он уже не понимает своих обязанностей, неспособен разобраться в окружающем и не может дать себе отчет в том, что уж лучше расстаться с такой жизнью. Все это требует твердого разума, который уже потерян безвозвратно. Итак, нужно торопиться не только потому, что мы все ближе подходим к смерти, но и потому, что еще при жизни нас подстерегает потеря способности правильного понимания и наблюдения вещей.

Следует отметить, что стоическое учение не просто позволяло, но в некоторых случаях даже приветствовало самоубийство. Стоики называли самоубийство «разумным уведением» и считали, что оно разрешается, если речь идет об интересах отечества, друзей, невыносимой боли при неизлечимой болезни, а также в том случае, если внешние обстоятельства каким-либо образом препятствуют сохранению добродетели и жизни в согласии с природой (как положено по стоическому учению) – если такие препятствия непреодолимы, а сама жизнь становится не только неразумной, но и неэтичной. В фильме «Исаев» режиссера С. Урсуляка, во второй части, «Пароль не нужен», продемонстрированы два самоубийства – один из подпольщиков во время допроса в контрразведке выбрасывается из окна, второй в аналогичных обстоятельствах перерезает себе горло. Подобные самоубийства были бы одобрены стоиками, так как совершались в интересах отечества и друзей, а также – чтобы сохранить свое нравственное «я» и этичность самой своей жизни. Одним из обязательных условий совершения самоубийства для стоиков являлось спокойное состояние духа, обдуманность и хладнокровность этого шага, но ни в коем случае не под воздействием эмоций – исключительно по разумным и этическим соображениям.

Следует обратить внимание и на то, что нечто привходящее и изменчивое в произведениях природы обладает особой привлекательностью и заманчивостью.

На печеном хлебе местами появляются трещинки. Эти расщелины чужды основной цели искусства пекаря, но они придают хлебу особенно аппетитный вид. Плоды смоковницы лопаются, достигнув наибольшей зрелости, а в переспелых маслинах самая близость гниения сообщает какую-то особую прелесть плоду. Низко склоненные колосья, хмурое чело льва, пена, бьющая из пасти вепря, и многое другое, далеко не привлекательное само по себе, сопутствуя тому, что произведено природой, усиливает общее впечатление. Все это влечет к себе человека, обладающего особой восприимчивостью и более глубоким пониманием сущности Целого. Вряд ли он сможет не почувствовать важность подобных явлений, всегда сопутствующих деятельности природы. На пасти живых зверей он будет смотреть с не меньшим восхищением, чем на изображения, подражающие природе, которые созданы художниками и ваятелями. Проникновенным взглядом он сумеет распознать не только красоту времени расцвета, но и особую красоту старца, старухи, привлекательность ребенка.

В 1885 году была отлита в бронзе статуя Огюста Родена «Та, которая была прекрасной Ольмьер», изображающая полуобнаженную старуху. Скульптор, весьма далекий от любой философии, тем более от школы стоиков, тем не менее гениально изобразил то, о чем писал Марк Аврелий: он смог увидеть и передать прекрасное там, где другие видели лишь уродство.

И много есть такого, что доступно не всякому, а открывается лишь тому, кто действительно сблизился с природой и ее делами.

Стоики считали целый ряд явлений не первостепенными, но сопутствующими основным, либо просто последствиями, возникающими в результате неких действий мирового разума. Так, смерть – это необходимое следствие, без которого невозможна сама жизнь, пороки и нравственное зло должны присутствовать в ней, так как без них невозможно существование добра («…что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом» (М. Булгаков, «Мастер и Маргарита») – эти слова Воланда прекрасно передают смысл взглядов стоиков).

Гиппократ, исцелив множество болезней, сам заболел и умер. Халдеи предсказали многим смерть, а затем и их самих настигла судьба. Александр, Помпеи, Гай Цезарь, разрушив дотла столько городов и умертвив в боях десятки тысяч всадников и пехотинцев, в конце концов и сами расстались с жизнью. Гераклит, столько рассуждавший о всемирном пожаре, умер от водянки; не помог ему и коровий помет, которым он был намазан. Демокрита заели паразиты, Сократа убили тоже своего рода паразиты. Но какой вывод из всего этого? Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани – пора слезать. Если тебя ждет другая жизнь, то, так как боги вездесущи, они будут и там. Если же это будет состояние бесчувственности, то тебе не придется более терпеть от страданий и наслаждений и служить оболочке, которая хуже того, кто у нее в плену. Ибо последний есть разум и гений, оболочка же – прах и тлен.

Гиппократ (около 460–377 гг. до н. э.) – величайший врач древности, его именем названа клятва, которую до сих пор дают врачи всего мира, получая диплом, – клятва Гиппократа. Его называют «отцом медицины». Интересно, что Гиппократ не сам выбрал свое занятие – он происходил из семейства асклепиадов, то есть считалось, что его предки ведут свой род прямо от бога Асклепия (Эскулапа) – древнегреческого бога медицины. Первоначально асклепиады были лишь жрецами Асклепия, но впоследствии к религиозным обрядам прибавилось и настоящее целительство. Вообще Гиппократ обладал блестящей родословной: по линии отца он отсчитывал свое происхождение от Асклепия, а по линии матери – от Геракла. Иоанн Цец (1110–1180 гг.), византийский филолог, писатель, поэт и мифограф, составил соответствующее генеалогическое древо Гиппократа.

Халдеи – изначально халдеями называли звездочетов, астрологов, бродячих предсказателей вавилонского происхождения в Древней Греции, и именно так использует данное слово Марк Аврелий. Интересно, как изменялось значение слова с течением времени: впоследствии халдеями стали называть скоморохов, возможно, по той причине, что в таких бродячих труппах также были предсказатели. Также в современном обществе данное слово используется как жаргонное с оттенком пренебрежения, для названия официантов.

Александр – Александр Македонский (около 356–323 гг. до н. э.), которого еще называли Александром Великим, македонский царь, полководец и создатель мировой державы, которая распалась после его смерти.

Помпей – Гней Помпей, которого называли Гней Помпей Великий или Гней Помпей Магн (106–48 гг. до н. э.) – государственный деятель и полководец Древнего Рима, трижды занимал пост консула Римской республики, был сторонником Луция Корнелия Суллы, бессрочного диктатора Римской республики, в гражданской войне 49–45 гг. до н. э., а в 70 г. до н. э. стал одним из инициаторов, настаивавших на отмене законов Суллы. Был одним из участников первого триумвирата вместе с Марком Лицинием Крассом (один из богатейших людей своего времени, древнеримский полководец и политический деятель) и Гаем Юлием Цезарем. После распада триумвирата сблизился с сенаторами, настроенными против Цезаря, воевал против него в гражданской войне и был убит. Гнея Помпея, который был весьма известен и влиятелен в свое время, впоследствии практически забыли, поставив его в один ряд с другими противниками Цезаря, потерпевшими неудачу.

Гай Цезарь – Гай Юлий Цезарь, государственный и политический деятель Древнего Рима, писатель, полководец (около 100–44 гг. до н. э.). Был пожизненным диктатором Римской республики, после его смерти должность упразднили. Наибольшую известность заслужил как полководец и завоеватель. Был убит в результате заговора, причем во главе заговора стоял его друг – Марк Юний Брут. Ценятся его литературные сочинения – они считаются классикой, их до сих пор используют при обучении латыни. Название месяца «июль» происходит от имени Гая Юлия Цезаря, также от его имени образовались титулы «кайзер» и «царь». Посмертная слава Цезаря подтверждает то, что Марк Аврелий пишет на эту тему, ведь при всей широкой известности имени Юлия Цезаря, большинство людей знает лишь о Бруте, о том, что Цезарь был завоевателем. Остальное стерлось ветрами истории, оставив след лишь в специальной литературе и учебниках.

Необходимо заметить, что понятие диктатора в Древнем Риме несколько отличается от современного значения этого слова. Для Древнего Рима диктатор – это была должность, на которую назначали консулами по решению сената максимум на полгода должностное лицо в том случае, если возникала необходимость передачи власти одному лицу во время крайней опасности (войны, в том числе гражданские, и тому подобное). Эта должность существовала в период Республики (V–I вв. до н. э.) В наше время диктатором называют единоличного правителя, власть которого не ограничена ничем, даже законодательно или конституционно. Также это слово используется в переносном смысле для обозначения излишне авторитарного и жесткого руководителя.

Гераклит – Гераклит Эфесский, (544–483 гг. до н. э), считается основателем первоначальной формы диалектики (философский метод аргументации). Именно Гераклиту приписывается авторство фразы «Все течет, все изменяется». Автор единственного сочинения – книги «О природе», от которой сохранилось только несколько десятков фрагментов. Некоторые элементы учения Гераклита были использованы стоиками. Со смертью Гераклита связано несколько легенд. Одна из них указана Марком Аврелием – философ был болен водянкой, а в качестве лекарства использовал навоз. Также говорили, что Гераклит «сделался добычей собак» – на основании подобных свидетельств некоторые исследователи сделали вывод, что Гераклит был погребен в соответствии с обычаями зороастризма. Последователи Заратустры не признают ни погребение, ни кремацию, но в их традициях оставлять тело покойного в специальном сооружении для утилизации собаками и птицами. Говоря о том, что Гераклит рассуждал о всемирном пожаре, Марк Аврелий имеет в виду теорию периодического воспламенения мира, которую приписывают Гераклиту.

Демокрит – Марк Аврелий спутал Демокрита с Ферекидом Сиросским, космологом и мифографом Древней Греции, некоторыми авторами причислялся к числу «семи мудрецов» – особо почитаемых древнегреческих политиков, мыслителей и общественных деятелей VII–VI вв. до н. э. Ферекид Сиросский считался учителем Пифагора. О нем рассказывали, что он весьма гордился своей мудростью, и именно за это боги покарали его ужасной смертью – его заживо заели вши.

Сократ – древнегреческий философ, жил около 470–399 гг. до н. э. Ввел новый метод анализа понятий в философии, а также изменил в философии рассмотрение природы мира на рассмотрение человеческой личности. Сократа называют первым настоящим философом. Интересно, что Сократ не оставил своего учения в письменной форме, он все излагал исключительно устно, мотивируя это тренировкой памяти. Так что с уверенностью нельзя сказать, что именно он говорил и что входит в его учение, а что нет, тем более что современники Сократа излагают его учение разным образом, причем разночтения весьма существенны, доходит до прямо противоположных утверждений. Основными источниками сведений об учении Сократа являются Платон и Ксенофонт (древнегреческий писатель и историк). Говоря о том, что Сократа убили своего рода паразиты, Марк Аврелий имеет в виду суд над философом, в результате которого его приговорили к смерти, и Сократ принял яд, совершив самоубийство в соответствии с приговором – под паразитами Марк Аврелий подразумевает судей и обвинителей.

Подобное перечисление умерших знаменитостей является известным приемом утешительной литературы. Прием простой, но достаточно действенный. Недаром предки утверждали, что на миру и смерть красна – это фактически тот же утешительный прием. В компании все переживается легче, а уж в хорошей компании – дважды. Естественно, что для такого переживания, как окончание жизни, следует подобрать наилучшую компанию.

Еще один прием утешительной литературы – утверждение о том, что после смерти не придется служить оболочке, которая «прах и тлен». То есть смерть – это не просто завершение жизни, прекращение неких жизненных процессов, но – освобождение. К этому приему прибегали многие философы античности.

Не расточай остатка жизни на мысли о других, если только дело не идет о чем-либо общеполезном. Ведь раздумывая о том, кто что делает и ради чего он это делает, кто что говорит, замышляет и предпринимает, ты упускаешь другое дело: все подобное отвлекает от забот о собственном руководящем начале. Надлежит удалять из своих представлений все бесцельное и праздное, а в особенности – все, внушаемое любопытством и злобой.

Как часто мы заняты соринками в чужих глазах, отказываясь обращать внимание на собственные бревна, и тратим свою жизнь впустую, обращая ее вовне, когда следовало бы сначала обратиться внутрь и усовершенствовать прежде всего себя, вместо того чтобы заниматься усовершенствованием мира – эту идею высказывают практически все философы и мыслители, во все времена и у всех народов, но увы, пока она остается лишь идеей, так как, соглашаясь с ней, несовершенный человек все же больше увлекается любопытством, густо замешанным на отрицательных эмоциях.

Следует приучать себя только к таким мыслям, относительно которых на внезапный вопрос: «О чем ты теперь думаешь?» – ты мог бы откровенно ответить, что о том-то и о том-то. Эти мысли исполнены искренности и благожелательности и достойны существа общежительного, гнушающегося чувственных удовольствий, наслаждений, строптивости, зависти, подозрительности и всего, что заставит покраснеть при сознании, что оно было в тебе. Человек, никогда не оставляющий попечения о том, чтобы быть в числе наилучших, есть жрец и пособник богов. Он дружен и с живущим внутри его божеством, которое делает человека недосягаемым для наслаждений, неуязвимым для страданий, чуждым всякой гордыне, нечувствительным к какому бы то ни было проявлению злобы, борцом в величайшей борьбе, где он должен противостоять всем страстям. Оно побуждает его глубоко проникнуться справедливостью и от всей души приветствовать все происходящее и выпадающее на его долю. А о том, что говорит, делает или помышляет другой человек, следует думать не часто, в случае, если этого требует великое и общеполезное дело. Такой человек занят исключительно своими личными делами, а постоянным предметом его размышлений является жребий, предуготовленный ему строением Целого. Первое он стремится довести до совершенства, а что касается второго, то он твердо уповает на его благость. Ибо жребий, выпадающий на долю каждого, и приноровлен к нему, и полезен. Он помнит также, что все разумное в родстве между собой, что забота о всех людях отвечает природе человека, но ценно одобрение не всех людей, а только живущих согласно природе.

Рассказывают следующую историю: Перикл, древнегреческий полководец и государственный деятель, живший в Афинах около 494–429 гг. до н. э., панически боялся публичных выступлений. По роду своей деятельности он должен был произносить речи, но страх одолевал его настолько, что он просто терял слова. Один из его друзей поинтересовался, кого именно Перикл так боится в Афинах. Он перечислил практически всех жителей города (в те времена Афины были весьма невелики – по нынешним меркам), и оказалось, что ни к одному из этих людей Перикл не испытывает чувства уважения. «Но тогда почему ты беспокоишься об их мнении?» – спросили у Перикла. С тех пор проблем с публичными выступлениями у Перикла не было, более того, он прославился как оратор, и эта слава сохранилась за ним на тысячелетия. Очевидно, что друг Перикла, о котором рассказывает легенда, следовал стоической точке зрения, ориентируясь на одобрение лишь тех людей, которые живут в соответствии с определенными правилами, тех, к кому он может испытывать чувство уважения. Отметим, что современные психологи до сих пор успешно используют подобный прием с целью борьбы с разнообразными страхами и фобиями. Возможно также, именно к такому приему, известному с древних времен, относится сакраментальная фраза «Ты меня уважаешь?», которая по сути своей является следствием стоицизма.

Он никогда не упускает из виду, что представляют собою те, кто живет не так, каковы они дома и вне дома, ночью и в течение дня, и с кем, и какую водят дружбу. И похвалу людей, которые и сами-то себя не удовлетворяют, он не ставит ни во что.

Не поступай ни против своей воли, ни в противоречии с общим благом, ни как человек опрометчивый или поддающийся влиянию какой-нибудь страсти. Не облекай свою мысль в пышные формы, не увлекайся ни многоречивостью, ни многоделанием. Пусть божество в тебе будет руководителем существа мужественного, зрелого, преданного интересам государства; римлянина, облеченного властью, чувствующего себя на посту, подобного человеку, который, не нуждаясь ни в клятве, ни в поручителях, с легким сердцем ждет зова оставить жизнь. И светло у тебя будет на душе, и ты не будешь нуждаться ни в помощи извне, ни в том спокойствии, которое зависит от других.

Итак, следует быть исправным, а не исправляемым.

Если ты находишь в человеческой жизни что-нибудь лучшее, нежели справедливость, истина, благоразумие, мужество, другими словами, – самодостаточность твоей мысли, способной указать путь действия, путь, согласный с разумом и твоей участью, т. е. со всем тем, что выпадает на долю независимо от выбора; тогда, говорю я, если действительно видишь нечто лучшее по сравнению со всем этим, то положи всю свою душу, чтобы испытать возможность наилучшего.

Марк Аврелий перечисляет основные добродетели этики стоиков. Добродетель – жизнь в согласии с природой, является единой, основной добродетелью, необходимой и достаточной для достижения счастья, в разных ситуациях может проявляться как отдельные добродетели: благоразумие – знание добра, зла и того, что не является ни добром, ни злом; здравомыслие – знание верности выбора; мужество – знание о том, что является страшным, а что нет (к примеру, смерть не является страшным, а вот потеря собственного «я» – ужасна); справедливость – знание о том, кому и как следует воздать по заслугам, возможность определения заслуг; истина – знание об истинном. При этом справедливость стоит на первом месте в списке добродетелей как наиболее общественная, остальные являются более личными.

Если же не знаешь ничего прекраснее живущего в тебе гения, подчинившего себе отдельные стремления, способного исследовать все представления, сделавшего себя, по словам Сократа, недоступным для обольщения чувств, послушного воле богов и полного сочувствия к людям, если, по сравнению с этим, ты находишь все остальное мелким и ничтожным, то не уделяй своего внимания ничему постороннему.

Говоря о живущем внутри человека гении, Марк Аврелий имеет в виду человеческий разум, согласованный с природой, который, в соответствии с учением стоиков, является частью мирового разума, проницает весь мир, управляет им.

Уклонившись в сторону, прельщенный чем-либо второстепенным, ты уже не сможешь безраздельно отдаться служению единственному принадлежащему тебе благу. Ведь непозволительно же рядом с благом разума и гражданственности ставить нечто чужеродное: одобрение толпы, упоение властью, богатством, жизнью, полной наслаждений. Но все это способно внезапно увлечь и овладеть тобой, едва ты припишешь ему хоть незначительную ценность. Поэтому говорю тебе: искренне и свободно избирай лучшее и держись его. «Но лучшее – это полезное». Если оно полезно для тебя как существа разумного – береги его, если для тебя как животного – отрекись от него. Оберегай способность суждения от надменности, чтобы иметь возможность осторожно производить исследование.

Никогда не считай полезным для себя то, что когда-либо побудит тебя преступить обещание, забыть стыд, ненавидеть кого-нибудь, подозревать, клясть, лицемерить, пожелать чего-нибудь такого, что прячут за стенами и замками. Ведь тот, кто отдал предпочтение своему разуму, своему гению и служению его добродетели, не надевает трагической маски, не издает стенаний, не нуждается ни в уединении, ни в многолюдстве. Он будет жить – и это самое главное – ничего не преследуя и ничего не избегая. Его совершенно не беспокоит, в течение большего или меньшего времени его душа будет пребывать в телесной оболочке, и когда придет момент расставания с жизнью, он уйдет с таким же легким сердцем, с каким он стал бы приводить в исполнение что-нибудь другое из того, что может быть сделано с достоинством и честью. Ведь всю свою жизнь он только и думает о том, чтобы не дать своей душе опуститься до состояния, недостойного разумного и призванного к гражданственности существа.

В душе человека облагороженного и претерпевшего очищение ты не найдешь ни гнойников, ни скверны, ни скрытой порчи. Когда бы ни настигла его судьба, его жизнь не будет окончена, как про трагического актера говорят, что он оставил сцену, не окончив и не доиграв роли. В нем нет ничего рабского, вынужденного, нет навязчивости, отчужденности, нет ничего заслуживающего порицания и боящегося света.

В соответствии с учением стоиков, назначение человеческой жизни заключается в ней самой, при этом внешняя цель и продолжительность не играют роли, и если действие нравственно (у стоиков это аналогично – прекрасно), то прервать его можно в любой момент, оно всегда будет полностью завершенным и совершенным. Полнота жизни заключается в способности человеческой души властвовать над собой и также не зависит от временной продолжительности.

Можно сказать, что Марк Аврелий спорит с утверждением, высказанным известным персонажем Булгакова о том, что плохо не то, что человек смертен, а «плохо то, что он иногда внезапно смертен…» По мнению стоиков – и Марка Аврелия – если человеческая жизнь полна, то не существует никакого «внезапно».

Относись бережно к способности составлять себе убеждение. От этой способности всецело зависит, чтобы не возникло в руководящем тобой начале никакого убеждения, несогласного с природой и строем разумного существа. Она же предписывает нам не быть скорыми на решения, относиться с благожелательностью к людям и слушаться богов.

Отринув все, держись лишь этих немногих правил. Помни также, что каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым моментом; все же остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных поколениях людей, не знающих и самих себя, не то что тех, кто уже давно опочил.

Подобные высказывания широко использовались в утешительной литературе, особенно когда речь шла о небольшой продолжительности жизни: прошлого и будущего не существует, есть лишь настоящий момент, а он длится для всех одинаково, поэтому нет разницы в том, сколько прожить. Говоря же о ничтожности уголка земли, Марк Аврелий, возможно, находился под влиянием астрономических теорий, в соответствии с которыми Земля являлась всего лишь точкой в сравнении с космосом.

К вышеуказанным правилам нужно добавить еще одно. Следует так подходить к определению или описанию каждого представляющегося предмета, чтобы под внешним покровом, в анализе его частей раскрыть сущность предмета и то, из чего он состоит, называя все его элементы соответствующими именами.

Ведь ничто не содействует так возвышенному настроению, как способность планомерного, истинного проникновения во все явления жизни и умение найти такую точку зрения относительно рассматриваемого предмета, чтобы сразу решить, какому миру и какая от него польза, в чем его ценность как для Целого, так и для человека, гражданина вышнего Града, по отношению к которому все остальные государства только отдельные домохозяйства. Следует понять, из чего состоит и сколько времени будет длиться то, что сейчас возбуждает мое представление, и какую добродетель следует к нему применить: кротость ли, мужество, правдивость, верность, простоту, самоудовлетворенность или что-либо в этом роде. Поэтому в каждом отдельном случае следует дать себе отчет: вот это исходит от бога, это происходит в силу связи, предопределенного соединения, такого же сочетания и судьбы, это же обязано своим существованием моему единоплеменнику, сородичу и согражданину, хотя и не знающему, чего требует от него природа. Но я-то ведь знаю и поэтому отношусь к нему благожелательно и справедливо, согласно естественному закону общения. Вместе с тем я стремлюсь определить и относительную ценность вещей собственно безразличных.

В данном случае Марк Аврелий высказывает стоический взгляд на природу, полностью исключая случайные события и находя в любом происходящем событии некую связь, причем он считает, что подобную связь нужно отыскивать всегда и во всем, так как именно такой подход поможет определить требуемую добродетель и, следовательно, жить в согласии и соответствии с природой, то есть – с разумом.

Если ты, следуя правому разуму, будешь старательно, ревностно и любовно относиться к делу, которым ты в данный момент занят, и, глядя по сторонам, будешь блюсти чистоту своего гения, как будто уже пора с ним расстаться, если ты будешь поступать так, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь наличной деятельностью, согласной с природой и геройским правдолюбием во всем, что ты говоришь и высказываешь, – ты будешь хорошо жить. И никто не в силах помешать этому.

Как врачи всегда имеют под рукой инструменты и приборы на случай внезапной операции, так и ты имей наготове основоположения для познания вещей божеских и человеческих и во всех даже самых незначительных действиях помышляй о связи тех и других. Без соображения с божественным не сделаешь хорошо ничего человеческого и – наоборот.

Фактически Марк Аврелий проводит аналогию между болезнями духа и плоти, между философией и медициной, подобно тому, как это делали другие философы, начиная от Платона. К примеру, Гален в своем философском трактате о страстях пишет о диагнозе и лечении, а Сенека называет наставления лекарством.

Пора угомониться. Иначе тебе не придется прочесть ни твоих воспоминаний, ни деяний древних римлян и греков, ни тех отрывков из писателей, которые ты отобрал себе под старость! Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам, пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь заботишься о самом себе.

Люди не знают, сколь многозначны такие слова, как воровать, сеять, покупать, бездействовать, усматривать надлежащее; для этого знания нужны не телесные очи, а некий другой орган зрения.

Тело, душа, ум. Телу принадлежат ощущения, душе – стремления, уму – основоположения. Способностью получать впечатления обладают и скоты, стремления проявляются бурно и в диких зверях, и в андрогинах, и в Фаларисе, и в Нероне, пользоваться умом для внешнего соблюдения обязанностей могут люди и не признающие богов, и изменяющие своей родине, и творящие, запершись у себя, всякие гнусности.

Фаларис – тиран Акраганта во второй половине VI века до н. э (ок. 570–554 до н. э.), сын Леодама. Фаларис прославился своей неимоверной жестокостью.

Некоторые исследователи считают, что такой отзыв заслужили у Марка Аврелия христиане. Впрочем, в те времена подобные обвинения христиан в различных «гнусностях» были делом обыкновенным.

Если все это, согласно сказанному, общо всем, то одному лишь хорошему человеку свойственно любить и приветствовать происходящее и сопряженное с ним, не осквернять живущего в его груди гения, не беспокоить и не смущать его обилием представлений, а сберечь его чистым, строго послушным богам, не говорящим никогда наперекор истине и не делающим ничего вопреки справедливости. Если даже все люди откажутся поверить, что он живет так просто, скромно и счастливо, то он не будет сердиться ни на кого из них и не сойдет с пути, ведущего к цели жизни, к которой следует подойти чистым, спокойным, с легким сердцем и с безропотной покорностью своей судьбе.

Очевидно, что на Марка Аврелия оказала огромное влияние различная утешительная литература, причем не только философов стоической школы. Также можно заметить, что он не пренебрегал и другими философическими идеями, в противоположность многим, концентрирующимся лишь на одной мысли, не допуская, что кто-то еще может обладать частью истины. Читая третью часть «Размышлений», можно увидеть, что для Марка Аврелия истина была многогранной и он был счастлив, что получил возможность внимательно рассмотреть хотя бы одну из этих граней, допуская при этом, что существуют и другие, не менее прекрасные.

Чем дальше, тем лучше видно, что «Размышления» представляют собой своего рода утешительную литературу, но при этом являются и руководством к действию, ежедневной памяткой о том, что должно делать человеку и как ему нужно жить и мыслить, чтобы ощутить жизненную полноту и радость каждого проживаемого мгновения вне зависимости от того, сколько этих мгновений осталось – каждое из них равноценно и бесконечно в свой миг.

Интересно, что у Достоевского можно найти высказывания, которые прямо противоречат Марку Аврелию в том, что касается отношения к смерти. Очевидно, что Федор Михайлович не был поклонником стоицизма, так как явно считал смерть злом, причем особым злом – смерть предопределенную, время которой обозначено заранее. Самым ужасным Достоевский считал потерю надежды, ведь если время обозначено заранее (к примеру, смерть по приговору суда, казнь), то и надежды практически не остается: «Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники… непременно еще надеется, что спасется, до самого последнего мгновения. Примеры бывали, что уж горло перерезано, а он еще надеется, или бежит, или просит. А тут всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно, тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете». Для стоика существует лишь единое мгновение жизни – настоящее, поэтому такого мучения в ожидании смерти предопределенной, как описывает Достоевский, у него нет и быть не может. Но, возможно, именно потому, что чрезвычайно сложно безропотно ожидать смерти, и не достиг никто статуса стоического мудреца.