Электронная библиотека » Марк Блиев » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 13 ноября 2013, 02:04


Автор книги: Марк Блиев


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Марк Блиев
Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений.

Введение

С тех пор как современная Грузия встала на путь создания независимой государственности и перед ней возникли проблемы территориальной целостности, заметно повысился интерес к российско-грузинским отношениям и, в контексте этих отношений, к теме традиционного осетино-грузинского взаимодействия. Пытаясь хотя бы частично удовлетворить читательские запросы, автор публикуемой монографии взялся за освещение исторических аспектов этой темы, во многом объясняющих суть современных политических процессов. Вместе с тем ставится задача раскрыть социальную природу периодически и устойчиво повторяющихся как российско-грузинских, так и осетино-грузинских противоречий. Исходную фундаментальную сторону исследования автор видел в строгом следовании фактическому материалу и той хронологической последовательности, в которой состоялись исторические факты и события. Сюжет и концепция монографии формировались на основе базовых явлений, выстраивавших канву целостного исторического процесса. В лапидарном и схематическом изложении они сводятся к следующему.

В истории взаимодействия России и Кавказа особое место занимают длительные и тесные российско-грузинские взаимоотношения. Главным и, пожалуй, самым необычным в этих отношениях политическим течением явились усилия России, направленные на создание из двух небольших и малоприметных княжеств – Картли-Кахетинского и Имеретинского – новой на Кавказе страны с русской номинацией «Грузия»; ранее указанные княжества представляли собой владения соседних государств – Картли-Кахетинское княжество принадлежало Персии, Имеретинское – Османской империи. Присоединение их к России заведомо обрекало Петербург на то, что два княжества, расположенные в Закавказье, оторванные от российских границ Главным Кавказским хребтом и не сулившие сколько-нибудь существенных выгод, станут причиной длительных и кровопролитных войн. Несмотря на это, Петербург принялся не просто избавлять грузин от многовекового господства соседних государств и крайних форм геноцида, но еще брал на себя «восстановление» Иверии в ее «древних границах». Трудно было объяснить мотивы, послужившие поводом для таких необоснованных обязательств, потому что ни у древней Иверии, ни у Грузинского государства, созданного царицей Тамарой и ее осетинским мужем Давидом-Сосланом, попросту не было сколько-нибудь очерченных политико-административных границ. Логичнее было ожидать от Петербурга объединения этнически родственных Картли-Кахетинского и Имеретинского княжеств – того, о чем мечтал Ираклий II, думая об освобождении грузин от иностранного ига. Но идея «восстановления» «древних границ» Иверии явно подразумевала нечто более масштабное – и включала не только географическое пространство на Кавказе. Замысел о границах вряд ли исходил от Петербурга – не ставила же Россия, присоединяя Армению, задачу возрождения ее в границах Урарту. Видение Грузии в гипотетических территориальных масштабах древней Иверии скорее всего было связано с политическими запросами грузинской знати, в свое время формировавшейся на идеологических установках экспансионистской феодальной Персии. Наш посыл основан не только на традукции. Тайну об этих границах, до которых грузинские тавады – бывшие персидские валии желали расширить зону своих феодальных притязаний, приоткрыл грузинский князь Цицианов – один из первых российских главнокомандующих на Кавказе. Он считал, что в прежние времена «Гуржистанское валийство – так в Персии называли грузинские княжества – простиралось от Дербента, что на Каспийском море, до Абхазетии, что на Черном море, и поперек от Кавказских гор до Куры и Аракс», т. е. до границ Персии и Турции. Несмотря на то, что заявление князя Цицианова носило характер ретроспективы, нет сомнения – оно обнажало планы, возникавшие у грузинской знати в связи с созданием Россией единой страны для грузин. Собственно, грузинский князь Цицианов, обрисовавший карту «древней Грузии» в гипертрофированном виде, был первым, кто практически приступил к расширению границ – например, присоединил в 1805 году к Грузии Шурагельское султанство, ранее зависимое от хана Еревана. У Цицианова была короткая жизнь, но его идея воссоздания «великой Грузии», исходившая от грузинской феодальной знати, имела настойчивую поддержку у абсолютного большинства российских главнокомандующих и наместников на Кавказе. Дискреционность такой политики заключалась в том, что она не соотносилась, как правило, с образом действий, избранным тавадской знатью в отношениях с Россией. Впрочем, в истории российско-грузинского взаимодействия не было периода, когда бы грузинская политическая элита – широко декларируя гуманистические ценности дружбы, военного союзничества и православного родства – не фрондировала, не состояла в заговоре и не предавала интересов России. Негативные проявления такой политической амплитуды обычно выливались в тавадскую фанаберию, часто переходившую к формам ксенофобии и русофобии.

После присоединения грузинских княжеств к России на протяжении всего XIX и начала XX века социальная основа российско-грузинских противоречий состояла главным образом в существенных различиях, сложившихся в феодальном общественно-экономическом укладе: грузинская модель феодализма, с XVI века трансформировавшаяся в «разбойную» социальную систему сефевидской шиитской Персии – в сеньорию без домена, принципиально расходилась с российским феодализмом, основанным на европейском принципе – сеньория с доменом. Серьезное несходство двух феодальных систем приводило местную тавадскую знать не только к противостоянию российским властям, но и к выработке в среде этой знати своеобразной идеологической традиции с неизменными чертами русофобии. Отдаляясь таким образом от российских интересов на Кавказе и концентрируясь только на собственных утилитаристских выгодах, грузинская феодальная знать вступала с российской администрацией в неразрешимое противостояние. Что же до российских властей, расположившихся в Тифлисе, в центре Грузии, то под давлением постоянно фрондировавшей местной знати они были обречены идти на поводу у грузинских тавадов и, желая умерить их социальную экспансивность, предоставлять им различного рода привилегии. Среди последних важное значение придавалось ориентации грузинского общества на территориальное расширение и связанные с этим вооруженные захваты.

В эту весьма сложную сферу российско-грузинских отношений, начиная с присоединения грузинских княжеств к России, были втянуты южные районы Осетии, получившие у российской администрации политико-географическое название «Южная Осетия»; такое наименование югоосетинских обществ вполне идентифицировалось с принятым в осетинском языке – «Хуссар Ирыстон». В условиях противоречивых российско-грузинских отношений Южная Осетия постепенно становилась политическим полем, где российские власти пытались разрешить непомерные владельческие притязания грузинских тавадов. Именно здесь, в Южной Осетии, больше, чем в самой Грузии, грузинские феодалы при поддержке российских воинских сил имели наибольший простор для широкого применения ими деспотических методов угнетения, в свое время укоренившихся в грузинском обществе благодаря господству шахской Персии. Ранее югоосетинские общества, граничившие с «Гурджистанским валийством», также периодически попадали под влияние грузинского феодализма, оказывая его распространению упорное сопротивление; Южная Осетия сохраняла свою независимость вплоть до 1864 года, до крестьянской реформы в Грузии. В пореформенный период она была подвергнута со стороны грузинской знати тотальной экспансии, вызвавшей в осетинских обществах национально-освободительное движение. Расправляясь с вооруженным движением сопротивления осетинского народа, российские власти в угоду грузинской знати приступили к частичной депортации южных осетин на Северный Кавказ, в частности в районы Ставропольской губернии. По примеру черкесов, накануне подвергшихся депортации, российские власти угрожали начать массовое выселение южных осетин из их исторической родины. Российское командование совместно с грузинскими войсками подавило освободительное движение осетинского крестьянства. В югоосетинских обществах, за исключением высокогорных районов, возобладало господство грузинской знати.

Безотчетное российское покровительство над тавадской знатью способствовало созданию в грузинском обществе особого «аристократического» слоя, в своем большинстве состоявшего из грузинских феодальных кланов. Неустанно пестуя его, Петербург не заметил, как вместо социальной опоры, на кою он рассчитывал, сформировал в Грузии политическую силу, для которой приоритетной становился отказ от российского покровительства и установление в грузинском обществе своего безраздельного господства. В начале XX века грузинская элита, добившись немалых экономических преимуществ, консолидировала свои консервативные ряды и вновь усилила центробежные тенденции, приводившие ее к обострению российско-грузинских отношений. Этот набиравший силу общественный процесс в грузинской историографии принято рассматривать как «национально-освободительное движение». Его социальная природа, однако, обнажилась окончательно в условиях Первой мировой войны и революционных потрясений 1917–1920 годов. В эти годы грузинская знать явно уже не нуждалась в ослабленной России, ранее считавшейся «освободителем Грузии». Прикрываясь демократическими лозунгами, она совершила своеобразную «феодальную революцию» – вышла из состава России и создала «Республику Грузию» во главе с теми же тавадскими консервативными кругами. Хорошо понимая социальную суть новой власти, утвердившейся в Грузии, Южная Осетия, еще во второй половине XIX века отданная на произвол грузинским феодалам, объявила в свою очередь о политической независимости и обратилась с просьбой о принятии ее в состав Советской России. Это было время, когда Грузия, противостоя России и готовясь к войне с ней, установила военно-союзнические отношения с Турцией, Германией, Францией и США. При этом новая российская власть, признавшая Грузию как суверенное государство, не давала поводов грузинскому правительству к развертыванию в отношении России конфронтационной политики. Несмотря на это, Грузия готова была вступить в сговор с любым государством, лишь бы подчеркнуть свое противостояние России. Причиной тому являлись два наиболее важных момента: а) сохранившаяся социальная разнородность российского и грузинского обществ, а также сформировавшаяся на этой почве в Грузии идеология русофобии; б) политическая разнотипность установившейся в России Советской власти и профеодального режима, созданного с 1918 года в Грузии. Гетерогенность двух социальных систем, исторически сложившихся, с одной стороны, в России, с другой – в Грузии, особенно давала о себе знать в переходные периоды экономической и политической истории двух разновеликих стран. Отстаивая свой собственный национально-социальный облик, грузинская элита обнажала свойственные ей восточно-деспотические изощренные методы политической борьбы и принималась за милитаризацию страны. Начиная с 1918 года Республика Грузия приступила к созданию регулярных войск, оснащению их западными образцами оружия – и вскоре напала на Южную Осетию. В войне с Южной Осетией Грузия продемонстрировала прежде всего свое полное отречение от всего российского и готовность к вооруженному противостоянию с Советской Россией. Одновременно она проявила приверженность к восточным формам насилия, посредством которых осуществляла физическую расправу над осетинским народом; по методам организации вооруженной агрессии в Южной Осетии, по ее глубокой бесчеловечности Грузия целиком повторяла сценарии геноцида, проводившегося в 1915 году турецким правительством в отношении армянского народа.

Агрессивные внешнеполитические ориентиры грузинских властей, концентрация на территории Грузии воинских сил враждебных России государств, а также развернувшееся в ней большевистское движение явились основными причинами ввода в Грузию Красной армии и свержения антинародного политического режима Н. Жордания. Несмотря на кардинальные перемены, происшедшие с установлением Советской власти в политическом устройстве Грузии, грузинское общество жестко отстаивало привычные для него социальные установки. Среди них особенно заметной оставалась неизменная тяга властвовавшей элиты к восточным тоталитарным формам организации государственной жизни. В этом ключе немалый интерес у этой элиты вызывала Советская власть с ее открытой идеологией диктатуры; у политических сил Грузии была своя собственная трактовка как Советской власти, так и сути ее диктатуры. В частности в рамках именно такой трактовки Иосиф Сталин и Григорий Орджоникидзе, наиболее известные грузинские большевики, стремились Советскую республику Грузию сконструировать по классической имперской модели. Не считаясь с волей соседних с Грузией народов, грузинские большевики, занимавшие в Советской России ключевые позиции, присоединили к Грузинской республике Абхазию, Аджарию и Южную Осетию, удовлетворив тем самым шовинистические амбиции политических сил, возникших в Грузии еще в XIX веке. В составе Советской Грузии Южная Осетия, еще недавно переживавшая грузинский геноцид, попала в условия перманентной экстраполяции на нее идеологической системы ксенофобии, инициировавшей жестокую расправу над осетинским народом. Заранее она была обречена на статус колониальной окраины Грузии и тяжелые формы дискриминации. В результате в бывшем СССР Южная Осетия стала единственным районом, где демографические процессы имели неуклонную тенденцию к сокращению численности населения: если в 60-е годы XIX века население Южной Осетии составляло около 150 тысяч, то в 30-е годы XX века оно исчислялось в 107 тысяч, в 1989 году – 96 тысяч, после 1992 года – менее 50 тысяч. Вопреки известности этих данных, в 80-е годы XX века представители грузинской мизантропии открыто и не колеблясь обсуждали нацистскую идею стерилизации осетин в Грузии. Нужен ли более яркий симптом того, сколь тяжело больным становилось грузинское общество, вступившее в полосу фашизации?! Общий фон болезни обозначился еще в середине 60-х годов XX века и определялся социальной сущностью теневой экономики, в сфере которой Грузия числилась среди самых преуспевающих союзных республик. К основным последствиям указанной экономики в Грузии следует отнести максимальное (до 17%) сокращение числа лиц, занятых «законным производством»; образование значительного слоя мелких хозяев; формирование так называемой коррумпированной знати, или иначе – рентной экономики в системе партийно-государственного управления; накопление крупного теневого капитала, все еще остававшегося в тисках отживших свое время политико-идеологических догм и приводившего к развалу государственного сектора экономики и обнищанию масс. Процессы в экономике, социальной жизни, устойчивые традиции неонацизма, шовинизма и ксенофобии спонтанно толкали грузинское общество к националистическим идеям, в том числе к их крайней форме – нацизму. Такое общество, как грузинское конца 80-х годов, обычно ориентировано на поиски «внешних врагов». К ним идеологи национал-социализма отнесли Россию, Абхазию и Южную Осетию, обвинявшихся в «привнесении» в Грузию большевизма и Советской власти. В подобного рода абсурдных обвинениях важное место занимало утверждение о том, будто Южная Осетия – «внутренняя территория» Грузии, в новое и новейшее время якобы заселенная осетинским населением. Во имя освобождения «своей исконной территории» грузинский экстремизм вновь объявил геноцид осетинскому народу и подверг его тяжелым испытаниям.

Приведенные выше положения определяют общий контекст, которым задана содержательная архитектоника монографии, предлагаемой нами вниманию читателя. В ней приводятся достаточно подробные сведения об осетино-грузинских политических контактах с древнейших времен и до новейшей эпохи. Одновременно подвергнут описанию и анализу оригинальный исторический материал, раскрывающий сложные процессы российско-грузинских отношений и исторические судьбы Южной Осетии в системе этих отношений. При этом в интересах научной объективности автору пришлось отказаться от идеологизированной исторической традиции, при которой в освещении российско-грузинских отношений и осетино-грузинских взаимодействий приоритет отдавали идиллическим картинам и избегали научных оценок сложных и порой противоречивых процессов, требовавших от исследователя как реконструкции исторических реалий, так и их системного анализа. Изменив таким образом методологию предмета, коему посвящена монография, предпочтение было отдано архивным документам. Наряду с изысканиями в Российском государственном военно-историческом архиве автор широко привлекает опубликованные документы из следующих изданий: «Акты Кавказской археографической комиссии», «История Осетии в документах и материалах» (т. I, 1962), «История Юго-Осетии в документах и материалах» (т. II, 1960; т. III, 1961), «Документы по истории Грузии» (т. I, ч. I, 1954; ч. II, 1960), «Революционное движение в Юго-Осетии. Документы и материалы» (1958), «Борьба трудящихся Юго-Осетии за Советскую власть» (1957). Большинство исторических источников, опубликованных по Южной Осетии, – извлечения видного осетинского археографа и источниковеда И.Н. Цховребова, сделанные им главным образом в Центральном государственном архиве Грузии. По событиям и фактам новейшего времени – 1989–1992 годов – в нашем распоряжении был сборник документов и материалов «Грузино-осетинский конфликт», подготовленный к изданию К.К. Кочиевым и любезно предоставленный составителем в рукописи. Автор стремился также к максимальному привлечению литературы, посвященной общим проблемам российско-грузинских, российско-осетинских и осетино-грузинских отношений; что же до специальных исследований, которые бы изучали тему в обозначенном нами аспекте, то пока их просто нет. Источниковедческие и историографические замечания вынесены из введения в основной текст монографии. Стоит отметить также, что из-за политической остроты темы, нестабильности обстановки и распространенности экстремизма в Республике Грузии автор, опасаясь за сохранность ценнейших грузинских документов, воздержался от подстрочных ссылок на источники; вместо них приведен библиографический список источников и литературы, на основе которых исследовалась проблема. И последнее: из соображений толерантности при описании фактов насилия, жестокостей, широко применявшихся грузинскими тавадами и политической элитой в отношении населения Южной Осетии, автор избегал подробностей и лишь в редких случаях приводил примеры подобной мизантропии, представляющей собой наследие, доставшееся Грузии от шахской Персии.

Техническую подготовку текста монографии к изданию выполнила В.В. Саутиева, за что автор приносит ей искреннюю благодарность.

Марк Блиев, июнь 2005 года

Часть I
Генезис социально-исторических коллизий в процессах взаимодействия России, Грузии и Осетии

О древних обитателях, племенах и государственных образованиях Закавказья (общие замечания)

На всем постсоветском пространстве современный филистер и высокий чиновник, несмотря на социальную отдаленность друг от друга, имеют одну общую особенность – оба они, занятые повседневностью, равнодушны к тяжелым, но правдивым страницам истории. Они предпочитают питаться мифами, на злобу дня подбрасываемыми сообществом невежественных сочинителей. Падки на вымыслы также СМИ, особенно электронные – любители острых сюжетов. Недавно, в разгар обострившейся в Южной Осетии политической ситуации, журналист Центрального телевидения, ссылаясь на «грузинские источники», сообщил, что «осетины поселились в Грузии» в советское время. В такое не поверит даже грузинский обыватель, однако он, как и его вполне образованные руководители – бывший президент Грузии Звиад Гамсахурдия и его идейный наследник Михаил Саакашвили, уверен, что где-то в XVI или XVIII веке осетины пришли в Закавказье и захватили центральную часть территории Грузии. При наборе самых разных версий по поводу «происхождения осетин» в Закавказье неизменен вписанный красной строкой тезис об обязательном исправлении «исторической аномалии» и возвращении грузинам их «родины», которая, как известно, им «досталась от Бога». Неважно когда, но в том, что осетины вторглись или же мигрировали за Кавказский хребет, грузинская историография убедила не только российско-грузинское просвещенное сообщество, но и самих осетин – особенно ту их часть, которая свое прошлое начинает с 1917 года. Банальная мысль: миграция народов (великих и малых) – одна из главных примет мировой истории. В новой истории самым варварским и масштабным переселением европейцев явилась колонизация Америки; по сей день местные аборигены довольствуются тем, что им даруют жизнь в специально отведенных для них резервациях. Немыслимо, чтобы подобный исторический сценарий произошел на Кавказе, где каждый народ «автохтонен», т. е. исконен, и независимо от численности относит себя к «великим». В этом соревновательном занятии грузинские историки превзошли всех. Здесь дело доходит до таких открытий, как теория о том, например, что пшеница, плохо произрастающая в Грузии, «впервые» была выращена именно в Грузии, то же самое с виноградом. В сущности, для современной политической жизни ровным счетом ничего не значит, кто на Кавказе исконный, а кто пришлый. С точки зрения исторической науки, все народы, населяющие современный Кавказ, как правило, пришлые – одни пришли раньше, другие позже. Никто, кажется, не сомневается в том, что осетины – индоевропейского происхождения и вместе с армянами населяли Арийский ареал. Это такая же истина, как и то, что на Кавказе индоевропейские племена, которые следует рассматривать как наиболее близких предков современных осетин, создали самобытную Кобанскую культуру, датируемую XVI-IX веками до нашей эры. В советское время археолог Баграт Техов на территории Южной Осетии извлек и исследовал богатейшую коллекцию Кобанской культуры – в ней более пяти тысяч единиц хранения. Стало очевидным – создателями этой культуры, отличающейся жестким единством стиля и технологии производства, были племена одной и той же духовной, хозяйственной и социальной организации общества. Кому в Южной Осетии принадлежала Кобанская культура, кто были ее носители, в свете современных достижений науки не должно больше вызывать споров. Грузинские историки пока не претендуют на «кобанцев», потому, очевидно, что их слишком много не только в Закавказье, но и на Северном Кавказе.

К чести грузинских ученых, они признают, что Кобанская культура сложилась раньше Колхидской и что последняя развивалась преимущественно под влиянием «кобанцев». Есть еще одно важное признание грузинской историографии: перечисляя древние очаги цивилизации на территории Советской Грузии, куда входила Южная Осетия, среди других не забывалось также «Кударо». Правда, как правило, не принято указывать, что «Кударо» – часть исторической территории древнейшей Осетии, жителей которой во все времена называли «кударцами». Однако надеемся, что даже в наше смутное время, когда невежество господствует над просвещенностью, грузины не станут в ущерб собственным историческим племенным наименованиям «отбирать» у осетин кударцев, на территории которых представлены все исторические эпохи Южной Осетии.

Период перехода от бронзового к железному веку совпал с формированием крупного союза скифских племен индоевропейской расы. Не стоит видеть этнических различий между скифами и кобанцами. В последнюю четверть века нашим Институтом истории и археологии накоплена бесценная коллекция археологических предметов (более 200 тыс. единиц хранения), позволившая по-новому представить многие проблемы истории народов Кавказа. В частности, полученные нами данные не оставляют сомнения в том, что носителей Кобанской культуры и иранцев-скифов следует рассматривать в их племенном этническом единстве. Об этом историческом факте свидетельствует хорошо прослеживаемая трансформация кобанской культурной традиции в скифском мире и дальнейшее развитие этой традиции. О распространенности индоевропейцев-скифов, к которым восходили овсы (осетины) на территориях, позже ставших традиционно грузинскими, свидетельствовал Давид Багратиони в своей «Истории Грузии». В частности, он писал, что «река Алазани приняла свое имя во время... скифов..., ибо сия река называлась прежде Абанта, но когда алазанские скифы там поселилися, то называли оную Алазанью». Затрагивая вопрос о происхождении грузин и осетин, Давид Багратиони не случайно в их этногенезе находил сходство. Он так же живо описывал господство скифов в «Верхней Азии, Мидии, Иверии и Колхиде». По Давиду Багратиони, скифы явились освободителями Иверии от персидского царя Дария. Процесс культурной преемственности между индоевропейскими племенами наблюдается и в сарматскую эпоху; сарматы были привержены достижениям своих предшественников, что также подчеркивало их этническую идентичность с кобанцами и скифами. В этом отношении среди наших археологических коллекций – полный набор конской сбруи сарматского времени, уникальные украшения которой, выполненные из золота и серебра, воспроизводят звериный стиль кобанцев. На территории Южной Осетии широко представлена не только Кобанская культура, но и последующие археологические эпохи, связанные с этническим господством индоевропейцев в Закавказье. Грузинская академическая наука достигла достаточно высокого уровня. В отличие от политико-экстремистской литературы она, естественно, не ставит вопроса о том, кто раньше или кто позже занимал территорию современной Грузии. Представителям академической науки хорошо известно о господстве в древности в Закавказье скифского мира, из которого происходят осетины, в том числе южные. В связи с этим следует упомянуть работы лауреата Ленинской премии Г.А. Меликишвили (К истории древней Грузии. Тбилиси, 1959) и М.С. Пирцхалавы (Памятники скифской архаики VII-VI в. до н. э. на территории древней Грузии. Тбилиси, 1972). Для ученых этого уровня азбучной истиной является не только отнесение иранского этнического мира к наиболее раннему периоду древней истории Закавказья, но и присутствие в регионе двух совершенно разных культурно-исторических пластов – индоевропейского (осетинского) и ибероколхского (грузинского).

Впрочем, задолго до становления профессиональной исторической науки хорошо было известно в Грузии и России о происхождении осетин в Закавказье. Так, в 1865 году для официальных властей Тифлиса был составлен «Краткий исторический обзор Горийского уезда», куда в XIX веке входила большая часть современной Южной Осетии. В нем население уезда делилось на две группы – на «коренных» и «пришельцев». К первым, коренным, были отнесены грузины, осетины и «армяно-григориане». В том же обзоре было подчеркнуто, что осетины, как наиболее древние поселенцы Закавказья, ранее входили в Мидийское ираноязычное царство, образовавшееся в северо-западных областях Иранского нагорья. Неизвестный автор исторического обзора, ссылаясь на древнегреческого историка Диодора Сицилийского (90–21 гг. до н. э.), указывал, что «осы, или осетины», жившие «к востоку от Армении и Персидского залива», «происходят от мидян-иранцев» и поселились на территории собственно Закавказья, и в частности Южной Осетии, «за V веков до Рождества Христова».

К IV веку до н. э., ко временам Александра Македонского, грузинские хроники, созданные значительно позже, относят начало военно-политического сотрудничества между древней Осетией и Грузией. Осетины, точнее их скифо-сарматские предки, принимали участие в организации крупного осетино-грузинского племенного союза, имевшего уже ранние формы государственности. Он был создан на территории современной Восточной Грузии и Южной Осетии под названием «Иберия»; Страбон подчеркивал, что большинство жителей Иберии имело скифо-сарматское происхождение. «Иберийское царство» в современной грузинской литературе рассматривается как грузинское, хотя возглавлялось оно, как правило, представителями скифо-сарматской знати. По сведениям Давида Багратиони, приведенным им в «Истории Грузии», скифы в IV веке до нашей эры «овладели Верхнею Азиею, Мидиею, Ибериею и Колхидою и в течении двадцать осьми лет господствовали в оных странах». Из скифской среды происходил Фарнаваз – основатель Иберийского «государства». По сообщению Леонтия Мровели, Фарнаваз объединился с «Куджи и сказал: Будем братьями... будем врагами Эристову Азону, и судьба даст нам славную победу». В очерке «Даут-Сослан» Сека Гадиев уточнил, что «Куджи», «Кудзи», был «иры падзах», т. е. царь осетин, за которого Фарнаваз выдал свою сестру замуж. Леонтий Мровели в своей хронике писал, что «Куджи», по-осетински «Кудзи», «обратился... к осетинам, и собирались все они» и благодаря этому Фарнаваз победил Азона, которого, по мысли Сека Гадиева, ранее во главе грузин поставил Александр Македонский. Сын Фарнаваза – Саурмаг, наследовавший «царский трон» своего отца, также опирался на осетинскую часть населения Иберии; грузинские хроники свидетельствуют: когда Саурмаг был отлучен грузинами от престола, он «бежал к оссам», т. е. осетинам, с помощью которых ему удалось вернуть трон отца. Лишь много позже, в III веке н. э., заметно ослабло господство оссов и в Иберии возобладали грузинские политические силы. Они привели к власти Мирвана, принадлежавшего по происхождению к одной из господствовавших в Персии династий. Его принято считать первым «грузинским царем». Однако разобщенность племен, относившихся к колхскому этническому миру, не позволила им ни в Иберийском царстве, ни значительно позже добиться сколько-нибудь устойчивого военно-политического союза. Нередко племена, пришедшие в Закавказье из Малой Азии и ставшие позже основой формирования грузинской народности, возглавлялись соседними правителями или же представителями местной автохтонной знати.

Известно, например, что перед тем, как Вахтанг Горгасал пришел к власти, Иберия находилась под властью оссов – осетин. По описанию Мровели Леонтия, юный Вахтанг, выступая «перед всеми вельможами Картли», заявлял: «И невмоготу мне более насмешки овсов (осетин. – М. Б.), но в надежде и уповании на бога и единосущную троицу беспредельную и предваряемые крестом пречистым, данным знаменем и оружием уповающим на него, отомстим овсам. Будь эти беды навязаны нам царем Персии или царем Греции, мы бы их претерпели. Но тяготит нас поругание овсов, и лучше нам умереть, нежели терпеть». В последних словах Вахтанга видно, что речь идет не о сражении, проигранном грузинами, а о господстве осетин в Иберии. Впрочем, этот факт подтверждается также в «Ответе» спаспета Джуаншера Вахтангу Горгасалу: «С той поры, – говорится в нем, – как попрали нас овсы, мы вот уже пять лет пребываем в великой печали». В описании похода Вахтанга в Осетию Мровели Леонтий сообщает, что грузинский царь «отправил гонца к своему дяде Вараз-Бакуру» и просил его участия в походе. «Тот же с радостью ответствовал, ибо страна его была полонена овсами». Остается добавить, что речь идет о господстве в Иберии закавказских осетин; северокавказские аланы-осетины из-за разделенности их с Иберией Главным Кавказским хребтом не могли бы столь длительное время удерживать свое господство. Собственно само сражение между Вахтангом Горгасалом и «овсом Бакатаром», т. е. Ос-Бакатаром, считающимся родоначальником осетин, произошло в Южной Осетии – там, где «с одной горы берут начало Арагви Картлийская и Арагви Овсетская». После военных успехов картлийского царя Вахтанга I Горгасала во второй половине V века н. э. в начале VI века территория современной Грузии стала персидской провинцией. В 60-е годы VI века здесь возобладало господство Византии. И. Бларамберг, автор первой половины XIX века, основываясь на грузинских хрониках, писал о том, как «около 570 года Юстиниан I, император Византии, возвел на грузинский трон Стефана, а одного осетина по имени Ростов (Рустам из рода Сидамоновых. – М. Б.) назначил кснис-эристави, т. е. управителем местности, называемой Ксани и Грузия»; Рустаму «была дана особая печать и почетное платье». Вплоть до XI века территория современной Грузии находилась под властью Византии, Персии и арабских завоевателей. Созданная в XI веке государственность своего расцвета достигла при царице Тамаре (конец XII – начало XIII в.). Государство царицы Тамары грузинские историки, как правило, рассматривают вне контекста участия осетин в его расширении и укреплении. К числу тех редких авторов, кто упомянул второго мужа царицы – осетина Давида-Сослана, был Давид Багратиони, превосходно знавший генеалогию династии Багратионов. Между тем грузинские хроники и осетинские предания эту тему отразили особо. На их основе наиболее полно происхождение царицы Тамары, роль ее мужа Давида-Сослана в становлении грузинской феодальной государственности осветил Сека Гадиев – классик осетинской литературы, великолепно владевший историческим материалом. По его данным, мать царицы Тамары была дочерью осетинского феодала (алдара) Кудена (Хъудены чызг) Бурдухан, популярной «во всей Грузии». Осетинский писатель, сообщая об этом, опирался на «Историю и восхваление венценосцев» неизвестного грузинского автора, в которых содержались сведения о том, что царь Георгий, отец Тамары, привел «в жены дочь царя Худина» (по Сека Гадиеву – «Кудена»). В грузинской хронике Бурдухан описывается как «солнцом над солнцом по красоте». Другой историк царицы Тамары – Басил Эзосмодзгвари (XIII век) фактически повторяет характеристику Бурдухан: «...дочь осетинского царя, которая превзошла доброту других женщин во всем, и не только тем, что она была матерью Тамары, но и тем, что подобной ей невесты не видело грузинское общество». Согласно грузинским хроникам, когда царица Тамара рассталась с первым мужем, стал решаться вопрос о ее новом замужестве. В связи с этим «приехали осетинские царевичи, прекрасные на вид юноши. Надеясь на свое молодчество, они просили и молили Бога дать им возможность совершить нечто такое, чем можно было бы обратить внимание царицы и добиться высочайшего счастья». Хроника сообщает также, что руки царицы Тамары добивались «витязи – сыны властителей греческих, римских, султанских, скифских, персидских и осских». Но «намерения их остались тщетными», царица обратила свое внимание на Давида-Сослана – «витязя из сынов Ефрема, то есть оссов (осетин. – М. Б.), мужей могущественных и сильных в боях». Первое, с чем столкнулся Давид-Сослан, это сопротивление части грузинской знати, пытавшейся вернуть на престол первого мужа Тамары. Вооруженный мятеж, затеянный знатью, был подавлен молодым Давидом-Сосланом с помощью в основном «кавказских горцев» – так часто называли грузинские источники осетин, в том числе южных; понятно, что Давида-Сослана, сына «осетинского царя», могли поддержать в первую очередь осетины. Воинские успехи Давида-Сослана принесли «мировую славу» царице Тамаре. Вскоре у них родился сын Георгий. По словам автора хроники, «сели на златокованом троне Тамара, Давид и сын их Георгий». Среди правительственных вельмож, а также в войсках широко были представлены в государстве царицы Тамары осетины. Во время аудиенции, устроенной царицей и ее мужем Давидом владетелю Ширвана с делегацией, первыми их встретили «осетины и кипчаки новые», после них «геретцы и кахетинцы, затем картлийцы...» Одним из важнейших достижений царицы Тамары являлось расширение территории грузинской феодальной государственности. В этом главная роль принадлежала царю Давиду-Сослану. Грузинские хроники в один голос подчеркивают полководческий талант осетинского витязя, приносившего царице одну победу за другой. На войне, по словам авторов хроник, «царь действовал, как Ахиллес». Приведем лишь один пассаж из «жизни царицы царей Тамары» – хроники XII века, в которой главным действующим лицом является Давид-Сослан, создавший крупнейшее в Закавказье грузинское царство: «В ознаменование победы над врагом Ширван-шах и Амир-Мирман с радостными лицами сошли с коней, поклонились, благословили и восхваляли царя (Давида-Сослана. – М. Б.) и его богатырей. Как рассвело, пришли шанхорцы и поднесли ключи от города: взяв Шанхор и окрестные города и крепости, царь пожаловал их Амир-Мирману. Сам же отправился в Ганджу, близко подошел к городу; навстречу вышли высокопоставленные лица и крупные торговцы, духовенство и законоучители. Преклонив колена, они поклонились Давиду и воздали ему хвалу, со слезами на глазах они просили его и вверили ему себя и до самых дверей султанского двора расстилали ему драгоценные ткани и осыпали его золотом и серебром, драхмой и динарием. Войдя во дворец, он сел на трон султана... Чей язык в состоянии описать тогдашнее торжество и ликование, или какой разум может понять объединение в лице одного человека чести царя и султана, подчинение себе, в качестве вассала, сына Атабага Ширван-шаха». Подобное шествие царя Давида-Сослана, сына «осетинского царя», по сравнительно небольшим владениям, привело к тому, что царица Тамара стала владетельницей большей части Закавказья. Сека Гадиев, описав жизнь и походы Давида-Сослана, фактически создавшего воинством самих же осетин крупное государство, сетовал, что свой талант и усилия Давид-Сослан отдал Грузии, возвысил ее над Осетией, хотя мог свою собственную родину – Осетию «поставить» если не выше, то хотя бы в один ранг с нею.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации