Текст книги "Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале"

Когда мне было пятнадцать, я украдкой бегал в видеосалон, где крутили порнуху. Там никогда не показывали пары, занимающиеся любовью, а лишь изредка – обнаженное женское тело крупным планом. Это окончательно убедило меня в том, что секс – вымысел.

Австралийская версия «Пентхауса» печаталась в издательстве «Горвиц-Грэхэм», находившемся на северном побережье Сиднея. Главный офис был расположен в настоящем пентхаусе. Работая в «ПОЛ», я написал для редактора Фила Абрахама рассказ про боксеров. После возвращения из Канады у меня не было работы, и я решил пойти к нему и попробовать устроиться внештатным автором.

Фил был проницательным, талантливым редактором, ценившим качественную литературу, а это редкость в наши дни, особенно среди редакторов порнографических журналов. Еще он слыл завзятым любителем борзых и, по-моему, единственным человеком в Австралии, которого интересовали одновременно секс и собачьи бега. Абрахам предложил мне поработать помощником редактора в «Пентхаусе». Дело было в том, что он только что неожиданно потерял одну из своих помощниц, которая узнала, что ей платят меньше, чем другим сотрудникам, и бросила редактору в лицо содержимое своего ящика для входящих бумаг. Я немедленно занял ее кресло, мысленно приписав к эпитетам «врун» и «ублюдок», которые должны были следовать за моим именем, еще и «порнографист».

Я сидел между штатным автором Марком и заместителем редактора Тодом, который позднее стал редактором «Менз хелс». На лице у Марка красовался живописный фингал – результат его недавней связи с бывшей девушкой другого журналиста. Их связь оборвалась, когда Марка разбудил ковбойский сапог этого самого журналиста, топающий по его лицу. Он сказал, что нагишом гонялся за обладателем сапог по всей комнате и дал ему сдачи. Тод не так давно демобилизовался, а перед этим пробовал устроиться в парашютно-десантные части особого назначения. Я думал, что мне тоже стоит попробовать вступить в их стройные ряды, там, по крайней мере, мне было гарантировано постоянное насилие. Я жаждал саморазрушения.

Я непрерывно курил, Тод не отставал от меня, а Марк смолил, как паровоз. У каждого из нас были свои пепельницы, в которых дымились горки бычков, напоминавших дохлые личинки. За обедом мы всегда пили пиво, это помогало мне справиться с эмоциональной опустошенностью. Я постоянно тараторил о Ди, они отвечали последними слухами и обсуждали личность Фила. Мои новые приятели были умны, следовало ожидать, что они смогут писать драматичные, живые, захватывающие статьи, которые потом окажутся на страницах журнала в окружении фотографий мастурбирующих обнаженных моделей, которые будут отвлекать внимание читателей.

Работа помощника редактора в «Пентхаусе» была не такой простой, как может показаться на первый взгляд. Как правильно пишется слово «минет» – с мягким знаком или без? А может быть – «меньет»? Когда у мужчины происходит семяизвержение, что, собственно, извергается – семя или сперма? Если семя, то почему из него ничего не вырастает? И почему в то время, как все прогрессивные журналы к 1966 году перешли на метрическую систему, размер полового члена до сих пор принято выражать в дюймах? Логично было бы предположить, что мужчинам будет приятнее измерять свой член в сантиметрах – так он будет казаться длиннее. В официальном «Справочнике по литературному языку», изданном Австралийским государственным издательством, на эти вопросы давались крайне ограниченные, пуританские ответы.

«Минеты» и «семя» появлялись чаще всего в письмах читателей, которые печатались во всех штатах, кроме Квинсленда. Авторы этих посланий, судя по всему, очень внимательно слушали своих учителей по английскому языку, которые не рекомендовали использовать одно и то же слово дважды в одном предложении.

В моем любимом письме, которое пришло от «Имя и адрес не указаны», женские половые органы сначала определялись как «киска», а далее – как «райские кущи», «плотная дырочка», «ноющий свод», «плачущая щелочка», «мохнатка», «святая святых», «осиное гнездо», «кратер Оргазма» и «хлюпалка» – все это в тексте из пятисот слов. Свой половой член адресант называл «ракетой», «зубилом», «свинцовой флейтой» («она отыграла свою последнюю ноту», когда он кончил) и «брючной змеей». Но настоящий звездный час нашего автора наступил, когда его подружка занималась любовью с его приятелем в то время, когда он трахал женщину приятеля: «Их языки переплетались и обвивались друг вокруг друга, словно испанские танцоры, под аккомпанемент моих яичек, словно кастаньеты, отстукивавших причудливый ритм о попку Тиффани».

Почти все письма читателей были написаны в надежде получить ежегодный приз в тысячу долларов. Но не только обязанность читать эти откровения отличала сотрудников «Пентхауса» от прочих журналистов: от нас требовали писать «данные модели».

Модель месяца обязательно была австралийкой. Фотографии скупали со всего света, и делом сотрудников журнала было придумать девушке биографию. Дома она могла быть Соней из Санкт-Петербурга, любительницей Солженицына и селедки, в США ее назвали бы Сэнди из Сиэтла, и она обожала бы слалом и жареное мясо, в Великобритании она проходила бы как Сара из Скиптона, не мыслящая свою жизнь без сосисок и веселых вечеринок, но в Австралии она становилась Сэми из Серферз и любила море, песок и местное пиво «Столис».

Авторы видели фотографии только тогда, когда приходилось писать «данные модели». Мы шли в смотровую, брали лупу и внимательнейшим образом изучали слайды, как будто верили, что разглядывание малых половых губ этой девушки таит в себе ключ к загадкам ее воображаемого внутреннего мира. Автор мог такого напридумывать, особенно если дело касалось происхождения брюнеток, которые в мгновение ока становились полумаврикийками, полулитовками и переселялись в Ясс или на четверть непалками, на четверть словенками, на четверть лаосками, но при этом каким-то чудом оказывались рожденными в Графтоне. Мы щедро раздавали нашим моделям научные звания, среди них часто встречались бакалавры гуманитарных или технических наук, магистры и даже кандидаты наук. Девушки становились все экзотичнее и образованнее, пока Фил не заставил нас опубликовать опровержение, в котором обещалось, что обнаженным моделям больше не будут присваиваться ученые степени.

В «Пентхаусе» печатали краткие забавные рецензии на фильмы, которые отличались от рецензий в других журналах, где критики смотрели только порнуху. Я не видел ни одного порнографического фильма и был уверен, что их существование – урбанистический миф. Наш обозреватель одолжил мне кассету под названием «Туристы-2», от которой я наивно ожидал истории о жизни туристов, но неправдоподобный сюжет развивался вокруг какого-то спортивного центра под открытым небом. Главные роли исполняли белый парень, негр и женщина, с которой они одновременно занимались любовью. Я был поражен тем, что люди могут записывать такие штуки на пленку. Не могу объяснить, как я дожил до своих лет, не зная, что это происходит сплошь и рядом. А еще через год я впервые распознал гомосексуалиста.

Наш видеообозреватель был фанатичным поклонником порнографии. Мысль о том, что он будет смотреть по шесть новых порнографических фильмов в месяц и получать за это деньги, поначалу приводила его в восторг. Но со временем бедняга обнаружил, что фильмы все меньше и меньше возбуждают в нем интерес. Спустя пару лет работа стала для него настоящей пыткой, на которую он был согласен только за деньги, необходимые для оплаты жилья. Парень возненавидел образ, который создавал «Пент-хаус» – от вычурных писем читателей до глянцевых снимков. Он чувствовал себя обманутым и журналом, и людьми, которые его покупали, и хотел взять каждого из них за плечи, потрясти и закричать: «Неужели вы не видите, что жизнь не такая? Почему вы все хотите поверить, что однажды и вам выпадет счастье перепихнуться с этой шведской стюардессой? Ни хрена вам не обломится! И вам никогда не удастся трахнуть этих девок с силиконовыми сиськами. Даже если вы встретите одну из них, то она окажется не той отретушированной красоткой, какой вы лицезрели ее в журнале, а кривозубой прыщавой стриптизершей с сорок вторым размером ноги!» Этот парень относился к своей работе очень серьезно.

Когда в офисе было нечего делать, Фил советовал просматривать старые номера в поисках свежих идей. На складе была целая полка старых, перевязанных бечевкой экземпляров журнала. Я занялся изучением порнографии семидесятых и восьмидесятых годов. Это был особый сорт вуайеризма – осознавать, что сейчас тела моделей основательно поистрепались, а грудь обвисла. Мне было немного тревожно. В семидесятые лобковые волосы были блестящими и густыми, как тропический лес. В конце концов, именно это и привлекало читателей – темный треугольник внизу. В восьмидесятые тропический лес постепенно редел, пока не превратился в узкую полоску, которая напоминала о том, что когда-то на этом месте росли настоящие джунгли. К началу девяностых исчезла и она – тайна испарилась.

Меня беспокоила то, что с волосами на моей голове происходила подобная эволюция, и если последние остатки лобковых волос исчезнут к концу столетия, то и мою шевелюру постигнет та же участь. Наверное, это было моей расплатой за выбор профессии.

Лицензия «Пентхауса» не позволяла ему широко использовать американский материал, поэтому Горвицу приходилось прибегать к услугам местных авторов и моделей. Статьи были грубоватыми и смешными – именно такими, каким я хотел видеть себя. Раньше журнал печатал интересные рассказы. Это отличало его от «Плейбоя» и от того «Пентхауса», куда пришел я. Старый «Пентхаус» был местным изданием и мог освещать местные события по мере их появления. Он писал об австралийских бандах – «Малярах» и «Докерах» (в свое время эти истории послужили причиной создания королевской комиссии[2]2
  Королевская комиссия в странах Содружества – особый орган, назначаемый монархом из числа наиболее авторитетных лиц для изучения какой-либо проблемы и представления рекомендаций правительству по ее решению.


[Закрыть]).

В журнале появлялись пикантные статьи ныне покойной Сэлли-Энн Хакстеп, роскошной проститутки, писавшей о том, как весело ей жилось в церковном приходе Калгурли, как она работала в Кингз-Кросс или как нанимала мужчину из службы сопровождения. («Он прошептал: «Ты такая классная. В следующий раз, когда ты захочешь нанять меня, я сделаю все бесплатно». В этот момент я думала только о том, что в следующий раз он должен будет заплатить мне сам».)

За год до моего прихода Фил напечатал серию рассказов Тода о том, как тот пытался поступить в десантные войска. Это была настоящая история для мужского журнала с описанием изнурительных тренировок, тягот службы в элитном полку, проверенной дружбой и крушением всех надежд в мире без женщин. Еще пару лет каждый мужчина, с которым я разговаривал, признавался, что читал эти рассказы.

Мне приходилось много работать – половина писем читателей о сексе под водой была написана лично мной – но я мог думать только о Джо и Ди и о том, как все исправить. Фил дал мне на редактуру коротенький рассказ, написанный второсортным австралийским автором. Рассказ был сумбурный и непонятный, я потратил два дня, но он ничуть не улучшился. Тогда я сказал Филу, что мне проще написать новый рассказ. Фил пообещал опубликовать его. В глубине души он мечтал соединить разверстые влагалища с творениями новых австралийских Кэпотов, Апдайков и Беловых, которых просто не существовало. В эти же выходные я написал рассказ, который назывался «Пес». В нем рассказывалось о бандите, только что вышедшем из тюрьмы. Фил заплатил тысячу долларов, что до сих пор является абсолютным рекордом для моих коротких рассказов. «Пес» был написан от первого лица, поэтому еще несколько лет Тод и Марк называли меня Псом, о чем следует помнить всем, кто захочет назвать свой рассказ, например, «Член».

«Пентхаус» Фила был качественным, почти корпоративным продуктом. Для семьи Горвиц я заработал несколько пентхаусов, потому что их журнал регулярно удовлетворял всех мастурбаторов. Полная версия журнала продавалась в любом газетном киоске, в ней печатались фотографии обнаженных женщин спереди. «Пентхаус уайт лейбл» – журнал первой категории, выпускавшийся ограниченным тиражом, предлагал изображения женщин с раздвинутыми ногами и мужчин с эрекцией. «Пентхаус блэк лейбл» распространялся только по подписке. Там можно было встретить полное изображение полового акта, что удовлетворяло любые сексуальные фантазии. Для свободной продажи в Квинсленде выпускалась особая, облегченная версия журнала, где фигурировали модели только с обнаженной грудью, в результате чего в Квинсленде было больше всего подписчиков «Пентхаус блэк лейбл». Для Новой Зеландии выпускались два отдельных издания.

Отдельно выходили сборники «Пентхаус. Лучшее» и «Пентхаус. Девушки» и целая куча карманных изданий писем читателей. В начале девяностых на полках магазинов можно было одновременно найти два десятка различных изданий журнала, включая американскую версию и ее приложения.

Постепенно Фил увеличил число обнаженных девушек с трех до шести, дополнительные снимки шли из Европы и Соединенных Штатов. В то время как «Плейбой» смаковал застенчивые соски знаменитостей, читатели продвинутого издания «Пентхаус» имели возможность внимательно изучать малые половые губы.

Журнал опережал свое время. Еще в 1992 году его сотрудники выбрали самую сексуальную женщину Австралии – это было за два года до появления «Эф-эйч-эм» в Великобритании и за пять лет до его клонирования в Австралии. Во всем остальном «Пентхаус» был таким же старомодным, как журнал «Рыбачьте с нами». Когда публиковался сатирический рассказ, над ним обязательно было написано заглавными буквами «ЮМОР». Притом что в мужских журналах юмор должен был сочиться отовсюду, редакторские статьи в «Пентхаусе» получались такими же нудными и неактуальными, как и в «Плейбое». Их можно было бы обозначить как «Серьезное» или «Для папы».

Пару изматывающих, жарких недель я работал одновременно на «Пентхаус» и «Австралийский женский форум» («АЖФ») – по три дня там и там. «АЖФ» был порнографическим журналом для женщин – эдакий «Космополитен» без штанов и с рукой между ног. Журнал принадлежал «Пентхаусу» и создавался в соседнем издательстве, его редактором была бывшая наша сотрудница Коррин Маккей.

«АЖФ» содержал несколько страниц «Плохого, хорошего и смешного» – писем читателей, в которых они рассказывали о своих сексуальных успехах. Письма в этом разделе были позабористей, чем в «Пентхаусе», благодаря особому вниманию к радостным и банальным деталям все они выглядели особенно реалистично. Несмотря на то что авторам обещали пятьдесят долларов за каждое послание, мало кто из них получал эти деньги. В номере, над которым мне довелось работать, было письмо от женщины среднего возраста, которой звонили по ночам ее женатые знакомые и предлагали заняться сексом с огурцом и другими овощами, еще одно – от женщины, которая признавалась, что занимается мастурбацией, и третье – от женщины, нашедшей себе любовника с маленьким членом, от которого невозможно было добиться эрекции.

«АЖФ» приходилось держать ухо востро, чтобы не заработать неприятности из-за фотографий на развороте («Самые горячие австралийцы»). Было запрещено изображать половой член, приподнятый выше сорока пяти градусов, что считалось указанием на половое возбуждение и привело бы к неминуемому заточению журнала в непрозрачный полиэтиленовый пакет.

Мне все больше нравилось работать в «АЖФ», а от «Пентхауса» постоянно тошнило. Обсудить это было не с кем. Все мои знакомые работали на порноиндустрию, все политические приятели вернулись обратно в Великобританию, поэтому я набрался смелости и проконсультировался с певцом-социалистом Элистером Халлетом, бывшим солистом местной версии «Погус» – группы «Буйный Джек». Воскресными вечерами он выступал со своими революционными балладами в «Ньютоне». Иногда я ходил туда, садился у бара и тонул в социализме и табачном дыму. С Халлетом я связался через его звукозаписывающую компанию, они же помогли мне организовать интервью. Элистер был рад поговорить с корреспондентом «Пентхауса» – средства массовой информации не баловали его своим вниманием. Если честно, ему редко удавалось заинтересовать хотя бы дюжину пьяных посетителей.

Перед нашей встречей я бегал по Редферн-парку и обронил ключи от дома, потом долго искал их в траве, но это было то же самое, что искать ключи в траве. На интервью я примчался, высунув язык, и больше походил на потного наркомана, чем на журналиста. Щедрый и доверчивый Халлет одолжил мне свои брюки и рубашку с длинным рукавом и выслушал вполуха мои дежурные фразы об авторитете «Пентхауса». Он не понял, почему я назвал его носителем духовного начала мирового рабочего класса. По интонациям песен я понял, что он может быть членом австралийского варианта Социалистической рабочей партии. Оказалось, что это было не совсем так – он просто пел «Интернационал» в пабе по выходным.

Наконец Халлет выдал мне свое заключение. По его мнению, в порнографическом журнале можно работать, только если ты сам не снимаешь обнаженных женщин. Я был готов к такому повороту и сказал, что придумываю подписи к фотографиям. Ничто из того, что я говорил, не заставило Элистера Халлета проклясть меня или потребовать свои штаны назад. Я не знал, как относиться к этому: радоваться, что я не совершил смертного греха, или огорчаться оттого, что не смог унизить себя в достаточной степени. Я не понимал, что делаю.

Глава 4,
в которой рассказывается о том, как меня каждый день в течение года бьют по морде

Моя работа в «Пентхаусе» изначально должна была стать испытательным сроком перед вступлением в должность выпускающего редактора, но Фил отдал это место Дэвиду Шмидту. Может быть, так случилось потому, что я был откровенно не в себе, но как бы то ни было, он сказал, чтобы я не пропадал и поддерживал с ним связь. С 1993 по 1994 год я вел раздел под названием «Потасовка», а с 1994 по 1997 год был «приглашенным редактором». Моя должность подразумевала, что мне следовало скорее заниматься приглашениями, чем редактурой. Я писал статьи для крутых парней и сочинял максимально плоские шутки.

Я курил с пятнадцати лет и пил, сколько себя помню, прогуливал уроки физкультуры в школе, и единственными физическими упражнениями, которые я выполнял регулярно, были воровство из магазина и последующее бегство. Я никогда не играл в спортивные игры, а в тридцать лет решил стать профессиональным боксером.

Боксом я заинтересовался с того момента, когда в 1974 году увидел по телевизору бой Мухаммеда Али против Джорджа Формана. На меня произвела огромное впечатление впервые использованная им тактика «дурак на канате» – Али поднимал кулаки перед лицом, отклонялся на канаты и так принимал все удары Формана. С того самого момента моим излюбленным спортивным упражнением стал прием ударов (разумеется, если не считать бегства).

В семнадцать лет я пошел на дискотеку, где сел на пластиковый стул и стал таращиться на одну из гарнизонных девок по имени Карен. Внезапно я почувствовал, как что-то тяжелое и кожаное опустилось мне на колено, посмотрел вниз и увидел рожу Роя Мартина, которая призывно смотрела на меня снизу вверх. Он был на год старше и занимался боксом. Я подумал, что он поскользнулся и случайно оказался в таком положении.

– Ты на что это уставился, мать твою? – первым прервал неловкое молчание Рой.

Я повернулся к Карен, и Рой отошел в другой конец зала, откуда весь вечер испепелял меня взглядом, надеясь, что я снова посмотрю в его сторону. Когда танцы кончились, мы с Карен вышли, намереваясь стоять в дверях целую вечность, непрерывно целуясь.

Но к нам подошел Рой Мартин, уставился на меня и повторил свой вопрос. По словам Карен, ни на что такое я не смотрел. Для пущей убедительности она закрыла мои глаза рукой, поэтому первый удар Роя оказался для меня неожиданностью. Но я не растерялся. Подобно величайшему тяжеловесу всех времен, я сдвинул кулаки, прикрыл ими лицо и ждал, пока мой оппонент устанет от своего грязного дела. Рой Мартин отвесил мне парочку левых хуков, провел сквозь мою защиту прямой правой и посадил мне фингал.

Наконец Рой запыхался и перестал бить меня. Если бы я был Мухаммедом Али, то в этот момент рассмеялся бы над тем, как устало он дышит, и, дразнясь, стал бы гонять его по рингу и в конце концов повалил на пол.

Но так как меня зовут Марк Дэпин, я остановился на стадии фингала.

Следующие двадцать минут я провел в тщетных попытках залезть в лифчик Карен, ожидая, пока мой приятель Питер Пауэл завершит аналогичный номер программы со своей подружкой Мэнди.

Пауэл был боксером и постоянно пытался уговорить меня тренироваться вместе с ним, но я полагал, что нам невыгодно дублировать функции. Он мог драться, а я, наверное, мог бы дразниться. Под защитой Пауэла я возвращался домой по темным переулкам, которых так и не научился избегать. Неожиданно перед нами вырос Рой Мартин и спросил, на что это я, мать мою, смотрю. На этот раз его сопровождала пара приятелей, один из которых был неплохим боксером, но не таким хорошим, как Питер Пауэл. Пауэл сказал, что если они хотят драться со мной, то им придется иметь дело и с ним тоже. Все уставились друг на друга, кроме меня. Я усиленно старался не смотреть никуда. В конце концов они отступили.

Я так и не узнал, за что Рой Мартин побил меня. Однажды я встретил его на автобусной остановке и спросил об этом. Похоже, он и сам не знал за что.

Инцидент с Роем Мартином стал моим первым опытом общения с боксером, были и другие, например: среди людей, избивших меня в Бедворсе, был мужик, у которого на руке виднелась татуировка с боксером. Я всегда интересовался боксом и презирал себя за то, что слишком ленив, чтобы тренироваться.

Дэйв Смидт сообщил мне, что на Кингз-кросс открылся новый боксерский зал. Раньше там располагалась гостиница «Рекс», я любил ее как бывшую девушку. Она находилась недалеко от того места, где мы жили, когда впервые приехали в Австралию и снимали квартиру позади полицейского участка на Кингз-кросс. Тогда казалось, что у меня есть все для счастья. В 1989 году там был паб, полный туристов. Все мои знакомые пили там. В бистро можно было поджарить себе кусок мяса на открытом огне, что теперь кажется совершеннейшей экзотикой. В «Рексе» я всегда чувствовал себя невыразимо далеко и в то же время очень близко от дома. Я захаживал туда с Крисом, Джо и Гаем – мы были при деньгах, работали на другом краю света и радовались жизни, как дети.

Боксерский зал оказался большим пустым помещением с несколькими боксерскими грушами, висевшими в ряд, как упитанные висельники, и с мешками, прикрепленными к полу и потолку. На стене болталась «груша-капелька» для отработки скорости, а ринг казался пустым и грозным. Большинство боксерских залов одновременно выполняет функции музея собственной славы, их стены обклеены плакатами с рекламой давно забытых поединков. У зала, в который я пришел, не было ни славного прошлого, ни перспективного будущего. Там ошивались два тренера: выходец из Восточной Европы, работавший с любительской командой Нового Южного Уэльса, и Барри Раф, который тренировал нескольких профессионалов. В тот момент он держал подушки перед огромным потным тяжеловесом по имени Большой Джимми. Раф был небольшого роста, плотного телосложения, со временем его тигриная морда стала плоской, но на ней постоянно играла улыбка. Когда Большой Джимми утих, я спросил Рафа, могу ли попробовать тренироваться в их зале.

Раф был готов на все за пять долларов в час.

У меня получилось немного лучше, чем я ожидал. Практически каждый раз, как Раф показывал мне подушку, я умудрялся попасть по ней – хотя и не всегда правильной рукой. Три раунда по три минуты измотали меня. Каждая когда-либо выкуренная мною сигарета возвращалась в мои легкие, как бумеранг. Я потел, как Большой Джимми, с меня стекали ручейки и реки соленой воды, а когда я закончил, мои кулаки тряслись, как отбойный молоток.

Я ходил туда пару раз в неделю и становился все хуже и хуже, я начал промахиваться мимо подушек и попадать в Рафа. Однажды умудрился ударить сам себя. Раф давал мне отвести душу на грушах, что почти убило мои кулаки, и на «груше-капельке», по которой я никак не мог попасть, потому что она двигалась слишком быстро. Раф ко всему относился с юмором. Он начал немного передразнивать меня – как будто я косил глазами и бегал от собственного кулака. Иногда он прыгал на одной ноге, чтобы показать, как должны работать ноги.

Самой большой проблемой для меня было передвижение по рингу. Я тот самый человек, который выходит на вас из-за угла, когда вы бежите по своим делам. Я останавливаюсь всего в сантиметре от вас. Вы отходите влево, чтобы дать мне пройти, но я отхожу вместе с вами. Вы смещаетесь вправо, я делаю то же. При этом каждый раз я раздосадованно трясу головой и бурно извиняюсь. В боксе рекомендуется двигаться в противоположном от соперника направлении – так в вас сложнее попасть.

Даже при том, что я был совершенно убогим боксером, первые успехи придали мне уверенности в себе. Бокс привлекал меня в силу целого ряда обстоятельств: я думал, что заслуживаю того, чтобы меня избили, избили страшно и больно, чтобы у меня стало двоиться в глазах, остановилось дыхание и я повалился на спину. Потом я бы поднялся, и все повторилось бы снова – до тех пор, пока я уже не смог бы встать. Я хотел, чтобы меня выбили из собственного тела.

Я хотел очиститься, думал, что бокс сделает меня другим человеком. Я больше не хотел пить, курить или делать все то, что делал раньше. Потея, я представлял, как из меня выходит все дурное, боксируя, не мог думать о том, что натворил. И наконец, если бы мне снова встретился Рой Мартин – например, выскочил бы из холодильника или свалился с дерева, – я смог бы как следует отделать его.

Кроме всего этого, мне хотелось получить собственный раздел в журнале. Тод и Марк убедили меня, что внештатному автору необходим регулярный источник дохода. Я не мог писать, что думаю, потому что я думал о весьма обыденных и предсказуемых вещах (как и большинство людей, я был критическим троцкистом со значительным анархико-пацифистским уклоном). Поэтому я предложил Филу дать мне колонку, где я целый год описывал бы свои занятия боксом, а затем – заключительный профессиональный бой. Он отнесся к идее довольно сдержанно, потому что не верил, что я готов пройти через все это. Но мне удалось убедить его, что у меня все получится. Он сказал:

– Это будет просто замечательно. Я уже вижу эту фотографию в последней статье: ты стоишь весь в крови, и рефери поднимает твою руку.

Он не понял, что я хотел бы лежать на ринге в луже собственной крови.

Я рассказал Рафу о своем плане. Он не возражал, потому что поначалу не поверил мне. Я спросил, как он оценивает мои шансы, Раф ответил весьма уклончиво:

– Ты не традиционный боксер, но ты очень целеустремленный. – И добавил: – Тебе всегда было на меня наплевать.

Крутые парни, заходившие в наш зал, смотрели на меня с таким удивлением, как будто перед ними был говорящий пес или таракан, читающий газету. Спустя пару месяцев постоянных тренировок Раф выпустил меня на ринг с Брэдом Макклатченом – тихим мускулистым боксером, который напомнил мне Питера Пауэла. Макклатчен провел четыре профессиональных поединка и не проиграл ни разу.

Раф надел мне на голову защитный шлем, выдал пару перчаток, значительно превосходивших по размеру мою голову, и велел атаковать. Макклатчен спокойно смотрел, как я несусь на него, дико размахивая левой рукой и покачивая правой. Прошло какое-то время, прежде чем я понял, что он не двигается и, чтобы попасть по нему, мне надо только немного сконцентрироваться. Парой размашистых движений я слегка задел его перчатки, он блокировал мою правую, я отвесил ему хук. Я начинал нравиться сам себе. Затем Макклатчен дал мне сдачи. Разница между нашими ударами заключалась в реакции: на мои удары ее не было, на его – была. Он выглядел так, как будто был готов простоять под моим натиском как минимум неделю, и единственное, чего ему не хватало, это картофельных чипсов и, возможно, видеомагнитофона. В то же время от его ударов моя голова так поворачивалась, что я видел стену за своей спиной.

– Смотри на него! – кричал Раф.

Но как смотреть на парня, когда каждый раз, как ты поворачиваешься к нему лицом, он снова заставляет тебя чесать подбородком лопатку?

После первого раунда Раф прошептал:

– Врежь ему левым хуком, – улыбнулся и похлопал меня по плечу, как будто был на моей стороне.

Потом он подошел к Брэду, улыбнулся и похлопал его. Неужели он думал, что я этого не вижу? Наверное, он говорил Макклатчену, что я собираюсь достать его левым хуком.

Во втором раунде Макклатчен дал мне возможность пару раз попасть себе по корпусу, но я быстро утомился и повис на канатах. У меня совершенно сбилось дыхание, бицепсы свело, а голени налились свинцом. Я попытался стряхнуть пелену разума и накачать в мозг туман, но приходилось помнить слишком о многом. Один раунд расшатал мне нервы, два – лишили всех сил.

Раф порекомендовал мне бегать по утрам, чтобы увеличить выносливость сердечно-сосудистой системы. Я бегал примерно неделю, но стал очень быстро уставать на тренировках. Я переживал, что не смогу выступить. До поединка оставалось всего одиннадцать месяцев, поэтому я бросил пробежки и сосредоточил усилия на тренировках в зале. Мы работали «по телу»: это был такой вариант тренировочного бокса, когда Макклатчен не мог ударить меня по голове. Работа по телу шла неплохо. Я получил пару ударов и умудрился провести пару-тройку (ладно, только пару) финтов.

Раф и Макклатчен собирались на ежемесячный любительский турнир в Марубра, и я увязался с ними. Я никогда не был на любительском боксе и представлял его себе как эдакий суетливый поединок с участием таких же целеустремленных, но безнадежных бойцов, как и я. На самом деле это, скорее, выглядело как встреча подтянутых, быстрых и молодых парней, вышибавших друг из друга дерьмо. Каждый бой заканчивался нокаутом, но никто не хотел сдаваться. Особенно старались два полутяжа. Я продержался бы против них около двух секунд, а может быть, и меньше. Меня порадовало, что я был не в полутяжелом весе.

Раф достал бланки заявок на участие в любительском поединке со списком весовых категорий. Я не был ни громилой, ни карапузом, поэтому считал, что окажусь где-то в середине. Последний раз, когда я вставал на весы, они показывали восемьдесят один килограмм. Средний вес – семьдесят один – семьдесят пять килограммов. Тогда кто же я? Ага, вот оно – в самом низу списка: тяжелая весовая категория – восемьдесят один – девяносто один килограмм. Я не мог поверить своим глазам. Только потому что я любил пиво и гамбургеры, мне пришлось бы сражаться против Майка Тайсона. Я спросил Рафа, как так могло получиться, что я оказался тяжеловесом.