Текст книги "Законы Трампа. Амбиции, эго, деньги и власть"

Отец и сын

В течение многих лет Дональд Трамп проводил лето со своим отцом, посещая застройки, изучая основы, но сейчас Фред попросил сына, выпускника колледжа, присоединиться к нему на полный рабочий день в Бруклине, где располагался скромный офис Управления Трампа на Z Авеню, рядом с ветхим променадом на пляже Кони-Айленд. Там замковый камень карьеры Трампа возвышался над линией горизонта: Трамп-Виллидж.

Практически в течение столетия Кони Айленд был процветающей зоной отдыха для городских жителей; сотни тысяч ньюйоркцев толпились на пляжах и стояли в очередях за развлечениями. Но спустя годы область пришла в упадок, городские власти стремились к реконструкции. Они определили участок земли площадью в сорок акров, согласовали снос существующих зданий и дали Фреду Трампу разрешение на строительство рядом с местом известного аттракциона Прыжка с парашютом, двухсотпятидесятифутовой «Эйфелевой башней Бруклина», с которого как-то катающиеся приземлились безопасно на землю. Старший Трамп ухватился за возможность в начале 1960-х годов и в первый раз включил имя семьи в строительство.

В то время, как Дональд вел свой кадиллак из Квинса в Кони-айленд, чтоб присоединиться к отцу, он мог видеть самое большое достижение своего отца. Трамп-Виллидж не был тем сельским убежищем, которое предполагалось по его названию. Это был колоссальный ряд из семи двадцатитрехэтажных высоток, затмевающие своими размерами Прыжок с парашюта и все то, что стоит от него поблизости, построенный в утилитарном стиле – тридцать восемь сотен апартаментов рядом с прибрежной полосой, крупнейший комплекс для аренды в Бруклине в то время. Квартиры, никто не планировал делать их элегантными или величественными, были, тем не менее, гордый шаг вверх для старающихся изо всех сил семей среднего класса, многие из которых были еврейскими иммигрантами или их детьми, которые оставили в городе старые разваливающиеся дома, чтобы насладиться океанскими бризами и жить всего в нескольких кварталах от стойки хот-догов Натана или кнышей миссис Шталь на променаде.

Фред настоял на том, чтобы Трамп-Виллидж была построена как можно дешевле, из наименее дорогого кирпича и с несколькими архитектурными изысками. Он перенес все хрупкие вещи в ближайший свой офис, покрытый коврами с длинным ворсом, с металлической мебелью и украшенный деревянными индейцами из табачной лавки. Он также стал и офисом Дональда. Спустя лишь несколько лет после Уортона, примерно в то время, когда ему исполнилось двадцать пять в 1971 году, Дональд стал президентом Управления Трампа, в то время, как Фред принял на себя обязательства председателя. Могущественное влияние Дональда было как и выдающимся подарком, так и большой ответственностью. Он сейчас осуществлял надзор за четырнадцатью тысячами квартир во внешних городках, включая и те, что находились в Трамп-Виллидж. Иногда это была тяжелая работа. Арендаторы приходили и уходили сотнями. Некоторые пропускали оплату. Город заставил Трампов принимать и семьи с низким доходом, которые иногда сбегали, когда приходила пора платить по счетам, оставляя апартаменты разгромленными. Позже Дональд рассказывал истории о том, как стоял возле двери после того, как постучал, боясь, что кто-то может поприветствовать его пистолетом. Это сцена была частью управления крупными комплексами апартаментов в подобных районах, знакомых Фреду, но ставших культурным шоком для его сына.

Фред, которому на момент Депрессии было двадцать с хвостиком, беспокоился о своем финансовом состоянии и брал на себя настолько маленький личный риск, насколько это было возможно. Он говорил, что был настолько успешен, потому что выжимал девять дней из семидневной недели, и был уверен в том, что каждый пенни был потрачен с умом. Он любил повторять, что может превратить лимон в грейпфрут. Это были те уроки, которые он надеялся донести до Дональда: работай усердно, будь скромным и благодарным, и придерживайся победной формулы строительства домов среднего класса в Квинсе, Стэйтен-Айленде и Бруклине.

«Нет никакого секрета успеха, – объяснит Фред годами позже, принимая премию Горацио Алджера, которая дается людям, стойко пережившим невзгоды. – Существуют две вещи. Первая, вам должно нравиться то, что вы делаете. вы должны выбрать правильное дело или профессию. Вы должны изучить все о ней… чтобы воодушевиться ею. Девять из десяти людей не любят то, что они делают. И из-за неприязни к тому, что они делают, они теряют энтузиазм, они переходят с работы на работу, и в конечном счете становятся никем». Это был именно тот вызов, с которым столкнулся Дональд как сын своего отца: ему дали все с самого начала – а это никогда не будет оцениваться для получения награды Горацио Алджера – и он хотел избежать совершения ошибок в глазах своего отца и стать ничем.

Фред заработал свои миллионы с заботой и бережливостью, а также с помощью более чем маленькой помощи от правительственных жилищных программ. По мере того, как Фред становился успешным, он постоянно сталкивался с вопросами о том, как управлять своим бизнесом. Первая серьезная борьба состоялась в 1954 году, когда Дональду было восемь, и Фреда позвали давать показания перед Конгрессом. Комиссия конгресса проводила расследование о том, использовал ли по назначению Фред ссуду, обеспеченную правительством, для проекта апартаментов Бруклина, названного Бич-Хэвен. Он взял в долг на 3,5 миллиона долларов больше, чем ему было нужно, согласно отчету Сената. Трамп зло ответил, что подобные заявления нанесли «непередаваемый вред моему положению и репутации». Он показал, что он построил апартаменты за меньшую сумму, чем сумма займа, из-за снижения стоимости, а не потому, что он пытался получить противозаконную прибыль. Против него не было выдвинуто никаких обвинений.

Затем, в 1966 году, Фред столкнулся с обвинениями, что он получил «непредвиденную прибыль» в размере 1,8 миллиона долларов на строительстве Трамп-Виллидж по государственной программе. Инспекторы Нью-Йорка сказали, что сумма расходов проекта Трампа была взвинчена и что он отменил встречу с представителем правительства, который мог помешать его плану. Трамп, во время слушания в Сенате, назвал все жалобы нонсенсом, сказав, что доходы были «смехотворными по сравнению с проделанной работой на шестьдесят миллионов долларов». Опять никаких обвинений не было выдвинуто.

Фред Трамп мог с гордостью показывать на десятки тысяч резидентов рабочего класса Бруклина, Квинса и Стэйтен-Айленда, живших в домах, которые он построил, или комплексах апартаментов, которыми он управлял. Бесчисленные ньюйоркеры, включая и многие семьи иммигрантов, начинали в городе в домах, на которых Трамп сколотил свое состояние. Многие комплексы апартаментов находились в песчаных районах, часто разделенных по расовой принадлежности. Федеральное правительство, которое помогло финансировать многие проекты Трампа, возлагало часть вины на эту балканизацию; Федеральное жилищное управление не могло поделать ничего, кроме санкционированной сегрегации, выступая против того, что в самой мягкой форме называли «негармоничными» проектами.

Одним из арендаторов Трампа, потревоженным фактической сегрегацией, то есть компактным проживанием людей с одинаковыми социокультурными характеристиками, был Вудро Уилсон Гатри из Оклахомы – или Вуди, как еще называли певца фолка. Он переехал в Нью-Йорк в 1940 году, в том же году он написал одну из наиболее почитаемых баллад нации, «Эта земля – твоя земля». Спустя десять лет он переехал в Бич-Хэвен, комплекс Трампа в нескольких кварталах от береговой линии Кони-Айленда. Позже Гатри написал многочисленные стихи, согласно которым Фред Трамп был ответственным за отстранение черных от недвижимости: «Я полагаю, старик Трамп знает, сколько расовой ненависти он поднял в кровавом сосуде человеческого сердца, когда он нарисовал эту цветную линию здесь на его проекте на восемнадцать сотен семей».

Спустя годы после того, как Гатри покинул Бич-Хэвен, компания Фреда получила обвинения в дискриминации. Каждые жалобы, поступающие время от времени, будут запротоколированы местными агентствами, и компания Трампа согласится сдавать жилье кому, согласно жалобе, ранее было отказано, и причина будет устранена. К тому времени, как Дональд присоединится к бизнесу, инспекторы будут опять проверять компанию на наличие расовой дискриминации. Местные активисты будут иметь подозрения, что агенты недвижимости держали темнокожих подальше от зданий, населенных в основном белыми. Это было довольно распространенной практикой во многих частях страны на протяжении лет, но затем стало вне закона после принятия Акта о справедливом решении жилищных вопросов в 1968 году. Законодательный акт был принят во время правления Джонсона в то время, когда многие белые переезжали в окрестности города, и лишь небольшое количество людей въезжало в городскую собственность, которая после них освобождалась. Беспокойство относительно обвинений достигло своего пика вследствие расовых бунтов, прокатившихся по стране, после убийства в 1968 году преподобного Мартина Лютера Кинга-младшего. В 1971 году, после того как основной землевладелец Нью-Йорка урегулировал дело о дискриминации, агентурные шпионы-тестеры только усилили своей внимание к Дональду и Фреду Трампам. И быстро нашли доказательство того, что, по их мнению, было расовой дискриминацией.

18 марта 1972 года, Альфред Хойт, темнокожий мужчина, услышал о помещении, сдающемся внаем, в комплексе апартаментов Трампа на Вестминстер-Роуд в Бруклине. Когда он захотел снять апартаменты, управляющий сказал ему, что свободных двухкомнатных апартаментов нет в наличии. На следующий день его жене, Шейле Хойт, которая была белой, были предложены двухкомнатные апартаменты для аренды в том же комплексе. Без ведома управляющего Шейла Хойт была шпионом-тестером Комиссии по защите прав человека Нью-Йорка, городское агентство, которое занималось расследованиями случаев домовой дискриминации. Два дня спустя она возвратилась, чтобы подписать договор об аренде. Управляющий не знал, что она привела с собой своего мужа и комиссара по жилищным вопросам, которые ждали снаружи и только потом зашли в квартиру. Комиссар потребовал объяснений относительно причины, по которой Альфреду Нойту было отказано в апартаментах, которые позже были предложены Шейле Хойт. Хойт сказал, что управляющий сказал ей, что он «просто делал то, что мой начальник велел мне делать. Мне не разрешено сдавать в аренду (черным) семьям». Комиссар разместил плакат на здании, на котором было написано, что никакие сделки не могут здесь производиться ввиду приказа Комиссии по защите прав человека. Затем управляющий привел Хойтов и комиссара в офис Трампа на Z Авеню. Шейла Хойт не смогла вспомнить, встречала ли она Дональда, но после встречи группы в офисе Трампа Альфреду Хойту разрешили арендовать апартаменты для него и его жены.

Первоначальный отказ в праве аренды Альфреду Хойту запустил цепь событий, которые привели к одному из самых спорных и решающих моментов в ранние годы Дональда Трампа. Большинство тестеров секретно проводили инспекции в зданиях Трампа. Во время теста в июле 1972 года в апартаментах Шор Хэвен в Бруклине, управляющий сказал темнокожей женщине, Генриете Дэйвис, что свободных квартир нет. Белая женщина, Мюриэль Сальзман, тестер из Урбанистической лиги, последовала за Дэйвис в офис, и тот же управляющий сказал Сальзман, что она может «немедленно снять одни из двух свободных апартаментов».

Тесты выявили схему. Белые тестеры могли свободно арендовать квартиры в определенных зданиях Трампа, в то время как чернокожие тестеры были отговорены от аренды, получили отказ или же были направлены в комплексы апартаментов, в которых проживало больше других расовых меньшинств. После того как местные активисты осознали масштабы своих открытий, они тут же сообщили в отдел по защите гражданских прав Департамента юстиции, который занимался подобными делами.

Дело Трампа легло на стол идеалистически настроенного юриста Департамента юстиции Элизы Голдвебер. Это был судьбоносный момент, и она воспользовалась им. Одним из наиболее ярких воспоминаний детства Голдвебер была поездка на пароме в Южной Вирджинии, чтобы посетить ее бабушку и дедушку. Два знака встречали ее, когда она садилась на борт: БЕЛЫЕ и ЦВЕТНЫЕ. Когда паром достигал Ньюпорт-Ньюс, в штате Вирджиния, семья Голдвебер настаивала на том, что они не будут опекать уставы, которые практиковали сегрегацию. По мере взросления на Лонг-Айленде она смотрела репортажи о том, как черных травили полицейскими собаками и принуждали отступить с помощью струй водометов; она приняла решение, что хочет работать на правительство в качестве юриста по защите гражданских прав.

В течение многих лет Департамент юстиции привлекал выпускников школ Лиги плюща для того, чтобы представлять интересы правительства США. Голдвебер окончила Бруклинскую школу юстиции и поняла, что у нее есть лишь небольшой шанс, чтобы осуществить свою мечту. Но как только она получила диплом, Департамент юстиции объявил, что хочет расширить свой «бассейн» соискателей, и некоторые юристы покинули подразделение, занимающееся жилищными вопросами, чтобы присоединиться к президентской кампании демократа Джорджа Макгаверна. Голдвебер получила преимущество в самом начале.

Когда обвинения против компании Трампа прибыли в офис Департамента юстиции в Вашингтоне, дело попало к Голдвебер, чьи боссы предоставили ей право судопроизводства по делам Нью-Йорка. Она отправилась в Нью-Йорк и поговорила с активистами по жилищным вопросам и работниками компании Трампа, узнав, что в сравнении к десяти зданиям Трампа, только 1 к 3,5 процента жильцов были меньшинствами, что намного ниже процентного соотношения местного населения. Это было самым убедительным доказательством, которое она когда-либо видела. Она порекомендовала Департаменту юстиции начать вести судебный процесс против Фреда и Дональда Трампов и их компании.

Два бывших сотрудника Трампа, жена и муж, заявили, что им было сказано «Фредом Трампом и другими агентами», что компания хочет сдавать жилье внаем только «евреям и управляющим» и «отговаривать от аренды черных». Пара сказала, что в ходу был код расизма, черные относились к «№ 9». Другие агенты по вопросам аренды, нанятые Трампом, рассказали ФБР, что всего лишь один процент жильцов в апартаментах Оушн Террас, управляемых Трампом, был черными, и что в апартаментах Линкольн Шор не было черных жильцов вовсе. Оба находились на Оушн-Парквэй в Бруклине. Меньшинства, однако же, направлялись в Патио Гарденс, другой комплекс на Флэтбуш-Авеню в Бруклине, где население жильцов составляло 40 процентов. Одна черная женщина получила отказ в полностью белом комплексе, но ей было сказано, что она должна «попытаться получить апартаменты в Патио Гарденс».

Филлис Спайро, белая женщина, пришла под прикрытием в 1973 году в Бич-Хэвен, в тот же самый дом, в котором Вуди Гатри жил и писал за два десятилетия до этого. Она рассказала инспекторам, что управляющий зданием заверил ее, «что он следует законам относительно правил расовой дискриминации в направлении его начальников, и что в комплексе лишь несколько «цветных» обитателей». Более четырех десятилетий спустя, Спайро отчетливо помнила это дело и сказала, что она и другие активисты по жилищным вопросам определили «постоянную схему и случаи дискриминации» в домах Трампа.

Начальники Голдвебер услышали достаточно. Принимая во внимание опыт Хойтсов, Спайро и других, Департамент юстиции объявил о подаче самого значительного иска по случаю расовых предрассудков тысячелетия: Соединенные Штаты Америки против Фреда К. Трампа, Дональда Трампа и Управления Трампа, инк. Утром 15 октября 1973 года представитель Департамента юстиции позвонил Дональду Трампу. Этот звонок из суда был сделан с целью поставить в известность двадцатисемилетнего застройщика о том, что федеральное правительство возбуждает дело против него и его отца. В течение нескольких минут Департамент юстиции выпустил пресс-релиз, в котором говорилось, что Трамп нарушил закон, «отказываясь сдавать в аренду и вести переговоры относительно аренды с темнокожими, требуя других сроков аренды и условий в связи в расой, а также давая ложную информацию о том, что апартаменты не свободны». Новостные средства массовой информации моментально подхватили историю. Трамп заявил позже, что впервые он услышал новости об этом, когда включил радио в своем кадиллаке, а не из звонка уполномоченного Департамента юстиции. На следующее утро Трамп был на первых страницах газет, включая историю из The New York Times с заголовком «Главный землевладелец обвинен в расовых предрассудках против черных в городе». Мертвенно-бледный Трамп говорил, что обвинения были «абсолютно смехотворными. Мы никогда не занимались дискриминацией».

Времена были ужасные, наступающие по мере того, как Дональд пытался вырваться из тени своего отца. Он потерял терпение со стратегией своего отца, заключавшейся в обслуживании жителей Бруклина и Квинса со средним или низким доходом, и того, что требовалось, чтобы руководить ими. Когда он обнаружил, что арендаторы выкидывают мусор из окон, он начал программу «чтобы научить людей пользоваться мусоросжигателями». Работники компании предупреждали его, что его «скорее всего подстрелят», если он попытается собрать арендную плату не в то время. Он считал, что зданиям его отца не хватает стиля, с их «распространенными кирпичными фасадами». Все это для прибыли, которую он называл «такая низкая».

Сквозь создание бизнеса своего отца и получение прибыли от него, Дональд жаждал чего-то большего. Фред, которому на тот момент было шестьдесят восемь, занимался своими рутинными делами, такими как сходить на обед, каждый понедельник, среду и пятницу в Гаргульос, итальянский ресторан в нескольких кварталах от Трамп-Виллидж, закрепленное по соседству с 1907 года. Фреда часто сопровождала его помощник по административным вопросам, женщина по имени Энн, и его заказ всегда был одинаковым: тортеллини Болоньезе с белым сливочным соусом.

Это было бедственное время для Нью-Йорка. Метрополис потерял десять процентов своего населения в 1970‑х, после того, как повысился уровень преступности, белые спасались бегством, и город оказался на грани банкротства. Разрисованный граффити пригород одиноко приходил в упадок, давно уже требуя ремонта. Популярное телевизионное шоу, «Все в семье», показывающее фанатичного персонажа Арчи Бункера, который живет в Квинсе, рядом с домом, в котором прошло детство Трампа. Кони-Айленд впал в еще большее уныние, тень его расцвета. Дональд, тем временем, мог взглянуть на Манхэттен и увидеть, как меняется линия небосклона; когда 110-этажные башни-близнецы Всемирного торгового центра будут открыты в апреле 1973 года, президент Никсон назовет этот момент инаугурацией тысячелетия ожившей мировой торговли. После того как вьетнамская война пойдет на спад, музыка протеста, просачивающаяся из фолк-клубов, уступит место ритмам диско.

Дональду нравилось все в Манхэттене – красивые рестораны, стройные модели, небоскребы, деньги, которые можно заработать и потратить. Он говорил пренебрежительно о своем опыте в более неприглядных частях города. Империя внешних городков его отца, как писал Трамп, «была не тем миром, который бы я посчитал привлекательным. Я только закончил Уортон и внезапно оказался здесь, среди насилия в худших его проявлениях и малоприятного в высших проявлениях его». Этот «малоприятный» мир был реальностью, с которой сталкивались миллионы людей, но он был крайне далек от всего, что знал Трамп – его роскошного окружения в Ямайка Истэйтс, порядке в военной академии, элитного обучения в Уортоне. Он хочет кое-что лучше. Его отец нашел один путь к богатым; Дональд же видел другой к еще большему благосостоянию. «Настоящей причиной, по которой я хотел уйти из бизнеса своего отца – более важной, чем то, что это было физически тяжело и финансово непривлекательно – было то, что у меня были более высокие мечты и взгляды, – писал Трамп. – И не представлялось возможным осуществить их, строя дома во внешних городках».

В 1971 году Трамп переехал в апартаменты на Манхэттене на семнадцатом этаже здания на Семьдесят пятой Ист-Стрит, которые он обставил вельветовыми кушетками и кристаллами с помощью дизайнера по интерьерам. Он нанял в горничные ирландку. Он парковал свой кадиллак с откидным верхом в гараже по соседству и каждый день ездил ощутимое расстояние в офис Управления Трампа на Z Авеню. Апартаменты в Верхнем Истсайде имели определенную привлекательность для молодого человека, частично из-за того, что они арендовались по фиксированной арендной плате, обычно значительно ниже рыночной цены; городской закон запрещал землевладельцу повышать арендную плату каждый год (в 1975 году Трамп передал апартаменты Роберту. К тому времени Дональд выступал против законов о фиксированной арендной плате: «Каждый в Нью-Йорке получает свою надбавку, кроме землевладельцев, и мы собираемся положить этому конец»).

Прожив в Манхэттене два года. Трамп ближе подошел к своей цели по строительству своего собственного бизнеса в сфере недвижимости. Потом правительство возбудило уголовное дело против него и его отца. Как раз после того, как он нарисовал в своем воображении новый, ориентированный на Манхэттен бренд Трампа, самое первое, что слышали о нем люди, было обвинение в том, что он занимался дискриминацией против чернокожих. Благоразумным было урегулирование этого. Департамент юстиции не требовал выплаты штрафов или тюремного заключения; правительство просто хотело урегулирование, в ходе которого Трампы пообещают не проявлять дискриминацию. В этот переломный момент с властью, переходящей от отца к сыну, Дональду требовался совет. В один день, вскоре после того как начался уголовный процесс, Трамп и его отец посетили одну из лучших адвокатских контор Нью-Йорка, где юристы посоветовали им согласиться с требованиями правительства. Дональд был раздавлен. В тот вечер, после взвешивания решения, Дональд отправился на дискотеку Манхэттена. Там он повстречал человека, который поможет ему сформировать курс его жизни, после того, как его отец начал исчезать с картинки. Этот новый знакомый был настоящим экспертом в работе с частными и государственными коридорами власти. Он знал мэров, судей и сенаторов. Он был на совершенно другом уровне, чем Дональд Трамп. Имя человека было Рой Кон.