Текст книги "Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 4"

3. Космос-3. Сезон третий

Задание было – получить в Жиганске ГТТ, перегнать его к месту проведения полевых работ (1000 км), отработать участок бассейна речки Мерчимден и вывести вездеход на базовый лагерь на реке Оленек.

ГТТ. Пос. Жиганск

Из Жиганска мы выехали поздно, где-то числа 10-го июля – вездеход ремонтировали, подваривали где надо кузов и днище для усиления и герметичности. Просидел в Жиганске в ожидании недели две. Получил за это время со склада по заявке снаряжение и продукты для своего маленького отряда, портативную (по сравнению с РПМС) рацию «Гроза» с калиброванными каналами, оружие (боевой карабин калибра 7,62) и спецчасть (карты двухсотки и аэрофотоснимки).

Предстоящая дорога до Мерчимдена меня тревожила, т.к. ориентироваться по карте в плоской пойме реки Лена было сложно (если не сказать невозможно), выручало наличие наезженной дороги до поселка Эйк. Но из Жиганска выходило несколько дорог, как бы не сбиться, будешь ехать без ориентиров неизвестно куда… А после поселка как? Хорошо, завбазой Игорь Сухов посоветовал обратиться к местным геофизикам, они прокладывали профиля для сейсморазведки в районе. И действительно, один из профилей, довольно протяженный, шел от Эйка в сторону Мерчимдена.

ГТТ был, конечно, не новый, мы их получали откуда-то из воинских частей и успел поработать в Жиганске несколько лет, работая по хозяйству и встречая и провожая нас в аэропорт, т.к. надо было переправляться через речушку, разделяющую поселок и аэродром. Нам выделили этот ГТТ, получив более новый. Я крутился вокруг него во время ремонта для ознакомления и привыкания к нему, да и от скуки, т.к. делать днем часто все равно было нечего, вечером же можно было сходить в клуб на какой-нибудь фильм.

Хотелось скорее вырваться на природу из этой поселковой пыли и бухающих шумящих работяг (как их удержишь?). Общаться с ними было довольно мерзко… Один из старших геологов у Шахотько, не выдерживая, как-то даже сказал:

– Достали! Взять бы пулемет, да перестрелять всех к чертовой матери…

Но, что делать, приходилось терпеть до поры до времени и сдерживаться. А как удержишь, если магазин работает…

Но вот, наконец, заправившись соляркой под «завязку» и взяв еще две бочки в запас, прогрохотав гусеницами по поселковой дороге и поднимая тучу пыли, наш ГТТ вырвался из Жиганска… Я попросил только базовского вездеходчика (Ивана Родина), на всякий случай, проехать с нами до дороги из Жиганска и направить нас в нужную сторону. На прощание он посоветовал нам быть осторожнее, переправляясь через речку Серки, так как место там разъезженное и можно завязнуть.

Вездеход ГАЗ-71

На счастье, впереди нас мчался ГАЗ-71 с «местными», которым тоже нужно было в Эйк, и мы держались за ними. Несколько раз они останавливались из-за какой-нибудь поломки (глох мотор) и наш вездеходчик шел к ним и помогал разобраться. Все были полупьяные, т.к. жиганская вольница еще не выветрилась из их голов, да и наш вездеходчик («Сохатый») не мог угомониться, пока и его бутылка не опустела. Только тогда я вздохнул с облегчением, ведь в тайге магазинов нет. Дорога была настолько наезженна, что с нее нельзя было сбиться даже полупьяному. Иногда она, правда, раздваивалась, но тут выручал впереди идущий 71-вый и мы слепо двигались за ним.

Подъехав к какой-то небольшой неглубокой речушке с чистой прозрачной водой, мы перемахнули через нее и устремились вслед уже скрывшемуся 71-му. Легко взлетев на противоположный берег наш ГТТ ринулся вдогонку и… сел. Сел так, что я даже испугался…

Месиво по самую дверцу… Гусеницы где-то внизу и просто прокручиваются… Можно сказать: – «сели по уши»… Мы вылезли через верхние люки на крышу и стали озираться и чесать в затылках.

У меня был кое-какой опыт работы с вездеходами на Колыме и в Верхоянье, но там это были легкие вездеходы ГАЗ-47 и 71 и надеть соскочившую гусеницу или вытащить вездеход из трясины на бревне или самовытаскивании, не представляло большого труда. А здесь, на такой мощной тяжелой махине, я работал впервые. И не И сообразишь сразу, за что хвататься… Казалось, потяни ее чуть-чуть, помоги ей… и она выползет. Мы срубили лесину, отпилили бревно, чего-то накидали впереди под гусеницы и я от растерянности предложил закрепить бревно брезентовой широкой (см 5) толстой лентой. У вездеходчика опыт был тоже, видимо, не богатый, раз он согласился. Тракторист, может быть механик-танкист, но не в таких же условиях…

Короче, прикрепили лентой бревно к тракам у звездочек, так что оно торчало с боков шире вездехода, завелись и тихонько попробовали двинуться вперед… Наивные… Лента просто лопнула, как гнилая веревка, а бревно, пройдя под гусеницами, вынырнуло сзади. Но опыт приходит во время работы…

Сиди, не сиди, а вылезать нужно…

– У тебя трос есть, – спросил я «Сохатого».

– Есть, – ответил он.

– Доставай!

Проползя по брезентовому верху кузова, он отстегнул задние защелки, крепившие брезент к задней стенке, и достал трос.

И мы закрепили бревно тросом. Но и это не помогло. Тонкий трос лопнул так же легко, как и лента… Как нам показалось, 71-вый встал где-то недалеко впереди и Сохатый пошел попросить ребят попробовать дернуть нас из трясины их вездеходом.

К этому времени я сообразил, что это и была речка Серки и то место, о котором предупреждал нас Иван Родин. Вернувшийся вездеходчик сказал, что якуты с 71-го встали на ночевку и помочь нам отказались. Толи спьяну ничего уже не соображали, толи поленились. А ведь мы им помогали всю дорогу.

Мы поставили палатку на сухом месте, установили рацию, раскинули лучом антенну и я связался с Жиганском, благо дело было вечернее. Вызвал на переговоры Ивана и попросил подъехать и вытащить нас. Благо, Иван был очень добродушный и отзывчивый человек. Он пообещал приехать утром.

Утром мы встали, что-то приготовили на костре, съели, попили чайку и решили попробовать еще раз.

– У тебя потолще трос есть, – спросил я Сохатого.

– Есть, – ответил он.

– Давай!

Он достал толстенный трос (для буксировки), мы прикрепили его одним концом к звездочке, чтобы он наматывался на нее, а другим к ближайшему дереву, что потолще. Хорошо хоть, длины троса хватило. Напилили еще несколько бревен и, связав все имеющиеся тросы в один, привязали его к звездочке и отпиленному бревну.

Вездеход заурчал, привязанное бревно стало уходить под вездеход, привязанный к дереву трос натянулся и ГТТ чуть сдвинулся вперед. Мы тут же подсунули под него следующее бревно, и еще одно, и еще… ГТТ медленно пополз вперед и стал вылезать из трясины. Мы направили его левее, на более сухое место… И он вылез!

Трудно передать то чувство, что наполнило меня! Какая-то гордость, что мы выбрались сами, без чьей-либо помощи, только своими силами… И тут я вспомнил, что наступило 11 июля! Это был мой день рождения! Это был мне подарок Судьбы!

А тут еще что-то заурчало в кустах и ГТТ Ивана Родина выполз из чащи и встал рядом с нами.

Мне даже неловко стало, что я сдернул его и вытащил напрасно из Жиганска. Но он с пониманием отнесся к нашей беде, мы посидели, пришли в себя от пережитого, успокоились, попили чайку, свернули палатку, сняли тросы и, попрощавшись с Иваном, разъехались в разные стороны – мы в Эйк, а он в Жиганск.

Наезженная дорога в пос. Эйк в песках поймы р. Лена

Мы проехали мимо 71-го, который загружали «местные», и поехали дальше. 71-й скоро нагнал нас и перегнал, но так же скоро и встал из-за какой-то поломки – местные наездники, открыв капот, ковырялись в моторе. Я легонько махнул Сохатому кистью руки – «вперед!». И мы проехали мимо них. Терпеть ненавижу людской неблагодарности! Так мы и ехали. Я только поглядывал на пройденный километраж по спидометру и на стрелку компаса, чтобы хоть примерно представлять, где мы можем быть.

И неожиданно мы выехали к большому озеру – здесь и был поселочек Эйк. Кажется здесь была ферма для коров и вертолетчики любили летать в эту сторону, подсаживаясь и разживаясь молоком и сметаной. Мы проехали по берегу озера до какого-то пустующего строения, высматривая место для остановки, зашли в него посмотреть на пригодность ночевки, но через минуту вышли – так все было захламлено какой-то рванью и неприятным запахом… Еще и подхватишь чего-нибудь…

Палатки поставили на берегу озера. Ребята пошли к домикам и лодкам на берегу и принесли несколько муксунов – рыбаки угостили. Я развернул рацию, кинул антенну лучом в сторону Жиганска и, связавшись с базовой станцией, передал, что мы дошли до Эйка и что я «закроюсь» на несколько дней. Мною еще владел дух дисциплины, привитой на Колыме Василием Георгиевичем, который требовал связь точно по расписанию и, если «закрываешься», то должен был обязательно сообщить. Но это было в экспедиции №8 – Колымской. Здесь же, после ее объединения с экспедицией №3, на связи были свои порядки – каждый выходил, когда хотел или мог и, как я убедился, мог даже не предупреждать о закрытии связи на несколько дней. Осташкина же я предупреждал всегда: начальство должно знать, где ты и как ты, только оно и беспокоилось за нас.

И было еще одно странное отличие одной экспедиции от другой. В 8-мой все геологи любили играть в преферанс, не на деньги, просто так, чтобы скоротать время в ненастные дни или дни ожидания вертолета. Преферансом «заражались» даже рабочие, особенно студенты. А в 3-ей к преферансу были совершенно равнодушны. Лишь некоторые любили шахматы и мы азартно наблюдали, как сражались в них, например, Башлавин с Битерманом (наши партии располагались в соседних комнатах).

И еще было одно отличие. Это мое субъективное мнение, может быть оно и ошибочно. В 8-й было больше духа товарищества, радушия и гостеприимства. Можно было зайти в любую партию и услышать возгласы приветствия, как будто только тебя здесь и ждали. В 3-ей же радушие бывало, видимо, и показным, в одной партии даже не постеснялись прикрепить к входной двери плакат: «Прежде чем войти сюда, подумай, а нужен ли ты здесь!».

Вечерком, на огонек костра, к нам зашел один из местных, якут, ветеринар, он прилетел сделать прививки животным. Был он навеселе, в хорошем расположении духа и мы посидели-погутарили – «капсе» вели, чайку попили. А под конец он как-то странно сказал: – Мы вам еще покажем… И чувствовалась в его словах какая-то обида на русского человека…

Переходя из партии в партию, я быстро сходился с ровесниками, приятельские отношения переходили в дружеские, и я очень переживал, когда кто-нибудь из них уходил из экспедиции по каким-нибудь своим соображениям. Так, Володя Чекмазов ушел, поступив в Инъяз (свою мечту); Юра Волков перешел в другую экспедицию (чтобы работать по специальности – гидрогеологом); Игорь Сухов – на стройку (за квартиру); а Таня Тимофеева-Рабизова, окончив курсы массажисток, решилась работать самостоятельно. Я же продолжал долго поддерживать дружеские отношения даже с некоторыми студентами, поехавшими с нами рабочими; и даже с человеком (Сергеем Кореневским, главным авиамехаником с Оленька), который просто проезжал мимо моего лагеря на реке Оленек, я сохранил дружеские отношения и по сей день (и с ним и с его сыновьями).

Я это описываю так подробно, поскольку даже в нашей партии, «Осташкинской», молодежной, живой, веселой и дружной, сохранившей эти отношения и до сего времени, порой наблюдались и признаки отчуждения, особенно заметные со временем.

Но продолжим наш маршрут. Мы выехали из Эйка по дороге в сторону Мерчимдена и вскоре наткнулись на целый склад железных бочек, большей частью пустых, валяющихся под открытым небом. Мы нашли и некоторые полные с соляркой и не преминули дозаправиться. Дорога здесь заканчивалась, разветвляясь на ряд более мелких колейных, но недалеко уже был профиль сейсморазведки и мы легко вышли на него, так как пойма Лены кончилась и рельеф местности из плоскостины перешел в более холмистый и можно было хорошо ориентироваться по топографической карте.

Сейсмологический профиль представлял собой прямолинейную (как по линейке) широкую наезженную дорогу с разъездами через равные расстояния. Он тянулся по водораздельным плоским вытянутым сопкам на десятки километров и мы понеслись по нему, испытывая наслаждение и чувство восторга от скорости, которую, наконец-то, могли себе позволить. Гусеницы только весело потренькивали в такт скорости и плавности хода.

Но пришла пора закончится и профилю… Мы спустились вниз по склону в верховье ручья, из которого предстояло переваливать в верховья Мерчимдена, и встали на ночевку. Русло ручья было узким и относительно глубоким, без песчаных косичек, с осокой у берегов и неширокой поймой, заросшей карликовой березкой.

Занимаясь приготовлением ужина, мы заметили одинокую ондатру, забравшуюся сюда при весеннем расселении в поисках места для зимовки. Я подстрелил ее из «тозовки», замеченной мною в вертолете (еще на Колыме) и выменянной у знакомого мне авиамеханика вертолета на офицерский ремень. Затвор, который у нее отсутствовал, я выменял у одного из геологов в Москве на бутылку, а в Верхоянье переделал свою малокалиберку, приделав 5-ти зарядный магазин. Обойму к магазину мне «достал» приятель (коллега) Женя Дыканюк. Так, добывая по одной, к концу сезона я, обычно, набирал штук 6—7 на шапку.

Выезжая с утра в дальнейший путь и держась русла ручья, Сохатый спросил меня:

– А где дорога?

Он, видимо, привыкнув к хорошей дороге, подумал, что в тайге они есть везде.

Пришлось его разочаровать, сказав, что «лафа» кончилась… Но проходимость по ручью, пойма которого была вся в карликовой березке, и в нижних частях склонов, где лес был представлен редколесьем, была хорошей. Расстояние просматривалось далеко вперед и мы двинулись вдоль ручья с выходом на невысокий пологий водораздел и «свалились» в верховье Мерчимдена. Сам Мерчимден протекал плавно изгибаясь дугой с северо-востока на северо-запад, параллельно руслу реки Оленек.

И мы двинулись вдоль Мерчимдена где по пойме, где по пабереге, где по появившимся песчано-галечным косам, переезжая по мелким перекатам с одной косы на другую, где по подножию склонов. Помню, неожиданно «нырнули» сходу в один бочаг (размером с сам вездеход) и на пару секунд оказались как в аквариуме (вся кабина под водой), мы выскочили, не успев даже испугаться.

По сухому руслу

Шли с работой, отрабатывая все притоки реки и по левому борту и по правому, отбирая в приустьевых частях притоков укрупненные шлиховые пробы. Каждый день вставали на стоянку, быстро ставя палатку и таган и готовили несложный ужин. Как только появились косички, можно было под перекатами и порыбачить – сначала на удочку потаскать нахлестом на мушку хариуса, а затем хоть на удочку, хоть на спининг – ленка. Рыба шла когда на уху, когда на жареху. А когда и на то и на другое.

Иногда лазили на склоны, чтобы «заверить» немногочисленные аномальные участки – темные пятнышки на аэрофотоснимках. Но снимки были неважного качества, начала 50-х годов, какие-то белесые и мутные, но меня манила одна фотоаномалия в нижнем течении Мерчимдена на его правом склоне и недалеко от русла.

Гусеница соскочила

Так мы и двигались… изо дня в день… изо дня в день… Вязнуть мы нигде не вязли, не где было, а вот соскочившие гусеницы натягивать, это приходилось. По косам ехать было и быстро и приятно, но порой какой-нибудь крупный камень попадал под траки на звездочку и скидывал их. Бывало, это происходило и в воде, на каком-нибудь относительно глубоком перекате. Тогда гусеницу приходилось разбивать, выбивая «пальцы», штуки по четыре трака – больше было не поднять, соединить вновь лентой впереди вездехода, наехать на нее и, захватив освободившуюся сзади ленту, натянуть ее на заднее колесо, протянув по колесам до переднего, затем надеть на звездочку. Верхнюю часть гусеницы соединяли с нижней и подтягивали… Такие ЧП были отработаны и больших неудобств не доставляли.

По пабереге…

Так мы и двигались… Потихоньку и без особых приключений. Буднично и привычно выполняя свою работу. ЧП нагнало нас в нижнем течении Мерчимдена. В очень удобном для нас месте… Рядом была заветная фотоаномалия, рядом была, как оказалось, прекрасная ровная чистая протяженная коса для приемки «кукурузника» и рядом был «залом» – так, кажется, называется протяженный участок высохшего русла, перед которым скапливается осенью большое количество «скатывающейся» рыбы. У вездехода же что-то сломалось – то ли муфта какая полетела, то ли еще что, не помню. Он стоял обездвиженный на косе, а мы «разбили» лагерь поставив большую палатку для ребят, 2-х местку для меня, 2-х местку под баню и таган для готовки. Я сообщил Осташкину о поломке и заказал нужную запчасть.

А на следующий день полез с ребятами на склон заверять ту самую «заветную», которая меня очень манила. На местности это оказалась небольшая выположенная площадка, а на поверхности и в закопушке – песчано-галечный материал желто-рыжего цвета с каким-то крупным углисто-черным минералом (до 5 см). Первой мыслью было, что это остатки речного аллювия какой-то древней речной сети. Прямо кусочек какого-то пляжа… Но на снимке и духу никакого речной террасы, да и высоковато для нее. Набрав в пробные мешки материала для промывки, мы спустились к речке и промыли его. Полный набор спутников – и зерна красного пиропа в «рубашках», и черного округлого пикроильменита, и зеленовато-желтого оливина и мелкого прозрачно-искрящегося циркона… Кимберлит! Кимберлитовая трубка! Никакого сомнения… Но почему элювий желто-рыжий? На посещаемых мною местах открытия предшественниками кимберлитовых тел он был зеленовато-серым… И что это за такой 5-ти см минерал? Все это я сообщил Осташкину. Он долго не мог меня понять, а когда разобрался, то сказал, что желтый цвет – это сильно выветрелый, но характерный для кимберлита цвет. А крупный углисто-черный минерал – это тоже пикроильменит, встречающийся в некоторых трубках. Вот она нехватка у меня опыта, но ничего, это дело наживное… Век живи, век учись!

Пока нам доставали нужную деталь, мы обследовали речку и вышли на известный всем местным заломе реки – пересохшем русле метров на сто. Бедная рыба! Пытаясь пробиться вниз и извиваясь всем телом ей удавалось проскользнуть только метров 10—15… И все… Только стая черных воронов с радостью пользовалась этим подарком природы…

«Залом» – скопление рыбы перед пересохшим перекатом

И такое здесь совершалось каждый год! Только хороший дождь мог наполнить русло водой и спасти рыбу. Но откуда ему взяться, дождю? Осень здесь прекрасна по цвету и погоде, но засушлива. А место это было таким неспроста и было вызвано какой-то причиной геоморфологии участка: ведь неспроста непосредственно ниже, в приустьевой своей части русло Мерчимдена резко изгибалось и делало несколько крупных меандр – сказывалось, видимо, влияние реки Оленек.

Пока же мы наспиннинговали по половине двух баульных мешка ленков и засолили их, затем с трудом оттащили их до вездехода и загрузили в кузов. Дальнейшую засолку проводили партиями, совершая засолку прямо в вездеходе. В этом деле я был мастер! Рыба для завяливания получалась и не слабо, и не сильно соленая – то, что нужно! Накопившись в глубоком бочаге перед заломом, голодная рыба кишела в нем и «брала» даже на пустой крючок. Что уж говорить про блесну. У меня была даже небольшая сеть №3 или 4, с вшитыми поплавками и вшитыми картечинами-грузилами – кидаешь, она сама разворачивается.

На месте местных, я бы послал сюда бригаду рыбаков с Оленька, они бы весь поселок рыбой обеспечили.

Холодное копчение

Мы даже успели подкоптить для себя немного, выкопав по склону канавку-дымоход, закрыв ее сверху ветками и дерном, а вверху поставив шалаш-треногу, обернув брезентом, в которой развешивали рыбу на крючках. Внизу разводили огонь и закладывали его нарубленными ветками тальника, чтобы костер не столько горел, сколько дымил.

Когда в Жиганске достали нам запчасть, Осташкин заказал АН-2 (полетное время самолета дешевле вертолетного, поэтому, по возможности, заказывали его). Предварительно он спросил меня:

– Самолет принять сможете?

– Легко, – ответил я.

– Разметьте площадку метров на 100—150!

– Сделаем. Соли еще дошлите, – добавил я. – Пробный мешок.

Ан-2 на речной косе

Мы нарубили небольших листвяшек и навтыкали их с шагом по 10 м, разметив площадку в длину. Шириной она была метров 50. АН-2 сел легко. Мы забрали запчасть, соль и пакет с газетами и письмами, снабдили пилотов свежей рыбой и проводили, помахав руками. АН-2 взлетел легко.

Наладив ГТТ мы легко прошли до устья Мерчимдена, срезав напрямую участок с меандрами, и по пабереге Оленька, весело позвякивая траками гусениц, довели вездеход до полевой подбазы на Оленьке. Воды на перекате было так мало, что мы легко перебродили реку и въехали на подбазу.

Когда зашел разговор о названии трубки на Мерчимдене, мне было все равно, так как помня историю с названиями, я уже относился к этому довольно равнодушно. Игорь Михайлович, видимо почувствовал это и, чтобы я не выпендривался, сказал:

– Назови «Космос-3».

Так, в разных кимберлитовых полях севера Якутии, появились кимберлитовые трубки «Космос-1», «Космос-2» и «Космос-3».

Валера Истомин, посетивший в последствии наш участок на Мерчимдене, открыл еще одну трубку – в этом ему помогло наличие новых аэроснимков (1977 года) отличного качества, не то, чем владел я (снимки 1952 года). Свою трубку, маскируя имя своей «половины», он назвал «Мери» (подразумевая – Марина). Мингазов, работая на другом участке назвал открытые трубки «Шарик» – в честь Татьяны Шарковской (нашего минералога) и «Лорик», подразумевая – Лариса.

Такова история названия кимберлитовых трубок КОСМОС.

Так, наконец-то, заканчивается и мой рассказ.

2019 г.

= = = = = = = = = =