Текст книги "Охотник на лис"

* * *

Дэйв и я избрали главной дисциплиной физкультуру, поскольку занятия ею в наименьшей мере отвлекали нас от борьбы. Мы с Дэйвом выбрали как можно больше одинаковых курсов, так что если один из нас отсутствовал из-за соревнований или болел, другой делал все конспекты и делился ими. Чтобы преодолеть проблемы, связанные с дислексией, Дэйв напряженно работал. Я окончил курс со средним баллом 3,0, а средний балл Дэйва был выше моего, но предоставленные нам возможности получить образование мы воспринимали несерьезно. Мы оба пошли в университет, чтобы бороться, а не для того, чтобы получить образование.

В университете Оклахомы меня, возможно, принимали за глухонемого. Я не разговаривал, если это не было совершенно необходимо, или говорил крайне редко и для того, чтобы заставить кого-нибудь рассмеяться. Имея отца-комика, я считал, что если у речи есть наилучшее применение, то оно заключается в том, чтобы вызывать у людей смех.

Впрочем, с борцами моей весовой категории я никогда не пускался в шутки. Если стоишь на ковре, надо превращаться в эгоистичного, алчного ублюдка и мучить противника до тех пор, пока ты сам или звуковой сигнал об окончании схватки не заставит его сдаться. В спорте я очень быстро научился тому, что в своей весовой категории нельзя отдаваться какой-либо дружбе или доверять кому-либо. Устанавливать дружеские отношения допустимо с борцами других, далеких от твоей собственной весовых категорий. Ты знаешь, что такие люди не будут оспаривать твое место в команде. Дружба с ними даже поощрялась. Находиться в окружении успешных людей полезно – это мотивирует. Если кто-то достигает великолепных результатов в борьбе, такого человека надо уважать. Если такого уважения нет, ты не уважаешь то, чем сам хочешь стать.

Но в своей весовой категории и категориях, близких к ней, обо всем этом надо забыть.

Я напряженно работал над тем, чтобы сделать себя как можно более недоступным. Я всегда говорил меньше, чем тот, с кем я разговаривал. А когда мне надо было говорить, я сводил объем сказанного до минимума. Людей, которые не занимались борьбой, я избегал настолько, насколько это было возможно. За исключением студенток, знакомиться с которыми я, конечно, хотел. Я часто носил солнечные очки и наушники для того, чтобы люди не знали, смотрю я на них и слушаю ли я их. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, о чем я думаю и что я чувствую.

При уровне, которым обладали окружавшие меня в Университете Оклахомы борцы, мне было необходимо любое преимущество, которым я мог заручиться. Такие преимущества включали и ауру устрашения. Я не мог позволить себе такую роскошь, как проявление моей человечности. Потому что, как только другие начинали понимать меня, аура устрашения начинала слабеть, разваливаться. Это причиняло мне вред в отношениях с другими людьми, особенно с представительницами противоположного пола. Но ради победы надо было жертвовать всем.

Все университетские борцы жили на одном этаже общежития, но я не считал, что могу позволить себе проявления сострадания, дружбы или доверия. В борцовском зале все эти качества будут использованы против меня же.

Дэйв был другим. На ковре он становился безжалостным варваром, но, покинув ковер, он снова превращался в ангела. Впоследствии он научился говорить по-русски и мог непосредственно общаться с русскими и лучше понимать то, как мыслят лучшие борцы мира. Русские борцы и болельщики уважали это умение Дэйва до такой степени, что на турнире в Тбилиси в советской Грузии Дэйв мог сидеть на трибунах и болтать с болельщиками, а потом выходил на ковер и терзал следующего соперника, после чего переодевался, возвращался на трибуны и продолжал болтать с болельщиками.

Со мной в межсезонье происходило что-то другое. В межсезонье я развлекался как безумный, но с ноября и до третьих выходных марта для меня не существовало ничего, кроме борьбы. Борьба была для меня всем миром, даже когда я покидал борцовский зал.

Из-за смены университета нам с Дэйвом пришлось пропускать соревнования в первый год пребывания в Университете Оклахомы. За свою долгую спортивную карьеру я был свидетелем того, что некоторые спортсмены превращали свой год освобождения от соревнований в год каникул, практически отпуска. Но не я. Я не считал, что нахожусь в достаточно хорошей форме для того, чтобы постоянно входить в состав команды, и потому решил обратить год освобождения от соревнований в преимущество.

Тренеры Абел и Хамфри составляли отличную пару наставников. Тренер Абел не слишком глубоко вдавался в технические аспекты борьбы. Он дважды становился чемпионом Национальной ассоциации студенческого спорта, но в те времена, когда техника как условие успеха была не так уж и важна. А тренер Хамфри, который продолжал карьеру борца, хорошо знал технику и больше разбирался в техническом аспекте тренерской работы. У тренера Абела было отличное понимание сути и цели программы, и он отлично строил команду, которая была настолько хороша, насколько она могла быть.

Конкуренция за места в команде борцов Университета Оклахомы должна была быть жесткой, и придуманная тренером Абелом стратегия сплочения команды была весьма беспощадной. Абел набрал очень много одаренных ребят, набил ими борцовский зал и заставил их бороться друг с другом до тех пор, пока в победители не выходили самые сильные. К тому же Абел очень мудро распоряжался деньгами, выделенными Национальной ассоциацией студенческого спорта. Он велел всем борцам, приехавшим в университет из других штатов, получить в Оклахоме водительские права и зарегистрироваться в качестве избирателей в округе Кливленд, так что все мы соответствовали критериям, предъявляемым к жителям Оклахомы, и получили право на сниженную плату за обучение как жители штата. Затем Абел велел нам подать заявления на получение грантов Пелла[14]14
  Дотации, которые выплачивают из федерального бюджета студентам из семей с низкими (а теперь и со средними) доходами на оплату высшего образования. Названа именем сенатора от штата Род-Айленд Клэйборна Пелла, по инициативе которого эти дотации были введены в 1973 году. – Прим. пер.


[Закрыть], предоставляемых федеральным правительством, и убедился в том, что мы указали нулевые доходы за предыдущий год. (Это было чистой правдой, но для Абела было важно убедиться в том, что мы последовали его указаниям.) Гранты Пелла покрывали стоимость обучения для жителей штата, что позволило направить пособия, которые мы получали как спортсмены, на привлечение новой когорты борцов. Если бы мне надо было платить за обучение в Университете Оклахомы после окончания первого курса, я не смог бы даже заниматься борьбой.

Думая о том, что мне предстоит в следующем году, я понимал, что моим главным соперником в битве за место в команде Университета Оклахомы станет Изриэл Шеппард, выступавший в весе до 158 фунтов борец, который был, казалось, высечен из камня и был крепче гвоздей. (Имя Шеппарда часто писали неправильно, называя его Израэлом. Я несколько раз произносил его имя неправильно, до тех пор, пока секретарь тренера борцов не поправил меня. С тех пор я всякий раз проверяю, правильно ли написал имя Шеппарда.)

Когда я познакомился с Изриэлом, он был уверенным в себе, нахальным парнем, который не имел ничего против того, что привлекает к себе внимание тренеров. Тренер Абел был, по-видимому, вполне доволен тем, что Изриэл выступает в моем весе. Я понимал, что у меня есть единственная альтернатива: как гласил один из моих девизов, «убей – или будешь убит».

Спарринги с Изриэлом были запредельно напряженными. Борцовский зал в Университете Оклахомы был не настолько хорош, как следовало ожидать в рамках такой авторитетной программы. В центре зала находились три обвязанные матами колонны, но одна колонна не была обвязана матами, и в одном небольшом месте там была голая древесина. Однажды я попытался бросить Изриэла головой в это место, но промахнулся.

Изриэл заплетал волосы в косички, которые казались сплетенными из тончайшей стальной проволоки. Когда мы боролись, я терся лицом об эти косички. Иногда это трение оказывалось настолько сильным, что, когда в душе струя воды попадала на растертые места, я вздрагивал от боли. Однажды я заметил, что пена на верхней левой стороне моей головной повязки протерлась и спрятанная под пеной алюминиевая пластина практически выпирает наружу. Этот кусок алюминия был отточен почти до остроты бритвы. В следующий раз, когда Изриэл попробовал пройти мне в ноги, я блокировал его движение головой и заметил, что алюминиевая пластина слегка порезала Изриэла. Так я нашел ответ на его косички. Кажется, после этого он перестал заплетать косички так часто, как делал это ранее.

В то время я интересно относился к Изриэлу. Поскольку он был противником, он был мне безразличен, однако он оказался одним из самых ценных людей в моей жизни, поскольку я мог оттачивать в борьбе с ним самые жесткие приемы, не испытывая ни малейших угрызений совести. То, что я так часто сходился с Изриэлом в спаррингах, явно помогло оттачиванию моего борцовского мастерства.

Иногда на тренировках мы отрабатывали только броски противника на ковер из положения стоя. Я принял решение: с кем бы я ни боролся, я никогда первым не скажу: «Меня сделали». А еще я решил, что независимо от того, кто кого бросил на ковер, я всегда первым буду становиться в центр ковра, готовый к продолжению схватки. Когда мне удавалось заставить двух-трех парней за день сказать: «Меня сделали», я знал, что моя стратегия действует.

Постоянным элементом тренировок, которыми тренер Абел поддерживал нашу физическую форму, были подъемы бегом по лестнице футбольного стадиона Оуэн-Филд. Однажды, когда мы добежали до крыши стадиона, я, чтобы доказать другим борцам (и себе самому), что ничего не боюсь, залез на одной руке на край кровли, похлопывая другой рукой по стене. Когда я понял, что все в команде увидели мой трюк, я забрался обратно. После этого некоторым другим членам команды пришлось доказывать, что и они могут сделать то же самое.

Тренировки были настолько интенсивными, что после них мы выглядели как участники соревнований по какому-то диковинному виду водного спорта, которым занимаются одетыми. Мы с головы до пят так сильно истекали потом, словно окунались в бассейн. Когда одного из нас бросали на ковер, после него на ковре оставались большие мокрые пятна, и в зале неизменно стоял туман. Когда мы уходили с тренировок, в туфлях у нас хлюпало.

Но мне нужна была еще большая нагрузка. Ну, на самом деле я не то чтобы хотел большей нагрузки, я нуждался в большей нагрузке. После тренировок я подтягивался, качал пресс, отжимался, приседал, прижавшись спиной к стене, и прыгал лягушкой. Ежедневно я тайком проводил еще одну тренировку. Я полагал, что мои противники, которые на самом деле были членами моей команды, не поймут, почему на тренировках я устаю не так сильно, как они, и это подорвет их уверенность в себе, когда мы сойдемся на ковре.

Любой мой день состоял из двух частей: до тренировки и после нее. До тренировки я был предельно собран и серьезен: я боялся тренировки. Вероятно, я выглядел так, словно меня вели к виселице. А после тренировки я, довольный тем, что тренировка закончена, был счастлив и расслаблен.

Я понимал, что в том сезоне у меня было одно огромное преимущество над Изриэлом: ему надо было сбрасывать вес и соревнования оказывали на него психологическое давление. Я же был освобожден от этих напастей. И изо всех сил старался избежать их, особенно необходимости сбрасывать вес. Если у меня появлялось ощущение того, что я обретаю небольшое превосходство над Изриэлом, я использовал это преимущество для того, чтобы хоть чуть-чуть сдвинуть его вниз и получить еще одно небольшое преимущество над ним. До того как мне придется биться с ним за место в команде, оставался год, и я стремился постоянно и устойчиво, дюйм за дюймом, обходить его.

По ходу сезона я стал понимать, что начинаю одолевать Изриэла и переламывать отношение ко мне тренера Абела. Я был уверен, что он замечает мои успехи.

Изриэл на чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта занял третье место в своем весе. К счастью, тренер Абел не планировал стравить нас с Изриэлом в одной категории.

Глава 06
Национальный чемпион!

Казалось, меня озарил снизошедший с небес луч света, открывший мне секреты борьбы.

Это ощущение я могу назвать только озарением.

Второй год нашего с Дэйвом пребывания в Университете Оклахомы стал первым сезоном, когда мы могли выступать на соревнованиях, и первым сезоном, когда я весил больше Дэйва. Тренер решил на год освободить Изриэла от соревнований, и мне предстояло нагнать вес до 167 фунтов (75,7 кг)[15]15
  Юниорская весовая катеогрия, принятая в американском университетском спорте. – Прим. ред.


[Закрыть].

Моими первыми соревнованиями стал Открытый чемпионат Великих равнин, который проходил в штате Небраска. Это был тот самый турнир, на котором Дэйв, еще будучи старшеклассником, победил двукратного чемпиона Национальной ассоциации студенческого спорта. В финале в категории до 167 фунтов я встретился с Майком ДеАнной, который в 1979 году занял второе место на чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта. Я вел в счете 3:1 или 4:1, и мы были в стойке, когда на меня снизошел луч света.

Я был в стойке, и вместо того, чтобы атаковать меня на нижнем уровне, Майк тоже стоял прямо и просто не предпринимал ничего, словно гадая, не упустил ли он чего-нибудь вроде истечения времени или остановки схватки судьей. Помню, в тот волшебный момент я посмотрел на Майка и подумал: «У него нет никаких шансов».

С того момента все, что я делал в той схватке, проходило на ура, и я победил на моем первом открытом турнире со счетом 8:1. Я был готов ко всему, с чем мог столкнуться в борьбе, за исключением тайного приема Дэйва.

Однажды на тренировке я боролся с Дэйвом. Я атаковал его, а он бросил меня через спину с захватом руки и шеи. Я держал его за руки, ожидая, когда он начнет резкий разворот. Тогда бы я встал на ноги и не был бы повержен на ковер. Но Дэйв не стал разворачиваться. Вместо этого он продолжал держать меня в захвате. Следующее, что я помню, было сном о том, что я пасусь с коровками на пастбище и смотрю вверх, на птичек и облака. Когда я очнулся, Дэйв стоял надо мной, заливая своим потом мое лицо.

«Ты на лопатках», – сказал Дэйв с широкой довольной улыбкой.

Я ушел с ковра, стянул с себя майку, схватил Дэйва за уши и ударил его головой.

В последующие месяцы я просил Дэйва повторить тот захват. Потом я сказал ему, что хочу попробовать повторить этот прием. Мы месяцами повторяли этот прием, снова и снова – до тех пор, пока однажды во время спарринга я не повалил его на ковер. Это событие стало для меня одновременно днем рождения, Рождеством и Новым годом.

Так появился прием, который я впоследствии назвал «броском Шульцев с передним захватом руки и шеи». Этот прием заключался в том, что мы зажимали голову противника и его яремную вену под мышкой, перекрывая ему воздух и нарушая кровоснабжение его мозга. Это «отрубало» противника. А затем мы укладывали его на спину, расположив тело так, чтобы он выглядел человеком, находящимся в сознании, до тех пор, пока он действительно не приходил в сознание. Наши противники, как и я в тот день, когда Дэйв впервые провел свой прием на мне, даже не знали, что побывали на лопатках. Этот прием дал нам такое ошеломляющее преимущество, что международный дисциплинарный комитет запретил его применять отдельным постановлением.

* * *

Занявший второе место на чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта 1980 года Перри Хаммел из Университета штата Айова, был одним из самых сильных борцов, которых я встречал. Он, как и я, был второкурсником, и в следующие три года мы шесть раз сходились в поединках, в которых каждый из нас одержал по три победы, причем во всех шести схватках счет был почти равным.

Наша первая схватка состоялась на соревнованиях между Университетом Оклахомы и Университетом штата Айова, в котором те соревнования и проходили. Условия для борьбы там были одними из самых сумасшедших, в которых мне пришлось выступать в мои студенческие годы. Казалось, все вокруг были настроены против нашей команды, и в зале было полным-полно болельщиков, выкрикивавших оскорбления в наш адрес, обзывавших нас всеми мыслимыми (и немыслимыми) ругательствами. Никогда больше не слышал столько непристойностей, как на тех соревнованиях.

Хаммел и я просто бросались друг на друга, много раз сталкиваясь лбами. Он победил меня со счетом 7:4, причем судьи дали ему четыре очка, на которые меня оштрафовали за уклонение от борьбы. Я был уверен, что меня засуживают, и после того, как меня в последний раз оштрафовали на два очка за пассивность, я боднул Хаммела что было сил. Мне было наплевать на то, что меня могут снять с соревнований. Я был разозлен, понимал, что проигрываю, и хотел, чтобы перед будущими встречами со мной Хаммелу было над чем задуматься.

В следующий раз я встретился с Хаммелом в финале чемпионата Конференции «Большой восьмерки»[16]16
  «Большая восьмерка» – объединение студенческих спортивных ассоциаций центральных штатов США. – Прим. ред.


[Закрыть], который проходил в Галлахер-Холле в студенческом городке Университета штата Оклахома. Я проиграл ему со счетом 4:6. В финале своей конференции мы победили команду айовцев с небольшим отрывом, но, уходя с арены, я вытащил доставшуюся мне серебряную медаль из сумки и зашвырнул ее на крышу. Позднее я выкинул и новые борцовки известного бренда, в которых выступал на тех соревнованиях, и стал носить старые тренировочные борцовки.

На чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта, проходившем в Принстонском университете, я занимал третье место в рейтинге борцов в весе 167 фунтов, но результаты жеребьевки не слишком мне благоприятствовали. В первом туре я победил Майка Шитса, первокурсника из бывшей соперницей команды Университета штата Оклахома, но могу сказать, что он не быстро вполне пришел в себя.

В третьем туре я встретился с посеянным шестым Джоном Рейхом из Военно-морской академии США. Перед схваткой мне все время говорили о том, что Рейх отлично борется в партере. Наслушавшись этих рассказов, я серьезно переоценивал его. После безрезультатного первого периода Рейх начал второй период в позиции сверху. Я не вывернулся из-под него. Он контролировал меня сверху в течение минуты, а потом мы выкатились с ковра у моего угла. Тренер Абел сгреб меня и заорал прямо мне в лицо: «Вали отсюда к чертовой матери сейчас же!» Одним-единственным приказом тренер сбил с меня безволие.

«Так вон оно как, – сказал я себе. – Меня выгоняют?!»

Я занял оборонительное положение в партере на ковре, и, как только судья дал свисток, я менее чем за секунду вывернулся из-под Рейха. В тот момент я понял, что несмотря на все, что мне рассказали о Рейхе и его умении удерживать противника в нижнем положении, это было несравнимо с моим умением выворачиваться. Я победил Рейха со счетом 15:9 и даже покатался на нем, несмотря на преимущество, которое было у него в начале схватки. Тогда я в последний раз придал слишком большое значение тому, что мне рассказывают о моих противниках.

Победа над Рейхом вывела меня в полуфинал, где я встретился с Перри Хаммелом. Мы сражались очень жестко, и по решению судей счет у нас был 4:4. Затем я одолел его в овертайме.

После того матча мы все прошли контрольное взвешивание и командой отправились на ужин в «Сабвэй». Мы уже набрали достаточно баллов для того, чтобы занять командное второе место, и тренер Абел принимал поздравления. Он указал на меня и сказал, что моя победа обеспечила команде второе место. Слышать это было приятно, но, честно говоря, меня не слишком интересовал командный счет. Для меня ничто не имело значения, кроме финала, который должен быть состояться на следующий день, когда мне в третий раз за сезон предстояло сойтись с Майком ДеАнной.

На следующее утро я сказал тренеру, что останусь в гостинице и буду отдыхать, пока остальные пойдут на первые схватки. Тот ответил, что заедет за мной и привезет меня на арену. Примерно за полтора часа до финального поединка от него не было ни слуху ни духу. Я пробежал двадцать кварталов до арены и обнаружил, что тренер сидит в углу Роджера Фриззелла, который боролся за третье место в весе до 150 фунтов.

– Вы оставили меня в гостинице, – сказал я тренеру. – Мне пришлось бежать.

– Вот и славно, – усмехнулся он. – Заодно и размялся. Готовься к выходу.

Бег и в самом деле хорошо меня разогрел, но я задавался вопросом, когда бы тренер вспомнил о том, что должен заехать за мной, если б я не появился.

Непосредственно перед началом финальных схваток устроили церемониальный парад, на котором борцы, которым предстояло бороться за звание чемпионов, должны были стоять рядом друг с другом. Говорить о неприятном. Я слова не сказал ДеАнне.

Андре Метцгер был первым борцом нашей команды, который проводил схватку за звание чемпиона в весе до 142 фунтов. И он выиграл поединок. Затем пришел черед Дэйва.

Когда Дэйв боролся с Рикки, над которым он в двух предшествующих встречах одержал убедительные победы, я разогревался за трибунами. Я мельком глянул на табло и увидел, что Дэйв ведет в счете (3:0), а вскоре услышал рев публики и понял, что Дэйв бросил Рикки на спину и завоевал титул чемпиона. Я вышел из-за трибуны, чтобы выйти на ковер и тут увидел, что по ковру, подняв руки, носится Рикки. Он положила Дэйва на лопатки. Я был ошеломлен, потому что поражение Дэйва было разочарованием года. Я сказал себе, что проигрыш Дэйва не должен сказаться на мне.

Во втором периоде я вел со счетом 4:1, но тут судья сделал мне два предупреждения за уклонение от борьбы, что сократило мое преимущество до одного балла. Впереди было еще полтора периода, но следующее предупреждение за пассивность даст Майку два очка. Такие предупреждения и штрафы были, кажется, методом команды Университета штата Айова, и во время борьбы судья стоял практически прямо передо мной. Вполне естественно, что он поднял руку, чтобы получить от боковых судей подтверждение двух штрафных очков, которые он хотел присудить моему противнику. Я немедленно взял тайм-аут еще до того, как это подтверждение было получено, пошел в свой угол и там лег. Рон Трипп, один из ассистентов нашей команды, спросил, в чем дело. Судья стоял там же, глядя на меня и с предельным интересом ожидая моего ответа.

– Колено, – сказал я.

Трипп начал массировать мое левое колено.

– Другое колено, – сказал я Триппу.

Не думаю, что Трипп купился на мои слова.

Я хотел сказать Триппу: «Успокойся. Речь идет о титуле национального чемпиона, и я уже достаточно натерпелся от этого судьи».

Подтверждения штрафных баллов так и не последовало.

После тайм-аута, взятого на устранение травмы, я вышел на ковер и покатался на Майке до конца периода.

Третий период я начал в партере, но через несколько секунд вывернулся из-под Майка и положил его на лопатки. Он вывернулся, но я положил его снова. Я победил со счетом 10:4, причем половину своих очков Майк получил в виде штрафов, которые я получил за пассивность. Свой первый титул чемпиона по борьбе Национальной ассоциации студенческого спорта я отметил выполнением на ковре моего традиционного сальто назад.

Перед отъездом домой я пошел в мастерскую трафаретной печати и заказал там футболку с надписью «ЧЕМПИОН НАЦИОНАЛЬНОЙ АССОЦИАЦИИ СТУДЕНЧЕСКОГО СПОРТА» на спине. В самолете, на котором мы летели домой, я был в этой футболке. Неважно, что произойдет в моей карьере дальше. По крайней мере, мое имя навсегда останется в списке национальных чемпионов.

* * *

После того чемпионата я вернулся в Пало-Альто. Крис Хорпел пригласил меня в Ньюпорт-Бич расслабиться и потренироваться с некоторыми местными парнями. Во время моего пребывания там дела у нас пошли неважно. По-видимому, я не нравился Крису так, как нравился раньше. У меня появилось неприятное ощущение того, что Крис считает себя выше меня, возможно, в интеллектуальном отношении. Ведь он закончил Стэнфорд.

По какой-то причине Крис избрал предметом нападок мои манеры за столом. Манеры у меня были плохими. В Университете Оклахомы я жрал, как скотина, вырывая куски мяса из цыпленка или бифштекса зубами так, словно я рву теми же зубами руки-ноги соперников. Да ладно, застольные манеры – это было лишь частью моего образа. Окружающие должны были понять: для меня пища – это топливо, которым не надо наслаждаться. Его надо потреблять.

Крис пытался научить меня изящному искусству трапезы. В тот период жизни я был не слишком озабочен тем, как веду себя за столом. (Хочу добавить, что теперь-то я приобрел некоторые манеры.) К тому же мне казалось, что Крис такими наставлениями пытается обрести превосходством надо мной, пришибить меня. Не знаю, зачем ему это было надо, но мне его наставления были точно не нужны. Чем больше он старался обучить меня, тем хуже я себя вел. Крис сдался. Я был доволен тем, что настоял на своем.

После поездки в Ньюпорт-Бич я поехал в Эшленд отдохнуть и поработать с борцами из южного Орегона. Так уж случилось, что в колледже младший тренер команды Университета штата Айова проводил летний лагерь, и с ним там был Эд Банак. Я поверить не мог, что Эд находится буквально у меня на заднем дворе!

Я вырос почти до размеров Эда. Несколько раз я тренировался вместе с ним и очень неплохо боролся с ним в спаррингах. Это усилило мою уверенность в собственных силах и мастерстве, с которой я вступил в следующий год.

Однажды в лагере я сходил в борцовский зал университета южного Орегона, когда там тренировалась вся команда. Все знали, кто я таков. Когда-то я жил в Орегоне и вернулся как первый чемпион первого дивизиона Национальной ассоциации студенческого спорта из Эшленда.

Конечно, все парни хотели взглянуть на меня и схватиться со мной. Я дал им такую возможность. Всем. И сразу же.

Я вышел на середину ковра, и все борцы, один за другим, из всех весовых категорий пробовали повалить меня. Благодаря летним схваткам с Дэйвом, который буквально заставлял меня бороться, я стал почти неуязвим в защите. При всем уважении к Национальной ассоциации студенческого спорта замечу, что между борцами первого дивизиона этой ассоциации и борцами Национальной ассоциации университетского спорта есть существенная разница, и ни один из парней не смог бросить меня на ковер. Мне казалось, что я могу целый день стоять на ковре и никто меня не повалит.

Во время этой игры в зал вошел тренер команды южного Орегона Боб Рейм, который стал смотреть, как его борцы, один за другим, не могут справиться со мной. Очевидно, Рейм увидел достаточно, потому что вышел на ковер, размахивая руками, и, крикнув мне: «Убирайся отсюда к черту!», выставил меня из зала. Такое случалось не впервые.

Рейм был одним из тренеров, слышавших, как во время вербовки Дэйва в студенты университета он назвал меня наркоманом. Прекратив курить марихуану и занявшись борьбой, я появился в борцовском зале университета южного Орегона на тренировке, а Рейм перед всей своей командой назвал меня «наркошей» и велел мне покинуть зал, сказав: «Наркоманам тут не место».

Когда по приказу Рейма я уходил во второй раз, мне оставалось только тряхнуть головой.

Когда я уходил, Рейм кричал мне: «Ты разрушаешь уверенность моей команды». В тот зал я никогда больше не возвращался, хотя через много лет, после того как Рейм отошел от тренерской работы, мы подружились.

* * *

В начале нового сезона я весил 177 фунтов (чуть больше 80 кг). Изриэл Шеппард вернулся в команду после истечения года, когда он был освобожден от соревнований. Чтобы усилить команду, тренер Абел поставил Изриэла в категорию до 158 фунтов, передвинул Дэйва в категорию до 167 фунтов, а меня поставил в категорию до 177 фунтов[17]17
  Ныне уже не существующая весовая категория. Примерно соответствует второму среднему весу по международной классификации. – Прим. ред.


[Закрыть].

Это означало, что мне не надо было сильно сбрасывать вес и я мог сосредоточиться на поддержании формы в процессе тренировок.

Борьба – это сочетание техники, физической формы и удачи. С удачей ничего не поделаешь. Но техника и физическая форма зависят всецело от борцов. Дэйв заставил всех борцов повысить внимание к технике, но физическая форма оставалась именем этой игры. Резкие, взрывные движения требуют отличной физической формы. Для того чтобы выполнять приемы энергичнее, быстрее и чаще, чем другие, и раньше, чем это сделает противник, борцу надо находиться в невероятно хорошей физической форме. Борьба – не легкий спорт, но ключ к совершенству прост: приемами и физической формой борец должен заниматься как одержимый. Чтобы обрести форму, необходимую для побед на мировом уровне, я загонял себя до пределов моих возможностей и изо дня в день испытывал страдания. Чтобы привести себя в нужную форму, я превратил свою жизнь в ад.

Когда я терпел поражение от противника, выброс энергии был единственным способом восстановления положения. Но эту энергию надо было направить на выполнение приемов, которые приносили баллы, в противном случае энергия уходила впустую.

В рамках выбранной мною основной дисциплиной науки об упражнениях профессор как-то проверил максимальный объем кислорода, который могло потребить мое тело. Мой показатель оказался невероятно низким для борца или любого спортсмена. Это означало, что мое тело неэффективно потребляет кислород.

Мне отчаянно было нужно улучшить состояние сердечно-сосудистой системы. К счастью, в мой младший сезон продолжительность студенческих матчей была сокращена с 8 минут до 7. На ковре судьи отдавали предпочтение борцам с лучшими показателями кислородного обмена, а я был не таким. В тот год продолжительность схваток в вольной борьбе, которые, в сущности, не проводились в студенческой борьбе, была сокращена с 9 до 6 минут также на национальном и международном уровнях. Сокращение продолжительности схваток было для меня существенной выгодой.

Сезон я начал с победы на турнире Великих равнин, который я выиграл второй год подряд, но на этот раз в более тяжелом весе. Эта победа давала мне право представлять США на соревнованиях, которые должны были пройти позже в том же году в России.

Во время встречи команд университетов Оклахомы и Висконсина я во время схватки единственный раз поговорил с противником. Я боролся с Деннисом Лиммексом, который в своем весе был лучшим из завербованных в команду старшеклассников. Я одолел его довольно легко, поймав его в завершающуюся броском на лопатки комбинацию, которую называют захватом через ногу. Я уложил его на спину, и он стоял на «мосту», когда я захватил его голову левой рукой.

Поскольку он был в выгнутом положении, его нога оказалась в пределах досягаемости, и я захватил его ногу правой рукой, еще сильнее потянул ее к его голове – почти вплотную. У борцов такое положение называется «ответом на телефонный звонок», потому что вы фактически укладываете ногу противника ему на ухо.

Лиммекс закричал от боли.

– Ложись на лопатки, – сказал ему я.

– Не могу, – ответил он.

Тогда я потянул его ногу еще сильнее. Индюшка попыталась вырваться! Я уже почти заставил его «ответить на звонок», когда он закричал громче. Его тренер Расс Хелликсон выскочил на ковер и оттащил меня от своего борца. Официально я выиграл в результате дисквалификации противника из-за вмешательства тренера, но если я одерживал победу, мне было все равно, как именно я побеждал.