Текст книги "Бедствие"

6

Джек очнулся и медленно открыл глаза. Веки ныли от боли, и он потер их руками – но это не помогло, боль только усилилась. Уронив руки назад на кровать, он подумал о том, чтобы не задеть Кэти. Инстинктивно желая придвинуться к ее теплому телу, он вдруг понял, что ее здесь нет, и удивился: где же она могла быть? В комнате тихо и совсем темно; наверное, она в кровати, где-то рядом, но еще спит. А может быть, что-то случилось с Аланом...

И тут он вспомнил бабочек, ее оборвавшийся крик и страшную действительность. Джек сел и тупо уставился перед собой. Глаза постепенно привыкли к темноте, а он напряженно пытался вспомнить, что же было на самом деле, а что – только страшным сном. Но как только он смог различить смутные силуэты мебели, то сразу осознал, что весь этот кошмар был действительностью.

Спальня напоминала место сражения: лампы разбиты, картины валялись на полу среди осколков стекла. Покрывалом с кровати была заткнута щель под дверью, а на полу он заметил конверт от пластинки – свое оружие, которым он припечатывал бабочек к стенам, создавая в комнате страшное украшение из их мертвых смердящих тел.

Джек знал, откуда у него эта боль в груди, откуда эта страшная опустошенность. Алан и Кэти были мертвы. Они умерли сразу же, как только налетела первая волна мотыльков, и теперь в груди у него будто лежал огромный холодный камень, что-то мертвое и ледяное, чего никогда уже не оживить.

Он лег на кровать, скорбно закрыл лицо руками и попытался сдержать слезы, крепко сжав веки. Они погибли оба – Кэти и Алан, – погибли ни за что. Это совсем не было похоже на войну, когда там, в джунглях, люди гибли у него на глазах. Тогда они могли врать друг другу и самим себе, говоря, что их присутствие в Азии могло кому-то помочь. И если они врали долго, то могли уже почти поверить в эту ложь. А теперь все было не так: неважно, что думал об этом Джек, но Кэти и Алан погибли ни за что, просто так, без всяких причин. И не было такой лжи, которую он мог бы повторять себе, чтобы хоть немного уменьшить свою боль.

Он со всей ясностью" представил себе кухню, увидел, как Кэти выходит через черный ход на задний двор. Услышал, как Алан что-то весело выкрикивает во дворе, придумав какую-то забавную игру в песочнице. А потом он снова увидел волну бабочек, снова услышал крики и, открыв глаза, рывком сел на кровати, будто в него выстрелили, и он услышал свой собственный крик боли.

Джек вытер холодный пот со лба и верхней губы, повторяя себе снова и снова, что он все сделал правильно, что спасти их было уже невозможно, что он поступил верно, пытаясь спасти себя. Да, подумал он, это единственное, что еще можно было сделать. А они ведь умерли почти мгновенно. И если бы он вышел во двор, то тоже был бы уже мертв.

Этому он научился еще во Вьетнаме – одному из нелепых ужасов войны, к которым со временем удается привыкнуть. Он помнил, как это случилось с Ныобурном. Бедный парень... Ему хотелось воевать не больше, чем всем остальным в роте. А когда пришел приказ об отступлении, Ньюбурна как назло ранило в ногу. Он не мог передвигаться вместе со всеми, и его оставили лежать в лесу. Здесь не рассказывали славных историй о том, как во время отступления кто-то спасает своего раненого товарища, вынося его из пекла на собственных плечах. Когда приходилось уходить, каждый молился только о себе. Не было времени останавливаться и подбирать раненых.

Но все равно мысль о том, что он поступил правильно, была для Джека слабым утешением. Он знал, что это не война и не джунгли, а его задний двор, и что его жена и ребенок – не товарищи по роте. Он все еще чувствовал, что должен был что-нибудь сделать, хотя, возможно, сделать уже ничего было нельзя. И его страх выбежать во двор на помощь, его инстинкт самосохранения теперь заставляли его думать, что он предал их, забыв о своих обязанностях перед семьей. Он был им нужен тогда, но он не помог.

Да, это было так. Конечно, он старался все разумно обдумать, сравнивая с другими случаями, но все было не то, и он, врал себе самым жутким образом. Он поступил, как последний трус, и понимал это. Они умерли из-за него, из-за того, что он остался на кухне, окаменевший от ужаса.

Его собственный страх, из-за которого он остался жить, стоил ему их двух жизней.

Если бы он действовал без промедления, если бы сразу же бросился на их крики, как только услышал их, то, может быть, еще был бы шанс их спасти.

Джек медленно встал с кровати, каждый дюйм его тела горел от боли, каждый мускул ныл от чудовищного изнеможения. «Ладно, – подумал он, – нужно посмотреть, в каком состоянии я нахожусь, и решить, что можно сделать, чтобы выбраться отсюда».

Он подошел к окну, но не увидел ничего. Стекло с внешней стороны было полностью покрыто бабочками. Не очень приятное зрелище – и уж, конечно, не дающее каких– либо надежд. Некоторые насекомые уже пробрались через защитные сетки.

Это было невозможно. Какое-то безумие. Такого не бывает. Это просто не представлялось возможным. Но, увы, это было. И отвратительная мохнатая масса шевелилась всего в нескольких дюймах от его лица. Джек потряс головой и отошел от окна. Он должен что-нибудь сделать, и что бы это ни было, ему надо действовать быстро. Казалось, что бабочки заснули, или, во всяком случае, успокоились, и он, по крайней мере в доме, был в относительной безопасности. «Интересно, сколько я смогу продержаться?» – подумал он.

Количество воды и пищи не имело большого значения, эти припасы не очень-то помогут, когда встанет солнце и бабочки вновь начнут свое нападение. Он должен выбраться отсюда, пока еще темно, и найти помощь. Надо во что бы то ни стало вырваться из этого кошмара и добраться до безопасного места. Но первое, что он должен сделать – это проверить, как обстоят дела в доме.

Трудность была только вот в чем: если он выйдет из спальни, а дом переполнен бабочками, которые не столь спокойны, как их сородичи на улице, то он вряд ли сможет войти снова в спальню живым. Лучше будет сейчас же переодеться и заняться ранами. Уж если они нападают таким жутким образом, то несколько лишних слоев одежды ему никак не повредят.

Джек включил свет и тут же краем глаза заметил беспорядочное движение у окна – бабочки проснулись и начали безумно биться в стекло. Он быстро выключил свет и посмотрел на окно. Насекомые постепенно успокаивались, садясь на свои места. «Так, со светом все ясно, – подумал он. – Зажигать ничего в доме нельзя».

На ощупь добравшись до раковины, он как мог умылся, ничего не видя в кромешной тьме, потом подошел к шкафу, чтобы достать одежду. Одеваясь, он старался не думать ни о том, что произошло, ни о том, что происходит сейчас. Все это было так невероятно и невозможно, что он физически не мог заставить себя размышлять об этом. Но ведь кто-то должен знать, что здесь происходит. Кто-то должен был знать, что так может случиться. Эта мысль не давала ему покоя. Чертовы бабочки не могли появиться из ниоткуда. Если, конечно, это были бабочки...

Но какие, скажите на милость, бабочки едят человеческую плоть? Какая бабочка может проесть насквозь металлическую решетку? И откуда, черт возьми, они явились в таком количестве? Во всей этой истории было очень много вопросов и слишком мало ответов на них.

Джек знал, что у кого-то есть ответы на все эти вопросы, и этот кто-то должен будет ответить сполна за все, что здесь произошло. Природа не могла сама создать этих тварей. Наверняка какой-то человек, какой-то безумец помог ей сделать это – в этом он был убежден, – и этот мерзавец должен поплатиться за все. Он расплатится и за смерть, и за боль, и за безумие. Если только Джеку удастся выжить, то он сделает все, чтобы убедиться, что кто-то заплатит за тех, кто был ему так дорог. Его жена и ребенок лежали где-то на заднем дворе, и этот человек рано или поздно должен будет ответить перед Джеком за все.

Злобная улыбка скользнула по губам Джека, когда он представил себе, как схватит этого неизвестного за горло, и тот будет вертеться, стонать от боли и просить его о пощаде. Ради этого стоит постараться выжить.

Он осторожно подошел к двери в спальне, приближаясь к ней так медленно, словно она могла взорваться от прикосновения его руки. Нельзя было предсказать, что ждет его с той стороны двери, но если он хочет увидеть, как восторжествует справедливость, если он хочет быть уверенным в том, что неизвестный сполна заплатит за смерть и кровь, он должен выбраться отсюда живым. Поэтому сейчас ему нельзя ошибаться, нельзя строить сомнительные догадки. Все, что он будет делать, должно быть тщательно продумано до последних мелочей.

Он медленно опустился на одно колено и схватился рукой за покрывало, начав осторожно вытаскивать его из щели под дверью, готовый в любую секунду заткнуть ткань назад, если бабочки вдруг станут роем залетать в образовавшуюся щель. Покрываясь липким потом, медленно, дюйм за дюймом он вытаскивал покрывало. Руки его стали холодными и влажными, сердце отчаянно стучало в груди. Открылся уже почти целый фут щели, но все пока казалось спокойным. Постепенно он стал вытягивать покрывало все более уверенно и чуть-чуть побыстрее. Делая это, Джек разговаривал сам с собой, уверяя себя, что пока все получается хорошо, он просил себя быть поспокойнее и принимать этот кошмар хладнокровно, продвигаясь вперед шаг за шагом и оставаясь спокойным, чтобы не позволять страху вкрасться в него и уничтожить все то, что он уже сделал.

Впервые Джек подумал о других людях, живущих по соседству. А что случилось с ними? Остался ли кто-нибудь в живых? Кто-то ведь должен остаться – не все же были на улице, когда первая волна бабочек захлестнула поместье. Возможно, он сможет найти еще кого-нибудь, чтобы идти за помощью вместе, когда на улице станет не так опасно. Кто-то же должен знать, как можно справиться с этими проклятыми тварями. Кто-то обязательно должен знать, из-за чего они нападают на людей. Наверняка должен быть способ защиты от их нападения. Все это вполне возможно. Раз они не могут пробиться через стекло, то должны быть и другие предметы, которые выдержат их натиск.

И постепенно Джек почувствовал, что в нем загорается луч надежды. Вытащив последний дюйм покрывала, он приготовился к нападению налетающей волны крылатой смерти, но ничего подобного не произошло. Тогда он слегка воспрянул духом, ободренный этой маленькой победой в открывании двери. Теперь оставалось только толкнуть ее, и она распахнется.

Джек схватился за медную ручку, почувствовав ладонью холодный металл, и осторожно повернул ее. Он открыл дверь медленно и осторожно, стараясь не допускать рывков и пытаясь успокоить сердце, отчаянно бившееся в его груди. Наконец проем стал достаточно широким, и Джек, сглотнув густую слюну, шагнул в холл.

В холле было темно, и хотя глаза его привыкли к темноте, поначалу он ничего не видел. Так он стоял некоторое время, стараясь дышать как можно ровнее, сердце все еще бешено колотилось, и он напрягал зрение и слух, пытаясь уловить хоть какую-то информацию, чтобы узнать, что происходит в доме.

Казалось, что время остановилось, минуты растягивались до бесконечности. Наконец он увидел смутные очертания стола в гостиной и неясный контур картины, висевшей на стене всего в нескольких футах от него.

Переведя дыхание, Джек сделал несколько осторожных шагов и остановился. Вокруг стояла гробовая тишина. «Теперь надо двигаться по несколько шагов, – подумал он. – Нет смысла бегом врываться в лапы смерти. Если я хочу выжить, то надо свести любой риск до минимума». Еще несколько шагов – и он подошел к лестнице. Наткнувшись на смятый коврик, Джек на секунду потерял равновесие. Рукой он автоматически уперся в стену, чтобы не упасть, и почувствовал, что раздавил ладонью несколько бабочек.

Душа ушла у него в пятки, когда он осознал свое положение – бабочки покрывали все стены в доме. И в тот же момент, будто поняв, что происходит, они зашевелились и окружили его. Правда, сейчас их было значительно меньше, чем днем, и он смог в несколько шагов вырваться из их роя. Они тут же снова уселись на стене. Джек вытер трясущиеся руки о свитер, отирая с ладоней скользкие раздавленные тельца, и прерывисто вздохнул. Он с отвращением наблюдал, как волна активности прошла по всей стене и затихла. Хорошо еще что возбуждение не охватило их всех. И, по крайней мере их почти совсем не было на полу. Благодаря этому он хотя бы мог передвигаться в относительной безопасности – но только не дотрагиваться до стен, вот что.

«Какого черта? – подумал он. – Я смогу, наверное, идти и побыстрее».

Сделав несколько быстрых шагов, он очутился в самом начале лестницы. Воздух вокруг был настолько неподвижным, что Джек почувствовал колебания, вызванные его передвижением вперед.

Когда он оглянулся и посмотрел в холл, то заметил, что бабочки снова начали проявлять активность. Он застыл как вкопанный, и страх медленно, но верно пополз по нему. Джек старался не суетиться и не двигаться, изо всех сил пытаясь не впасть в панику и не броситься с криком вниз по лестнице. Несколько тварей уже уселись на его шее, и он почувствовал, как они кусают его. Медленно поднеся руку к горлу, стараясь не делать резких движений, он раздавил с десяток пушистых тел и плавно опустил руку, стараясь оставаться неподвижным. «Эта боль еще сносная, – подумал он. – А скоро я выберусь отсюда, из этого кошмара, и отомщу сполна тому, кто явился всему причиной».

Эта мысль и удерживала его на месте, хотя тело приказывало ему бежать. Холодная жажда мести помогла ему справиться с приливом адреналина в кровь.

Джеку казалось, что он ждет уже несколько часов, пока бабочки успокоятся. Теперь нужно быть осторожнее, не спешить и контролировать каждое свое движение. Из своего жуткого, но не очень богатого опыта общения с ними он понял, что это единственный возможный шанс, чтобы скрыться от них, и сделать это нужно ночью, когда бабочки относительно спокойны. Если он вернется в спальню и дождется утра, то неизвестно, чем все это может кончиться. Джек чувствовал, что вместе со светом начнется новое нападение. Единственный шанс можно было использовать только сейчас.

Он медленно переступал со ступеньки на ступеньку, словно боясь, что они могут оказаться гнилыми и рухнуть под его тяжестью. Твердо установив правую ногу, он переносил весь свой вес на нее и только потом делал осторожный шаг на ступеньку вниз, ставя левую ногу рядом с правой. Такое медленное движение раздражало его, но главное, что он был жив и продвигался вперед. И хотя ему приходилось выносить крайнее напряжение, он знал, что это гораздо лучше того, другого, второго варианта.

Наконец он спустился на первый этаж. Здесь было светлее, потому что некоторые окна не полностью скрывались под слоем бабочек. Бледные лучи уличных фонарей проникали в гостиную, освещая жуткое зрелище. Стены казались живыми. Бабочки медленно передвигались, постоянно меняя положение, а некоторые просто шевелили крылышками. Джек медленно покачал головой, не веря своим глазам, он отказывался понимать и осознавать то, что здесь происходит. Даже потолок был покрыт ими. Откуда, черт возьми, взялись эти чудовища? И какого черта им от него нужно?

Он оглядел гостиную. Стулья, кресла – все было покрыто бабочками. В доме не было не единого места, куда можно было бы сесть и остаться в безопасности. Он повернулся и пошел по коридору в кухню. Он шагал, как на торжественной церемонии венчания: шаг – отдых – шаг – отдых.

На столе лежали две так и не открытые банки с тунцом, и их вид вызвал у него острое чувство голода. У Джека даже забурчало в животе, и он выругался сам на себя. Вот он стоит, живой и невредимый, и думает о еде, а Кэти и Алан лежат в нескольких ярдах – там, на заднем дворе, мертвые.

Здесь же стояла и баночка с майонезом, молчаливо напоминая ему о прошлом, о том времени, которое ушло навсегда всего несколько часов назад. Тогда все было спокойно, все было на своих местах. Тогда у него была семья, а самой большой проблемой ему казалась ежемесячная выплата ссуды за дом.

Он приблизился к черному ходу, подошел как можно ближе к окну и напряженно вгляделся вдаль, пытаясь увидеть там хоть что-нибудь. И тут же горько пожалел об этом.

Взору его открылись две лежащие на земле фигуры, хотя теперь уже они были мало похожи на человеческие. Он увидел обнаженные белые кости, которые призрачно светились в мертвенном сиянии луны. Внутри у него все сжалось, и острая боль пронзила сердце. Шатаясь, он нетвердой походкой отошел от двери.

Вдруг длинный и хриплый вопль донесся до его ушей. Звук шел со стороны парадного входа. Ему захотелось тут же вбежать в гостиную и выглянуть в окно, чтобы увидеть, что там происходит. Но теперь ему многое стало ясно. Он повернулся и медленно пошел в холл. Даже еще медленнее, чем прежде. Если крик прекратится к тому времени, как он подойдет к двери, значит, так тому и быть. Но по крайней мере он доберется туда живым.

Ему страстно хотелось увидеть, что там случилось, ведь это было важно для его собственной жизни. Но что бы тот человек ни сделал, нужно помнить, что ему этого делать ни в коем случае не следует.

Беда в том, что у него было очень мало информации, и любая новость о бабочках ценилась сейчас очень дорого. Даже если получить ее можно было только ценой человеческой жизни.

Джек отчаянно пытался стереть из памяти образ Кэти, точнее, то, что он увидел сейчас на заднем дворе. Он видел ее неясно, но знал, что его воображение нарисует ему даже худшую картину, чем та, что была на самом деле. Но Кэти была мертва, а остальное уже не так важно. Ничто теперь не вернет назад ни ее, ни Алана. Он бы с радостью отдал сейчас все, что у него осталось, лишь бы она была с ним. Да, он отдал бы все, чтобы она была здесь, рядом, и они бы боролись со смертью вдвоем,

Крики на улице становились все отчаяннее, и Джек подумал, что можно немного и увеличить скорость. Бабочки сидели пока спокойно, и у него еще было достаточно времени до рассвета. Он подошел к окну гостиной, на котором было меньше всего бабочек, и через кусочек чистого стекла выглянул наружу.

То, что он там увидел, потрясло его. Это был Микаэль Армстронг, один из его соседей. Все его тело было облеплено мотыльками. Через каждые несколько секунд, когда тот дергался в агонии, Джек видел его светлые волосы и бороду. Вдруг Армстронг бросился бежать, но чем быстрее он бежал, тем больше бабочек нападало на него. Вопли несчастного были очень хорошо слышны Джеку. «Перестань бежать! – мысленно кричал ему Джек. – Остановись!»

Ему хотелось распахнуть входную дверь и крикнуть Армстронгу, чтобы тот застыл, а потом медленно шел к дому. Джек поможет, Джек убьет тех бабочек, которых не может уже достать Армстронг. Джек окажет ему первую помощь. Конечно, Он так и сделает. Но то, что сделал Джек, было тем, что он мог сделать: НИЧЕГО. Армстронг остановился у фонаря как раз напротив дома Джека, и бабочки мгновенно покончили с ним. Их становилось все больше, они тучей кружились возле него, точнее, того, что когда-то было Микаэлем Армстронгом.

Джек закрыл глаза и отвернулся, он больше не мог смотреть. Наконец-то он увидел это, узнал кое-что о бабочках, но от этого легче ему не стало. Он только что видел кошмар, которого ему уже никогда не забыть, и теперь он знал, что случилось с Кэти и Аланом.

Но он знал также и то, что если он, подобно Армстронгу, выйдет из дома неподготовленным и незащищ°нным – то же самое случится и с ним.

7

Кэрол Баннер хорошо отдохнула, поела, и теперь, сидя на стуле в подвале своего дома, пыталась решить, какое же время будет самым подходящим, чтобы уехать из этого треклятого поместья. В подвале она чувствовала себя в безопасности и не собиралась спешить" безрассудно рискуя своей жизнью.

Снаружи до нее доносились страшные крики, и она каждый раз вздрагивала, благодаря судьбу, что не находится наверху. Пока она дождалась темноты, у нее уже не осталось никакого терпения, лицо Кэрол сморщилось в недовольной гримасе, и в гневе и напряжении она сжала свои маленькие кулачки. Телефоны не работали, и она чувствовала себя отрезанной от всего мира. Ей было страшно, но она уже не чувствовала себя маленькой девочкой, как все эти годы.

Пройдет несколько недель, прежде чем ее кожа заживет окончательно и она сможет выступать перед аудиторией, и Макс наверняка рассердится на нее за то, что она не смогла как следует позаботиться о себе. В этом она была уверена.

Солнце садилось, и Кэрол надеялась, что бабочки заснут или, во всяком случае, оставят ее в покое, что позволит ей уехать наконец из этого места. Она не могла только вспомнить, где оставила ключи. Они были где-то там, наверху. А где она оставила кошелек? Наверное, он лежит там же, вместе с кредитными карточками и деньгами. Через час будет уже достаточно темно, и тогда она попробует их найти. Кэрол не собирается сидеть здесь вечно, как напуганная девочка, под властью этих ненормальных насекомых. Она не позволит им вмешиваться в ее жизнь и разрушать то, ради чего она столько работала. Слишком уж многим ей пришлось пожертвовать, пробираясь наверх, к славе. Они что, не понимают, кто она такая? Или не соображают, что им не положено есть людей? Что она – шерстяной свитер в конце концов?

Кэрол засмеялась, подумав об этом, и почувствовала себя в большой безопасности, ощутив новый прилив надежды. Пусть бабочки узнают, кто здесь настоящий хозяин. Им придется выпустить ее. И что они от нее хотят, кстати?

Темнота снаружи сгущалась, и маленькие окошки под потолком постепенно покрывались телами бабочек. Она видела их омерзительные лохматые ножки, коричневые тельца, находящиеся в постоянном движении, ползающие по стеклам и наползающие друг на друга. Ее затошнило – мало того, что они злили ее, они еще и вызывали тошноту.

Почему они не полетели в какое-нибудь другое место, в другой город? Ведь южнее, в часе езды отсюда был еще один город! Они легко могли туда перелететь – им бы это не составило труда. Что их так привлекло в поместье Стоул? Что здесь такого вкусного, чего нет в других местах?

Кэрол встала и зашагала кругами, высоко подняв голову и все еще сжимая кулаки. Она стиснула зубы, вспомнив о том, что говорил ей Макс: «Не живи в деревне, – говорил он. Живи в городе, как тебе и полагается. В деревне для тебя нет ничего, – повторял Макс. – Ничего».

Теперь она начинала ему верить. Если ей удастся выбраться отсюда живой, а ей это обязательно удастся, она снимет себе чудесную квартиру в Манхэттене, прямо на крыше небоскр°ба, и прекратит это наивное подражание «одной из тех самых», кто имеет простые вкусы и ни в чем не нуждается. Хватит, уже попробовала.

– Хватит, попробовала, – закричала она изо всех сил. Вы это слышали, бабочки? Оставьте меня в покое!

Кэрол тяжело дышала, наконец-то ее злоба и гнев вылились куда-то, хоть таким образом. Какая же это была глупая затея – жить в этой идиотской глуши и быть полностью отрезанной от настоящего мира, изолировавшись в искусственной местности, которая сама себя всем обеспечивает. Успокоительные таблетки лежали наверху в ванной комнате, или в кошельке, или еще где-нибудь. Но где бы они ни были, их не было рядом, а сейчас они пришлись бы очень кстати. Кэрол вздохнула.

Снаружи становилось все темнее, и ей показалось, что сейчас уже можно сделать попытку выбраться наверх, пока еще остались силы. Она знала, что если будет продолжать ходить так взад-вперед, волнуясь и сердясь, ходить и опять садиться, вскакивать и кричать, то через несколько часов она уже будет настолько измучена, что у нее не останется сил ни на какие действия, кроме как просто взять и выйти наружу к этим ужасным тварям.

Нет, она совсем не боялась потерять голову. Она жила в напряжении многие годы: слава всегда находит тех, кто может выдерживать напряжение, отворачивается от тех, кто не может. Что значили несколько бабочек по сравнению с озверевшей толпой в Карнеги Холл? Или по сравнению с выступлениями, для верхушки общества? Совсем ничего. Вот именно!

Тихо и осторожно Кэрол поднялась по лестнице. Не было смысла безрассудно рисковать. Она открыла дверь из подвала и выглянула наружу, проверяя коридоры. Все казалось спокойным. Бабочки отдыхали на стенах. Наверное, у них был дикий праздник: они пожирали обои – семьдесят пять долларов за рулон! «Ладно, пусть жрут, что хотят, – подумала она. С этим домом я уже все решила. Если я его продам, то, возможно, новым владельцам и не понравятся эти обои. Так что пусть хоть кто-то ими насладится».

Она заметила кошелек на журнальном столике у входной двери. Он был весь покрыт бабочками. Оглянувшись вокруг, она увидела, что не только кошелек, но и все остальные вещи покрыты ими. Как же она достанет ключи, не дотрагиваясь до кошелька? Никак. Ей придется схватить кошелек, отбиваясь от кусающихся противных тварей, и вынуть оттуда ключи. Потом ей надо будет открыть входную дверь (Боже мой! Она тоже была полностью облеплена ими) и бежать к машине.

А вдруг она оставила окна машины открытыми? «Нет, подумала она. – Прекрати. Прекрати немедленно! Ты закрыла окна в машине, когда увидела, что собирается дождь. Ты их закрыла. С машиной все в порядке».

Кэрол сделала глубокий вдох, успокаивая себя как только Можно перед тем, как совершить невероятное. Она закрыла окна в машине. Она была уверена в этом. Но ведь можно безо всякого вреда для себя выглянуть в окно и проверить, правда ли? «Лучше убедиться лишний раз и не рисковать, – подумала она. – Не надо риска, когда в этом нет необходимости».

Но через свободное место в окне, откуда была видна машина, она не смогла разобрать, были ли стекла подняты или опущены. Она напрягла зрение, но было уже слишком темно, и машина стояла под таким углом к окну, что разглядеть было трудно. Кэрол с трудом сглотнула, чувствуя в горле горький привкус желчи. Она шагнула в фойе и остановилась в футе от кошелька. А что, если ключи не в нем? Тогда что? Придется отбиваться от бабочек и искать их в каждом углу? Тогда уже будет слишком поздно!

Она чувствовала, что больше не может оставаться в этом доме. У нее просто не выдержат нервы, а ее шанс заключается в том, чтобы попасть в машину и выехать из поместья. Она протянула руку к кошельку. Рука дрожала.

Стоп! Она может защитить руку, надев на нее пару перчаток. Нет необходимости хватать кошелек голой рукой. Она отвела руку в сторону и отступила на несколько шагов назад. Перчатки были наверху в спальне, в одном из ящиков в шкафу. А что, если шкаф тоже покрыт бабочками? Что тогда? Неизбежное все равно произойдет, можно только оттянуть это.

И тут по какому-то наитию она схватила кошелек.

Бабочки взметнулись в воздух и окружили ее густым роем, летая вокруг груди и головы. Вскрикивая, она отмахивалась от них свободной рукой, а другой рукой открывала кошелек. Ключи были на месте. Теперь нельзя терять времени. Кэрол повернулась, сделала два быстрых шага к двери, рывком открыла ее и выскочила наружу. Машина стояла во дворе.

Она бежала и чувствовала знакомую боль, ту самую, которую испытывала по пути к подвалу. Бабочки протыкали ее нежную кожу, делая ей больно, она вздрагивала, и с ее губ слетали проклятья. Казалось, что чем быстрее она бежит, тем сильнее они жалят ее. Тогда Кэрол рванула по лестнице вниз, перепрыгивая сразу через две ступеньки, и тут же пожалела о своей ошибке. Она споткнулась и упала на колени. Боль от удара о бетонную дорожку была ерундой по сравнению с пульсирующей, невыносимой болью во всем теле.

– Нет! – закричала она, вскакивая и бросаясь к машине.

Ей было уже трудно видеть, так как бабочки летали плотным облаком у самого ее лица. Машина – где же она? «Теперь налево, – говорила она себе. – Соберись с силами, не впадай в панику. Не паникуй!»

Наконец Кэрол нащупала стальную ручку дверцы и рванула ее на себя. В машине зажегся свет, и сквозь рой бабочек она увидела, что машина была переполнена ими. Они сидели на дверцах, на сиденьях и даже на руле. Она отпрянула, и споткнулась.

Через секунду боль стала невыносимой и захватила ее полностью. Кэрол упала на землю и потеряла сознание.