Текст книги "Zombie Fallout. Чума на твою семью"

Марк Тюфо
Zombie Fallout: Чума на твою семью

Mark Tufo

ZOMBIE FALLOUT: A PLAGUE UPON YOUR FAMILY

Печатается с разрешения издательства fdnjhf

Copyright © 2010 Mark Tufo

© З.А. Мамедьяров, перевод на русский язык, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Клянусь, эту рецензию писал не я, но я определенно согласен с каждым словом!!!

«Zombie Fallout: Чума на твою семью» не только продолжает историю Майка Тальбота с того самого момента, на котором закончилась первая книга, но и подхватывает весь жанр зомби-литературы и разделывает его под орех. Не знаю, что таит в себе больше неожиданностей – сюжет книги или личность ее главного героя. Я проглотил этот роман в один день, и не потому, что мне больше нечем было заняться, а потому, что, стоило мне взяться за чтение, как я почувствовал, что предам всех персонажей, не оставшись с ними до конца. Марк Тюфо пишет грубо и реалистично, благодаря чему ты чувствуешь себя не просто читателем, а участником событий, которого быстро вводят в курс дела, объясняя, что произошло, пока он отлучался на кухню за бутербродом. В отчаянные времена в голову лезут престранные мысли, и Марк описывает эти, казалось бы, абсурдные идеи так, что я не раз усмехался, думая: «Ого, может, я не единственный парень, кто думает только о сексе, снова сексе, еде, сексе и сексе». Чертовски хорошая история от прирожденного рассказчика!»

Рич Бейкер – экстраординарный фанат зомби

Посвящения

Во-первых, я хочу посвятить эту книгу моей жене – и не только потому, что это весьма благоразумно. Бесчисленные часы она провела, выслушивая мою болтовню о сюжетной линии и персонажах, мои размышления о том, что с ними должно произойти. Ее непоколебимая вера в то, что я не сойду с ума, пока не допишу этот роман, несказанно вдохновляла меня. Спасибо, любовь моя!

Во-вторых, я посвящаю эту книгу моему брату Рону, который потратил уйму времени, читая и перечитывая ее текст, чтобы сделать его лучше – как в сюжетном отношении, так и с точки зрения грамматики. СПАСИБО! Он не переставал твердить мне, что он гордится мной, а такая похвала из уст старшего брата дорогого стоит.

В-третьих, я посвящаю эту книгу всему клану Тюфо, ведь яблочко от яблони недалеко падает. Если бы не их вдохновляющее воздействие, я бы, наверное, написал любовный роман.

В-четвертых, эта книга посвящается всем отважным мужчинам и женщинам вооруженных сил. Спасибо за то, что вы делаете!

В-пятых (но не в-последних!), я посвящаю эту книгу вам, моим фанатам. Я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что у меня вообще есть поклонники. Мне ужасно хочется поблагодарить вас всех поименно, но я боюсь, что могу кого-нибудь пропустить. Впрочем, вы и сами знаете, о ком я говорю, ведь мы общаемся и дружим на фейсбуке. Вы любезно делились со мной своими мыслями и мнениями, давали мне множество советов, как улучшить вторую книгу. СПАСИБО! Именно вы – моя движущая сила, благодаря которой я продолжаю писать. Генри радостно виляет хвостом каждому из вас!

СТОП!

Это вторая тетрадь дневника Майкла Тальбота. Если вы не прочитали первую под названием «Zombie Fallout: Апокалипсис», найдите ее в любом из форматов.

Весь этот ужас начался с прививки от гриппа, и ему пока нет конца. По крайней мере хорошего.

Первый пролог
Происхождение Элизы

Земля была влажной, темной, глубокой и сладкой. Она окутывала Элизу, как теплое детское одеяльце. Элиза была голодна – ужасно, невыносимо голодна. Но что-то в этом было не так. Она хорошо поела менее суток назад и должна была оставаться сытой еще дня три как минимум. И все же чувство голода лишь усиливалось. Охотница поднялась со своей земляной постели, радуясь, что все скорбные мысли о прошлом покинули ее.

Элиза выросла в то время, когда детство еще не считалось священным. Дети в ту пору были скорее расходным материалом, их можно было использовать и мучить, как и когда того хотелось хозяевам. Крестьянская дочь, в Германии начала 1550-х, она была нижайшей из низших. Когда над разоренными полями засвистели ветра войны, Элизу подхватило и затрепало вместе с остальным подобным ей отребьем. Она была лишь имуществом своих господ, переходившим от одного хозяина к другому. В этой жестокой реальности и закалился ее стальной характер.

В девятнадцатый день рождения у Элизы наконец-то появилась возможность снять с себя кандалы, в которых она находилась уже без малого десять лет. Таинственный незнакомец подошел к ней и предложил свободу. Девушка и бровью не повела, когда он начал рассказывать ей о том, какое будущее ее ждет. Ее разум был затуманен одной-единственной мыслью о жуткой мести всем своим мучителям. Список их был велик, и девушка точно знала, с кого начать.

Элиза почувствовала резкую боль, когда незнакомец вонзил свои клыки в ее грязную шею. Не в силах противиться, она вдыхала запах человека, который впивался в ее сонную артерию. И этот запах был ей хорошо знаком. Сама смерть в предвкушении следующей жертвы льнула к нему, как новорожденный к матери. Этот человек был жнецом отчаяния и печали.

Элиза не знала точно, что он в ней нашел. Может, он догадался, что смерть станет для нее освобождением, дорогой прочь от всех ужасов мира, раздираемого войной. Но она ошиблась. Ему вовсе не хотелось оказывать ей такую услугу. Он лишь увлек ее вслед за собой в другую, доселе неизведанную бездну. Она пережила все самое жуткое в этом мире, и обратить ее означало выпустить в подлунный мир новый кошмар.

Следующие сорок лет она страдала под гнетом нового хозяина. В своей жестокости, извращенных наклонностях и тяге к насилию он значительно превосходил худших из ее прежних господ. Поэтому, когда она, наконец, снесла его безумную голову с сутулых плеч, это стало для нее началом, а не концом. Теперь она была по-настоящему СВОБОДНА. Она обладала огромной силой и кипела от ярости.

Хотя большинство из тех, кто мучил ее, уже умерли, она не забыла о своей мести. Она бродила по полям, всегда держась в тени, всегда избегая света. Смерть не просто льнула к ней – она выжидающе бродила вокруг. Зачем утруждать себя, пожиная души умирающих, когда есть надежный поставщик, косящий всех без разбора? Все, кому Элиза встречалась на пути, дрожали от страха. Но ужас быстро сменялся эйфорией, как только потенциальная жертва чувствовала, как клыки беспощадного хищника вонзались в кого-то другого.

Она прожила так почти пять сотен лет, время от времени обращая кого-нибудь себе в компаньоны, чтобы вместе вершить свое мщение. Однако она слишком хорошо помнила тот восторг, который испытала, освободившись, и не позволяла своему отродью прожить больше пары десятилетий. Эта гримаса открывшегося им вероломства и предательства, что искажала их лица в момент, когда она убивала их, не переставала изумлять и веселить ее.

Как и многие крупные хищники, она вела кочевой образ жизни. Она следовала за добычей. Когда по городам и деревням, где она охотилась, начинали ходить слухи о демонах и чудовищах, пищи становилось все меньше. Местные жители все реже и реже отваживались выходить в кишащую ужасами ночь. Но Элиза не боялась возмездия. Она боялась только голода, терзающего ее душу, голода, который заставлял ее рвать и метать, разрушая подчистую все, чего в этом мире она была лишена. Поэтому, добравшись в начале восемнадцатого столетия до Нового Света, Элиза, наконец, поняла, что нашла свой дом. В огромной, малонаселенной стране она стала легендой. Индейцы ошибочно называли ее вендиго[1]1
  Вендиго или виндиго (англ. Wendigo или Windigo) – дух-людоед в мифах коренных народов Северной Америки. – Прим. ред.


[Закрыть], но маунтинмены[2]2
  Маунтинмены или люди гор, горцы (англ. Mountain man) – охотники, первопроходцы и торговцы пушниной на Диком Западе США, устремившиеся в район Скалистых гор в поисках ценной добычи в начале XIX века.


[Закрыть] и жители мелких городов презрительно отмахивались от индейских россказней о жутком существе, которое выпивало души до дна. И чем больше народу пропадало, тем чаще это объясняли лишь совпадением. Легенда жила, обрастала все новыми подробностями, а вместе с ней, к удивлению самой Элизы, росло и ее эго. А ведь она не могла даже припомнить, когда в прошлый раз испытывала что-то хоть отдаленно похожее на человеческие чувства.

Ей не была знакома любовь – она не знала ее даже в детстве. Любовь была сумасбродством, напрасной тратой времени. Выживание – вот что было действительно важно. Элиза не чувствовала ни жалости, ни раскаяния; она была не способна сострадать. У нее были потребности. У нее был голод. Вся ее жизнь сводилась к тому, чтобы утолять его.

Проснувшись в тот холодный день поздней осени 2010 года, она и не предполагала, что он будет чем-то отличаться от бесконечной чреды других, прожитых ею за сотни лет. Она была голодна. Настала пора найти себе пропитание. Пора проредить род человеческий.

Элиза не любила стариков. С годами их кровь становилась безвкусной, превращаясь в несъедобную водянистую похлебку из лекарств и дешевых полуфабрикатов. Пышущие здоровьем взрослые на вкус были очень ничего, но, если Элиза не собиралась выпивать их до дна, она предпочитала не связываться с ними, чтобы не оставлять свидетелей. Подростки ей тоже не нравились – их кровь, как правило, была перемешана с наркотиками и выпивкой. О, любимым блюдом Элизы были младенцы. Их роскошный, чистый аромат пробуждал все ее глубинные чувства. Может, это были лишь отголоски материнского инстинкта? Или же младенческая кровь рождала в ней чувство единения с Творцом? Элиза порой задавалась этими вопросами, но не в ее характере было размышлять над особенностями собственной личности. Она предпочитала действовать.

В любой легенде всегда найдется крупица правды, не смотря на все старания Голливуда исказить ее. Старое поверье, что вампир не может войти в дом без приглашения, не так уж далеко от реальности. Только на самом деле все несколько сложнее. Вампир может войти в любой дом, если ему этого не запретили. Но в наши дни, когда вся магия сводится к карточным фокусам, многие ли освящают свои жилища, чтобы защитить их от вампиров (и ведьм впридачу)? Этот древний обычай, которым прекрасно владели друиды, перешел в бесчисленное множество европейских культур. К сожалению, пересечь океан это знание так и не смогло. После ритуала запирания дверей вампир лишался части своей силы и больше не мог войти без приглашения. Впрочем, зачем кому-то приглашать домой вампира – вопрос открытый.

Вампиры действительно умеют контролировать разум жертв, но лишь на ограниченном расстоянии и только поддерживая зрительный контакт. Что же до поверья, что они не отражаются в зеркалах, это тоже правда лишь отчасти. В зеркале их действительно не видно, но причина вовсе не в том, что у них нет души. Это связано с их способностью преломлять свет. Они делают это неосознанно, но при том могут себя контролировать. Это их хищническая маскировка, подобная окрасу льва, сливающемуся с цветами саванны, или полоскам тигра, скрывающим его в джунглях Индии. Из-за этой рефракции человеку нелегко «увидеть» вампира. Обычно его замечают лишь краем глаза, как черную тень, пролетающую мимо. Если вампира засекли, то он совершенно точно сам пожелал этого, вполне возможно, чтобы вселить страх в своих жертв. Говорят, что адреналин, бегущий по венам в моменты испуга, словно амброзия, делает кровь гораздо слаще.

Были времена, когда Элиза волновалась на охоте, чувствуя вкус сдобренной страхом крови и запах ужаса, исходящий от намеченной жертвы. Страх, ужас, паника – она избавилась от всего этого. Отсутствие этих чувств доказывало ее превосходство, ее главенство в этом мире людей.

Элиза ненавидела все человечество, но в особенности – мужчин. Она питалась всеми, кто попадался под руку, но чувствовала мрачное удовлетворение, вонзая клыки в артерии мужчин чуть глубже, терзая жертву больше, чем это было необходимо. Стоит оговориться, что после укуса вампира на самом деле не остается следов (если только сам вампир этого не захочет). Если вампир не желает сделать заявление (обычно простое – «Не связывайтесь со мной!»), он не станет оставлять проколов на шее. В большинстве случаев укус вампира посчитают комариным. У вампиров есть и другие преимущества – они способны быстро исцеляться и могут сжиматься в красную точку, не больше кончика карандаша. Это помогает им в охоте – так жертвы практически не замечают их. А поймать ничего не подозревающую жертву проще простого.

Второй пролог
Элиза сегодня

Было 6:30 утра, когда Эрик Гото, одетый лишь в куртку не по размеру, пижамные брюки и зимние ботинки, прошел по длинной подъездной дорожке и поднял с земли утреннюю газету.

– Сколько раз я твердил этому пацану, чтобы он кидал газету на крыльцо! – сказал мистер Гото вслух только для того, чтобы зубы не стучали от мороза.

Он стоял на дорожке и чувствовал, как внутри нарастает тревога. Забыв о мальчишке-газетчике, он поплотнее запахнул куртку. Было до странности холодно. Краем глаза он видел как будто какое-то мельтешение, от чего ему хотелось сорваться с места и броситься бежать куда глаза глядят. Но голова кружилась так, что он едва держался на ногах. И вдруг все прекратилось столь же внезапно, как и началось. Заметно потеплело, хотя на улице было почти минус десять. Сердце Эрика, едва не выпрыгивавшее из груди, забилось спокойнее. Дыхание стало ровнее. Колени почти перестали дрожать.

«Прямо как кролик у лисы перед носом», – подумал Эрик, даже не догадываясь, насколько близки к истине его ощущения. Но, как и большинство современных людей, он предпочел не замечать сигналов, подаваемых его основными инстинктами, и подключил разум, тем самым полностью игнорируя более тонкие материи: «По-моему, мне пора в отпуск. Не будь мне тридцать четыре, я бы решил, что только что перенес удар. Решено! Либо этот пацан кидает газету ко входу, либо я подписываюсь на USA Today».

Шаги Эрика замерли на полпути к дому. У него на глазах наружная дверь открылась без явного человеческого вмешательства. По коже Эрика побежали мурашки – ему было не по себе от ощущения, что за ним кто-то наблюдает. К собственному удивлению, он чувствовал себя нечистым и нездоровым.

– Ветер, видимо, сильнее, чем кажется, – сказал Эрик, уже не столь уверенный, что ему хочется вернуться с мороза в свой «безопасный» дом. Нахмурив брови, он задумался, почему у него пропало желание соваться в «волчье логово». – И с чего бы мне так думать? И вообще, почему я говорю сам с собой?

И все же он не умолк, а продолжил рассуждать уже в форме диалога:

– Потому что ты всегда так делаешь, когда злишься… или боишься.

– У тебя в доме кто-то есть!

– Ты ведь инженер, Эрик. Мысли логически. Дверь открыл ветер. Только и всего.

– Тогда почему ты не спешишь убраться с мороза?

– Уже иду.

– А как же жена и ребенок?

– Уже слишком поздно, – простонал он.

Последним, что услышит Эрик, станет бессердечный хохот. Его замерзшее тело обнаружат только спустя два дня. Но к этому времени уже произойдут события поважнее.

Третий пролог
Трансформация Элизы

Элиза не собиралась убивать женщину и ребенка, но дерзкая тварь каким-то образом почуяла вторжение и поступила так, как и всякая мать, – бросилась защищать своего отпрыска.

Элиза наслаждалась свежестью и чистотой младенческой крови, ее близостью к самому источнику жизни, когда женщина вошла в комнату. Элиза стояла там во всей своей чарующей жестокости. К ее удивлению, женщина не закричала и не попыталась убежать, а осталась на месте. И не просто осталась, но и, вопреки всем инстинктам, пошла в наступление. Если бы газель вдруг бросилась на льва, тот, наверное, опешил бы на мгновение, но больше от неожиданности, чем от страха. И все же, кем себя возомнила эта нахальная стерва? Молниеносным движением Элиза схватила женщину за горло своей нечеловечески сильной рукой. Вместо того чтобы сразу лишить ее никчемной жизни, Элиза держала ее, пока не выпила из младенца всю кровь до последней капли.

Огромными от ужаса глазами мать наблюдала за тем, как отнимают жизнь у ее дитя. Когда Элиза закончила трапезу, убивать женщину в общем-то даже не имело смысла – после смерти ребенка она и так перестала подавать признаки жизни. Рассмеявшись, Элиза пронзила ногтями мягкую кожу на ее горле. На этот раз женщина даже не думала сопротивляться. Кровь брызнула во все стороны, словно для нее было счастьем вырваться на свободу из узких вен. По лицу Элизы потекли широкие алые струи нектара, и она принялась жадно их слизывать, наблюдая, как в ее жертке гаснет искра жизни.

Элиза не знала, что, возможно, сделала одолжение семье Гото, пусть никто и не мог оценить ее услуги. Накануне Эйлин Гото, медсестра, украла три дозы дефицитной вакцины от гриппа H1N1. Как медик она имела право на приоритетное лечение, которое распространялось и на ребенка, но вот ее мужу, вечно подхватывавшему всякую заразу из-за стрессов на работе, скорее всего, прививки бы не досталось. Поэтому Эйлин считала, что крадет только одну дозу, и убеждала себя, что ее муж, уважаемый инженер и ценный член общества, заслужил ее больше, чем какой-нибудь обдолбанный наркоман из больницы, в которой она работала.

За час до того, как ее муж прошел маршем смерти за газетой, она сделала прививки всем троим. Она специально встала пораньше, надеясь, что спросонья дочурка даже не поймет, что происходит. Истинный ангелочек, Джилли Гото, не прекословя, позволила матери сделать все необходимое.

Когда Элиза вкусила ее крови, содержащийся в вакцине яд уже почти преодолел слабое сопротивление белых кровяных телец.

Четвертый пролог
Дневник Майка

Привет, меня зовут Майкл Тальбот, и это мой дневник. Если вы нашли его, то, скорее всего, я мертв. Первый дневник мне пришлось бросить в нашем доме в Литл-Тертл, но клянусь, я позабочусь, чтобы эту тетрадь не постигла та же участь. Я понятия не имею, как мир стал таким. Когда я был жив, мы вели войну, и восемьдесят пять процентов ее участников даже не подозревали, что идут сражения. Они просто хотели есть, а мы не хотели быть съеденными. На этих страницах – моя история, история моей семьи и моих друзей. Это правдивый рассказ о том, что случилось с Тальботами, записанный тем, кто все это пережил. Писал ли я беспристрастно? Не знаю. Писал ли я субъективно? Само собой. Хочу надеяться, что вы обнаружили этот дневник потому, что мне пришлось в спешке эвакуироваться. Но, что более вероятно, я погиб. Я так устал! Может, теперь я получу, наконец, заслуженный отдых…

Глава 1
Дневник Майка. Запись первая

Тела зомби взрывались под сокрушительным весом фуры. На землю дождем осыпались раздробленные кости. Время от времени о борт глухо стукались глазные яблоки. Шум на крыше был просто невыносим – не знаю уж, что творилось внутри. Из поверженных тел вырывались ядовитые газы. Те несчастные, что застревали у плуга, медленно откатывались в сторону, словно их, как главную ошибку человечества – что, кстати, не так уж далеко от правды, – стирал с лица земли громадный ластик.

Фура напоминала остров в море смерти и разложения. С самого начала этой эпидемии я еще ни разу не боялся за близких сильнее. Мы сбивали и переезжали зомби, фуру шатало из стороны в сторону, а мертвецы цеплялись за жизнь – какой бы странной их новая жизнь ни была.

Почему-то я не додумался привязать к фуре своего английского бульдога Генри, и теперь мне приходилось одной рукой прижимать его к себе, словно он был дорогой покупкой из «Сакса»[3]3
  «Сакс, Пятая Авеню» (англ. – Saks Fifth Avenue) – универсальный магазин одежды на углу Пятой авеню и 50-й улицы в Нью-Йорке; главный магазин в одноименной сети. – Прим. ред.


[Закрыть] на Пятой авеню, с которой я шел ночью по Центральному парку. Другой рукой я держался за ручку, привинченную к крыше фуры двумя ничтожно маленькими шурупами.

Если вы прочли первую тетрадь моего дневника, вы уже знаете, что Генри дорог мне не меньше родных детей. А что до тех, кто скажет, что он просто пес… что ж, вы, наверное, кошатники и не видите дальше собственного носа. Но я на вас не в обиде. К счастью, Генри не дергался, иначе эта история закончилась бы, едва начавшись, оборванная моей преждевременной гибелью.

Шурупы подрагивали. Я нисколько не сомневался, что рано или поздно они не выдержат нагрузки, ведь я цеплялся за ручку изо всех сил. Видимо, мои последние мгновения были уже предрешены: раздастся громкий треск, шурупы вылетят из гнезд, и моя туша слетит с крыши фуры прямиком в лапы сбившихся в кучу пожирателей плоти и мозгов. Но Алекс, слава богу, оказался мастером более умелым, чем я предполагал, ведь иначе я бы не сидел бы сейчас здесь и не писал эти строки.

Алекса я знаю всего пару недель, но считаю настоящим другом, особенно после того, как он спас всю нашу семью сегодня – в Рождество.

Он появился в Литл-Тертл немногим позже того, как пришли мертвецы. Он спроектировал и возвел практически все защитные сооружения, которыми мы пользовались в нашем городке, теперь разоренном. Если бы не крепкие подпорки, которые он приладил к стенам, в тот судьбоносный день я бы ни за что не сумел вовремя выбраться из камеры и добежать до дома.

Вспоминая об этом, я содрогаюсь при мысли о Джеде. В те времена, когда мир казался гораздо проще, мы враждовали, не в силах договориться о том, в какое время выносить мусор. Но я не видел Джеда с того самого дня, когда упали стены. Он выпустил меня из камеры, где я ожидал суда за убийство. Да, я убил одного тупого извращенца, и мир от этого стал только чище, но все же это было убийство. Почему я прикончил его, я вспоминать не хочу, ведь времени у нас и так немного. Если вам не терпится это узнать, поезжайте в Литл-Тертл, что на границе Денвера и Авроры в Колорадо. Я оставил дневник у себя в кабинете, перед тем как мы чудом успели подняться на чердак. Уверен, через несколько дней зомби уйдут оттуда, ведь им станет нечего есть.

Мы удалялись от зоны поражения, и фура шаталась все меньше. Мне показалось, что я услышал всеобщий вздох облегчения, но, что более вероятно, все просто набрали в легкие побольше воздуха, поняв, что наконец-то можно дышать полной грудью: дыхание перехватывало не от страха, а от жуткой вони. Мертвецы не заботятся о личной гигиене. Сказать, что зомби «плохо» пахнут, – все равно что сказать, что у прокаженных просто легкая форма акне[4]4
  Акне (угри) – воспалительное заболевание кожи. – Прим. ред.


[Закрыть].

Фура резко остановилась ровно в одной целой одной десятой мили от моего дома. Я отпустил Генри – левой рукой мне пришлось разжимать пальцы правой, которые, казалось, примерзли к ручке. Ведь, когда зомби полезли ко мне в спальню, я не догадался захватить с собой теплую одежду. Да, сидите в своем бомбоубежище и осуждайте меня сколько влезет – я ведь не подготовился должным образом. Но я уделываю как минимум девяносто процентов населения этой планеты. Я до сих пор жив – и не превратился в живого мертвеца, – а это, по-моему, весьма и весьма неплохо.

Зомби не было видно, но я понимал, что ситуация может измениться в любую секунду. Протянув руку, я помог своей жене Трейси спуститься. Она, похоже, немного обиделась, что первым я поставил на землю Генри и только потом переключил внимание на нее. Но вы же понимаете, собака – лучший друг человека. К тому же он, по-моему, ужасно хотел в туалет. Я довольно хорошо его знаю, чтобы понимать: когда припрет, он маму родную продаст, не моргнув глазом.

Моей дочери Николь помог спуститься ее жених Брендон. Они пребывали в той прекрасной стадии влюбленности, когда он был сама галантность. Все это умрет, стоит ему впервые погромче пернуть в ее присутствии, но пока в их маленьком мирке еще благоухали розы. С задней части фуры спрыгнул мой лучший друг Пол. Его жена Эрин ворчала, что никак не может размять онемевшие руки. Мой сын Тревис тоже слез с крыши и уже патрулировал периметр, благослови Господь его душу. Томми помог спустить еще слабого от царапины зомби Джастина, моего среднего сына, а внизу его принял Пол. Джастин был и рад, и смущен: он радовался, что остался жив, и смущался, что ему вообще потребовалась помощь.

Сам Томми, который и в прямом, и в переносном смысле был нашей главной загадкой, спрыгнул с крыши последним. Раньше я думал, что это я спас его шкуру в «Волмарте» – как это было давно! – но теперь мне начинает казаться, что это он явился, чтобы спасти нас. В прошлой жизни он работал в «Волмарте» зазывалой и расточал всем покупателям приветливые улыбки. Если ему и не хватало «нормальности», так это с лихвой компенсировалось его легким нравом, открытой душой и огромным сердцем, в котором находилось место для каждого. Но это были далеко не все положительные качества, которыми обладал Томми.

Не поймите меня неправильно, я любил этого паренька. Но было в нем что-то такое, чего понять я был не в состоянии. Взять хотя бы то, что у него был духовный наставник, который (по словам Томми) выглядел и говорил, как Райан Сикрест[5]5
  Знаменитый американский теле– и радиоведущий, постоянный ведущий шоу American Idol. – Прим. переводчика.


[Закрыть]. Вот… А еще он знал вещи, которых знать просто не мог. И эта чертова фура… Не поймите меня неправильно, я до жути рад, что Алекс подоспел вовремя, но это не было совпадением.

Жена Алекса, Марта – родственница Томми по материнской линии. Каким-то образом он сумел зацепиться за эту связь и призвать их на помощь. Видя такое, мне остается лишь развести руками. Но теперь спаситель человеческой расы спрыгнул с узкой лесенки и с громким стуком приземлился возле фуры, отчего я усмехнулся. Он, улыбаясь, взглянул на меня. На самом кончике носа у него висела огромная капля арахисового масла. Это не укрылось от острого взгляда Тревиса, который как раз вышел из-за фуры, замыкая очередной патрульный круг.

Остановившись как вкопанный, Тревис уставился на вопиюще здоровую сладкую каплю.

– Что? – спросил Томми, явно не понимая, что в нем так заинтересовало Тревиса.

Тот не отводил взгляда. Наконец Томми скосил глаза к переносице и заметил каплю, после чего глуповато улыбнулся и пожал плечами.

– Что это было? – спросил Тревис с нотками зависти в голосе.

Казалось, Томми не может решить, выложить все начистоту или притвориться, будто ничего и не было. Само собой, победила честность.

– «Сникерс», – осторожно сказал он.

– У нас есть «Сникерсы» с арахисовым маслом? Но их ведь уже не выпускают! – умоляюще глядя на меня, воскликнул Тревис.

В ответ на его вопросительный взгляд я просто пожал плечами. В этот момент я бы не усомнился, что Томми быстро смотался в альтернативную вселенную, где все еще выпускали «Сникерсы» с арахисовым маслом, и стащил себе несколько штук. Что ж… Вообще-то, конечно, я бы в такое не поверил: я уже знал Томми и был уверен, что он бы точно за них заплатил.

– Были, – ответил Томми, липким пальцем снимая каплю с носа и аккуратно помещая ее в рот.

Все сомнения в том, чем именно подкреплялся Томми, мгновенно исчезли, когда я вытащил порядком изжеванную обертку от «Сникерса» с арахисовым маслом из пасти Генри. Мне было очень любопытно узнать, откуда взялась эта шоколадка, но если бы я развернул бумажку и увидел на ней что-то вроде «произведено в Соединенных Штатах Колумбии», то, ломая над этим голову, только потерял бы драгоценные минуты, которых и так осталось немного. Мир сошел с ума, и урны поблизости не было, но мусорить мне все равно было неудобно, поэтому я сунул изжеванную Генри обертку в карман. Гермофоб[6]6
  Гермофоб – человек, страдающий гермофобией (от англ. germ – микроб) – навязчивым страхом загрязнения и заражения микробами при контакте с предметом или человеком. – Прим. ред.


[Закрыть] внутри меня содрогнулся, когда я взглянул на обслюнявленную ладонь.

– Черт, ну и мерзость, – бросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Впрочем, я тут же забыл о раздражении, мой взор наполнился любовью, как только упал на мой джип. Где-то с неделю назад мы с Брендоном оставили машины – его огромный «Форд Эксплорер» и мой «Джип Рэнглер» – в миле от ворот Литл-Тертла. Оба автомобиля были забиты туристическим снаряжением, боеприпасами, едой и водой – да плюс нашей толпой, – так, что машины начинали походить на фургоны бродячего цирка.

Алекс подождал, пока мы заведем моторы, и только потом включил заднюю передачу. Некоторые пассажиры фуры громко возмущались, что мы остановились слишком близко к разоренному Литл-Тертлу. Я их за это не виню. Я до сих пор не мог поверить, что они вообще вернулись за нами.

Томми высвободился из тетушкиных объятий.

– Томми, ты уверен? – Марта вопросительно посмотрела на него.

Их разговора я не слышал, но общий смысл уловил. Марта хотела, чтобы племянник поехал вместе с ними в кузове фуры. Она наконец-то сумела справиться с потрясением, в которое ее ввергли зомби, и вовсе не желала снова ставить себя под удар, ведь потерю еще одного члена семьи она бы не перенесла. Я прекрасно понял ее огорчение, когда Томми печально ответил:

– Нет, тетушка, я не могу.

– Но почему, Томми? У меня ведь только ты остался из родственников, – взмолилась она.

Я знал, что такие слова не могли не задеть Томми, и уже собрался было попросить ее, чтобы она оставила парня в покое, но вовремя понял, что это было бы неправильно. Они ведь как-никак были родственниками. А я – лишь чужаком. Черт, да я ведь с этим пареньком едва знаком!