Текст книги "Сын миллионера"

Глава VIII
Про вторичный визит и неправильный завтрак

Поднявшись рано утром и уже позавтракав, наши чистильщики обуви отыскали полисмена Мерфи и забрали у него бумажник, чтобы возвратить владельцу.

Подойдя к парадной лестнице, Джим остановился в нерешительности: ему не хотелось встречаться с надменным Тиммоном, который обязательно стал бы расспрашивать их о цели визита.

Но в тот момент, когда мальчик уже решился нажать кнопку звонка, дверь отворилась и на пороге показался Чарльз Лоренц. Он удивленно взглянул на мальчика, но Джим, нисколько не смущаясь, вынул из кармана бумажник и подал его молодому джентльмену.

– Вы ошиблись, мистер Лоренц, – сказал он, – и, видно, не заметили, что дали мне сто долларов.

– Нисколько, – возразил молодой джентльмен, – моя тетушка назначила тебе именно такую сумму.

Мальчик с удивлением уставился на него.

– По сравнению с тем, что ты сделал для Реджинальда, это мелочь, Трейси.

– Но мне не нужна награда. Я сделал бы то же самое и для собаки!

– Ты странный мальчик, раз отказываешься от денег, когда их тебе дают, – заметил мистер Лоренц, с любопытством оглядывая Джима.

– Я не привык получать подачки, я сам зарабатываю себе на хлеб!

– Но ведь ты же нуждаешься в деньгах? Открой счет в банке. Ты знаешь, что это такое?

Вместо ответа Джим вынул из кармана свою грязную банковскую книжку и велел Джейми сделать то же самое.

«Джеймс Грей, один доллар», – прочел мистер Лоренц.

– Я вижу, ты умеешь беречь деньги, – заметил он Джиму, возвращая Джейми его «финансовый документ», – значит, у тебя уже есть маленький запасец на черный день.

Молодой джентльмен кивнул мальчикам головой и отправился на службу, а Джим со своим маленьким другом пошли на поиски работы. Завернув за угол прекрасного дома миссис Лоренц, Джейми вдруг заметил в окне большую клетку, в которой среди роскошных цветов порхали птички.

– О, Джим, взгляни-ка сюда, какое чудо! – воскликнул Джейми, бросаясь к окну.

Джим последовал за ним и тоже залюбовался птицами…

В это утро Реджинальда одели в прекрасный новый костюм, и мадемуазель Кларет смиренно упрашивала своего питомца не мять и не пачкать новой одежды. Вместо ответа мальчик бросился на пол и принялся валяться и брыкаться, как резвая лошадка, только что выпущенная на пастбище.

– О, мистер Реджинальд, вы испортите ваш великолепный костюм! – воскликнула гувернантка, не зная, что ей делать.

– Да, мадемуазель, и буду делать это до тех пор, пока мне не дадут такую одежду, какую я хочу! И я запрещаю вам говорить со мной на вашем противном французском языке.

– Но что же мне делать, сэр? Вы не позволяете мне говорить по-французски, а ваша мама недовольна, когда я говорю с вами по-английски. Как мне угодить вам обоим?..

– Я вам скажу, как вы можете угодить мне, а на маму просто не обращайте внимания, – сказал Реджинальд.

– И чем же я могу угодить вам, сэр? – спросила гувернантка, обрадовавшись случаю снискать расположение воспитанника.

– Исполняйте все, что я вам приказываю, и не делайте того, что я вам запрещаю. И не мешайте делать, что мне вздумается, – присовокупил Реджинальд.

– Хорошо, сэр. Может быть, вам теперь угодно еще немного побрыкаться на полу? – предложила гувернантка совершенно серьезно. Она решила проверить, какое впечатление произведет на ее своевольного воспитанника готовность ему потакать.

– Нет! Если вы хотите, чтобы я повалялся, то я нарочно не сделаю этого. А если вы не хотите, так я сейчас же опять брошусь на пол.

– Вам трудно угодить, сэр, вы просто невозможны и доведете меня до седых волос.

– Нет, этого я не сделаю, мадемуазель. Вы можете быть спокойны насчет ваших красивых черных локонов. Но я ужасно голоден, и вы можете отвести меня к завтраку.

Мадемуазель Кларет пришла в восхищение от столь разумного пожелания своенравного воспитанника и тотчас провела его в столовую, на одном из окон которой как раз и находилась клетка с птицами.

Время общего завтрака уже прошло, и прекрасно сервированный стол, уставленный серебром и свежими букетами, ожидал лишь маленького джентльмена. Реджинальд сел за стол и, болтая ногами, смотрел с недовольным видом на поданные блюда.

– Тут нет ничего вкусного! – заметил он, надув губки.

– Что вы, сэр! Чем же нехороши поджаренный цыпленок, земляника со сливками и кофе со свежей булкой?

– Вы говорите в точности, как доктор Кемпер говорит о «вкусном» лекарстве, – передразнил он гувернантку. – Но все это совсем невкусно!

В это время в столовую вошла миссис Лоренц. Она обычно присутствовала при завтраках сына, чтобы следить, подаются ли ему надлежащие блюда и ест ли он столько, сколько нужно.

– Скажи мне, что ты хочешь к завтраку, дорогой? – спросила она мальчика.

– Я хочу жаренной на рашпере[3]3
  Ра́шпер – решетка для жарения.


[Закрыть]утки и гречневых лепешек, – ответил мальчик.

– Но ведь теперь не время этим кушаньям, мой милый, – заметила мать.

– Тогда дайте мне перепелку на жареном хлебе.

– Перепелок тоже не едят в это время, Реджинальд.

Мальчик с шумом выскочил из-за стола и хотел было выбежать из комнаты, как вдруг лицо его просияло: он заметил две удалявшиеся от окна знакомые фигуры.

– Стой! Стой! – закричал он. – Мама, пошли скорей за ними Тиммона. Это Джим Трейси! Я не съем ни одной крошки, если ты не позволишь ему прийти сюда.

Миссис Лоренц тотчас приказала слуге привести мальчиков в столовую.

– Вероятно, он хочет еще денег! – пробормотала она, когда Реджинальд, выбежавший на парадную лестницу, вернулся с обоими мальчиками.

– Ты пришел ко мне в гости, Джим? – обрадованно спросил Реджинальд.

– Нет, и не думал, – пожал плечами Джим. – Я приходил возвратить деньги.

– Разве тебе показалось мало? – спросила миссис Лоренц.

– Нет, я думал, вы по ошибке дали мне так много, – пояснил Джим.

– Тут не было ошибки. Я дала тебе сто долларов.

– Ведь это безделица, Трейси! – воскликнул Реджинальд. – Я думаю, моя лошадка стоит дороже. Мама, если он не хочет брать денег, купи ему тоже маленького пони… Ах, вот еще что: не хотите позавтракать со мной? – воскликнул Реджинальд, вспомнив, что он голоден. – Я не хочу земляники.

– А я очень люблю ее, – скромно признался Джейми, не сводя глаз с ягод. – Только мне очень давно не доводилось ее есть…

– Так садись рядом со мной и ешь! Мама, вели, пожалуйста, принести еще жареных цыплят для Трейси!

– Я уже завтракал, – возразил Джим, – и не хочу цыплят. Я наелся колбасы.

– Знаешь ли, доктор Кемпер говорит, что весенние цыплята очень хороши и питательны, – уговаривал несговорчивого чистильщика Реджинальд, приводя, незаметно для самого себя, доводы своей матери.

– Мне не нужен доктор, который указывал бы мне, что я должен есть, когда голоден, – возразил Джим, вместе с Джейми следуя за миссис Лоренц в прихожую, куда она пригласила их знаком.

– Прошу вас немедленно уйти, – сказала она тихим голосом. – Я не сомневаюсь, что вы хорошие мальчики, но не могу допустить, чтобы Реджинальд волновался, и не хочу, чтобы вы приходили сюда.

– Будьте спокойны, мэм, – отрезал Джим, – мы сюда больше не придем. Но если ваш младенец опять упадет в воду, вы тоже не волнуйтесь.

В эту минуту на верхней площадке лестницы показался Реджинальд. Полагая, что мать отвела Джима в сторону только затем, чтобы увеличить его вознаграждение, он с минуту прождал в столовой, а затем бросился в переднюю и оттуда на лестницу. Увидев уходящих мальчиков, он вспыхнул от досады и принялся звать их назад.

Джим не обратил никакого внимания на его настойчивые крики. Оглянувшись через какое-то время, он увидел, что Реджинальд стоит на пороге и, весь красный от гнева, топает ногами.

Глава IX
Про бой часов и китайскую вазу

Заботы миссис Лоренц о счастье и здоровье сына достигли размеров, походивших на преследование. Она зорко следила за каждым его шагом, контролировала каждое его движение. Похоронив мужа, она пуще глаза берегла единственного наследника и с помощью всевозможных агентов, доктора и гувернантки руководила его воспитанием.

Жизнь мальчика походила на заведенный механизм: все дни были точно расписаны по часам и ничем не отличались один от другого. Немудрено, что ребенку до тошноты наскучило это невыносимое однообразие, и он зачастую отказывался подчиняться требованиям своих воспитателей, в особенности, когда бой часов возвещал о начале новых занятий.

Однажды в ненастную погоду Реджинальд в обычный час прогуливался вместе с учительницей по крытой стеклом веранде в южном флигеле. Уроки давались мальчику большей частью на французском языке и составлялись как можно легче и привлекательнее, чтобы не слишком утруждать маленького джентльмена. К концу урока он очень заинтересовался одной французской басней… и вдруг послышался бой часов, а вслед за тем и голос матери, напоминавшей, что пора принять лекарство и садиться в ванну.

– Знаете, мадемуазель, когда я вырасту, я никогда не буду делать того, что мне не нравится! – сказал мальчик, нехотя следуя за гувернанткой.

– Чего же вы не будете делать, сэр?

– Я не буду принимать ванны.

– Как можно, сэр! Тогда вы будете ходить грязным.

– А еще я не буду пить лекарства.

– Тогда вы умрете.

– И разобью все часы в доме!

– Тогда вы не будете знать, когда ложиться спать, когда обедать и когда заниматься.

– Я не желаю знать, в какой час что делать! Я буду поступать так, как мне нравится, и заставлю часы и всех других тоже делать то, что я хочу.

– Тогда вы будете нехорошим мальчиком, сэр, и ваша мама будет очень несчастной.

– О, мама и так несчастна, – ответил с живостью Реджинальд, – так что ничего не изменится!

– Значит, вы не хотите, чтобы она была хоть один день счастлива, сэр?

– Но как же мне это сделать? – спросил со вздохом Реджинальд.

– Просто всегда слушайтесь маму, сэр.

– А вы думаете, мне приятно принимать лекарство, когда я совершенно здоров, и бросать интересный урок, когда пробьют часы? И все это только для того, чтобы принимать по сотне ванн в день!

– Сэр!.. – заметила с укором гувернантка.

– Ну, хорошо, я хотел сказать: одну или две ванны, – поправился Реджинальд, любивший говорить правду.

– Это делается ради вашей пользы и чтобы сделать вас лучше, чем вы есть, сэр.

– Разве я такой нехороший, мадемуазель?

– Нет, нет, это не так. Но все ожидают, что вы, как богатый мальчик, сделаетесь еще лучше.

– Тогда я не хочу быть богатым, мадемуазель. Бедные мальчики, наверное, живут лучше меня.

– Да вы же совсем не знаете, сэр, как живут бедные мальчики!

– Почему вы так думаете? Я знаю мальчика слепого торговца – он целый день стоит на углу с маленькой собачкой, мы часто видим его, когда едем мимо. Я знаю сына шарманщика – он всегда собирает медные деньги в чашку. Еще я знаю маленького сына нашего кучера, он часто делает пирожки из песка в нашем саду.

– И вы хотели бы быть таким же, сэр?

– Не знаю. Но мне хочется выйти на улицу и ходить в школу, как делают другие мальчики.

– Но ведь там вы непременно заразитесь какой-нибудь болезнью, сэр! – в ужасе воскликнула гувернантка.

– Ну и что? Ведь я же принимаю столько лекарств! Разве они не вылечат меня? А еще эти ванны!

В эту минуту в комнату вошла опрятно одетая женщина с небольшой корзинкой в руках и, низко поклонившись мальчику и гувернантке, остановилась у порога.

– Ах, вот и миссис Дове! Вы пришли сметать пыль с наших вещей? – обрадовался Реджинальд и попросил гувернантку: – Пойдемте смотреть, мадемуазель, тогда мне не придется сейчас принимать эту несносную ванну…

Реджинальду всегда доставляло большое удовольствие наблюдать, с каким старанием миссис Дове исполняла свою работу, как она открывала серванты, шкафы и стеклянные витрины и вынимала оттуда разные драгоценности и редкости. За уборкой всегда надзирала гувернантка, она же выдавала ключи к шкафам и по окончании работы принимала их обратно.

Реджинальд сидел у стола, подперев подбородок ладонью, и молча следил за кропотливой работой прилежной женщины. Рядом с ним находилась большая витрина с коллекцией редчайших китайских ваз, одна из которых особенно выделялась своей необычайной красотой. Тщательно и осторожно вытерев пыль с вазы, женщина положила ее обратно в подбитый атласом футляр и, поставив на стол, принялась за другие вещи.

Мальчик засмотрелся на прекрасное произведение искусства, и внезапно у него мелькнула мысль, что его жизнь походит на эту вазу. Недолго думая, он подошел к столу и взял вазу в руки.

Мадемуазель Кларет, увидев драгоценную вазу в руках своего неосторожного воспитанника, обомлела от страха.

– Мистер Реджинальд, ради Бога! – воскликнула она, тяжело переводя дух.

Мальчик схватил вазу за тонкое горлышко и, приподняв ее обеими руками, размахнулся, чтобы бросить на пол.

Миссис Дове оглянулась на крик гувернантки и в ужасе протянула руки, словно желая спасти вазу.

– Нет!.. Ради всего святого… – прошептала она.

Но Реджинальд продолжал размахивать вазой как колоколом.

Гувернантка бросилась на колени перед своим строптивым воспитанником.

– Отдайте мне ее! Отдайте! И я сделаю все, что вы захотите! – умоляла она задыхающимся голосом.

Но Реджинальд оставался глух и слеп и продолжал с угрожающим видом размахивать драгоценной вазой. И вдруг до его слуха донесся тяжелый стон, а вслед за тем и шепот:

– Если он разобьет вазу, мы с дочерью лишимся последнего куска хлеба…

Оглянувшись, маленький тиран увидел позади себя миссис Дове. Бедная женщина стояла, закрыв лицо руками, и тихо плакала.

Реджинальд молча положил вазу в футляр и, подойдя к женщине, отвел ее руки от лица.

– Что вы сейчас сказали про хлеб? – спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Ваза!.. – прошептала она в ответ. – Что вы с ней сделали?

– Ничего, – отмахнулся Реджинальд, не понимая ее волнения. – Так что вы только что говорили про хлеб? Почему последний кусок? Ведь во всех булочных сколько угодно хлеба и пирожных!

– Прежде чем купить хлеб, я должна сначала заработать деньги, – проговорила миссис Дове и с облегчением перевела дух, увидев вазу на столе. – А жалованье, которое мне платит ваша матушка, составляет почти весь мой заработок…

– Я вам дам денег, сколько угодно! – воскликнул Реджинальд и сунул руки в карманы, но тотчас вынул их оттуда. – Ах, я совсем забыл, – проговорил он смущенно, – что истратил их на серебряный ошейник для нашей собаки.

– Об этом не беспокойтесь, сэр, – заметила гувернантка, принимая ключи от миссис Дове. – Только, пожалуйста, давайте уйдем отсюда, иначе вам, пожалуй, опять вздумается что-нибудь разбить!

Уходя в другую комнату, Реджинальд услышал, как миссис Дове шепотом сказала француженке:

– Я сказала Лиззи, что вы позволили ей прийти за обрезками тканей. Да вот, она уже тут!

Реджинальд оглянулся и увидел в дверях скромно одетую девочку, у которой разбегались глаза при виде роскошной обстановки дома.

– Я сейчас принесу их, Лиззи, – сказала гувернантка, направляясь к дверям. – Не хотите ли, миссис Дове, пока показать дочке все эти красивые вещицы?

Лиззи Дове оказалась красивой черноглазой девочкой с выразительным личиком. Она с первого взгляда понравилась Реджинальду, наблюдавшему за ней из дальнего угла. С нескрываемым удивлением она смотрела на роскошно обставленную прихожую, на великолепную мраморную лестницу с разноцветными стеклами, перел ивавшимися всеми цветами радуги, на чудесные картины, развешанные по стенам, на крылатого амура и снежно-белые блестящие статуи, как бы желавшие выступить из полумрака.

– Это парадная прихожая, – объясняла ей мать. – Ты бы посмотрела, Лиззи, как тут красиво, когда все освещено и играет музыка, а вся лестница уставлена цветами, и по ней поднимаются нарядные дамы в светлых атласных и шелковых платьях!

– Это просто волшебный замок, мама! Должно быть, его хозяева очень счастливые люди!

Это замечание девочки крайне озадачило Реджинальда: он не понимал, как можно удивляться таким обыкновенным вещам.

– Нет, я очень несчастлив! – сказал он, внезапно выступая из полумрака. – А разве вы не счастливы?

Лиззи вздрогнула: ей показалось, что одна из статуй вдруг заговорила и сошла со своего места.

– Как вы меня испугали! – воскликнула она, придя в себя. – Вы стояли так тихо, что я приняла вас за одну из этих красивых статуй!

– И вы не ошиблись! Я не только статуя, но и синяя китайская ваза! Не хотите ли посмотреть на нее? – спросил Реджинальд, приглашая девочку в кабинет, где хранились редкости. – Видите, какая она красивая в этой красной ткани? Совсем как я!

Лиззи посмотрела на хорошо одетого мальчика, а потом на вазу в ее роскошном футляре.

– Что вы! Вы совсем не похожи на нее! – засмеялась девочка.

– Как же не похож! Мы оба отполированы до блеска и сидим взаперти. Но я когда-нибудь разобью вазу и выпущу ее душу на волю. А потом и сам убегу!

– Что вы хотите сделать, сэр? – спросила гувернантка, поспешно входя с целой охапкой разноцветных лоскутков. – Вы хотите разбить мое сердце?

– Нет, мадемуазель, только синюю вазу!

– Уйдемте скорее из этой комнаты, – сказала француженка. – Я опасаюсь за жизнь вазы. Мистер Реджинальд прикончит ее!

Глава X
Про воздушный сад Лиззи Дове

Лиззи Дове жила со своей матерью под самой крышей очень большого высокого дома, где ее дяде, привратнику, была отведена маленькая мансарда[4]4
  Манса́рда – жилое помещение на чердаке под скатом крыши.


[Закрыть].

Здесь, вдали от пыли, шума, уличной суеты Лиззи могла целыми днями любоваться расстилавшимся внизу городом с серебристой рекой и великолепными зданиями. Их жилище напоминало воздушный замок, и единственными соседями тут были воркующие голуби да легкокрылые ласточки. Скучать Лиззи было некогда: она день-деньской занималась своими книгами и работой.

К тому же и устроенный на плоской части крыши цветник требовал постоянного ухода: дядя девочки расставил там ящики с пышными кустами цветов и виноградной лозой. Зелень красиво обвивала кованую ограду крыши, придавая ей вид воздушного висячего сада.

Любимым занятием Лиззи было сидеть у окна и одевать своих «сироток» – так она называла сломанных кукол, подаренных ей богатыми девочками. Почти все они были сильно изуродованы и лишены кто рук, кто ног или глаз, а некоторые остались даже без головы или, как говорила Лиззи, «были совсем мертвые». Последних оставалось разве что похоронить на кладбище, устроенном девочкой для кукол. Но случалось, что порой Лиззи получала в подарок только одну головку. Тогда девочка приставляла ее к безголовому туловищу, и получалась вполне приличная кукла.

Этих кукол Лиззи собирала не для себя, а для маленьких пациентов больницы Сестер милосердия, куда она ходила раз в неделю навещать своего неизлечимо больного кузена Робби. Однажды ей удалось сделать хорошенькую куколку для больной девочки, и Робби тотчас попросил ее смастерить похожую – для другой своей приятельницы. После этого и остальные дети стали наперебой заказывать Лиззи таких же нарядных кукол, и девочка попросила мать доставать ей лоскутки у хозяев домов, в которых ей доводилось работать.

Возвращаясь домой от миссис Лоренц, Лиззи за всю дорогу не проронила ни слова и задумчиво шла рядом с матерью.

«О, мои бедные, маленькие сиротки! – думала она о своих куклах. – Если бы у вас был такой дворец, вы жили бы как в раю, ходили бы по мраморной лестнице в светлых платьях, слушали бы музыку и любовались чудесными цветами. А потом я укладывала бы вас спать в кабинете рядом с прекрасной синей вазой. Но нет, мои бедные, несчастные куклы, куда вам жить в таком дворце с вашими разбитыми головками, сломанными носами и выколотыми глазами! Будьте довольны и тем, что с вами еще знается наш маленький хромой Иосиф, горбатая Нелли и мой бедный Робби. Нет, такая счастливая жизнь не для вас, мои дорогие!»

Весь вечер Лиззи так же задумчиво просидела над работой. Сердце ее переполняли новые нахлынувшие на нее думы: недолгое пребывание в доме миссис Лоренц оказалось важным событием в ее юной жизни.

– А знаешь, мама, – прервала она наконец молчание, – кажется, этот красивый мальчик и в самом деле несчастлив. Вот если бы я жила в таком дворце и могла бы всегда любоваться такими прекрасными вещами, я была бы очень счастлива!

– Разве ты несчастна, Лиззи? – спросила мать.

– Ах, нет, мама! Я совершенно счастлива и сказала не подумав! Ведь со мной ты, дядя, Робби, мои дорогие куклы, мой садик и любимые книги. Я только не понимаю, отчего этот хорошенький мальчик чувствует себя несчастным, когда у него есть все, чтобы быть счастливым?

– Счастье не во внешнем блеске, дитя мое.

– Ты всегда говорила мне, мама, что только те люди счастливы, которые довольны своей долей. А по лицу этого мальчика видно, что он недоволен.

– И все-таки у него все есть, чтобы быть счастливым, – заметила миссис Дове.

– И как странно он говорит! – продолжала девочка. – Но он все-таки очень мне интересен. Ах, если бы его мама позволила ему прийти сюда! Он бы посмотрел, как мы живем…

– Мы не такие люди, Лиззи, к которым миссис Лоренц отпустит своего сына. Кроме того, он не увидит здесь ничего такого, что помирило бы его с собственной долей.

– Но знаешь, мама, если бы он пошел со мной в больницу и посмотрел там на несчастных маленьких больных, хромых, горбатых и убогих, то понял бы, как он счастлив. Ты слышала, он сказал, что когда-нибудь убежит? И отчего это, мама, люди ищут чего-то, если у них уже все есть?

– Оттого, моя дорогая, что человек редко бывает доволен своей долей и не сознает, что не нажитое добро, а добрые дела делают его довольным жизнью.

Лиззи никогда не ходила в школу, с ней занималась мать, бывшая в молодости сельской учительницей. Девочка училась очень прилежно, была не по летам любознательна, и ее жизнь в маленькой мансарде, в обществе любимой матери и баловавшего ее дяди напоминала тихий ручеек в ясный летний вечер.