Текст книги "Девушка с глазами львицы"

Глава девятая. Необычная подруга

Ноябрьская погода не радовала: уже неделю моросящий дождь занудно и методично долбил Лондон. Зато в домах затопили камины, и огонь бодро трещал за бронзовыми и чугунными экранами, даря уют и покой. В гостиной синьоры Молибрани к приезду гостей тоже разожгли камин, и Лиза, не занятая на уроке вокала, устроилась у огня, поставив ноги поближе к решётке.

Вспомнив странную просьбу Кассандры, она, хоть и сомневалась, но всё же приехала сегодня в гости к примадонне вместе с Генриеттой и Джоном. Однако хозяйской дочки пока дома не было, и княжна, чтобы не мешать своим друзьям, приступившим к занятиям, устроилась у огня и приготовилась ждать. Приятное тепло приласкало, окутало нежным покрывалом, и Лиза, прикрыв глаза, вновь погрузилась в свои мечты. Мелькали дорогие сердцу картины: сверкала белозубая улыбка, а синие глаза с нежным вниманием глядели сквозь прорези маски. Но чары развеял шум шагов: в гостиную, на ходу разматывая большую кашемировую шаль и снимая шляпку, вошла Кассандра.

– Прошу прощения за опоздание, – улыбнулась она Лизе, – но маме привезли из Италии новые партитуры, и я ездила в театр, чтобы она не теряла зря времени перед спектаклем.

– Я всё понимаю. Со стороны сеньоры Джудитты было так любезно пригласить нас к себе при такой занятости, – отозвалась Лиза. – Наверно, вашей маме нужно отдыхать, а она тратит время, обучая других.

– Она считает, что должна отдавать свои знания, так же, как когда-то их передали ей. Мама и меня всю жизнь учила, – призналась Кассандра.

– Так вы тоже поёте?! И мы сможем вас послушать?

– Вам нет нужды слушать меня, когда вы слышите её. У меня такой же голос. Но две певицы с одним и тем же тембром и одним именем никому не нужны, поэтому сейчас поёт мама, а потом, когда она сама решит, что пора, мама уйдёт, а я её заменю. – Кассандра внезапно нахмурилась и спустя мгновение добавила: – Если доживу до этого.

– Почему вы так говорите? – удивилась Лиза.

– Потому что знаю – так же, как вы знаете то, что должно случиться с вами и вашими близкими. Разве это не так?

– Кто вам сказал? – испугалась княжна.

– Никто. Просто вы – одна из нас. Я первая «такая же», встретившаяся на вашем пути, а я уже видела трёх, и одна из них была моей собственной бабушкой. Вы же сейчас чувствуете мурашки на коже? Это потому, что я рядом, – объяснила Кассандра. – Я, например, ощутила ваше присутствие ещё в вестибюле.

– Вы правы, – призналась Лиза и, не выдержав, спросила о главном: – А вы тоже слышите мысли людей?

– Слышу, и вижу их будущее. До смерти бабушки я могла лишь предсказывать судьбу человека по его ладони, что, впрочем, не удивительно для наполовину цыганки. Но, умирая, бабушка передала мне свою силу, и теперь я слышу мысли людей и предсказываю их судьбу, просто глядя на человека или взяв в руки его вещь.

– А разве эту силу можно передать? – Лиза уже не знала, что ей и думать, но Кассандра была так убедительна, что княжна, даже против своей воли, верила ей.

– Можно! Только надо, чтобы в миг, когда отлетает душа, «такая же» стояла рядом с умирающей и держала её за руку.

Кассандра сказала «такая же», значит, мужчин с подобным даром не бывает? Смущенная Лиза постеснялась спросить об этом и, чтобы скрыть растерянность, перевела разговор, кивнув на огромным аметист в медальоне Кассандры:

– Какой красивый камень! Я заметила, что вы носите этот медальон не снимая.

– Я дала слово, что, пока жива, он будет на мне. Впрочем, это печальная история, которая началась давно, но пока ещё не закончена…

Не снимая с шеи золотой цепи, Кассандра приоткрыла крышку медальона и показала Лизе написанный на слоновой кости парный портрет, где представительный мужчина средних лет держал за руку красавицу в белом платье и с диадемой на голове. Красавицей, вне всяких сомнений, была сама Кассандра.

– Какая вы здесь красивая, – восхитилась Лиза.

– Это не я, это – мама. Тогда она ещё была герцогиней Молибра, а мужчина – мой отец, кузен испанского короля. Их история оказалась самой настоящей драмой, но если хотите, я могу всё рассказать.

Лицо Кассандры стало печальным, и Лиза, утешая, коснулась её плеча. Отрезвление пришло сразу: поток холодного пламени больно обжег руку.

– Привыкайте! Между «такими же» всегда пробегает огонь нашей силы, – заметила Кассандра, а потом собралась с мыслями и начала свой рассказ:

– Моя бабушка, в честь которой назвали и меня, родилась в пещерах Сакрамонте – цыганском районе Гранады. Мы с мамой очень похожи на неё в молодости, да и голос у бабушки был такой же, только не поставленный, а песни, которые она пела, исполняют лишь в Испании. Так получилось, что на празднике, где она развлекала народ, её увидел молодой граф. Он влюбился в красивую цыганку с первого взгляда и начал её преследовать. Но тогда всё решалось просто. Граф пришёл в пещеру, где жили родители Кассандры, и предложил им за дочь много золота. Это и сейчас не редкость в цыганских семьях, а тогда и подавно считалось в порядке вещей, так что девушку ему продали. Граф забрал её в свой замок, где счастливо прожил с ней три года. Когда он узнал, что Кассандра беременна, то втайне от родных женился на ней. В положенный срок родилась моя мама, унаследовавшая от своего отца лишь светлую кожу, а всё остальное взявшая от Кассандры. Но два года спустя началась война, деду пришлось вернуться в полк, а через месяц он погиб. Наследники во главе с гордой старухой – матерью погибшего графа, презрительно посмотрели на цыганку с маленькой дочкой на руках. Они не сочли нужным даже поговорить с ней и выгнали за ворота замка.

Кассандра, вздохнув, замолчала, потом бросила взгляд на замершую Лизу и продолжила:

– Бабушка вернулась к своему народу и вырастила мою мать в той же пещере в Сакрамонте, где родилась сама. А потом история повторилась. Мама, уже тогда обладавшая удивительным голосом, с детских лет пела в монастыре Святой Каталины. Наша церковь запрещает женщинам петь в храмах, и добрые монахини, любившие девочку, разрешали ей петь хоралы в монастырском саду, а сами приходили её послушать и очень хвалили. Маме было шестнадцать, когда её пение услышал вдовец-герцог, недавно похоронивший жену в фамильном склепе при монастыре. Тот решил, что это поёт ангел, прилетевший забрать его боль, начал молиться об упокоении своей супруги, и на душе его полегчало. Герцог стал приходить в монастырь, где пела мама, и слушать её, а потом увидел девушку, идущую по саду в сопровождении монахинь. Так же, как и мой дед, отец влюбился с первого взгляда. Он тоже пришёл в пещеру, предлагая золото в обмен на мою мать, но бабушка отказалась с ним даже разговаривать. Тогда он начал преследовать юную певицу, засыпая признаниями и подарками, и наконец покорил её сердце. Мама решилась – и ушла к своему любимому.

Кассандра замолчала. Она явно побледнела, похоже, ей было не просто говорить о семейных тайнах, но она всё-таки смогла продолжить:

– Герцог был вдовцом, у него уже имелся наследник – прекрасный юноша, продолжатель рода. Зачем ему было на кого-то оглядываться? И он посчитал, что теперь свободен от обязательств перед титулом и может поступить так, как велит ему сердце. Герцог женился на своей избраннице. И они зажили на удивление счастливо. В Гранаду даже приехал сын герцога, он хотел познакомиться с молодой мачехой. Семья воссоединилась, и все были этому рады. А потом что-то случилось, и у герцога появились подозрения, что его молодая жена состоит в преступной связи с его сыном. Двойное предательство убило любовь герцога, он приказал сыну убираться из дома, а жену запер в её комнате. Когда же она, надеясь смягчить ненависть обезумевшего мужа, сообщила, что беременна, герцог приказал избавиться от ребенка. Для мамы это было немыслимо. Она отказала мужу, а ночью, связав простыни и спустившись по ним из окна, сбежала.

– Боже мой! – ужаснулась Лиза. – Она же могла разбиться, и погибли бы двое…

Кассандра лишь усмехнулась и с гордостью объяснила:

– Мама никогда и ничего на свете не боялась. Она вернулась в пещеру, и бабушка ни словом не упрекнула свою дочь. В ту же ночь цыгане переправили их обеих на корабль, идущий в Италию. Там мама училась пению, а Кассандра сделалась самой знаменитой гадалкой Неаполя. Когда я родилась, мама назвала меня в честь бабушки и отдала ей на воспитание, а сама начала выступать в театрах Италии.

Кассандра закончила рассказ и, глянув в полные сочувствия глаза Лизы, улыбнулась.

– Не всё так плохо, – заметила она, – мы с мамой очень любим друг друга, и у нас дружная семья. А в медальоне спрятаны доказательства моих прав. За портретом лежат свидетельство о венчании родителей и моя метрика. Мама взяла с меня клятву, что эти бумаги и портрет родителей всегда будут находиться в медальоне, а я буду носить его постоянно.

История оказалась стара как мир, где любовь и предательство непременно ходят рядом. Кассандра выросла без отца, а что это такое Лиза знала и по себе. Уже не опасаясь сполохов странного холодного огня, она пожала руку Кассандры и сказала:

– История и впрямь драматическая. Я понимаю вашу печаль, ведь сама рано потеряла родителей, а потом и бабушку, которая растила меня и сестёр после их смерти. Я до сих пор тоскую по ним. Но вы – счастливица, ведь у вас есть мама. Однако позвольте спросить – вы упомянули о способностях своей бабушки. Они у неё не пропали, когда она стала женой своего графа?

– Бабушка говорила, что до замужества могла ещё беседовать с духами, а после того как стала женщиной, этот её дар пропал. Но она читала мысли людей и предсказывала им судьбу до самой своей смерти, – вспомнила Кассандра.

Больше она ничего не успела сказать: стук закрываемого фортепьяно возвестил об окончании урока. Джон и Генриетта благодарили свою наставницу.

– Как жаль, что они уже закончили, а мы не успели с вами договорить, – расстроилась Кассандра. Она с надеждой заглянула Лизе в глаза и предложила: – Приходите к нам завтра в это же время. Мама будет заниматься с вашими друзьями, а мы поболтаем часок-другой.

Лиза с восторгом согласилась. Она тоже хотела вновь увидеть Кассандру. Столько вопросов вертелось у неё на языке! Наконец-то нашёлся человек, который сможет на них ответить. Пусть сегодня они с Кассандрой расстанутся, но завтра вновь обязательно встретятся, а потом будет ещё день, а за ним следующий. Как хорошо, когда у тебя есть подруга, такая же необычная, как и ты сама.

Глава десятая. Загадочная беседа

Как хорошо, что скамья свободна! Агата Андреевна побыстрее заняла её. В этой части Гайд-парка мест для наблюдения было немного, а эта скамья оказалась настоящей находкой: маленькая, аккуратно, как плотной зелёной стенкой, прикрытая ровно выстриженной живой изгородью. Шла уже первая декада декабря, но вечнозелёная листва самшитовых кустов смотрелась по-прежнему густой и яркой. Ни дождя, ни, тем более, снега сегодня не было, низкие серые тучи к полудню стали разбредаться, края их подкрасились солнцем до ослепительной белизны, а в прогалинах заиграла яркая лазурь. Так что день выдался хорошим, а значит, и принцесса Шарлотта должна была появиться на прогулке в Гайд-парке. Орлова уже изучила весь маршрут, по которому проезжало ландо наследницы престола, и выбранное место казалась фрейлине самым удобным наблюдательным пунктом. Скамья стояла на пересечении двух аллей, экипаж проезжал совсем близко, и на лице Шарлотты были заметны малейшие оттенки чувств.

Орлова давно уже отказалась от идеи наблюдать за принцессой на балах или приёмах. Там Шарлотта была очень взволнована и вела себя ненатурально, зато Гайд-парк, где наследница чувствовала себя свободной от строгих норм этикета, подошёл для наблюдений как нельзя лучше. Агата Андреевна, пожалуй, и сама не до конца понимала, что же она пытается найти в лице принцессы. Какого «окончательного подтверждения» ждёт? Шарлотта оказалась красивой и избалованной, перепады её настроения ни для кого в столице не были секретом: принцесса могла зарыдать, а потом тут же расхохотаться. Конечно, для семейной жизни эти свойства характера подходили мало, но, если супруги будут жить в разных странах, то всё как-нибудь сгладится. Так что же такое должна была прочитать русская фрейлина на лице британской наследницы прежде, чем она сядет за письмо к императрице Марии Фёдоровне? Орлова и сама не знала…

Понятно, что надо писать «да». Так зачем же оттягивать неизбежное, таскаясь сюда каждый день? Но Орлова знала, что придёт сюда завтра и на следующий день, и будет ходить на эту аллею до посинения, пока не уловит то неуловимое «нечто», которое всё расставит по своим местам, а её совесть наконец-то успокоится.

Агата Андреевна пришла заранее. По её прикидкам выходило, что ландо принцессы появится на аллее не ранее чем через полчаса. Фрейлина осмотрелась по сторонам. Не хотелось бы сейчас увидеть толпы гуляющих. В противостоянии между принцем-регентом и его строптивой дочерью симпатии жителей его страны были целиком на стороне Шарлотты. Наследницу престола обожали. Британцы в своих мечтах видели её ангелом благородства и справедливости. Насколько народ не любил отца Шарлотты и его гуляк-братьев, настолько же обожествлял наследницу престола.

Бедняжка, как можно жить под таким гнётом всеобщих ожиданий? Орлова от души жалела Шарлотту. Принц-регент – один, да к тому же какой-никакой, но родитель, а тут миллионы незнакомых людей, связавших с принцессой сокровенные чаяния. Но жизнь – штука сложная, многое так и останется несбыточной мечтой, тогда все обманутые упования обернутся ненавистью к королеве, не оправдавшей надежд, и придётся Шарлотте влезать в шкуру своего ненавистного отца.

Впрочем, философские мысли недолго занимали Агату Андреевну: её отвлёк разговор за живой изгородью. Беседовали две женщины, и, судя по голосам, обе они были молоды. Разговор вёлся по-французски, так что фрейлина всё понимала, а услышанный вопрос её поразил:

– Кассандра, у тебя не бывает такого чувства, что ты испытала огромное счастье, но знаешь, что его время ушло, а теперь надвигается что-то плохое? Как будто ты предчувствуешь беду?

Похоже, что та, кого назвали Кассандрой, испугалась, в её голосе зазвучал даже не страх, а ужас:

– Когда ты это почувствовала?

– Несколько дней назад. Я пыталась отогнать эти мысли, боясь сама себя сглазить, но мне всё время кажется, что я вижу близких в последний раз. Не могу насмотреться на родные лица, хотя нет никаких причин для печали.

Ответа не было так долго, что застывшая за живой изгородью Орлова уже почувствовала облегчение, но Кассандра наконец тихо сказала:

– Лизи, нас предчувствия никогда не обманывают. Если это чувство не уйдет, ты должна готовиться к тому, что несчастье случится. У меня есть только один рецепт от предчувствий: постараться гнать тяжкие мысли, но, если они возвращаются, я смиряюсь с неизбежностью.

Орлова была озадачена. Она попыталась представить себе говоривших. По интонациям, тембру голоса, чувствам, сквозившим в речах незнакомок, ей показалось, что та, кого зовут Кассандрой, скорее всего, опытнее и сильнее, а вот Лизи, если и не слаба духом, то, по меньшей мере, полна сомнений. Разговор был настолько любопытным, что Агата Андреевна не поленилась привстать со своей скамьи и попыталась разглядеть беседующих женщин. Но она не увидела даже их силуэтов – мелкие блестящие листочки, слившись в сплошную зелёную стену, надёжно оберегали свои тайны.

Цокот копыт по гравию аллеи отвлёк Орлову. Неужели принцесса? Рановато…

Однако из-за поворота и впрямь показался выезд Шарлотты: серые кони, запряжённые четверней, открытое ландо с гербом на лаковой дверце и сама наследница престола в крытой алым бархатом ротонде и замысловатой шляпке с кудрявым пером. Рядом с ней восседала крупная дама с постным лицом, строго взиравшая по сторонам.

«Чёрт побери, чуть было не пропустила», – обругала себя Орлова. Ей стало стыдно, что занялась посторонними делами, а о главном забыла.

Фрейлина привстала, всматриваясь в лицо принцессы. Сегодня Шарлотта была необычайно хороша. Её прекрасные голубые глаза казались мечтательно-томными, она улыбалась собственным мыслям. Ну, прямо-таки ангел!

«Всё, пора кончать наблюдения, – решила Орлова. – Сегодня же нужно написать императрице-матери, что задуманный брак возможен».

Свернув на другую аллею, ландо миновало скамью. Агата Андреевна уже собралась выйти из своего укрытия, но за живой изгородью вновь зазвучали голоса:

– Ты побледнела, Лизи! Что с тобой?! – испуганно спрашивала Кассандра.

– А разве ты ничего не почувствовала?

– А что я должна была почувствовать?

– Ты разве не увидела этого?

Кассандра, похоже, совсем запуталась:

– Господи, да о чём это ты, Лизи?!

Невидимая Лизи молчала. Орлова затаила дыхание. Разговор стал уже не просто странным, а даже жутковатым. Что это за Лизи такая? Как будто подслушав её мысли, странная девушка подала голос:

– Я сейчас посмотрела в лицо принцессы Шарлотты и поняла, что та не жилица.

– Но ты же не в первый раз её видишь. Помнишь, она была на премьере «Танкреда»? Ваша ложа была недалеко от королевской, ты могла хорошо её рассмотреть.

– Нет, тогда мне ничего подобного не приходило в голову, – расстроенно ответила Лизи. – Я это поняла только сейчас.

Голоса смолкли, а до Орловой вдруг дошло, что её руки дрожат. Она не могла сказать почему, но знала, что загадочная Лизи права. Это было то самое неуловимое «нечто», которое она сама всё время пыталась отыскать в лице прекрасной наследницы британского престола. Шарлотта жила за гранью реальности: нелюбимый ребёнок, она потратила слишком много сил, пытаясь добиться для себя того, что другие дети имеют с рождения, а на взрослую жизнь сил у неё просто не осталось.

Острая боль занозой застряла в груди Орловой. Сердце! Только не сейчас!..

Фрейлина рухнула на скамью, пытаясь совладать с болью. Заноза не отпускала, сердце билось в груди, как птица о прутья клетки. Только бы пронесло! Орлова представила на мгновение, что сейчас сердце застынет, а она так и останется сидеть на холодной скамье в столице чужой страны. Никто даже не узнает, кто она такая!

Чтобы выровнять дыхание, Агата Андреевна, принялась массировать грудь. Воздух наполнил лёгкие, и боль в сердце стала затихать.

– Всё будет хорошо, сейчас полегчает, – прошептала Орлова, и собственный голос взбодрил её.

Просто нужно успокоиться!.. Боль затупилась, а потом совсем затихла, но Орлова вдруг поняла, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Слабость была такой страшной и, казалось, не уйдёт больше никогда. Сколько просидела Агата Андреевна на скамье – с десяток минут или час – она не представляла, но потом всё же поднялась и сделала несколько шагов. Держась за ветки живой изгороди, Орлова вышла на аллею и побрела к выходу из парка. На её счастье, прямо у ворот седоков ждал пустой кэб. Фрейлина назвала кучеру адрес и забралась внутрь экипажа.

Только дома Орлова вздохнула с облегчением. Она накапала себе лекарство, выпила его и легла в постель, и лишь тогда вспомнила, что не заметила на аллее никаких женщин. Как видно, гулявшие дамы успели уйти, пока она приходила в себя после сердечного приступа.

– Значит, так тому и быть! Хватит с меня мистики, – прошептала Орлова.

Вот только письмо императрице-матери она писать почему-то раздумала. Может, немного попозже? Например, на Рождество.

Глава одиннадцатая. Кровавый сочельник сыщика Гаррисона

24 декабря 1814 г.

Многолюдная компания, всё лето прожившая в доме Черкасских, потихоньку растаяла: вскоре после отъезда хозяев в Вену, засобирались в Гленорг-Холл молодожёны – Долли с мужем, а потом Луиза де Гримон увезла в Париж свою племянницу Генриетту. Лорд Джон остался в Лондоне, чтобы не прерывать занятий с примадонной, но и он в канун Рождества затосковал и, быстренько собравшись, уехал к брату. В доме остались лишь графиня Апраксина с компаньонкой и Лиза, ведь годовалый сын брата Алексея был пока не в счёт – слишком уж мал. Впрочем, старая графиня всё равно хлопотала, собираясь устроить праздник, и легко согласилась, когда Лиза отпросилась в гости к подруге:

– Поезжай, дорогая, только не опаздывай к ужину.

Старушка поспешила на кухню, где нынче пекли и варили лишь русские блюда, а Лиза распорядилась заложить карету.

На улице похолодало, да и легкий снежок то шёл, то прекращался, поэтому Лиза закуталась в чёрную соболью ротонду – рождественский подарок сестры Долли. Наконец экипаж подали к крыльцу, и княжна поспешила в дом сеньоры Молибрани. Всю дорогу Лиза пыталась разобраться в своих чувствах и в конце концов признала, что Кассандра уже стала для неё ближе родных сестёр. Конечно, грех было так думать, а тем более говорить, но что же делать, если лишь рядом с подругой Лиза не страшилась своего дара. Оставалось только надеяться, что сестры никогда ни о чём не догадаются.

В доме примадонны уже царило праздничное оживление: с кухни плыли сладкие запахи, гостиную украшали ветки омелы и остролиста, а в камине вовсю горело огромное рождественское полено. Увидев в окошко подъехавший экипаж, Кассандра выбежала навстречу подруге. Она обняла Лизу, поторопила:

– Пойдём, мама поёт рождественские песни, а это стоит услышать!

В большой гостиной собрались слуги. Хозяйка сидела за фортепиано. Она показалась Лизе настоящей королевой: удивительно красивая в нежно-голубом кружевном платье и роскошном ожерелье из нескольких нитей крупного жемчуга, примадонна улыбнулась барышням и поманила их к себе. Кассандра взяла Лизу за руку и повела за собой к фортепиано.

– Сейчас мы поём с тобой вместе, дорогая, – сказала примадонна дочери.

Она заиграла рождественский гимн, а потом запела. Чарующий, глубокий голос заполнил комнату, как всегда, произведя ошеломляющее впечатление. Лиза боялась даже вздохнуть, и тут к контральто примадонны присоединилось бархатное меццо-сопрано. Это запела Кассандра. Два волшебных голоса то сливались, дополняя друг друга, то разлетались в волшебной игре. Это было настоящее чудо! На глаза Лизы навернулись слёзы. Она плакала и слышала, как за её спиной всхлипывают слуги.

Кассандра блистательно взяла верхние ноты, а примадонна – последний аккорд, и музыка смолкла. Волшебство исчезло… Раздались аплодисменты, и Лиза как будто вернулась с небес на землю. Сеньора Молибрани поднялась из-за инструмента и обратилась к слугам:

– Спасибо вам всем! Счастья вам в этот святой день, здоровья и удачи.

Называя одно за другим разные имена, примадонна вручала подарки, приготовленные на столике у фортепиано.

– Пойдем, погуляем, – предложила Кассандра, – Как удачно, что ты ещё не сняла ротонду, ну а я быстро оденусь.

Она вернулась ровно через минуту и повела Лизу в сад. Морозец, прихвативший лужи хрупким ледком, сейчас отступил, сквозь невесомый покров снега пробивалась густая зелень газона. Было свежо, но не холодно. Лиза вздохнула полной грудью. Нежное чувство, родившееся под пение гимнов, грело душу и обещало счастье. Как, оказывается, мало надо, чтобы в сердце поселилась надежда: рождественская песнь и два изумительных голоса.

– Как же ты хорошо поёшь, – сказала подруге Лиза, – а вдвоём с матушкой вы поёте просто божественно. Я даже не представляла, что такое бывает.

– Спасибо, – обрадовалась Кассандра. – Это мой самый любимый подарок на Рождество, когда мама поёт гимны вместе со мной.

– Я тоже хотела сделать тебе подарок, – встрепенулась Лиза, но тут же смутилась: она не знала, как Кассандра отнесётся к её идее.

– Да говори же, – подбодрила её подруга.

Лиза наклонилась к ней и прошептала свою просьбу ей на ухо.

– Я согласна, но и ты сделаешь то же самое, – согласилась Кассандра.

Они взялись за руки… Странный хлопок показался обеим очень громким. Что это? Обе осознали это одновременно: в гостиной прозвучал выстрел. Кассандра рванулась к дому, Лиза кинулась следом, но её ботинок попал в выбоину на мощеной дорожке и нога подвернулась. Княжна рухнула на четвереньки, больно отбив ладони. Из-за распахнутой двери донёсся крик. Кассандра что-то кричала на незнакомом языке. Лиза вскочила и бросилась к дому. Пока она, прихрамывая, добралась до открытой двери, за стеклом мелькнули языки пламени.

Лиза влетела в открытую дверь и ужаснулась. На полу рядом с фортепиано лежала сеньора Джудитта. На голубых кружевах её прекрасного платья расползалось алое пятно. Глаза примадонны смотрели вверх, но было ясно, что женщина мертва. Вся комната пылала: огонь плясал на шторах и мебели, чёрным дымом чадил ковер. Посреди этого ада метались двое мужчин. Невысокие, смуглые и горбоносые, с пистолетами в руках, они показались Лизе воплощением смерти. От страха она даже забыла о Кассандре, но подруга сама напомнила о себе, что-то крикнув преступникам. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Лиза упала первой, а следом рухнула дочь примадонны.

Особняк примадонны пылал, как факел. С треском вылетали стёкла, рушились перекрытия, и, хотя крыша пока уцелела, ни у кого из зевак, стоявших вдоль улицы, не было сомнений, что скоро и она провалится, доконав то, что ещё несколько часов назад было красивым и уютным домом первой певицы Европы.

Слуги примадонны в наспех накинутой одежде и с непокрытыми головами жалкой группкой собрались у ворот, беспомощно взирая на стену огня за лопнувшими окнами. Хозяева соседних домов, опасаясь за собственное имущество, тревожно ожидали финала трагедии.

– Я говорила, что соседство с певицей принесёт нам беду, а ты мне не верил! – истерически крикнула своему мужу баронесса Рочклиф. – Что будет, если ветер подует в нашу сторону?

Баронесса, припав к окну, заламывала руки. Соседний дом являл собой ужасное зрелище, и в глазах бедной дамы уже вставали кошмарные видения горящих ковров и гардин в её собственной гостиной.

Её супруг, разместившийся у соседнего окна, счёл за благо согласиться:

– Да, ты права, становится опасно.

За двадцать лет крепкого английского брака он хорошо усвоил, что подходить к жене, находящейся в столь нервном состоянии, опасно. Опытным глазом прикинув безопасное для себя расстояние, барон развлекался тем, что наблюдал за людьми на улице. С соседской прислугой всё было ясно – растерялись, как бараны. Он всегда говорил, что иностранцы не умеют школить слуг, и в очередной раз оказался прав. Какая-то женщина в большой пёстрой шали, накинутой на тёмное платье, металась от одного бездельника к другому, пытаясь чего-то добиться, но бестолочи лишь разводили руками. Небось такая же иностранка, как и примадонна, уговаривает этих олухов заняться их прямыми обязанностями – начать тушить дом.

«Ничего-то у неё не выйдет», – давным-давно решил барон. Женщину ему было жалко – и как только у неё сил хватает метаться в одном платье под мокрым снегом?

Даму в пёстрой шали уже, похоже, колотило от холода. Она всё сильнее сжимала плечи, натягивая шаль. Барон даже придумал было заключить сам с собой пари, сколько ещё минут иностранка продержится на декабрьской улице, но его отвлекла жена:

– Мы сгорим!.. – заверещала она.

Барон снисходительно пояснил:

– Но слуги уже больше часа поливают водой крышу нашего дома. Даже если в эту сторону полетят головешки, крыша не загорится. Но на самом деле следовало бы начать заливать и пожар.

– Я не собираюсь посылать своих слуг, чтобы те, рискуя жизнью, спасали имущество иностранки, – пренебрежительно фыркнула баронесса.

– Дорогая, я, как всегда, полностью с тобой согласен, – привычно сообщил ей муж. – Я думал обезопасить наш дом, но если ты возражаешь…

– Ты хочешь сказать, что я против того, чтобы защитить собственное имущество? – изумилась баронесса. – За кого ты меня принимаешь? Немедленно распорядись, чтобы слуги начали заливать пожар, и раздай ведра этим бездельникам, торчащим перед домом своей хозяйки. Пусть поработают.

Барон отправился отдавать приказания. Лично ему соседка нравилась, а когда он летом через открытые окна слышал её пение, особенно на два голоса с дочерью, барону казалось, что его душа уже переселилась в рай. Если можно было хоть что-то сделать для примадонны и её красавицы-дочки, он был готов попытаться. Объединив усилия, слуги обоих домов и многочисленные желающие из толпы стали вёдрами таскать воду из пруда Рочклифов, успешно сбивая пламя через окна. На небесах, как видно, оценили столь благородный жест барона, поскольку оттуда тоже пришла помощь: из чёрных грозовых туч хлынул холодный дождь, перемешанный со снегом. Окончательно залив первый этаж, спасатели-добровольцы поднялись на второй и воду передавали уже не по цепочке, как раньше, а поднимали на верёвках. Люди с ведрами всё прибывали, и уже где-то через час пожар был окончательно потушен.

Стоя на крыльце своего дома, барон попыхивал сигарой и жалел, что так и не узнал, сколько ещё продержалась на улице дама в шали. Вроде бы та исчезла с началом дождя. Или раньше?

Высокий человек в чёрном пальто прервал его размышления:

– Ваше сиятельство, я Гаррисон, сыщик с Боу-стрит. Мы собираем сведения для судьи. Тут по всему выходит, что пожар устроили нарочно, чтобы скрыть другое преступление. Мы сейчас ищем ваших соседок. Вы видели что-нибудь подозрительное?

– Дайте подумать, – начал вспоминать барон. – Ничего особенного я не помню, но видел из окна, как перед входом в дом примадонны долго стояла карета, запряжённая парой белоснежных лошадей. Этот экипаж появлялся здесь и раньше. Обычно в нём приезжали молодой человек и две барышни.

– А кто эти люди, вы не знаете? – уточнил сыщик.

– Нет, не знаю, но вы можете узнать это сами, – заметил барон, указав на подъезжавшую упряжку, – именно про эту карету я и говорил.

Гаррисон откланялся и поспешил к экипажу, остановившемуся напротив сгоревшего дома. Сыщик подошёл как раз в ту минуту, когда спрыгнувший с запяток лакей распахнул дверцу и протянул руку бледной как мел пожилой даме, помогая той спуститься на землю.

– Простите, мэм, – окликнул даму сыщик, – вы кого-то ищете?

– Да, сэр, помогите мне, пожалуйста. – Старушка тут же вцепилась в руку Гаррисона. По её акценту нетрудно было понять, что дама – иностранка. Её руки тряслись, но она всё-таки смогла продолжить: – Я русская графиня Апраксина. В этом доме находилась в гостях моя внучатая племянница, светлейшая княжна Черкасская. Кучер ждал её возвращения, а потом увидел, что дом горит. Ничего не сумев добиться от здешних слуг, он поехал за мной. Вы что-нибудь знаете? Где моя девочка?

Ну, вот и началось! Потерпевшая явилась сама. Сколько таких убитых горем женщин перевидал на своём веку Гаррисон – и не сосчитать. Привычно скроив суровую мину, он заученно отрапортовал: