Текст книги "Я и Ты, или Диалог с Мартином Бубером"

Это – вечный кристалл.

Ты – вечная бабочка – исключая ситуации не всегда следующие друг за другом в прямой последовательности, но часто случающиеся, глубоко двойственные, беспорядочно запутанные.

В начале появляются взаимоотношения.

Рассмотрим жизнь «примитивных» людей, то есть людей, имеющих скудный запас объектов, и чья жизнь проходит в пределах непосредственного круга действий, обусловленных настоящим.* Ядро их речи, слова в форме предложений** и оригинальные дограмматические структуры (которые потом раскалываются на куски, давая начало всему многообразию грамматических форм) в большинстве своём обозначают цельность взаимоотношений. Мы говорим «Очень далеко ”; зулусы имеют для этого слово, которое для нас может быть выражено в форме предложения: «Там, где кто-то кричит: «О мама! Я потерялся!» Семисложное слово полинезийца парит над нашей аналитической мудростью. То что оно точно означает может быть переведено как:

* Прошлое еще не навязало им регламентированный, организованный порядок жизни, в котором взаимоотношения человека с им же самим искусственно созданной системой, уже принадлежащей прошлому, воспринимаются как настоящее. Природа не признает власти прошлого, прошлое в ней непрерывно умирает, давая жизнь настоящему.

** То есть, предложений состоящих из одного – двух слов.

«Они уставились друг на друга, каждый ожидая, что другой добровольно сделает то, что оба они желают, но оба не в состоянии сделать это.» В этой восполненной ситуации личность запечатлена обоюдно и в имени, и в местоимении, присутствие личности только лишь облегчено, слова ещё не приобрели окончательной независимости. Главное содержание не есть продукт анализа и размышлений, оно есть непосредственное первоначальное единство – живущее взаимоотношение. Мы приветствуем человека, которого встречаем, желаем ему благополучия, благовосхваляем его.

Но как извращена, как изношена форма наших приветствий! Что мы можем даже тускло различить в «Hi» от первоначального подтверждения силы?* Сравните это хотя бы со свежим (еще не истертым) приветствием кафров «Я вижу тебя» или с забавным сленговым американским вариантом «Smell me.» Можно предположить, что характеристики и идеи, а также представления о субъектах и предметах были извлечены из представлений об инцидентах и ситуациях, то есть были определены взаимоотношениями. Элементарные впечатления и эмоциональная сумятица, которые разбудили дух первобытного человека, проистекают от опыта столкновений с существами противостоящими ему, от ситуаций природной жизни во владениях существа противостоящего ему ** – они определяются переживанием того, что воздействует на него.

* Русское «здравствуй» казалось бы, сохранило связь с взаимоотношениями, но последняя легко стирается в обращении.

** Сфера его собственных владений ничтожна, она вполне описывается несколькими сотнями предметных определений, нет еще и примитивных абстракций, есть только прямое чувственное переживание конкретных событий. Его мир еще не распался на выделенные объекты, а потому и существа, населяющие мир, не есть для него нечто вполне обособленное.

Он не обеспокоен луной, которую видит каждую ночь, пока она телесно не придет к нему, спящему или разбуженному – подкрадется близко и очарует беззвучными движениями, или околдует пагубной мелодичностью почти неощутимых прикосновений. Он не удерживает в своей памяти зрительных представлений, скажем загадочной сферы света или демонического существа, каким-то образом связанного с ней; в начале у него возникает только волнующее динамическое ощущение лунного эффекта, электризирующее его тело.

Только из этого персонально полученного эмоционального воздействия постепенно всплывает, появляется представление. Только сейчас память о неизвестном, которая ночью вошла в его существо начинает воспламеняться и обретать форму, как нечто производящее и несущее этот эффект. Таким образом, становится возможным трансформация неизвестного в объект – превращение непознаваемого, а только лишь переживаемого Ты в он или она, вне Ты которое не может быть исследованным.

То, что явления, из которых в последствии извлекались представления о субъектах и предметах, вначале долго сохраняли характер взаимоотношений облегчает понимание определённых духовных элементов примитивной жизни. Я имею ввиду эту таинственную силу (магическую энергию), представление о которой прослеживаются в различных вариантах в форме вер или знаний (что у древних по существу одно и тоже) у многих народов обожествлявших силы природы. Известная как Мана или Оренда, она открывает путь Брахме в её начальном значении и далее к динамис и харис «магических папирусов» и Апостольским посланиям. Она была охарактеризована как сверх чувственная или сверхъестественная энергия, описания которой зависят от наших категорий и не соответствуют чувственному восприятию примитивного человека. Пределы его мира установлены его телесным опытом, которому посещения, как самой смерти, так и духа умерших, можно сказать, довольно «естественно» принадлежат.

Принятие чего-то, что вовсе не имеет ощутимых качеств, как реально существующего, должно поражать его своей абсурдностью. Явления, к которым он относит мистическую энергию, исходят из реальности его жизни, основанной на чувственном взаимоотношении с природой, на событиях, которые вмешиваются в его жизнь, будоражат его тело и оставляют после себя возбуждающий образ. Луна и дух смерти,* навещающие его ночью, в равной степени воздействия имеют эту силу. Но ее также имеют горящее солнце и завывающий зверь, вождь, чей взгляд принуждает его, и колдун, чье пение заряжает его энергией для охоты. Мана – это просто эффективная сила, которая превращает луну, сияющую у него над головой, в волнующего кровь Ты. Память об этом оставила свой след даже когда представление об объекте было выделено из общего волнующего представления. Действительно, сама эта эффективная сила никогда не появляется по – другому, кроме как в носителе и производителе эффекта. Это есть нечто, чем сам человек, если он владеет, скажем, волшебным камнем, может эффективно воздействовать. «Миропредставление» примитивного человека магическое не потому, что человеческая магическая энергия внесена в его окружение, но потому, что его человеческая энергия есть только отдельная разновидность общей магической энергии, от которой проистекают все эффективные действия. Причинность в его мире не есть неломающаяся последовательность, а каждый раз новые вспышки вырывающейся наружу магической энергии, направленные вовне к результатам её проявления, это – вулканическая деятельность без продолжения. Мана – это примитивная абстракция, может быть даже более примитивная чем, скажем, число, но не более супернатуральная, чем оно.

* Примитивный человек живет в прямом взаимодействии с олицетворенным миром. Его взаимоотношения с миром подобны нашим взаимоотношениям с близкими людьми. Духовная реальность мира для него также несомненна, как и его собственная.

Память, тренируясь и совершенствуясь, совмещает крупные события (случаи взаимоотношений) с эмоциональными переживаниями.* Важные для жизни события, накопленные памятью и обобщенные в образе, присоединяются к инстинкту самосохранения.

События, наиболее заслуживающие внимания инстинкта понимания, (то есть любопытства: Что это есть? Каков его эффект), выделяются из общих событий и становятся независимыми. Наименее важное, не общее, изменяющееся Ты, извлеченное из опыта, удаляется и остается изолированным в памяти. Тогда как представление о событии, оставшееся после этого извлечения, постепенно трансформируется в объект и очень медленно распределяется на группы и классы.

И третий в соглашении, трагически жуткий в своей обособленности, все еще по-детски не сознающий себя, временами более призрачный чем призрак смерти или луна, но поднимающийся все более и более неопровержимо отчетливо, там возникает другой, «неизменяемый» партнер «Я».

Сознание самого отделяемого Я соединено с первичным примитивным правлением инстинкта самосохранения не более, чем с любыми другими инстинктами. Это не «Я», которое желает сохранить и размножить себя, а тело, которое знает также о наличии не «Я». Это не «Я» а тело, желающее сделать вещи инструментами или игрушками, желающее быть «создателем.» Далее cognosto ergo sum,** в какой– либо наивной форме, в какой-либо «детской» концепции изучаемых предметов не может быть найдено в примитивном миропредставлении. Я возникает как единичный элемент вне

* Точнее они удерживаются в памяти благодаря эмоциональному потрясению, через которое они воспринимаются и запечатляются, и только поэтому они и обретают образную форму.

** Я мыслю, значит я существую.

Только потом, когда они были расколоты на куски, частице был дан титул-объект.*

Фундаментальная разница между двумя начальными словами проясняется в свете духовной истории примитивного человека. В начальном чувственно – образном взаимоотношении он говорит Я-Ты естественным путем, предшествующим тому, что может быть названо наглядностью формы; перед тем, как он осознал себя как Я. Начальное Я-Это, с другой стороны, только и стало возможным благодаря такому осознанию, то есть отделению Я.** Первое начальное слово может быть рассмотрено, конечно, как Я и Ты, но это не вытекает из их сопоставления, их природа предшествует Я. Второе возникло из сопоставления Я и Это, что возможно только после отделения Я.

В примитивном взаимоотношении в силу его исключительности Я включено, однако следует сказать, что в нём есть в соответствии с его сущностью только два партнёра, человек и то, что противостоит ему, в их полной (не определяемой предметно) реальности, и хотя мир становится в нём дуалистической системой, человек без того чтобы воспринимать себя, уже осведомлён о космическом сочувствии к нему.

С другой стороны, Я не включено еще в естественно происходящее событие, которое есть отпущение его в начальное Я-Это, в опыт его взаимоотношений с Я. Это актуальное событие есть отделение человеческого тела, как носителя его восприятия, от мира вокруг него. Тело начинает знать и отличать себя в его особенностях, различение, однако, остается в одной из сопоставляющих сторон и, следовательно,

* Я возникает как совокупность определяемых знаний о себе самом, возникающих одновременно с отделением Я, то есть утратой первоначального чувственно образного восприятия.

** Я – обозначает здесь полное двойственное человеческое я. Я – я из начального слова Я – Ты. Я – я из начального слова Я – Это.

не может иметь характер состояния, в котором Я подразумевается. Но, когда Я, определяющее взаимоотношения, выступает вперёд и заявляет о своём существовании, оно отодвигается, удушается и уменьшается до явно функциональной активности в естественном реальном событии – отделении тела от мира вокруг него, и пробуждается в нём в состоянии, когда Я полностью активно. Только сейчас может иметь место сознательное действие Я.

Это действие есть первая форма начального слова Я – Это, которая и определяет его взаимоотношение с Я. Я, которое выступило вперёд, заявляет о себе, как о носителе, а мир вокруг себя, как об объекте восприятия. Конечно, это случается в примитивной форме, а не в форме «теории знаний». Но всякий раз, когда предложение «Я вижу дерево» произнесено, оно уже не рассказывает о взаимоотношении между человеком – Я и деревом – Ты, а устанавливает восприятие дерева как объекта. Барьер между субъектом и объектом был установлен.

Начальное слово Я-Это было произнесено.

– Значит ли это, что возвышенная меланхолия нашей судьбы возникает в древнейшей истории? – Действительно, это так с первых дней сознательной жизни человека.

Но сознательное бытие означает возврат космического бытия как человеческого становления. Дух появляется во времени как продукт – даже как побочный продукт природы, однако в нём прорывается то, что в природе бесчисленное количество, раз завёрнуто и скрыто.

Противостояние двух начальных слов имеет много имён в разных эпохах и в разных мирах, но в своей безымянной правде оно присутствует в создании.

Но верите ли вы тогда в существование рая в начальные дни человечества? – Даже, если это был ад – и, конечно, то время, до которого я могу дойти в исторической мысли было наполнено яростью и ужасом, мукой и жестокостью – в любой мере это не было нереально. Опыт взаимоотношений человека в ранние дни его истории, конечно, не был приручён и приятен. Но силы скорее проявляются в человеке, живущем реально, чем в человеке, уныло проявляющем заботу о безличных числах. От первого путь ведёт к Богу, от второго – в никуда.

Только краткие проблески в контексте и времени двух начальных слов даны нам примитивными человеком, чью жизнь, даже если бы она могла быть полностью доступна, можно представить скорее аллегорически, чем реально. Мы получаем более полные знания от детей. Здесь становится кристально ясно, что духовная реальность начальных слов возникает из естественной природной реальности; то есть начальное

слово Я-Ты из начального природного единения с миром и начальное

Я-Это из природного отделения от него.

Жизнь ребёнка до рождения – это чисто естественное соединение;

телесное взаимодействие и потоки жизни от одного существа к другому. Его жизненный горизонт при рождении, который кажется единственным путём быть и в тоже время не быть, выходит за пределы той части жизни, которая вынашивает его, но в тоже время инстинктивным уникальным образом остаётся накрепко присоединённой к ней. Это соединение имеет космический характер, и мифическое выражение евреев «в теле матери человек знает вселенную, в рождении он забывает её» – читается, как несовершенная расшифровка надписи, дошедшей из самых ранних времён. И это, действительно, остаётся в человеке как, зашифрованное в неясном представлении, желание. Это стремление не означает тоску по возвращению, как полагают те, кто видит в духе (смешивая его с интеллектом) паразита природы, в то время как это есть (однако подвергаемый разнообразным заболеваниям) лучший цветок природы. И стремление это есть ни что иное, как стремление к космическому соединению с истинным Ты его жизни, которое вспыхнуло и выступило вперёд в его духе.

Каждый ребёнок, который приходит в жизнь, остаётся, как и всё живущее, пришедшее в существование, в лоне великого прародителя неделимого начального мира, который предшествует формообразованию.

От него, однако, мы отделены, мы входим в персональную жизнь и проскальзываем на свободу только в тёмные часы, чтобы сблизиться с ним опять; как это и происходит с человеком каждую ночь.

Но это отделение не происходит внезапно и катастрофически, как отделение от телесной матери; ребенок получает время поменять естественное соединение с миром, которое он постепенно теряет, на духовное соединение, то есть взаимоотношения. Он выступил из пылающего мрака хаоса в холодный свет создания. Но, он не владеет им еще, он должен вначале искренне пропустить его через своё Я, он должен сделать его реальностью для себя. Он должен найти для себя свой собственный мир, нащупать, услышать, увидеть и сформировать его. Творение раскрывается во встрече; в каждом новом рождении – в каждом новом постижении, в котором каждый раз заново рождается его существенная форма. Оно не разливает себя в ожидаемом смысле, оно поднимается, чтобы встретить охватываемые смыслы. Оно не наполняет человека самодостаточными ощущениями, оно встаёт навстречу постигающему сознанию желающему охватить и смоделировать его, и тем самым развить в себе способность к пониманию. (Но подобное моделирование и понимание осуществимо только в мире Это, несуществующем изначально.) То понимание, которое будет наполнять событиями игру с прирученными объектами вокруг человека, который полностью развился, должно быть выхожено, оно выигрывается развивающимся человеком в энергичных действиях. Для него не существует вещей в качестве подготовленной части опыта; только в усилии, действуя и будучи под воздействием того, что ему противостоит, что бы то не было, делается доступным человеку.

Как и примитивный человек, ребёнок живёт между сном и сном (большая часть его бодрствующих часов это тоже сон) во вспышках и контрвспышках встречи.

Начальная природа усилий установить взаимоотношения видна уже в самой ранней и наиболее ограниченной стадии. Перед тем, как что-то ограниченное может быть постигнуто, робкий взгляд движется вовне, в неотчётливом пространстве по направлению к чему-то неопределённому. Во время, когда в этом, казалось бы, нет желания, направленного на поиски пищи, ручки деликатно и неясно делают набросок в пустом пространстве. По-видимому, бесцельно протягиваясь вовне, как бы пытаясь встретить нечто неопределённое. Вы можете, если хотите, попытаться назвать это несознательными животными, инстинктивными действиями, но кто решится утверждать, что это так и только так, для этих самых взглядов, желающих после замедленных попыток, устроится на красных ковровых рисунках и не двигаться, пока душа красного не откроет себя; для этих самых робких движений рук, желающих прикоснуться к плюшевому медвежонку, протягивающихся к нему и становящихся любовно и незабываемо осведомлёнными о его полном теле. Ни одно из этих действий не есть изучение объекта, это есть общение ребёнка – конечно, только «фантастическое» с тем, что живое и действует на него. Эта «фантазия», ни в какой степени не вовлекает «придание жизни вселенной». Это инстинкт превращать всё в Ты, дать реализацию взаимоотношениям с вселенной. Этот инстинкт завершается вне его собственных эффективных действий, когда явная копия, или символ его дан в том, что противостоит ему.* Слабые, разъединённые, лишённые смысла звуки уходят, продолжая существовать в пустоте. Но, однажды, непредсказуемо они становятся беседой, не имеет значения с кем или с чем, возможно с кипящим чайником? Это – беседа.

* В детской игре нет живой взаимодействующей реальности, а есть только копия, символ, (игрушечная реальность), которая олицетворяется ребёнком.

Множество действий, определяемых инстинктом, напоминают движение строительных лесов в строительстве личности в мире.

Это просто не тот случай, когда ребёнок вначале воспринимает объект, а потом, как это бывает, вступает с ним во взаимоотношения. Попытки установить взаимоотношения идут вначале – ручки ребёнка ощупывают то, что есть сверху напротив его, чтобы уютно устроиться под этим. Это, действительно, взаимоотношения, это произнесение Ты без слов, в состоянии предшествующем словесной форме. Понимание Я приходит позже, оно возникает после того, как начальный опыт взаимоотношений был расколот на части и воссоединяемые партнёры разъединены. Вначале есть взаимоотношения как категория бытия, готовность охватываемых форм слиться для формирования души; это есть а priori взаимоотношений – природное, врождённое единение с Ты.

Врождённое единение с Ты реализует себя в живущих взаимоотношениях с тем, что встречает ребёнка. Тот факт, что его Ты может быть определено как то, что реально ему противостоит, а потому может быть рассмотрено конкретно в его исключительности, и окончательно может быть адресовано начальным словом, основаном на а priori взаимоотношений.

В инстинкте осуществлять контакт (вначале касанием, а потом и визуальным «касанием» другого существа) * врождённое единение с Ты очень скоро овладевает своими полными владениями, так что инстинкт даже более ясно оборачивается его значением – очувственными взаимоотношениями, «очувствительностью». Но инстинкт «создания», который устанавливается потом (инстинкт устанавливать вещи в синтетическом, или если это невозможно в аналитическом порядке – то есть разбирая на части или разрывая), тоже определён врождённым единением с Ты, это персонификация того, что сделано, и «беседа» при этом имеет место.

* Первоначально у ребёнка отсутствует зрительное разделение объектов.

Развитие души в ребёнке неизбежно связано с его стремлением к Ты, с удовлетворением и разочарованием в этом стремлении, с игрой его опытов и трагической серьёзностью его затруднений. Истинное понимание этого феномена, которое страдает от любой попытки извлечь его из более ограниченных сфер, может быть только получено, если при рассмотрении и обсуждении, космическое и метакосмическое его начало принимается во внимание. Развитие души истекает из неразделённого начального мира, предшествующего формообразованию; из которого, телесно отделённая индивидуальность, родившаяся на свет – но ещё не персонально актуализированное создание, только и появляется полностью. И только постепенно, входя во взаимоотношения, последнее развивается вне этого основного мира. Через Ты человек становится Я. То, что противостоит ему, приходит и исчезает, взаимоотносящиеся события сначала конденсируются, но затем разбрасываются, и при этом происходит изменение сознания неизменяющегося партнёра и самого Я, которое каждый раз выступает всё сильнее и отчетливее.*

* Это можно сравнить с пробуждением, с выходом из реальности сна (сновидения), в которой человеческое Я не чувствует себя полностью отделённым и независимым. Во сне Я ощущает поток событий и ситуации и как участник, и как наблюдатель, обладающий способностью чувственно воспринимать внутреннее Я одушевлённых и неодушевлённых объектов, противостоящих ему. За этой способностью проступает связь с миром Ты, через который только и возможно начальное целостное олицетворённое восприятие мира как он есть, без упрощённых, односторонних, определяемых предметных моделей. Сон – это мир живых взаимоотношений, не имеющих оценочного характера. Когда человек просыпается, просыпается и его Я из мира Это и первый вопрос, который оно задаёт себе (а точнее своему Я из мира Ты, выступившему во сне) – Что бы это значило? Начинается оценка, то есть поиск объяснений и моделей внутри мира Это.

Конечно, это изменение сознания Я всё ещё охвачено паутиной взаимосвязи с Ты, как увеличено выделяющие черты стремления к Ты и уже не к Ты. Но оно, разрастаясь, отбрасывает эту взаимосвязь с возрастающей энергией, пока придёт время, когда оно во взрывном порыве отчаяния обрывает последние связи,* и Я противоставляет себя на мгновение отделённым от того что было Ты, и успевает взять само себя в свои владения; и из них уже войти во взаимоотношения, в сознании самого себя. Только сейчас может другое начальное слово быть собранным. Ты взаимоотношений постоянно истощалось, но оно не становится посредством этого Это для некого Я, объектом восприятия и опыта без реальной связи, как это с этих пор и будет происходить.** Оно становится до некоторой степени Это, так сказать – Это для себя.*** Оно, пересмотренное в самом начале, уже ждёт, чтобы подняться в новом взаимоотносящемся событии. Кроме того, тело, созревающее в личность, было сознанием, отличающегося от мира вокруг него, как

* Кто не знаком с горьким опытом осознания своего одиночества в детстве? Однако кто сохранил его в памяти?

** Выросший ребёнок уже не спит вместе с плюшевым медвежонком.

*** Можно также говорить о возникновении Ты внутри Я. Оборванные связи с миром Ты замыкаются, соединяясь друг с другом внутри Я, образуя новую «внутреннюю» паутину, охватывающую Я. Прямые чувственные взаимоотношения с миром Ты теперь уже невозможны. Возникает то, что вновь образовавшееся Я пытается потом определить как душу, как духовную связь, и либо доверившись ей потянется к звёздам, к Богу – к той модели вечного Ты и вечной жизни, которую оно создает в себе, либо отказавшись искать что бы то ни было вне себя, уверившись в своей самодостаточности и самодостаточности своего кратковременного пребывания, развив своё самомнение до того чтобы объявить себя целью и смыслом существования, потеряет и то и другое, а следовательно и само право существовать.

носитель его восприятия и исполнитель его импульсов. Но это отличие было просто сопоставлением, вызванным к жизни его видением, в ситуации не абсолютного разделения Я от его объектов. Но сейчас разделённое Я возникает трансформированным. Стянутое из субстанции и полноты в функциональную одномерность познающего и использующего субъекта, Я подступает, и захватывает власть над всеми существующими «Это» «в себе и вне себя», формируя их соединение с собой в соответствии с другим начальным словом.

Человек, который стал сознающим Я, т.е. человек, который сказал Я-Это, стоит перед вещами, а не противостоит миру в потоке взаимодействия с ним. Теперь с увеличительным стеклом пристального наблюдения он склоняется над частицами и превращает их в объекты, а потом, с биноклем отдалённой инспекции он разглядывает получившуюся «картину» и устраивает объектам сценарий. Он изолирует объекты в наблюдении без какого-нибудь чувства их исключительности, он связывает их в схему без какого-либо чувства всеобщего. Чувство исключительности он мог бы найти только во взаимоотношениях, и чувство единого, всеобщего, тоже, только в них. Но начальное Я-Это было произнесено, и теперь он первый раз изучает вещи только как сумму качеств.

Конечно, образы Ты, сохранившиеся в памяти от каждого отдельного опыта взаимоотношений, остаются, но уже утонувшим в ней, и сейчас первый раз вещи для него действительно состоят из их качеств. Используя упрощенную память взаимоотношений, воображая и моделируя, или, думая и анализируя человек в соответствии с его натурой увеличивает ядра субстации, которая показала себя в Ты наделенной властью и способностью вбирать в себя все качества. Сейчас, в первый раз, он устанавливает вещи в пространстве и во времени, в причинной связи. Каждую в ее собственную ячейку с обозначенным курсом, в соответствии с ее измеренными характеристиками и условно определяемой природой.

Конечно, Ты появляется в пространстве, но в исключительном положении, в некой точке, где весь мир противостоит ему. Там, где пространство и все остальное может быть только задним планом, вне которого Ты только и существует, но не в земных границах и измеряемых пределах.*

Ты появляется также и во времени, но только в тех событиях, которые закончились в себе. Ты не существует как часть продолжительной и организованной последовательности. Ты живет в «продолжительности», измерения и воздействие которой определяемо только в его собственных терминах. Ты не появляется протяженно, одновременно как действующий на Я, и как подвергающийся воздействию Я, но, однако, ограниченный рядом причин в его взаимодействии с Я, Ты появляется только в начале и в конце событий.**

Это часть основной правды человеческого мира – только сфера Это может быть приведена в порядок. Только когда вещи перестают быть нашим Ты и становятся нашим Это, они могут быть скоординированы. Ты не знает ни систем, ни координат. Но, сейчас мы зашли столь далеко, что стало необходимым определить другую часть основной правды, без которой этот мир был бы бесполезным фрагментом – а именно, мир, который организован, не есть миропорядок. Есть моменты, в беззвучной глубине которых мы заглядываем в миропорядок, настояще присутствующий. Тогда в его собственном полёте нота может быть услышана – но, организованный мир, это вовсе не отчётливая партитура. Эти моменты бессмертны и наиболее преходящи из всех; нет контекстов, гарантируемых ими, но их власть наполняет творения и знания человека, лучи их энергии устремляются в организованный мир и растворяют его вновь и вновь. Это случается, как в истории личности, так и человечества.

* Где угодно, но только не там.

** Язык этого абзаца напоминает язык теологических иследований. Куда как проще сказать «на небесах», но что же это однако реально значит?

Человек двойственен в соответствии с его двойственным отношением к миру, окружающему его.

Он воспринимает то, что существует вокруг него – просто вещи и существа как вещи; и то, что происходит вокруг него – просто события и действия как события. Вещи, состоящие из свойств, события из моментов, вещи, входящие в определённые параметры мест, события в установленные периоды времени. Вещи и события, ограниченные от других вещей и событий, измеряемые ими и сравниваемыми с ними; он воспринимает организованный и разделённый мир. Это в некоторой степени надёжный мир, имеющий плотность и длительность, его организация может быть прослежена и извлечена опять и опять. Её можно достроить вверх, (довообразить с закрытыми глазами), и проверить с открытыми глазами.

Этот мир всегда здесь, рядом с вашей кожей, если вы сожмёте, ограничите то, что есть в вашей душе и взглянете на него таким образом. Если вы предпочитаете, или привыкли это делать – это так. Этот ваш объект остаётся таковым так долго, как вы желаете, и остаётся полнейшим пришельцем внутри вас и вовне. Вы воспринимаете «мир», принимаете его к себе как «правду», и он позволяет себе быть взятым, но он не открывается вам. Только в соотношении с ним вы можете определить своё «понимание» других – мир есть объект общий для всех и он готов служить вам, независимо от того как вы устанавливаете свои взаимоотношения с ним. Но вы не можете встретить других в нём, если вы не готовы, не можете, или не хотите открыться и доверится ему, как своему Ты, и позволить ему сделать то же самое. Вы не можете держаться в жизни без него, без его готовности поддержать вас. Но, если вы не сумели увидеть и узнать в нём Ты, то когда вы расстанетесь с ним, ваша могила будет в пустоте.

Или с другой стороны, человек встречает то, что существует и становится как то, что встречает его – всегда просто единое существо; и каждый объект становится для него проявлением этого единого существа. То, что существует, открывается ему в событиях; и то, что случается, действует на него как то, что это есть. Настоящее для него только это одно существо, но оно содержит весь мир. Измерения и сравнения исчезают, это заложено в вас самих: как много неизмеримого становится реальностью для вас. Эти встречи не организованы в «упорядоченном» мире, но каждая из них есть знак мирового порядка. Они не связаны одна с другой, но каждая из них – это ручательство солидарности с миром. Мир, который появляется перед вами, с этой стороны ненадёжен, он постоянно меняет облик, вы не можете удержать его, запечатлев его в словах. Он не имеет плотности, так как всё в нём проникает во всё остальное. Он не имеет длительности, так как он приходит даже, когда не призывается и исчезает даже, когда человек пытается его удержать. Он не может быть обозреваемым, если вы пожелаете сделать его обозреваемым, вы потеряете его. Он приходит, и приходит взять вас и отдать себя вам; и если это не достигает вас, когда вы встречаете его, он исчезает, но возвращается вновь, и каждая новая встреча заново испытывает вас.