Текст книги "Воспитание по-новому"

Родитель в этой ситуации чувствует себя умным, знающим, мудрым, правильным. Он чувствует себя РОДИТЕЛЕМ – важным, значимым, воспитывающим ребенка. Он чувствует себя правым в ситуации поучения. Он уверен в своей правоте.

Ребенок в этой ситуации чувствует себя маленьким, глупым, бестолковым. Виноватым. Неправым. Безответственным или неблагодарным. Он чувствует себя одиноким и непонятым – когда его поучают в том, что он давно понял, и не понимают, что он на самом деле переживает.

Не лучшие чувства испытывают наши дети от нашего «педагогического воздействия» на них, правда?

А теперь, чтобы действительно ощутить этот метод изнутри, представь себя на месте ребенка. Каково было бы тебе, если бы тебя так поучали?

Такой опыт мы все имеем, потому что нас тоже воспитывали в поучениях, нотациях. Но этот детский опыт может быть тобой забыт. Чтобы сильнее ощутить колорит метода, представь себе, что тебя, взрослого человека, кто-то важный и значимый для тебя начинает поучать. Начинает читать тебе проповедь на тему: «Ты что, не понимаешь?»

Если бы тебе, взрослому человеку, сделавшему какой-то глупый или поспешный поступок, кто-то из твоих близких говорил: «А я тебя предупреждал… А я говорил тебе, что этим все и кончится!» – как бы ты себя чувствовал? Понравилось бы тебе такое «педагогическое воздействие» на тебя?

Нужны ли нам самим поучения и нотации, когда что-то у нас не получилось, когда мы в чем-то ошиблись или совершили не тот поступок? Думаю, в такие минуты совсем не это нам нужно. Нам нужно, чтобы нам посочувствовали. Чтобы нас поддержали. Чтобы нам помогли в чем-то разобраться.

Но ты думаешь, твой ребенок чем-то от тебя отличается? Ведь он такой же человек, как и ты, даже еще интуитивнее и чище. Думаешь, твоему ребенку нужны поучения, когда он получил двойку или подрался с кем-то? Думаешь, именно твоих поучений ему сейчас очень не хватает?

Никто не может понять ребенка так неправильно, как его мать.

Норманн Дуглас

Но мы продолжаем поучать детей там, где нужно просто обнять ребенка и посочувствовать ему. Или просто выслушать его, дать ему выговориться, поделиться своими чувствами. Или проявить ему свои настоящие чувства – бурные, страстные, чтобы пробить его броню закрытости, созданную нами самими.

Но у нас нет осознанной цели – любить и поддерживать своего ребенка. У нас есть цель – воспитывать его, чтобы он хорошо себя вел. И это мы научились делать!

Представь себе еще, если бы тебе, взрослому человеку, жена говорила недовольным тоном (и «корчила» при этом «рожи»!): «Ты почему рубашку испачкал? Я тебе только вчера чистую рубашку дала, и ты ее сегодня уже всю уделал!.. Нет, ты на меня посмотри!.. Нет, ты мне в глаза посмотри! Не слышу ответа!..»

Или: «Чтобы вел себя хорошо на новой работе! Не веди себя с начальником как дурак, как на старой работе… Помнишь, как ты там за себя постоять не мог?.. И денег не зарабатывал?.. Учишь тебя, учишь, а толку никакого!..» – Каково бы тебе было? Понравилось бы тебе такое педагогическое воздействие? Придавало бы оно тебе уверенности? Формировало бы оно в тебе чувство собственной ценности?

Тогда что же мы делаем с нашими детьми при таких вот «педагогических» воздействиях?

Есть еще один критерий, по которому можно оценить правильность того, что мы делаем с нашими детьми. Его однажды очень просто сформулировала одна молодая мама:

– Я не могу ударить ребенка, не могу его ругать – он же не может мне ответить. Он ведь такой же человек, как и я. Но если он не может так со мной обращаться, как же я могу так с ним обращаться?!

И в этом – критерий правильности наших педагогических воздействий.

Если ты общаешься с ребенком так, как он сам может тебе ответить, – твое обращение с ним правильное. Если ты обращаешься с ним так, как он не может, не имеет права тебе ответить, – твое воздействие неправильное.

Давай признаем тот факт, что наши дети не имеют права разговаривать с нами так, как мы с ними разговариваем. И в этом – вся несправедливость наших отношений с детьми.

Может ли твой ребенок сказать тебе: «А я говорил тебе, что ты не сможешь на этой работе ничего достичь!..» Или: «Ты что, не понимаешь, что так детей не воспитывают!..»

О! Даже когда они позволяют сказать что-то подобное, когда из них прорываются какие-то отголоски таких речей – как они нас возмущают!

– Ты как с родителями разговариваешь! – гневно говорим мы такому вот «зарвавшемуся» ребенку. – Мал еще!..

То есть так, высокомерно или унижающе, могут говорить только взрослые!

Пусть нам будет немного стыдно.

Но – именно немного. У меня нет цели, нет желания сделать тебя виноватым за такие ошибки в использовании этого метода воспитания. Потому что никакой твоей вины в этом нет. Мы, действительно, воспитываем детей так, как получается, потому что никто не научил нас, как надо, как правильно. И мы всегда стараемся сделать наших детей лучше (исходя из наших неосознанных убеждений, что они, такие, какие есть, не очень-то хороши!). Мы искренне убеждены, что таким образом мы улучшаем ребенка и выполняем свой родительский долг. И так делает большинство родителей. Это всеобщие ошибки.

И я для того и провожу в этой главе анализ нашего использования методов воспитания, чтобы мы увидели эти ошибки и осознали их. Чтобы это осознание помогло нам больше их не делать. Чтобы мы могли изменить отношения с детьми. Сделать их доверительными, уважительными. Чтобы мы могли создать отношения, полные принятия и взаимопонимания. Чтобы мы могли создать настоящую близость с ребенком, когда, понимая его, нам не придется его долго и нудно поучать. И ему не придется нас не слышать. Тогда можно говорить мало – но это будет что-то важное и ценное для нас двоих.

Так возможно. И эти новые отношения мы будем учиться создавать.

Требования

Требование – это форма взаимодействия с ребенком, когда мы сообщаем ему, что ему нужно сделать, что он должен сделать.

Требование – это когда мы даже не объясняем, не рассказываем. Просто приходим и командуем – это сделать, это убрать, это застелить, это помыть. Мы доносим до ребенка наши ожидания, мы сообщаем ему о поступках, которые он должен сделать.

И это, я бы сказала, более жесткий и более громкий метод воспитания.

Во время поучений ребенок может высказаться, может спорить, он участвует в процессе поучения. В требовании уже не поспоришь, твоим мнением никто не интересуется. И это не диалог. Это монолог родителя: «Убери в комнате! Делай уроки! Сходи в магазин. Помой посуду! Ложись спать!» И на самом деле – что тут обсуждать вместе с ребенком?

Здесь не важна позиция ребенка. Важно – что хочет от него добиться родитель. И само слово «добиться» предполагает жесткость, краткость, настойчивость. И громкость. Это не тихие душевные разговоры с ребенком. Это команды. И как каждая команда, которая должна быть услышана, – она произносится громко.

Именно эта специфика метода и объясняет, почему он иногда так неэффективен.

Потому что, чем авторитарнее мы требуем, тем меньше ребенок хочет это выполнять. (И это даже разговор не о ребенке – так вообще работают авторитарные методы: они вызывают неосознанный протест.)

Много раз, проводя тренинги для родителей, я просила кого-нибудь из них сыграть роль родителя, который требует от детей послушания или выполнения каких-то действий. И каждый раз родители, находившиеся в этой игре в роли «детей», удивленно говорили: «Нет, ну надо же – мгновенно почувствовал протест. Он говорит: „Сделай!“, а я думаю: „Не буду!“»

Я сама однажды пережила подобное состояние. Я писала книгу и была в таком потоке, что никак не могла найти время разобраться на своем столе, навести порядок в комнате. И я пожаловалась на саму себя мужу.

– Хоть ты мне помоги, – сказала я ему, – напомни мне, проконтролируй, чтобы я сегодня убрала в комнате.

– Хорошо, – сказал он мне. – Я проконтролирую. – И приказным тоном добавил: – Как хочешь, а чтобы к трем часам дня у тебя в комнате был порядок. Приду – проверю!..

И первая моя мысль была такой: «Щас прям! Разбежалась!..»

И я сама себе поразилась – как быстро вспыхнуло во мне сопротивление, нежелание подчиняться этому приказу (при том, что я сама попросила о такой поддержке!). И я подумала – бедные дети, как же им-то несладко приходится, когда от них постоянно чего-то требуют! И требуют так же – большей частью – прямолинейно и жестко. И вызывают у них желание это не делать. И потом же их за это еще и ругают!

Действительно, создается удивительная ситуация в воспитании детей. Мы играем с детьми в какую-то извращенную игру: сначала мы что-то требуем от ребенка, делая это так, что у ребенка возникает естественный протест. Потом, когда он не выполняет это требование, мы начинаем читать ему нотации. Или продолжаем тем же тоном, в той же категоричной манере требовать. И удивляемся – какие упрямые и непонимающие у нас дети!

Мало того, требование, как более авторитарный метод, приводит к вполне закономерным последствиям. Ребенок просто должен подчиниться требованиям, которые предъявляет взрослый, авторитетный человек. Но подчинение требованию совсем не значит согласие с ним. Поэтому, даже покоряясь нашим требованиям, ребенок чаще всего не делает их своими, и как только ты – большой, значимый, руководящий их жизнью, отвлекаешься – он нарушает все твои требования, сводя на нет твои педагогические усилия.

Много раз, проводя тренинги, обсуждая эту тему, я говорила:

– Мы, действительно, должны донести до детей наши требования – что-то должно быть сделано, чего-то не надо делать. Но почему мы должны это делать так категорично? Кто сказал, что нужно командовать? Почему бы нам не попросить ребенка сделать что-то или не делать чего-то? Просьба – гораздо более мягкая форма, но в ней ты точно так же донесешь всю информацию о том, что ребенок должен или не должен делать…

И каждый раз я даю родителям задание: попросить о чем-то друг у друга, а потом – того же потребовать. И сравнить свои чувства, ощущения. Что называется, почувствовать разницу.

И результат упражнения всегда одинаков. Большинство родителей вдруг осознают, что они вообще не могут просить. А могут только требовать.

Это удивительно, но факт – для большинства родителей сложно даже сформулировать, построить фразу, в которой требование не было бы командой, категоричным приказом, а звучало спокойно, с уважением.

И я говорю иногда, чтобы облегчить «страдания» родителей, тщетно пытающихся сформулировать требование в виде просьбы:

– Как твое требование убрать за собой посуду может звучать, если ты сейчас не строгая, недовольная, воспитывающая мама, а любящая и понимающая?

– Сынок, я вижу – чашка опять стоит не на своем месте, а я просила ее отнести. Ты забыл? Или тебе некогда? Пожалуйста, отнеси чашку на место… – с трудом формулирует кто-то из родителей и вздыхает, как после тяжелой работы.

Потому что, действительно, это так непривычно, так сложно – формулировать свое требование в форме просьбы. Гораздо проще и привычнее скомандовать:

– Эта чашка почему здесь стоит? А где должна стоять?! Я что тебе говорила? Сейчас же поставь ее на место!

Так мы чаще всего и общаемся с нашими детьми!

Есть еще одна наша родительская ошибка при предъявлении требования. Мы требуем беспрекословного, слепого повиновения, как если бы наши дети были роботами, бесчувственными существами, не имеющими ни своих желаний, ни мыслей, ни чувств.

Я часто слышу такие командные крики из соседней квартиры, где мама воспитывает сынишку:

– Убирай игрушки, я тебе сказала!.. И не попозже, а сейчас! Мало ли, что ты тут настроил!.. Чтобы через пять минут был порядок! Все кубики на место! Я пять раз повторять не буду!..

А он творил, он создавал. Он был увлечен. А мама пришла и сказала:

– Наплевать мне на тебя, на твое увлечение, мне надо, чтобы чистота была!.. Ать-два, левой!..

Как бесчувственному солдатику. Как неживому, бесчувственному роботу.

Мы иногда относимся к нашим детям как к неживым предметам. Нам в голову не приходит, что ребенок имеет право хотеть или не хотеть, что у него есть свой вкус и привязанности, у него есть своя жизнь. Мы забываем, что они живые, они другие, непохожие на нас, со своими ценностями, увлечениями, пристрастиями.

– Да как она вообще может со мной спорить! Чего она еще рассуждает! Сказала умываться – значит иди и умывайся! Сказала спать – пусть идет спать! Какие могут быть рассуждения и несогласия с мамой! И если она в шесть лет имеет право делать то, что хочет, что она мне в тринадцать лет будет делать?! – возмущенно говорила мне одна мама.

Как часто я слышала эти претензии к детям, к тому, что они не выполняют беспрекословно все указания, не ведут себя по схеме «сказал – сделал!». Это так привычно для родителей – ожидать слепого повиновения! Те неосознанные убеждения, о которых мы с тобой говорили в первой главе – о родителе, как о главном, и о ребенке, как о подчиненном, – заставляют нас ждать такого послушного поведения.

Но дети так просто и так легко не подчиняются требованиям, в которых не учитываются ни они сами, ни их интересы и желания. Потому что свободны от природы и живы настолько, насколько могут быть живы дети, еще не «забитые», не «улучшенные» родителями.

И если мы не научимся считать детей равноправными и равноценными участниками взаимодействия – наше общение с ними будет постоянной чередой ошибок, трудностей и тяжелых последствий, с которыми нам, родителям, придется в свое время столкнуться.

Есть еще одна особенность того, как мы применяем этот метод.

Мы требуем слепого повиновения в том, что сами никогда не выполняем. Мы предъявляем детям требования, которым мы, родители, сами не соответствуем. И это тоже наша родительская ошибка.

Для нынешних детей нет труднее задачи, чем научиться хорошим манерам, не видя вокруг и следа хороших манер.

Фред Астер

Нас по сто раз зовут ужинать, а мы в сотый раз отвечаем: «Сейчас!», не в силах оторваться от телевизора – нам можно, мы взрослые. Но когда ребенка зовут есть, а он не может в одну секунду оторваться от телевизора – родителей это бесит. Нам хочется, чтобы он, когда сказали: «Выключай!», – как робот встал, нажал на кнопку, пошел на кухню. Но он живой, ему интересно, он не может уйти, не досмотрев, чем кончится сюжет.

Мы, взрослые, не все едим, мы отказываемся от еды, которая нам не нравится или которую не хочется есть сейчас, в эту минуту. Но от детей мы требуем беспрекословного послушания.

«Застилай постель!» – требуем мы от ребенка. А у нас самих – постель всегда сложена? «Убери игрушки!» – командуем мы ребенку. А в нашей комнате всегда порядок?

Опять же, если мы сами аккуратные и систематично делающие что-то люди – эти навыки у детей формируются в первые годы жизни и нам не приходится ничего требовать. Но если у нас самих постоянно разруха, беспорядок, что называется «семь пятниц на неделе», нам приходится требовать от ребенка, чтобы он – убирал, мыл, складывал… И эти требования дети воспринимают плохо, и эффект от них очень низкий. Но – при чем здесь дети, если мы требуем от них того, что сами в них не сформировали? Того, что сами не выполняем?

Будь первым исполнителем своих приказаний.

Клавдиан

Есть еще одна наша ошибка. Часто мы требуем от детей невозможного.

– Не отвлекайся! – строго говорит мама сидящему в холле плавательного бассейна в ожидании начала тренировки ребенку, которому она, чтобы он использовал свободное время, дала в руки учебник и велела читать.

Но он отвлекается. И она опять раздраженно требует:

– Не отвлекайся! Читай! Смотри в учебник!

Но как тут можно смотреть в учебник и не отвлекаться, когда вокруг – шум: выходят из раздевалки одни группы пловцов, заходят другие, в холле громко работает телевизор, напротив дивана, на котором он сидит, – кафе, откуда доносятся такие вкусные запахи, там же – огромный аквариум с рыбками – столько вокруг соблазнов для отвлечения!

Нужно иметь поистине волевой характер, чтобы при всем этом шуме, гаме, музыке и слоганах рекламы сидеть, уткнувшись в учебник. И это не по силам, не по возрасту ребенку семи-восьми лет. При его возрастных объемах внимания и способности концентрировать внимание это просто невозможно! Любой нормальный ребенок будет отвлекаться! (Думаю, что сама мама тоже отвлекалась бы, какую бы интересную книгу она ни читала, а тут – учебник, который не сам ребенок выбрал, чтобы сейчас читать, а его заставили!)

И наши требования: «Не кричи! Не стучи! Не прыгай!» – правильные требования с позиции нашего возраста, потому что мы сами уже не кричим, не стучим и не прыгаем. Но как можно запретить это ребенку, чья энергия и мироощущение и выражаются в криках, прыжках, скачках, игре, которая не может быть тихой?

Но мы требуем чаще всего, именно исходя их наших возрастных особенностей, нашего восприятия мира. А ребенок – свободное создание, живущее по своим правилам. И то, что нам кажется неправильным, беспорядком или разрушением, для него – нормальное, естественное детское созидание.

Я сама однажды, зайдя в комнату внука, не удержалась от недовольного тона: «Ну ты и натворил! Какой беспорядок!»

А он действительно натворил. Детскую кроватку выдвинул на середину комнаты, благо она на колесиках и двигалась легко. Сложил горкой свою одежду, перевернул стульчики, снял с полок все игрушки и разложил какими-то одному ему понятными кучками.

– Я играю – гордо сказал он. – Это у меня детсад, как в моей группе…

Я улыбнулась, потому что в его группе, конечно, такого «порядка» не было. Это было его собственное видение детсада. И сама себе напомнила – у ребенка его возраста нет разрушения, есть лишь созидание. Даже разваливая пирамидку, он не разрушает, он занимается интересной деятельностью – бросает кубики на пол. Переворачивая стулья, он создает какой-то свой «дизайн», воплощает какую-то свою идею. Это – его, иногда ему одному понятный порядок. (Поэтому однажды, когда мама навела в его комнате порядок, мой внук пожаловался мне. «Ты знаешь, что натворила моя мама? – возмущенно сказал он. – Она навела у меня в комнате беспорядок!»)

У детей, действительно, свое видение жизни, свои представления о правильном и неправильном. И нам, взрослым, опять же, нужно учитывать, что ребенок – это другое существо, со своими интересами и ценностями. И его нельзя снимать со счетов, как что-то незначимое, мелкое, кем не нужно интересоваться.

Я сейчас не призываю родителей к попустительству или к вседозволенности, как это может быть кем-то понято. Есть требования, которые мы, взрослые, должны доносить до наших детей. Есть границы, которые мы должны установить. Никто с этим не спорит. Важно только, в какой форме мы это делаем. Насколько корректно мы это делаем. Но невозможно это делать корректно, если главный участник нашего воздействия – сам ребенок – не учитывается в этом воздействии. (Мы поговорим отдельно, как это делать, как «учитывать» и уважать ребенка и при этом – доносить до него наши требования, в последней главе этой книги.)

Подводя итог тому, как работает этот метод воспитания, давай опять же посмотрим, что получают от его использования участники процесса.

Родитель чувствует себя главным. Он – командир! Он чувствует свою власть над ребенком. Свою правоту – он же требует исполнения правильных вещей!

Ребенок чувствует себя незначимым, подчиненным, бесправным.

Ребенок испытывает агрессию к «командиру». Потому что он тоже хочет командовать и быть главным. Он не всегда хочет подчиняться приказам, в которых не учитываются его желания и потребности. И эта агрессия накапливается – потому что выпускать ее нельзя. Потому что на несогласие он получит нотацию на тему: «Как ты разговариваешь с родителями!» Поэтому он вынужден подчиниться. Но агрессия накапливается внутри.

Чтобы лучше ощутить, как действует этот метод, подумай – как бы ты себя чувствовал, если бы от тебя требовали послушания? Если бы тебя сейчас заставили есть кашу, которую ты не хочешь? Представь себе, как эту ложку с кашей суют тебе в рот, и ты ее выплюнуть не можешь, потому что мама смотрит на тебя строго, и проглотить ее не можешь, так она тебе отвратительна. И в ответ на новую ложку каши – рвотный рефлекс. А в тебя ее продолжают всовывать… (Это удивительно – но от разных взрослых людей я слышала именно такое одинаковое описание, когда они вспоминали свой детский опыт, свою реакцию на требование: «Ешь, я сказала!»)

А представь себе, каково было бы тебе, если бы над тобой, взрослым человеком, нашелся сейчас какой-то командир, который командовал бы тебе:

– Хватит смотреть телевизор, иди в магазин! Мало ли, что ты не хочешь! Какой футбольный матч? Никакого футбольного матча!

Или:

– Какой сериал? Никаких сериалов! Посуду мыть надо!

У каждого из нас есть такие «командиры» – начальники на работе, наши близкие. О, как нам не нравятся, когда они командуют нами, не учитывая наших интересов! Как мы иногда негодуем от узости или тупости их команд! Как нас бесит, что мы не можем им ответить! Мы отвечаем им, оставшись наедине с собой, или обсуждаем их с такими же «задолбанными» этими командирами сослуживцами или близкими. Согласись, нам совсем не нравится такое обращение с нами! Такое бесчувственное и жесткое.

Тогда каково нашим детям?

Подумай еще: может ли твой ребенок так обращаться с тобой? Ведь мы сами – далеко не образцы, не идеалы. Может ли ребенок требовать от нас каких-то поступков или действий, чтобы нас «улучшить»?

В твоей комнате может быть беспорядок, белье может лежать неглаженое, на кухне может стоять немытая посуда. Может ли ребенок прийти к тебе и сказать: «Чтобы сейчас же все перегладила! Сколько раз можно говорить!.. И почему посуда до сих пор не помыта!..»

А может ли он тебе сказать: «Сходи в магазин и купи мне жвачки! Никаких „я занята!“ Встала и пошла!..» Или: «Так, отец, чтобы к завтрашнему дню починил мне машинку. И никаких разговоров!..» Или: «Родители, пора спать! Быстро в постель! Я пять раз повторять не собираюсь!..»

– Да как он может так командовать! – возмутишься ты. – Кто он такой, чтобы требовать от меня подчинения!

Ну конечно же, командовать и требовать подчинения могут только взрослые!

Но опять, вспомни – если ты говоришь с ребенком в интонации, или в выражениях, которыми он тебе не имеет права ответить, – это неправильное обращение с ребенком.

Ребенок – это отдельный от тебя, требующий такого же уважения, как и ты, человек. Давай помнить, что они такие же, как мы, только маленькие по размеру!

Давай признаем, что требование – это прекрасный метод, отвечающий концепции «ребенок должен слушаться родителей!» И он дает родителям мгновенный результат – нужное внешнее поведение. Подчинение ребенка. Его послушание.

Но если я хочу воспитать личность? Если я хочу воспитать самостоятельность и ответственность – дает ли этот метод ребенку право самому решать, с чем-то не соглашаться? Чему-то не подчиняться? Иметь свое мнение и свои желания?

Ведь самое важное, чего мы должны достичь, – чтобы ребенок принял требования, увидел в них смысл, понял ценность для себя. Чтобы сам понимал их необходимость. Чтобы он не послушно делал уроки, потому что я от него этого требую, а чтобы сам захотел учиться. Не послушно застилал постель, потому что я этого требую, а сам выбрал чистоту и порядок.

Но чтобы он сам что-то делал, сам что-то выбрал – у него должно быть это право выбора, свобода выбора. И именно ее этот метод не дает. Не дает ребенку ощущения уважения к его личности. Потому что если его даже не спрашивают, а лишь командуют им, когда можно попросить его, как равноправную и уважаемую личность, – разве в нем видят личность?

Никто ничего не делает хорошо, если это против воли, даже если человек делает что-то хорошее.

Августин

Нам нужно учиться видеть в ребенке личность. Уважать его как участника наших взаимодействий. Ведь само слово «взаимодействие» предполагает наличие двух равных партнеров.