Текст книги "Дневник Саши Кашеваровой"
Автор книги: Марьяна Романова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
19 января
Утром я завтракала с Лерой в «Старбаксе». Перед нами стояли открытые ноутбуки – мы обе пришли сюда, чтобы имитировать поиск творческого вдохновения. Хотя скажите, о какой вообще музе может идти речь, если Лере надо было написать рекламный материал о встроенных шкафах-купе, а мне – и того хуже – проверить диалоги к очередной серии пошлейшего телемувика на предмет отсутствия ненормативных слов.
В сценарной группе числился племянник генерального продюсера, глуповатый молодой человек, который, кажется, считал себя Валерией Гай Германикой в брюках и пытался взбодрить сериал для пенсионерок словом «бля», вырывавшимся из уст доверенных ему персонажей неуместно, зато с завидной периодичностью.
Но чем хороша работа журналиста и сценариста – всегда можно, нахмурившись, вскричать – не могу, мол, больше работать в этой духоте (тесноте, шуме, холоде, и т. п.), ничего не пишется, пойду искать уединение – быстренько собрать манатки и перенестись в ближайшее кафе. И никто не проверит, чем ты там на самом деле занимаешься.
– Вопрос номер один: «Блейка декламировала?» – с ходу спросила Лера.
– Вот еще. – Я заказала самый большой капучино.
– Мало выпили, что ли? – удивилась она. – Или теряешь квалификацию?
– Ничего я не теряю… Хотя постой. Трусы потерять ухитрилась, прямо в гостиничном номере. Искали, искали – везде. Так и не нашли. Пришлось идти домой как в фильме Тинто Брасса, без белья.
– Фетишист, наверное, – вздохнула Лера. – Спрятал в карман незаметно, пока ты спала… Ладно, фетишизм – это невинная шалость. Я на прошлой неделе познакомилась с настоящим некрофилом.
– Шутишь, надеюсь? – Я поперхнулась кофе.
– Отнюдь. А с виду адекватный мужик, кстати. Адвокат.
– Где же вы познакомились? На похоронах?
– Иди ты. На фотовыставке. Там работа одна была такая странная… Девушка в белом платье в гробу. Постановочная съемка, конечно, и вторично – в стиле «панночка помЭрла». И вот смотрю – стоит возле фото мужик роскошный, задумчивый такой. В очках. Я к нему подхожу, ни на что особо не рассчитывая. Он наш ровесник, как раз время жесточайшего мужского кризиса среднего возраста, когда в качестве прививки требуется платонический, но страстный интерес кого-нибудь от силы шестнадцатилетнего. А вовсе не прожженная кошелка в растянутом свитере от модного бельгийского дизайнера.
– А нельзя было обойтись без того, чтобы похвастаться свитером?
– И вот подхожу я к нему, вручаю свою визитку, привычно притворяюсь журналистом, собирающим мнения о выставке. Ты же знаешь, я всегда так делаю, когда с мужиком каким-нибудь познакомиться хочу. Надежный способ и гарантированно без ударов по самолюбию – никто не будет отказывать журналисту… А он неожиданно заинтересовался и пригласил меня в кафе… И там признался. Что уже третий раз приходит на эту выставку только для того, чтобы увидеть эту девушку в гробу.
– А ты что? – заинтересовалась я. – Какая красивая история.
– Красивая – только когда происходит не с тобой. Я ушла, конечно. Под столом позвонила себе с одного мобильника на другой и соврала, что форс-мажор и надо убегать. Хотя мужик по-настоящему классный был. Лучше бы молчал, честное слово.
– А я его в чем-то понимаю, – помолчав, сказала я.
– Кашеварова, не пугай меня. Или этот Олег – вампир, ночью он тебя укусил, и сначала ты будешь какое-то время нести задумчивую инфернальную чушь, а потом набросишься на меня и обескровишь?
– За остроумие тебе два балла из пяти… Нет, просто романтика увядания – это так грустно и так понятно… Я за это люблю нестабильные времена года. Раннюю осень. Когда понятно, что уже не лето, но еще тепло. И еще носишь босоножки, но уже давишь ими сухие листья. И уже вечером кутаешься в шерсть, но в полдень еще полная иллюзия августа. И когда ловишь такой момент, вдруг понимаешь, как все вокруг ненадежно и хрупко… А те несколько часов, когда тело после смерти все еще выглядит красиво, – это же еще более печально и волнующе. Кожа такая бледная, прозрачная, но на ней еще нет фиолетовых пятен. Руки сложены так умиротворенно, но на самом деле они уже твердые, как у статуи. Ресницы даже, кажется, дрожат, но на самом деле это просто сквозняк. Апофеоз торжественной красоты.
– Кашеварова, мне из-за тебя расхотелось есть рыбные рулетики, – Лера со вздохом отодвинула бумажную тарелку. – Ты-то откуда набралась этой ереси.
– Просто однажды была на похоронах молодой женщины. И на всю жизнь запомнила, какой она была красивой, когда лежала в гробу.
Лера помолчала, уставившись в окно. Мне стало ее немного жаль. Сама я часто почитываю то
Бодлера, то Кастанеду, то Ялома. Неспешные размышления об инстинктах Эроса и Танатоса – мой излюбленный жанр осеннего одиночества. К тому же я веду дневник. Давно заметила, что склонные к письменной рефлексии думают о смерти чаще остальных. Лера же совсем другая – она даже при просмотре ужастиков до сих пор зажмуривается, когда на экране появляется главный монстр. Никогда не забуду, как мы с ней смотрели японский «Звонок» в кинотеатре, – когда Садо выползла из телевизора, Лера вскочила с места и завизжала в такой тональности, что ближайшие к нам десять рядов наверняка поседели и всю оставшуюся жизнь обходили кинотеатры стороной.
– Давай лучше возьмем горячий шоколад, и я расскажу тебе об Олеге, – предложила я.
– А что о нем рассказывать, – пожала плечами Лера. – Я и так знаю, что он не позвонил с утра. И хоть ты этого не ждала, но тебе немножечко обидно, потому что секс был классным. Ты проснулась с улыбкой и улыбалась часов до десяти, когда стало ясно наверняка, что доброго утра желать он тебе не намерен.
– Это такая месть за красивых мертвецов, да? – возмутилась я.
– Всего лишь правда жизни, – на ее лице расцвела улыбка фокусника. – И сейчас ты скажешь, что тебе все равно, потому что это был идеальный секс на одну ночь.
– Конечно, скажу, потому что так и есть на самом деле.
– С одной стороны, да. Но с другой – тебе хотелось бы, чтобы он набрал твой номер.
Уже много лет Лера – мой лучший друг, настоящий товарищ и почти сестра, но бывают минуты, когда я ее ненавижу каждой клеточкой своего существа. Вот как сейчас.
– И в ближайшие три-четыре дня, если он так и не позвонит, ты будешь пить много вина, или чего ты там пьешь по вечерам в одиночестве, и писать плохие стихи, пачками.
Мне было нечего ей ответить, поэтому я со вздохом промямлила: «Ну не такие уж они и плохие», прекрасно понимая, насколько жалко это звучит.
23 января
Олег так и не позвонил. Но, признаться, я и думать о нем забыла. Просто написалось вдруг:
Я чувствую себя как полубог,
Беременный ярчайшей чистотой,
Такой великий, грозный и пустой,
Уткнувшийся затылком в потолок.
Опять курю, не спится. Ранний март.
Вдали вздыхает тихо старый порт,
И города бессмысленный аккорд
Берет невидимый бездарный бард.
Блюзуют полуночные коты,
Мой нимб как ямб – прекрасен в простоте.
Меня желали, жрали – да не те,
Молились – к сожалению, не ты.
И тусклость ламп, и пыльный суккулент,
И стопка книг: Бодлер, Бердяев, Кант,
Луны старинный проклятый брильянт,
И неба темный порванный брезент.
Открой окно, простись и улетай.
Ты – бог, так тих и глух, зато велик.
…Останутся важнейшей из улик
Окурки в банке с надписью «Минтай».
29 января
На самом деле, я прекрасно знаю, откуда растут ноги у всех моих проблем с мужиками.
Дело в том, что меня всегда настораживали положительные люди. Знак «плюс» для меня является чем-то вроде предупреждающего красного пятна на хвосте: не подходи, это существо с большой вероятностью ядовито! Не знаю почему. Но как только в радиусе появляется человек ровный, добрый, спокойный, непьющий – у которого на лбу написано, что он ни разу в жизни не забыл почистить зубы на ночь, что он любит горячий суп и домашние ватрушки, что его никогда не тошнило от передозировки высокоградусным, что есть вероятность его полной деморализации словом «бля», – так вот, когда такие люди появляются, я становлюсь похожа на морского ежа. То есть не нападаю, конечно, просто апатично валяюсь на дне, но если прикоснуться ко мне пяткой, то иглы станут лучшим отпускным воспоминанием.
Зато если вдруг выясняется, что человек этот – истеричка, или на прошлой неделе нажрался в лоскуты и ходил по Мясницкой в женских трусах поверх заляпанных пиццей джинсов, что у него на спине вытатуирован портрет мистера Бина, что в полнолуние он пьет кровь девственниц, а три года назад переплыл Тихий океан в баке для приготовления маринада, – вот тут-то я и расплываюсь в улыбке: мол, Семен Семенович, ура, в тебе есть что-то человеческое!
Наверное, у меня сбиты ориентиры.
Наверное, именно поэтому вокруг меня полно невротиков, алкоголиков, неадекватов, а тихих положительных людей – почти нет вообще.
И поэтому мужчины не звонят мне после сногсшибательного секса. Боятся, что я утяну их в дурдом.
2 февраля
Зарегистрировалась на секс-форуме – скорее, от скуки, нежели в жажде разврата. Мне вообще иногда кажется, что с возрастом я перестала верить в категорию Разврата. В того самого бодлеровского «падшего духа с желтым блеском зрачков», который, снизойдя до моей постели, растерзает меня в клочья, заставит забыть имя свое, растворит все то, что я привыкла называть собою. «Мне дорог этот дьявольский притон, Среди воров, блудниц смогу я насладиться Блаженствами, каких профан лишен». Все как-то упростилось, свелось к примитивной технике.
Может быть, у меня просто изменился гормональный фон – я стала спокойнее и больше не путаю любовь с желанием вознести к потолку сдавленное «аххх». В двадцать пять я с полупинка влюблялась в тех, для кого поиск клитора не является квестом, сопровождаемым раздраженным «на пару сантиметров повыше, пожалуйста… нет-нет, левее». Теперь же…
Вот в прошлом декабре был у меня любовник, у которого получалось разбудить во мне священного дракона с тонкими перепончатыми крылышками. В его руках я становилась пластилиновой – он лепил меня, как маг лепит голем.
Мы возносились к небесам, а потом камнем падали вниз, на потные простыни. А потом он завязывал презерватив узелком и шлепал босыми ногами в кухню, к мусорному ведру, а я смотрела ему в спину и почему-то чувствовала только разочарование. Не были мы с ним одной крови, как-то так.
Он надевал трусы, закуривал, вооружался мобильником и начинал нервно расспрашивать кого-то про какие-то фючерсы и бог еще знает что. А я мечтала об одном – чтобы он поскорее собрал манатки и ушел до следующей, например, среды. И желательно не звонил мне в промежутке между свиданиями.
Он был отчаянно скучен, и в конце концов накопившееся раздражение, точно Георгий-победоносец, убило внутреннего дракона. Нет-нет, мне хотелось не социального единства – взрослые одиночки редко хотят вступить в законный брак, потому что привыкли с остервенением матерого волка охранять свою территорию, – а биологического. Магического даже.
Так вот, зарегистрировалась я на секс-форуме (присвоив ник – Babalon) и, распивая бутылочку полусладкого, принялась читать о чужих проблемах интимного характера. Когда у самой секса нет, это здорово бодрит. Прочитала о том, как одна девушка дотянула с лишением невинности до двадцати пяти и теперь ищет гинеколога, который согласился бы удалить плеву хирургическим путем. Но все ее отговаривают, и с одной стороны, ей жутко обидно, что все сложилось подобным образом, а с другой – не терпится сорвать заветную печать и пуститься во все тяжкие.
Почему-то я вспомнила, как детные подруги соревновались, чей ребенок быстрее заговорит. Кто-то уже спустя шесть-семь месяцев после родов пытался интерпретировать бессмысленные «агу-агу» малыша как сакральный язык, обладающий грамматикой и логикой; кто-то гордился, что годовалый сынишка умеет коряво рассказать частушку «Ладушки-ладушки», а у одной моей приятельницы трехлетняя дочь по имени Дуся все еще упорно безмолвствовала. Вернее, общалась на языке первобытных людей, состоящем преимущественно из гласных звуков разной степени протяженности.
Все этой приятельнице сочувствовали, рекомендовали показать Дусю светилам психиатрии и неврологии, а за спиной называли «бедненькой».
И вдруг в один прекрасный день Дуся заговорила – причем сразу на чистейшем литературном языке, и все юные декламаторы «Мухи-цокотухи» вдруг померкли в сравнении с нею.
Почему-то мне кажется, что с сексуальной отсрочкой та же история (если, конечно, она не обусловлена серьезными психологическими травмами). И эта девица с форума сейчас возьмет и задаст всем жару. И через годик ныне сочувствующие ее неискушенности будут краснеть, если она вздумает поделиться интимными подробностями своих свиданий.
Хотя, возможно, я фантазирую.
Потому что я вообще люблю придумывать людям альтернативную жизнь. Можно сказать, хобби у меня такое.
Еще на секс-форуме я увидела мужчину, который искал ту, чьи ношеные трусики он мог бы носить в кармане пиджака на работу (так и представляю, как на каком-нибудь совещании он с видом безразличным и независимым, жестом фокусника вынимает их и – сморкается? вытирает испарину на лбу? нюхает и убирает обратно?); женщину, которой было бы интересно кого-нибудь отшлепать; мужчину, который мечтает познакомиться с кем-нибудь похожим на покойную Эми Вайнхаус; мужчину, который разместил фотографию собственной задницы (надо сказать, довольно рыхлой и неаппетитной, поросшей редкими рыжеватыми волосами) в надежде кого-нибудь увлечь этой интригой (кого? кого?!).
Еще мое внимание привлекло такое объявление: «У меня гибкая спина и длинный член. Я могу сам сделать себе минет. Меня возбуждает, когда на это смотрит девушка. Если тебе интересно, пиши, созвонимся по скайпу. Я в Германии».
Перечитала трижды, и вдруг во мне проснулась та девушка, которой я давным-давно перестала быть, которая с горящими глазами бегала по городу в поисках приключений. Она врала себе, что ищет любовь до гроба, что мечтает о доме-полной-чаше и боттичеллевских ангелочках, которые выдохнут слово «мама» в ее улыбающееся лицо. Но на самом-то деле ей хотелось именно ветра в лицо, танца в стиле «девочка на шаре» и отсутствия опоры. Потому что любая крепость – это не только надежность, но и стены, за которыми иногда и неба не видать, а девушке той мечталось именно о нем – неважно звездном ли и ясном или низком и плюющемся ледяным дождем.
Потом с девушкой той случилось все то, что и случается обычно с принцессами этого редкого гурманского сорта, – приключения стали восприниматься днем сурка, а теория крепости – величайшей ересью. Чужие крепости либо рассыпались в прах спустя хрестоматийные три года, либо со стороны казались тюрьмами. Когда тебе под сорок и ты привык жить один, даже любой бытовой компромисс воспринимается посягательством на священную территорию.
Но когда я прочла объявление, та девушка вдруг пробудилась во мне и, недоуменно потерев кулаками мутноватые от многолетнего летаргического сна глаза, размяла пальцы и бодро отстучала ответ: «Привет! Не могу сказать, что меня возбуждает самоудовлетворение такого рода. Но мне было бы жутко любопытно на это взглянуть. А еще я не верю, что живой человек может так согнуться!»
Ответ пришел через несколько минут. Мужчина писал, что его зовут Вадим, он давно живет в Дрездене, и жена ушла от него пять лет назад, обозвав извращенцем, он одинок и даже не надеется встретить родственную душу (в этом месте я, хмыкнув, подумала, что таковой могла бы стать цирковая женщина-змея со всеми вытекающими интимными последствиями). Также Вадим прислал фотографию, с которой смотрел на меня печальный брюнет моих лет, с длинными, как у мультипликационной барышни, ресницами.
Терять мне было нечего, и еще через пару минут мы связались по скайпу.
Разговор не клеился, хотя при мне была фляжка с темным ромом. Наверное, все дело в том, что в реальной жизни я общаюсь преимущественно с людьми моего круга – газетчиками, телевизионщиками, писателями, художниками. Нам легко освоиться на территории светской беседы. Можно заговорить, например, о том, знаком ли тебе, брат Вася, тот сорт тоски, который Бергман показал в «Часе волка», – и собеседник непременно ответит, что подобное он испытывает каждый раз, когда пробивает свое имя в блогах яндекса. Ему начинает казаться, что он – кусок беспомощного окровавленного мяса, а вокруг – волки да лисы, голодные и с острыми клыками. Или о том, как Серж Лютен мастерски воссоздает запах тлена и как это может быть красиво в «высокой парфюмерии».
Вадим же преимущественно молчал, ему хотелось перейти к действию.
– Ладно, – махнула рукой я. – Показывай уж.
И откинулась на спинку кресла.
То, что спустя несколько минут явил мне экран ноутбука, будет, наверное, годами сниться мне в страшных снах с юмористическим уклоном. Вадим нырнул куда-то вниз, одной рукой расстегивая молнию на джинсах, а другой поправляя экран, чтобы мне было лучше видно. Китайские гимнасты точно застрелились бы от зависти.
Вот он, эволюционировавший городской нарцисс. Ему недостаточно любования своими идеальными чертами, он алчет прикосновений, в которых не будет ни уважительной осторожности, ни робкого стремления к познанию, – только голод.
Если подумать, это очень грустно.
Хотя признаться, захлопнув крышку ноутбука, я позвонила Лере, вкратце пересказала ей инцидент, после чего мы минут сорок ухахатывались и в конце концов, решили, что такого, как Вадим, стоит передавать из рук в руки в качестве гарантированного антидепрессанта.
4 февраля
Мороз – он как тетушка из Урюпинска.
Сначала его даже ждешь и предвкушаешь.
Вот приедет, мол, тетя, пирожков привезет, анекдотов пошлых расскажет, посидим у камина, повеселимся. Встречаешь его глинтвейном с тертым белым шоколадом и раскрытыми объятиями. Покрасневший нос смешит. Смешно еще идти по направлению ветра в метель – тогда навстречу тебе идут люди, которым неудобно и снежинки в лицо, и у них одинаковое брезгливое выражение на физиономии. Достать из шкафа белую шубу, в которой я похожа на гибрид голливудской звезды восьмидесятых и Филиппа Киркорова.
Еще весело бежать по бульвару вприпрыжку, пока не перестанешь чувствовать пальцы на ногах, а потом зайти в кофейню, заказать горячий шоколад и кофе, отогреваться медленно.
Потом это начинает немного надоедать. Шуба тяжелая. По-настоящему теплой обуви нет. Шапки ни одной нет. Есть только капюшон на одной из курток, но куртка та не прикрывает зад, так что каждое утро приходится делать роковой выбор. Что отморозим на этот раз – уши или жопу? И нос красный – это ни фига не смешно, а некрасиво. И анекдоты пошлые надоели, и пирожки в рот не лезут, и хочется холодного шампанского, а вовсе даже и не глинтвейна с тертым шоколадом. Устанавливаешь скрин-сейвер с Мальдивами и заново смотришь первый сезон «Лост».
А потом в какой-то момент наступает критическая точка под кодовым названием «за. бала эта тетушка». В качестве акта отчаяния начинаешь носить чулки и легкие платья. На улице иногда становится так холодно, что хочется плакать от отчаяния. Притом носить шерстяные колготки и теплые свитера – почему-то еще более тошно, чем чувствовать этот холод.
И уже хочется, чтобы все это размякло и растаяло, ну и пусть будет слякоть.
А вот Апулей считал, что от обморожений помогает примочка из разогретого с маслом «клубня Сциллы».
Вспомнила об этом вдруг, выбежав к овощному ларьку за апельсинами в тонком пальто.
С холодом я справляюсь так:
– имею на плечах шерстяную шаль, это не так раздражает, как свитер, а греет не хуже
– ем оранжевое
– и еще – мед с миндалем
– варю какао с тертым шоколадом и кайенским перцем
– использую пряные духи
– окуриваю комнату лучинкой пало санто
– в дальней комнате ставлю регги – чтобы это было ненавязчиво, а так, доносилось откуда-то оттуда, как будто бы от соседей.
10 февраля
Иногда со мной такое случается. Спонтанные реакции на мир, которые со стороны могут произвести впечатления поступков на грани шизофрении. Но на самом деле в каждом из них есть логика (пусть даже иногда понятная мне одной).
Вот как сегодня. Я шла по Старому Арбату, и вдруг ко мне подрулил человек с деревянным рекламным щитком на животе. Улыбнулся так, как будто мы были близнецами, разлученными в детстве, и вот наконец встретились в студии телепередачи «Найди меня». Он был брюнет, худощавый, цыганистый, с колечком в брови и такой улыбкой, что я взяла протянутую рекламную листовку, хотя обычно ненавижу, когда кто-то вторгается в мое личное пространство и пытается замусорить мою сумку макулатурой.
Это был прекрасный, восхитительный полдень.
Февраль решил ненадолго притвориться поздним мартом – наверное, ему захотелось полюбоваться на голые девичьи коленки и бессмысленные улыбки, появляющиеся на серых лицах москвичей всякий раз, когда они внепланово видят солнце.
Я шла по Арбату и почему-то вспоминала кожу Олега – как она пахла и какой была на вкус. Что-то все же в нем было особенное, черт возьми, раз я время от времени возвращалась мыслями к тем нескольким часам, что мы вместе провели. Без сентиментальности вспоминала. А так, как гурман иногда рисует в воображении недавно поглощенный стейк.
И вот шла я, бессмысленно улыбаясь тем, кто ловил мой взгляд, и вдруг дорогу мне перерезал тот молодой человек с рекламным щитом на животе. Прищурившись, я прочитала надпись: «Салон татуировок. Первое посещение – 20 % скидка».
– Девушка, я точно знаю, что вам нужно. Если вы сделаете тату сегодня, она принесет счастье.
– Тебе? И не сомневаюсь, ты ведь наверняка получаешь процент с каждого клиента, – рассмеялась я.
Но почему-то не прошла мимо, так и осталась стоять рядом. Ну и он почувствовал близость человека с пластичной психикой и начал меня обрабатывать – непрофессионально и наивно, зато горячо и трогательно.
– Неужели вам никогда не хотелось сделать тату?
– Да у меня есть две. В молодости почти всем хочется.
– Молодость можно продлить, – это был запрещенный прием, но я ему простила.
Когда мне самой было восемнадцать, сорокалетние мечтательные женщины тоже казались мне инфантильными старушонками. Грустный закон точки восприятия.
– У нас офигенные мастера, честное слово! И технику безопасности соблюдаем на все сто. Вы не пожалеете, а потом вернетесь, чтобы сказать мне спасибо… И возможно, даже купите кофе, потому что очень уж я замерз тут.
– Ну ты и жук колорадский, – усмехнулась я. – Ладно… Тебе повезло, я в режиме «поиск приключений». Давай флайер, зайду посмотреть, что у вас там за салон.
– Ура! Только вы скажите, что от Мавра пришли.
– Ты не раскатывай губы – я ведь, может, только посмотрю. – Я приняла из его рук красочную визитную карточку. – Тоже мне, Мавр.
Но спустя несколько минут я уже сидела в кресле, похожем на стоматологическое, и молчаливый суровый бородач тонкой иглой рисовал на внутренней стороне моего запястья красивые «готические» буквы:
«Но не насытившаяся»
Получилось очень красиво.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
