Текст книги "Училка и криминальный авторитет"

12

Я жду ещё несколько минут. И лишь убедившись, что Аким Максимович окончательно ушёл, осторожно сначала выглядываю из-за шторы, а потом уже выхожу. Поправляю ткань, как было, и вдруг застываю. Мысль о том, что он мог запереть кабинет на электронный замок, простреливает в мозгу.

Блин!

Это будет эпичный провал.

Встав на цыпочки, я подбегаю к двери и осторожно нажимаю на ручку. Та поддаётся, а я выдыхаю с облегчением.

Надо поторопиться. Времени уже много.

Бросаюсь к столу, хватаю коробку с подарком для Кости и так же на цыпочках покидаю кабинет. И даже ручку за собой зачем-то рукавом протираю, будто кто-то начнёт снимать мои отпечатки пальцев.

Торопливо петляю по коридорам в сторону гостиной, чтобы оставить подарок под большой красивой ёлкой. Времени уже четверть двенадцатого, скоро Костя проснётся.

Никого не обнаружив в гостиной, я быстро запихиваю коробку под ёлку, поправляю на ней бант и уматываю к себе в комнату. Учитывая габариты дома, это занимает время.

Оказавшись у себя в комнате, я закрываю дверь и приваливаюсь к ней спиной, прикрыв глаза.

Вот это квест, мать твою.

Вот же угораздило.

Сердце в груди колотится, не позволяя дышать ровно и вообще успокоиться. Картинки стараний этих двоих на рабочем столе Акима Максимовича всё ещё стоят перед глазами. Будто на веках отпечатались. Непроизвольно воспроизводятся, заставляя кожу снова воспламениться.

Мне срочно нужен душ. Снова. Смыть с себя странное липкое ощущение, появившееся после увиденного. Да и вообще… остыть не помешает.

Подбираю волосы повыше в пучок и встаю под воду. Так хочется и лицо подставить под струи, но волосы намокнут и высушить уже не успею.

Вода касается кожи, и приходится сделать её более прохладной, потому что… тело странно чувствительное. Как когда температура, и ты чувствует каждое касание одежды, только чуть иначе. Будто тысячи маленьких импульсов бегут по коже, сливаясь в необъяснимую дрожь.

Зажмуриваюсь и поворачиваю кран на холодную.

– Ох-хо! – вскрикиваю, отскочив тут же в сторону.

Мера оказалась слишком крайней. Но зато помогло.

Времени уже в обрез, нужно поторопиться. Костя ведь ждать будет. Да и Акиму Максимовичу я обещание дала. Правда, как смотреть теперь ему в глаза, я не знаю. А не в глаза уж совсем лучше не смотреть.

Волосы в душе хоть и не намокли, но всё же потяжелели и легли лёгкими волнами. Выравнивать уже некогда, но и так выглядит красиво. Поэтому я их лишь немного взбиваю и откидываю за спину.

Который год уже решаю остричь их хотя бы до плеч, а лучше каре бы, но прихожу в салон и прошу только кончики подровнять. Мама говорит, что взрослые женщины длинные волосы не носят, а мне кажется, без свой копны это уже буду не я. С чем уж, а с волосами мне повезло – густые, послушные, не ломаются особо. Как-то я пришла в салон и попросила сделать меня блондинкой, но стилист отказала и долго убеждала не портить краской свой глубокий шоколадный цвет.

Натягиваю тёмно синее платье тонкой вязки, которое заказала через сайт, как и сказал Аким Максимович. У меня такое уже было, только зелёное. Удобное и недорогое. Правда он хмыкнул, когда общую сумму за одежду увидел. На моё оправдание, что сам запретил мне за своими вещами съездить, высмеял, сказал, что учителя живут уж слишком экономно.

Ну, будет царём-батюшкой, пусть нам зарплаты сделает как у министров, тогда и одеваться дороже будем.

Лёгкий макияж и даже немного блёсток на скулы делают мой внешний вид более праздничным, и я, удовлеторённая своим сносным видом, бегу в гостиную.

Когда вхожу, из-под ёлки как раз торчит пятая точка Кости в пижаме с медвежатами.

– Смотри, Олеся Станиславовна, что мне Дед Мороз принёс! – воскликает он, выползая и бросаясь ко мне.

– Вау! – округляю глаза. – И что же там?

– Я и сам пока не знаю, – пожимает плечами Костя. – Сейчас выясню.

Он убегает с коробкой к дивану и начинает вскрывать обёртку, а в гостиную как раз входит хозяин дома с бутылкой шампанского в руках.

– Прекрасно выглядите, Олеся Станиславовна, – улыбается, глядя на меня, а я сцепляю зубы, потому что в голове, при виде Акима Максимовича, всплывает словосочетание, пополнившее буквально минут сорок назад мой словарный запас.

– Спасибо, – киваю, а когда он подходит ближе, говорю, чтобы не услышал Костя. – Рада, что вы успели.

– Я торопился, – отвечает, сделав серьёзное лицо.

Я видела, да. Так торопился, что Инга едва потом отдышалась.

– Папа, Олеся Станиславовна, смотрите, это Бамблби! – Костя демонстрирует нам большого робота, как из мультфильма. Игрушка явно со всякими наворотами. В такой ещё надо суметь разобраться, чтобы играться. Но Костя, уверена, в два счёта это сделает. У него с техникой дела обстоят куда лучше, чем с буквами и цифрами.

– Так, уже почти полночь, давайте за стол, – командует Аким Максимович.

Стол, кстати, выглядит шикарно. Красная скатерть, на ней белоснежные тарелки, высокие свечи, ветка ели, украшенная лентой. Накрыт на троих.

Блюд немного, потому как и есть вроде бы некому особо, но выглядит всё красиво и интересно. Морепродукты, тарталетки, канапе, овощи и фрукты.

Аким Максимович включает большую плазму, а там уже президент заканчивает своё выступление.

Я присаживаюсь на бархатный стул с высокой спинкой, любезно отодвинутый Акимом Максимовичем и очень сильно стараюсь не цепляться взглядом за его кисти и длинные пальцы, потому что перед глазами тут же всплывает яркий, недавно просмотренный калейдоскоп кадров, как он этими руками… а потом ими же… уф.

Костя усаживается в обнимку с роботом и с блеском в глазах смотрит на экран телевизора, на котором уже появился большой циферблат и начали бить куранты. Судя по всему это его первый Новый год не в кровати, да ещё и отец рядом. С ним и для него здесь.

Громкий хлопок вылетевшей из бутылки с шампанским пробки заставляет вздрогнуть. Костя поднимает стакан с соком, а Аким Максимович предлагает мне взять бокал.

– С Новым годом! – успевает он сказать на предпоследнем ударе курантов, и мы сводим наши бокалы вместе до звона.

Очень странно и неожиданно я вхожу в две тысячи двадцать четвёртый. Отмечать одна я уже привыкла, и обычно в этот момент салютовала шампанским президенту через экран. А тут… чужой ребёнок, малознакомый мужчина… Странно всё это, непривычно, как будто не я тут, а просто подглядываю за кем-то.

– С Новым годом, – улыбаюсь и подношу бокал к губам.

И тут я зачем-то поднимаю глаза на Акима Максимовича. Напарываюсь на его взгляд. Я даже не могу описать то, как он смотрит. Всего мгновение, потом поворачивается к сыну, но это мгновение отпечатывается где-то внутри меня. Внимательный, пронзительный, алчный. Будто он знает, что я их видела.

Нет-нет, мне кажется. Они меня совершенно точно не заметили, я стояла тихо-тихо, шевелиться боялась и даже дышала осторожно.

И пока мы сидим за столом, я убеждаюсь в том, что я права и совсем расслабляюсь. Пара часов пролетает легко и непринуждённо. Болтает в основном Костя, рассказывает про своего робота и про любимый мультфильм. Я даже немножко чувствую себя причастной к тому, что у отца с сыном получился такой вечер вместе. Думаю, у них это не часто происходит.

Аким Максимович даже на танец меня приглашает, когда по телевизору в новогодней передаче включают какую-то лирическую песню. Вокруг нас скачет Костя, так что я даже не успеваю смутиться от ощущения, как тёплая мужская ладонь ложится мне на поясницу, а выпитое шампанское начинает немного кружить голову.

– Рената Рустамовна оставила нам десерт в холодильнике, – после небольшой отлучки в гостиную возвращается Аким Максимович. – Что-то тут ягодное со сливками, кажется.

Десерт оказывается очень даже вкусным. Костя уплетает всё, хотя вполне себе наелся и до этого. А потом он как-то совсем быстро соловеет. Всё же ребёнку нужно спать ночью.

– Давай, дружок, забирай своего робота, и я отведу тебя в постель, – говорит ему отец.

Представить, что далее новогоднюю ночь мы проведём втроём – я, бандит-похититель и алкоголь, мне становится сложно. Особенно после того, что я наблюдала с его участием каких-то пару часов назад.

– Я тоже спать, – встаю, пока Костя сонно ковыляет к дивану за роботом. – Устала. Но, наверное, сначала надо бы со стола убрать.

– Не нужно, через час придёт горничная и всё сделает, – Аким Максимович тоже встаёт и кивает мне.

Спорить с ним не буду, я уже действительно чувствую себя уставшей и сонной.

До лестницы на второй этаж мы идём вместе.

– Спокойной ночи, – говорю мальчику и Акиму Максимовичу.

И когда я уже собираюсь свернуть в свою сторону, Костя проходит чуть вверх, а его отец внезапно тормозит. Всего на несколько секунд, но эти секунды заставляют меня задохнуться.

– Спокойной ночи, маленькая милая училка, – вдруг выдыхает мне прямо на ухо Аким Максимович, откинув пальцами прядь волос за плечо. Его губы так близко, что я чувствую кожей его горячее дыхание. – Надеюсь тебе приснятся горячие сны после того, за чем ты имела сегодня возможность так внимательно наблюдать.

Он, подмигнув, уходит наверх по ступеням, а я, остолбенев, остаюсь сгорать со стыда, а потом стремглав бросаюсь скорее к себе в комнату.

13

Чтобы утром выйти из комнаты и заставить себя спуститься вниз к завтраку, мне нужно очень постараться.

Он знает. Видел меня. Заметил. И не преминул об этом сказать.

Как представлю, что Аким Максимович всю новогоднюю ночь сидел, разговаривал со мною, смеялся, пил шампанское, танцевал даже и потешался про себя. Ждал удобного момента, чтобы отпустить шпильку и посмотреть на мою реакцию.

Ну что ж… Ему удалось подобрать момент. Завязать меня на узел.

Молчал бы уже, раз в курсе!

Позорище-то какой. Стыд! Срам!

Как смотреть-то ему в глаза?

Будь моя воля, я бы сейчас тихонько улизнула и сбежала. Но… в том и дело, что воля-то и не совсем моя.

Да и Костю жаль, мы ведь уже начали работать.

Сползаю с постели и с опаской подхожу к зеркалу, боясь увидеть вместо кожи на лице иссохший пергамент. Щёки-то, мне кажется, даже во сне не переставали гореть. Во сне особенно, кстати…

Но я что, сны контролировать могу? Не могу, конечно. Никто не может. Я и не помню особенно, что там снилось мне под шампанским, только какое-то общее ощущение осталось. И уж лучше не анализировать, что это за ощущение…

С кожей лица всё оказывается в порядке, слава Богу. Я иду в душ и стою под водой так долго, что потом, спохватившись, что времени много, решаю уже не мыть голову.

Наскоро вытираюсь, привожу себя в порядок, волосы сворачиваю в высокую гулю на голове, одеваюсь и, всё же, решаюсь выйти из комнаты.

Спускаюсь на кухню, где бессменная Рената Рустамовна вместе с поваром колдуют над тестом. Амина перетирает тарелки у стола возле окна, а лысый возле стойки с аппетитом уплетает кусок торта.

– Доброе утро! – улыбаюсь. – Всех с новым годом!

– Привет, репетиторша, – с полным ртом салютует мне Сергей, а я внутри себя уже даже и не нахожу на него сильной злости. Наверное, рассказ Ренаты Рустамовны повлиял, хотя, конечно, я ещё весьма сердита за похищение и уж особенно за поездку в тёмном багажнике.

– Доброе, Олесенька, – улыбается Рената Рустамовна. Она не стала с самого начала церемониться с именем-отчеством, так по-матерински и тепло называет меня Олесенька. Мне и нравится, меня уж очень давно так никто не зовёт. Только мама, и то иногда.

– Приветик, – подхожу ближе к Амине, но замечаю, что у той лицо каменное. И перетёртые тарелки начинают ложиться одна на одну со звоном.

– Доброе утро, – бурчит в ответ, не глядя на меня. Дурное настроение с утра? – Там тебя вообще-то в гостиной на завтрак ждут. Хозяин и его сын. Опаздываешь.

Замираю, внимательно глядя на девушку. Вчера меня на завтрак никто не приглашал. А реакция Амины уж более чем странная. Будто её это задело. Будто бы она… ревнует?

Надо ли что-то мне ей сказать? Возможно. Но я как-то даже не нахожусь, поэтому, поблагодарив за информацию, выскальзываю из кухни.

Пока иду через коридор в гостиную, несколько раз ловлю дрожь, пробегающую по телу. Смущение и стыд идут даже не в ногу со мною, а впереди бегут.

– Доброе утро, – вхожу и здороваюсь, заметив отца и сына на диване, смотрящих мультфильм. Взгляда Акима Максимовича больше всего боюсь.

– Привет, Олеся Станиславовна! – первым подскакивает Костя и несётся ко мне. Я даже думаю, что он собирается обнять меня, но он вдруг смущённо замирает и улыбается. Не решился. Ну ничего, мы ведь только недавно с ним познакомились. Я, как учитель началки, давно привыкла к обнимашкам и виснущим на руках детях. – С новым годом.

– И тебя, Костя, – улыбаюсь мальчику, а на отца, чей взгляд чувствую всей поверхностью кожи, которая начинает теплеть уже не только на лице, всё ещё не смотрю. Ну я же беседой с Костей занята как бы…

– Доброе утро, – негромкий мужской голос всё же вынуждает поднять глаза. – Как вам спалось, Олеся Станиславовна?

Смотрит совершенно непроницаемо, и вопрос, казалось бы, невинный, но… И это жирное “но” я чувствую очень ярко.

– Прекрасно спалось, – натягиваю максимально беспристрастную улыбку. – Сладко и безмятежно.

– И даже ничего не снилось? – чуть выгибает левую бровь, лицо абсолютно серьёзное, но в глазах я вижу эти бесовские огоньки. Гад же. Как есть гад.

– Неа, – пожимаю плечами.

– Ну ничего, ещё обязательно приснится. А теперь предлагаю позавтракать.

Только лишь когда он отворачивается, чтобы отодвинуть для меня стул у стола, я понимаю, что во время разговора почти не дышала. В солнечном сплетении появляется тяжесть, а колени ощущаются слабыми. И мне приходится приложить усилия, чтобы они не подкосились, пока я прохожу к столу и присаживаюсь на отодвинутый любезно стул.

Завтрак проходит почти спокойно. Поначалу у меня кусок в горло не лезет от смущения. Но потом я немного расслабляюсь. Костя, впечатлённый временем, проведённым с отцом, не раз порывается то мультфильм обсудить, то свой подарок, то напомнить в десятый, а то и в двадцатый, что он теперь совсем большой, раз ему разрешили не спать в новогоднюю ночь. Болтовня отвлекает, и я даже немного ем.

Аким Максимович намёки больше не бросает, но мне, признаться от этого не легче. Я подумываю, что надо бы, наверное, извиниться и объясниться, что это вышло случайно и мне очень жаль. Даже предвижу уже шквал шуточек в ответ на свои извинения. Но мне нужно это сказать, для себя в первую очередь.

Однако сделать это не удаётся. У Акима Максимовича звонит телефон, звонок он сбрасывает, но тут же отодвигает тарелку.

– Благодарю за компанию, вынужден уйти. Приеду поздно, так что, Костя, ложись, не жди меня.

Костя скисает, но в целом реагирует нормально. Он рад и тому, что они с отцом были вместе в новогоднюю ночь, ещё и позавтракали вместе.

– Олеся Станиславовна, а вас жду при параде завтра в шесть в холле.

Да, точно, моя часть сделки.

Ох-хо. У меня всё тело пылает и топит стыдом лишь от того, что Аким Максимович рядом, а что же будет, когда я пойду с ним на приём? Представляю – и мурашки табуном бегут.

Он, наверное, вволю напотешается надо мною. Так просто ситуацию не спустит. Да и, судя по приподнятым бровям и брошенному перед его уходом на меня взгляду, он от этого получает настоящий кайф.

Что ж, у меня есть сутки, чтобы научиться на это не реагировать. Но получиться ли?

____________

14

Я поворачиваюсь у зеркала то одним боком, то другим. Платье необыкновенное. Дух захватывает, когда смотрю на себя, и что-то такое чисто женское восстаёт, наслаждаясь собственным отражением в зеркале.

Тонкая нежная ткань ниспадает по бёдрам до самого пола, обтекает будто. Мне грех жаловаться на свою фигуру, но кажется, будто в этом платье она приобретает какие-то особенные формы и линии.

И даже моя большая родинка на левой лопатке, которая мне всегда не нравилась, и которую я собиралась удалить, сейчас кажется нужной частью общей картины.

Перекладываю волосы, завитые в длинные локоны на правое плечо и скрепляю заколкой. В маленький золотистый клатч кладу телефон и блеск для губ. Осторожно обуваю туфли, которые мне принёс к платью вчера Сергей по распоряжению хозяина дома. Очень красивые, нежные, хотя на них нет ничего лишнего – только гладкая бежевая кожа. И даже весьма удобные, насколько вообще могут быть удобными туфли на шпильке.

Готова. Теперь нужно сделать глубокий вдох и спуститься вниз, где меня уже ждёт Аким Максимович. Посмотреть ему в глаза уверенно и твёрдо, так, чтобы он понял, что нет смысла меня поддевать.

Крепче сжимаю клатч, когда выхожу на лестницу и спускаюсь по ступеням. Стараюсь смотреть под ноги, а не на замершего внизу Акима Максимовича. Да, лучше уж под ноги. Да и в туфлях на шпильках нужно быть осторожнее.

– Олеся Станиславовна, я планировал провести спокойный вечер в кругу партнёров, не волнуясь ни о чём, но вы ломаете мои планы, – говорит, когда я оказываюсь возле него. Сам он, как и всегда, в костюме. Белоснежная рубашка идеально оттеняет его смуглую кожу и тёмные глаза. – Теперь мне придётся отгонять от вас ухажёров.

– Я могу остаться дома, не вопрос, – пожимаю плечами.

– Исключено, – он улыбается, а у меня от этой его дьявольской улыбки волоски на шее дыбом встают. – Это, если что, я пытался сказать, что вы выглядите сногсшибательно.

– Спасибо, – решаю пока оставить перепалки и просто благодарю, улыбнувшись.

Он делает жест рукой, предлагая пройти к двери. Я завязываю пояс пальто, набрасываю капюшон и выхожу. Машина уже ждёт прямо у входа.

Дверь мне открывает водитель и подаёт руку, помогая сесть. Я и не отказываюсь, потому что автомобиль – высокий чёрный внедорожник, и на каблуках изящно впорхнуть внутрь самой, не сломав при этом ноги, кажется задачей непростой.

Аким Максимович садится рядом. И хотя в машине вроде бы как и места много, мы оказываемся слишком близко. Настолько, что я чувствую аромат его парфюма.

Это каким-то образом влияет на моё сердцебиение. Будто волны от мужчины этого некие исходят, что сбивают нормальный ритм пульса. Импульсы электромагнитные.

Пока едем, ощущаю себя напряжённой. Температура тела будто повышается, а пальцы наоборот – холодные. Я теряюсь и не знаю, куда пристроить руки. Хорошо, клатч спасает, и можно вцепиться в него.

– Вы нервничаете? – приглушённый мужской голос звучит неожиданно, пока я витаю в своих мыслях, пытаясь абстрагироваться, и я вздрагиваю. Надеюсь, он эту дрожь не заметил. Но однажды я уже надеялась, что Аким Максимович не заметил… Он наблюдательный. Даже когда сильно занят.

– С чего вы взяли? – поднимаю брови, делая вид, что удивлена.

– Дышите неровно.

Это он как заметил? Слух феноменальный или пялится куда не нужно?

– Укачивает немного, – вру. Не говорить же правду, что у меня от его парфюма голова кружится.

Кстати, к моему собственному удивлению меня действительно сейчас не укачивает. И это кажется невероятным. Наверное, моя нервная и сенсорная системы настолько заняты, что забыли, что в транспорте меня тошнить должно.

– Вестибулярный аппарат слабый?

– Есть такое, – а вот это уже чистая правда.

– Помогают тренировки в необычных условиях. Или другие физические нагрузки… Чтобы прямо в транспорте.

– У меня не очень со спортом, – признаюсь, пожав плечами. – Из спорта только канал по телеку про биатлон и теннис.

– Любите смотреть, как кто-то занимается спортом? – сволочь. Ну гад же, как есть. – Только, знаете, для результата нужно тренироваться, а не смотреть, как другие тренируются.

Я едва не давлюсь воздухом. Бесполезно пытаться тягаться с ним в остроумии, похоже. Себе дороже выйдет.

– Открыть окно? – предлагает, смилостивившись. Наверное, у меня совсем лицо позеленело.

– Можно немного.

Свежий воздух действительно немного помогает мне прийти в себя. Хоть немного. Рядом с этим человеком очень сложно твёрдо стоять на ногах. Особенно, когда он берёт за цель смутить.

Прикрываю глаза, вдыхая морозный воздух. Холодно, но сейчас это единственная возможность взять передышку. Потому что впереди у меня, похоже, очень непростой вечер.

15

Аким Максимович помогает мне снять пальто, и я буквально кожей чувствую, как его взгляд впивается мне в спину. Туда, где виднеется моя нелюбимая родинка. На неё вечно все пялятся, отчего я чувствую себя неудобно.

– Вам холодно? – спрашивает, откашлявшись, он. Заболел, что ли? Ну конечно, выходил же курить в одной рубашке в новогоднюю ночь на крыльцо.

– Нет, – пожимаю плечами. – С чего вы взяли?

– Кожа в мурашках.

И снова взгляд на моё плечо. А потом берёт и легко ведёт пальцем вдоль моего плеча. И теперь уж точно кожа моя в мурашках. И дыхание сбивается.

Чего он вообще меня разглядывает? То в машине ему показалось, что я нервничаю, то теперь, что замёрзла… А теперь ещё и трогает!

– Аким Максимович, спасибо за заботу, – веду плечом и по привычке хочу поправить очки, забыв, что надела линзы. – Но я не стеклянная. Если вдруг что – скажу.

– Давайте уже на ты, если вы не против. Так будет меньше вопросов.

Наш бандит боится неудобных вопросов? Надо же.

Он предлагает локоть, я принимаю, и мы проходим в залу кафе. Заведение небольшое, не ресторан, а действительно просто как небольшое кафе. Уютное, зала небольшая, вместо столиков диванчики. В полумраке пространство освещают своими огоньками расставленные в нескольких местах небольшие ёлочки и гирлянды с крупными шарами-лампочками.

Похоже, кроме компании партнёров Акима Максимовича, тут никого нет. Закрытая вечеринка.

Интересно, они все бандиты, как и Аким Максимович? Учителей себе похищают там, может, поваров, садовников… Как знать. Одного поля ягоды, уверена я.

Мужчин несколько, с ними женщины. Ощущение, что все они из одного какого-нибудь танцевального коллектива или модельного агентства. Высокие, худые, стройные. И лица у всех будто похожи: высокие скулы, пухлые губы, идеально белые зубы. Милые мягкие улыбки, держатся каждая рядом со своим спутником. И почти не разговаривают. Это как-то сразу в глаза бросается. Просто кивают, хихикают, улыбаются, ограничиваясь парой фраз.

Мы едва только вошли, а я уже чувствую себя здесь лишней. Понятно же, что совершенно не вписываюсь. Я, признаться, и вести себя на подобных мероприятиях не умею, ведь никогда на таких и не бывала. Только в кино и сериалах видела. Не стоило мне соглашаться. Теперь придётся так же кивать и улыбаться, чтобы не опозориться и Акима Максимовича не опозорить. Припомнит же.

– Аким! – один из мужчин, высокий блондин лет сорока, замечает нас и подходит, с улыбкой протягивая руку. – С Новым годом! Рад видеть тебя.

– Привет, Андрей, – Аким Максимович протягивает в ответ свою и крепко, по-приятельски, жмёт. – И тебя с Новым годом! И с новым проектом. Рад, что ты решился. Хотя я и не сомневался, что ты возмёшься за такое амбициозное дело.

– Ещё бы. Ты же знаешь, как я люблю вызовы и всё необычное, – блондин самодовольно улыбается, а потом переводит взгляд на меня. Может, мне кажется, но в его глазах я замечаю секундную вспышку удивления. – Познакомишь меня с твоей спутницей?

– Олеся, это Андрей Княжин, человек, который год за годом покоряет север, изучая его недра, – Аким Максимович обращается ко мне, а потом снова смотрит на этого Княжина. – Это Олеся…

Может, он хотел ещё что-то сказать, но покоритель севера протягивает руку теперь мне и улыбается:

– Рад познакомиться! – я осторожно жму его ладонь в ответ. Чувствую себя совершенно растерянной. Я, конечно, знакома с правилами этикета, но когда в повседневной жизни на светские приёмы не ходишь, то как-то и уверенности в навыках нет. Мой максимум – это поездка раз в пару месяцев с коллегами в театр или на выставку. Тут же немного другой уровень. – Вы невероятно прекрасны!

– Благодарю, – киваю, ответив улыбкой. Честно говоря, меня вот такая откровенная лесть смущает.

– Я серьёзно! Давно не видел таких глубоких глаз!

– Ты засмущаешь сейчас мне спутницу, Андрей, – вроде бы как легко, но в то же время твёрдо пресекает поток комплиментов Аким Максимович, и я чувствую к нему признательность. Я к такому прямому вниманию совсем не привыкла.

– Ты и скромная спутница – вот уж новость, – Княжин хмыкает, улыбнувшись уголками губ, а мне почему-то становится неприятно, хотя вроде бы как не обо мне речь шла в данном замечании.

Кроме этого покорителя севера, Аким Максимович знакомит меня ещё с несколькими мужчинами. Они реагируют куда благожелательнее, чем их спутницы. Те вроде бы улыбаются, кивают, говорят, что им приятно познакомиться, но взглядом таким окатывают, что поёжиться хочется.

Хочется назвать это сборище обществом кривых зеркал. Улыбки и лёд в глазах. Я к такому не привыкла. Есть, конечно, и среди моих коллег те, с кем у меня прохладные отношения, мы держим дистанцию, здороваемся и в общении пересекаемся только по рабочим вопросам. Но не улыбаемся и не делаем вид, что рады друг другу. Всё честно.

А тут… Не хочется выглядеть глупой, поддавшись на их обман. Но и подозрительной тоже не хочется. Поэтому я беру пример с этих дам и тоже молча следую за Акимом Максимовичем, киваю и улыбаюсь новым знакомым, с которыми больше никогда, к счастью, не увижусь.

С удивлением обнаруживаю среди присутствующих несколько примелькавшихся в прессе лиц. Один из них, кажется, депутат. Второго я точно видела в составе делегации губернатора, когда нас с классом пригнали на открытие очередной детской площадки и сквера в районе. Кажется, он и в школу приезжал перед парламентскими выборами от какой-то партии. Несколько проекторов и настил для спортивной дорожки подарил. Помню ещё, что нас всех собрали в актовом зале после рабочего дня, и коллеги были не особенно довольны в пятницу сидеть в школе до половины восьмого. Особенно те, кто в первую смену отвёл уроки, а потом был вынужден тащиться на это собрание.

Есть среди присутствующих и пара уже в возрасте. Мужчине с виду лет шестьдесят, а с ним женщина. Она от других отличается: немолодая, взгляд гордый, даже я бы сказала, напыщенный.

– Это Татьяна Валагина? – тихо спрашиваю Акима Максимовича, когда мы отходим от очередного его партнёра.

– И её муж Владимир, да, – кивает он. – Вы знакомы?

– Нет, – качаю головой. – Я видела её несколько раз на концертах и по телевизору. Она учредитель фонда помощи для семей с детьми с РАС. Я думала, она…

– Добрая фея? – Аким Максимович поднимает иронично бровь, а я наблюдаю, как Татьяна поднимает бокал и осушает его залпом.

Нет, ничего плохого в этом нет. Ни в бокале вина, ни в вечеринке. Это её личное дело. Просто публично она заявляет, что ведёт очень аскетичный образ жизни, носит простую одежду и ест простую еду. Что все возможные деньги направляет в свой фонд и призывает других делать так же. А сейчас её дорогое платье, а я и не сомневаюсь, что оно такое, украшения, поведение… мягко говоря, вызывают диссонанс.

– Ну не то, чтобы фея, просто она показывает себя немного иначе в публичной плоскости. Но это её дело, конечно, тем более, если она действительно делает столько всего хорошего для детей с аутизмом.

– Олеся… – Аким протягивает мне бокал шампанского, снисходительно улыбаясь. – Вы прекрасны в своей наивности, но иногда розовые очки нужно снимать. Муж этой милой дамы занимается производством БАДов для лечения детей с умственной отсталостью. И мало того, что эти БАДы как раз таки закупаются из фонда, так ещё и в втридорога. И, думаю, вам не надо объяснять, что это дерьмо в капсулах к лечению никакого отношения не имеет.

Господи, какая грязь. Так отвратительно становится… Как можно такое творить? А ведь люди с надеждой приходят туда…

– А вы, Аким Максимович, вы чем зарабатываете? – поворачиваюсь и смотрю на него. Наверное, мне не стоит знать. Но почему-то вдруг становится так важно выяснить.

– Не волнуйтесь, Олеся, – хмыкает он, – к обиранию родителей больных детишек это отношения не имеет.

Пока достаточно. Большего знать не хочу.

Замечаю, что эта Татьяна, увидев нас, говорит что-то негромко своему мужу, а потом поднимается и идёт навстречу.

– Простите, мне нужно на воздух, – отдаю бокал Акиму Максимовичу. Понимаю, что удержаться и что-нибудь не ляпнуть мне будет сложно. Поэтому пусть лучше некрасиво уйду.

Он, кажется, понимает это и против ничего не говорит. Однако так просто не отпускает. Сперва снимает свой пиджак и накидывает мне на плечи.

– Там холодно. Не перемерзайте.

Заботливый какой.

– Спасибо.

Пробираюсь между гостями и выхожу на балкон. Свежий морозный воздух бьёт в лицо. Я глубоко вдыхаю, едва не закашлявшись от холода, обжёгшего лёгкие. И про себя благодарю Акима Максимовича за предоставленный пиджак.

Балкон не сильно широкий, но длинный. И тут уже есть те, кто решил подышать свежим воздухом.

Три девушки стоят в паре метров от входа, болтая о чём-то. Они ведут себя не так, как со спутниками в зале. Будто куклы ожили. Улыбаются, смеются, но тут же замолкают, когда замечают меня.

Прокатываются по мне взглядом от причёски до носков туфель. С пренебрежением и откуда-то взявшейся злостью.

– Добрый вечер, – киваю им и подхожу к перилам. Просто смотрю на вечерний город, а у самой внутри неприятное чувство селится.

Почему они так смотрят? Что я им сделала?

– У Даровского, кажется, новый эскорт, – бросает одна.

Она говорит это достаточно громко. Громче, чем если бы просто продолжила обсуждать что-то со своими подругами.

А значит… говорит она это мне, судя по всему.

Даровский – это фамилия Акима Максимовича? Знакомая, кстати.

– Ага, – хихикает другая, – эта ещё стрёмнее предыдущей.

Неприятно колет. Они просто стоят в паре метров и обсуждают меня.

– Я не эскорт, – поворачиваюсь к ним и говорю громко и чётко. Пошли они, курицы, чтобы я ещё делала вид, что не понимаю, что они в меня дерьмом бросаются.

– Да? – выгибает бровь одна из них со смешком. – А кто же тогда? Невеста, может?

Они смеются. Все втроём. Так, будто анекдот до невозможности весёлый услышали.

А у меня внутри волна поднимается. Злостью топит. Невыносимо же, когда тебя открыто, прямо в лицо оплёвывают.

– Представьте себе, невеста, – отвечаю спокойно и складываю руки на груди, а смех тут же обрывается.

У одной из девушек так сильно вытягивается лицо, что становится понятно, что Аким Максимович представляет для неё больший интерес, чем для её подруг.

Они молчат. Несколько секунд стоят будто их водой окатили. Ирония и сарказм растворяются, словно и не бывало их, а красивые лица приобретают странное уродующее их выражение.

– И когда же свадьба? – сквозь зубы спрашивает та, что побледнела сильнее всех, всем своим видом показывая, что не верит мне. Но напряжение её весьма чётко читается.

Ответить я не успеваю, потому что на моё плечо ложится рука.

– Ещё не решили, – раздаётся рядом мужской голос.