Текст книги "На грани развода"

День второй

Марина проснулась рано – еще не было восьми. Она проверила телефон – Гриша так ничего и не написал. Пришло одно сообщение от мамы: «Волнуюсь, сообщи, как устроились». Марина ответила, что все хорошо, просто идеально. Она полежала еще минут пять, раздумывая, написать ли Грише, но не стала. Зачем? Да, нормальная семейная жизнь – муж не спрашивает, как дела у жены с дочкой, а жена не сообщает. Но Гриша всегда был таким. Марина поначалу даже обижалась – неужели ему неинтересно, неужели он даже не волнуется?

– Если бы что-то случилось, ты бы позвонила, – ответил Гриша. – А если не звонишь и не пишешь, значит, все в порядке.

В принципе это было логично. Но Марине так казалось только в начале их семейной жизни. После пяти лет брака она перестала сообщать мужу, даже если что-то происходило. Она вдруг поняла, что должна сама решать проблемы, не зависеть от Гриши, потому что рано или поздно она останется одна с Аней. И никакого мужа рядом не будет. И ей надо быть к этому готовой.

Очень скоро она поняла, что ей не нужна Гришина поддержка – он все равно не помогал, а лишь обвинял Марину в случившемся. Так произошло, когда Анюта съехала с горки и врезалась в мальчика. Губа у нее была рассечена, зуб выбит. Марина тогда позвонила мужу и попросила приехать, забрать их с площадки и отвезти в травмпункт. Гриша сказал, что будет через три часа. В поликлинику их вез папа мальчика, который перепугался больше Марины и Анюты. Слава богу, зашивать ничего не пришлось, зуб – молочный. Папа этого мальчика чуть ли не насильно засунул их в машину и повез в магазин, где купил Ане здоровенную куклу-младенца, о которой та давно мечтала. Аня тут же забыла про губу и зуб и вцепилась в коробку с куклой мертвой хваткой. Потом этот папа звонил, спрашивал, как заживает губа, всё ли в порядке. Он звал на день рождения сына, но Марина вежливо отказалась. Что тогда она думала? Что мужчина оказался порядочным человеком и повел себя так, как должен вести себя настоящий воспитанный отец семейства, хотя его маленький сын был не виноват в случившемся. Что она тогда подумала про Гришу? Что он находился на другом конце города на важных переговорах, которые не мог отменить. То есть папа мальчика должен с ними возиться, а Гриша – нет. И да, Марина научилась справляться сама. Ей было проще решить проблему, чем выслушивать от мужа, как она не права, не так поступила, что-то допустила и позволила. Гриша мастерски научился находить виноватого и вызывать у Марины острое чувство вины. Да, она не была идеальной матерью, но ни разу не обвинила мужа в том, что и он не идеал. Права Вика, тысячу раз права. Почему Марина еще тогда не бросила мужа, который не примчался по первому зову, а спокойно сообщил, что будет через три часа? А когда приехал вечером, спустя не три часа, как обещал, а все шесть, с порога сообщил, что Марина сама виновата в произошедшем, плохо смотрела за Аней.

Марина тогда проплакала полночи. Да, виновата была она, и больше никто. Гриша не поинтересовался, как они доехали до травмпункта, и не заметил новую игрушку у дочери. Марина не стала рассказывать мужу про чужого папу, а Анюта не стала хвастаться куклой и не рассказала, откуда она у нее появилась. Наверное, дочь тоже что-то почувствовала, хотя была совсем маленькой. Марина до сих пор помнила, как зовут того мужчину – Андрей. Но больше ни разу не видела его в парке. Наверное, они обходили стороной ту детскую площадку с большой горкой.

Марина смотрела на телефон, в котором не было ни одного звонка от мужа, и не понимала, с чего вдруг вспомнила об Андрее. Именно этим утром.

На улице кричали птицы. Анюта сладко спала. Марина сварила себе кофе и вышла на балкон. Сторона оказалась правильной – утром балкон находился в тени, и Марина с удовольствием пила кофе. Над головой летали ласточки. Они же и орали что есть мочи. Но просыпаться под крик птиц, пусть даже и истошный, разве не замечательно? Ласточки залетали за угол балкона, туда, где находилась стационарная сушилка. Еще вчера Марина повесила на нее купальники и полотенца. Сейчас решила снять белье и заодно посмотреть, с чего вдруг случился птичий базар. Все вещи оказались грязными, в птичьем помете. Марина подняла голову и увидела ласточкино гнездо прямо над сушилкой.

– Анют, просыпайся, смотри, кто у нас живет! – закричала Марина. Сонная девочка вышла из комнаты и смотрела на птиц, которые облюбовали именно их балкон, хотя на других тоже были ласточкины гнезда, но пустующие.

– Я хотела это надеть, – расстроено сказала Анюта, разглядывая свой любимый купальник, безнадежно испачканный.

– Ну постираю, после обеда наденешь.

Марина встряхнула полотенце в надежде избавиться от следов жизнедеятельности милых птичек. На ее лифчике ласточкина какашка уже застыла. Она все перестирала, разложила на стуле и ушла жарить омлет на завтрак. Аня с зубной щеткой вышла на балкон и закричала:

– Мам, у нас все улетело! Вниз!

Марина выскочила на балкон. Они жили на втором этаже, отель стоял на горе, и порывы ветра даже на этой небольшой высоте оказались сильными. Купальники долетели до участка, не принадлежавшего гостинице. Полотенце застряло на ветвях дерева.

– Анют, я пойду попробую пролезть на соседний участок. А ты брось чем-нибудь в полотенце, вдруг упадет?

Аня с радостью принялась исполнять поручение, выбирая, чем можно кинуть в полотенце, а Марина пошла вниз.

Во дворе между участками оказалась сетка, через которую невозможно было перелезть. Балконы других номеров их гостиницы, тех, что находились на первом этаже, выходили, можно сказать, на общий двор, так что Марина, по сути, шла по чужим балконам. Учитывая, что было раннее утро и жильцы еще спали, она чувствовала себя виноватой и шла на цыпочках, стараясь не шуметь. На последнем балконе она наткнулась на Вику. Та сидела в красивой пижаме, в темных очках и держала в руках чайную чашку.

– Привет. Прости. Мне надо туда пробраться. У нас купальники улетели. А над сушилкой ласточкино гнездо, все купальники в помете. И полотенце тоже. Но если в ласточкином помете, это ведь не очень обидно, а даже мило, – объяснила Марина.

– Просекко будешь? – спросила Вика.

– Что? Просекко? Время половина девятого!

– Ты мне кофе, я тебе просекко. У тебя ведь нет просекко, а у меня нет кофе. Предлагаю обмен. Голова раскалывается, если честно. Мне врач посоветовал ехать на море, много плавать, гулять. Не помогает. Все равно голова болит. Опять приступ мигрени. С института еще. Врачи говорят, на нервной почве. Ну как экзема, например. Иногда утихает, а потом снова вспыхивает с новой силой. Только я не пойму – все хорошо вроде бы, я совсем не нервничаю, почему вдруг сейчас? Если накроет, то я совсем тут подохну. У меня бывают сильные приступы. Киру не хочу пугать. Слушай, если что – присмотришь за ней? И, кстати, там дальше есть дырка в сетке. Здесь часто бывает ветрено, все время что-то улетает. Найдешь юбку розовую – это наша.

Марина пролезла через дыру в заборе и пошла собирать вещи. Помимо своих, она нашла и розовую юбку, и лифчик от детского купальника, и трусы от взрослого. Один нарукавник, мяч и детскую лопатку. Вещи выгрузила на лавочку во дворе и пошла варить кофе.

Еще через полчаса они сидели с Викой на Маринином балконе, пили просекко с кофе и смотрели на остров. Кира с Аней ели омлет.

– Красивый остров. Я бы хотела жить на таком, – задумчиво сказала Вика.

– А я бы не смогла, наверное, – призналась Марина. – Сейчас там хорошо, свадьбы проводятся, венчания, крестины. А зимой? Представляешь, как там зимой?

– Да, хочу жить там именно зимой, одна, топить печку, смотреть с острова сюда и радоваться, что эта жизнь от меня далека, – призналась Вика. – Моя мама давно живет одна, в деревне, где никого не осталось. Три или четыре жилых дома на всю округу. И ей хорошо. Там ходит один сторож, который дачи охраняет, и одна машина раз в неделю по дороге проезжает. Я забираю маму в октябре, чтобы в квартиру на зиму перевезти, так она упирается руками и ногами. Просит – ну еще неделю, ну еще одну, пока уже совсем холодно не станет. Раньше я не понимала: неужели ей не одиноко? Я приезжаю редко, людей, считай, нет, сторож этот заходит раз в четыре дня, а маме хорошо. В полном одиночестве. Даже связи нормальной нет. А если ливень или снегопад, то электричество отключается. Я спрашивала, что мама делает целыми днями? Она говорит – читает, перечитывает, смотрит кино на дисках, за деревьями ухаживает, цветами. Когда я ее к нам привожу, чтобы Кира с бабушкой повидалась, мама страдает. Ей шумно, душно, Кира слишком громко топает и говорит, в ванной слышно, как по телефону разговаривает соседка этажом выше, с улицы доносится шум шоссе и стройки. Маме физически плохо. Она так активно и демонстративно страдает, что хочется ее отвезти на дачу и там оставить. Она даже от меня страдает. Счастливая женщина – ей никто не нужен. Это эгоизм, как думаешь? Ладно, надо на пляж собираться. Мне легче становится после плавания.

– Сейчас пойдем. Чем там вчера дело кончилось, не знаешь?

– Нет. Я ушла после тебя. Кстати, удивительно. Я давно никого не называла на «ты». Язык не поворачивался. Да и повода не было. А здесь легко перехожу, хотя понимаю, что неприлично. Здесь все странно. Само место странное, ты уже почувствовала. Нет, не пресловутое «место силы», как бы сказал наш йог, а просто чудно€е, странное место, где собрались скрытые сумасшедшие с такими тараканами в голове, что диву даешься. Тебя, кстати, голоса не раздражают? А меня очень. Не тот тон голоса, и всё – в голове начинает звенеть. Я на тембр реагирую, на интонации. Вот у тебя, например, удивительные тембр и тон – низкие, приятные. Наверное, потому что ты куришь. Хотя я бы посоветовала сходить к врачу, к фониатру. Ты не должна так хрипеть.

– Да, иногда проявляется, иногда все нормально, – призналась Марина. – А раньше голос был высокий, писклявый. Я всегда завидовала девушкам с низкими голосами. Сейчас мне комфортнее, логичнее, что ли. Голос ложится на образ такой невыносимой курящей дамочки, которая всех ненавидит.

– А Женя? Она ведь говорит забавно, будто на сцене стоит – утрирует, проговаривает, делает смысловые акценты, не замечала? – продолжала Вика.

– Заметила, еще в первый день, – подтвердила Марина. – Еще подумала, что она логопедом работает.

– Да, у нее такие певучие интонации и детский голос, немного капризный, тихий, но богатый красками. Она очень красиво на самом деле управляет голосом и делает это профессионально. Послушай, каким тоном она разговаривает с мужем, а каким с нами. Почувствуешь разницу. Но в ее голосе нет силы, поэтому ее дети не слушаются, а в твоем – есть. Тебе достаточно сказать «нет», и это будет означать категорический приказ. У тебя в голосе сила, о которой многие только могут мечтать. Не смейся, я чувствую голоса, – хохотнула Вика. – А у меня голос моей матери. У нее такие же тембр и интонации. Я не могу с ней подолгу разговаривать. Начинает подташнивать.

– Не преувеличивай. У тебя, наверное, музыкальное образование есть? – удивилась Марина.

– Нет, у меня хроническая мигрень, плохие сосуды и головокружения. И все это реагирует на звук, цвет, осадки, нервы и все остальное, включая голоса, – ответила Вика. – Знаешь, что самое страшное? Когда мальчики, уже подростки, говорят писклявыми голосами. Уже должен был сломаться голос, а он все пищит. Такие голоса бывают и у взрослых мужчин. Вот это я вообще слышать не могу. Может, поэтому мечтаю жить на острове, где не буду слышать голоса и оценивать их по своей шкале – насколько сильно у меня от них начинает болеть голова.

– Ты не слышала, как орут по утрам птицы. Я готова задушить этих ласточек! – рассмеялась Марина. – Они орут, как склочные бабы на базаре. Скандалят, дерутся, мне кажется, именно ласточки умеют ругаться матом. Вот совы меня не смущают – угукают себе, и всё. Цикады трещат, меня они успокаивают. А утренние ласточки просто с ума свели! Еще и нагадили на одежду. Так что остров – не выход. Вдруг тебя вместо людей начнут раздражать бакланы или другие птицы? И, кстати, раз мы обе такие асоциальные личности, тут есть пляж, на который из нашего отеля никто не ходит? – спросила Марина.

– Нет. Одиночество тебе не грозит. – Вика поморщилась и потерла лоб. – Наш пляж объективно лучше и удобнее.

– Может, тебе цитрамон дать? У меня есть растворимый, – предложила Марина.

– Мертвому припарки. Ты мне еще касторку предложи, – хохотнула Вика. – Я уже две таблетки с утра выпила. Сейчас лучше.

– Что у тебя случилось?

– Ну если судить по тому, что у меня нет мужа-йога, можно сказать, что ничего не случилось и я счастливейшая из женщин. Кофе, кстати, отличный. Ты здесь покупала? – Вика перевела разговор, не желая отвечать на прямой вопрос.

– Нет, привезла.

– Ну кто-то касторку, кто-то кофе. А я забыла целую стопку одежды и платье любимое в том числе. Я в нем ходила, когда еще Киры не было, ничего не было. Только это платье. Каждый год беру его в поездки. Иногда оно так и остается лежать в чемодане, а иногда ношу, не снимая. Здесь бы оно мне пригодилось. Представляешь, забыла…

– Ладно, пойдем поплаваем. Неизвестно, как сегодняшний день сложится.

Вика с Кирой ушли переодеваться. Марина с Аней собрались и спустились вниз. За общим столом сидела Светлана Михайловна и смотрела в телефон.

– О, Мариш, доброе утро. Забери мою Настю. Вы же на пляж?

– А вы что?

– Я не могу оторваться. Меня Вика подсоединила к вай-фаю, это так называется? Только за этим столом связь хорошая. Еще под тем деревом и на дороге. Больше нигде не ловит. А мне в «Одноклассниках» столько сообщений пришло. Вика мне еще Ютьюб показала. Там мои любимые «Песняры». Смотри, Вика мне и наушники дала. Я же теперь могу сидеть и слушать. И кино смотреть. Любое. Я старое люблю. И историческое. Вика мне тут написала сериалы про Англию, я прямо оторваться не могу. Про Генриха начала смотреть. Неужели люди так жили? А почему по телевизору такое кино не показывают? Вика говорит, что надо скачать, чтобы дома досмотреть. Проще будет. Так меня же вообще все потеряют! Это не сериал, а красота сплошная – такие актеры, костюмы… Может, и ты мне посоветуешь что-нибудь посмотреть?

– Хорошо, обязательно, а где Настя? – улыбнулась Марина.

– Собирается.

– Светлана Михайловна, а вы с зятем разговаривали?

– Да, позвонила ему в полвосьмого, он еще спал. А я что, виновата, что он еще спит в это время?

Настя вышла из номера, натягивая на голову платок. Светлана Михайловна даже не оглянулась.

Марине пришлось смириться с тем, что на ее попечении окажется еще одна девочка.

– Марин, привет, вы на море? Забери Колю! – крикнула Даша. – Я скоро приду! Вы на нашем пляже будете? Только голову помою и приду!

– Тетя Марина, подождите меня! – Уже по дороге их догнала Кира. – Мама сказала, что скоро будет. Только полежит немного и придет. У нее голова разболелась.

Марина вывела детей на пляж. Надежды на то, что удастся почитать в одиночестве, не сбылись. Она плавала с детьми и строила замки, просыпая мокрый песок через пальцы, чтобы получились башенки. Снова плавала и читала всем вслух книжку. Потом отправила детей собирать ракушки и камушки, чтобы украсить замки из песка, и принялась лихорадочно думать, чем бы еще их занять.

Только она достроила очередную башенку замка, как мимо по пляжу пробежала молодая женщина и наступила ногой прямо на только что достроенную вершину.

– Осторожно! – крикнула Марина.

– Ой, простите, а вы мальчика тут не видели? – спросила женщина и, не дождавшись ответа, начала кричать: – Кеша! Кеша!

– Какое редкое имя – Иннокентий, – сказала Марина.

– Что? Нет. Он Викентий. Кеша! Кеша! Я только до душа дошла, чтобы соль после моря смыть, а он опять пропал. Кеша! А вы не знаете, здесь детское питание продается?

– Не знаю, но, думаю, продается. Тут же много детей. – Марина не понимала, какая связь между потерявшимся ребенком и детским питанием. Нет ребенка, нет питания. Хорошо, что она это вслух не сказала.

– Не думайте, что я сумасшедшая. У меня какой-то странный период в жизни – я все теряю. Думала, вообще сюда не приеду. Все сложила в одну сумку, в разные отделения, несколько раз проверила, перепроверила. Мы уже подлетаем, я достаю сумку, чтобы убрать цветные карандаши. Смотрю, а паспортов нет. И корешков от посадочных талонов нет. Я помню, что доставала их на вылете, положила на стойку, а потом не помню. Перерыла всю сумку, рюкзачок Кеши – паспортов нет. А я даже обрадовалась. Думала, отправят нас назад, и мне не придется две недели сходить с ума, пока я одна с Кешей. Мне кажется, у меня послеродовая депрессия, правда, отложенная во времени. Я или плачу, или сплю, или схожу с ума. У меня все время паника – что я опять не так сделала. Да еще Кеша все время пропадает. А паспорта? Знаете, где я их нашла? На сиденье! Я же попросила плед для Кеши, надеялась, что он уснет. Но он, конечно же, весь полет бегал по самолету. И весь полет я просидела на паспортах, которые были прикрыты пледом. То есть я положила документы на сиденье, прикрыла их пледом и села сверху. Мне ничего нельзя доверить. Кеша! Кеша!

– Так, дети, дружно ищем мальчика по имени Кеша. Смотрим везде, даже в самых неподходящих для пряток местах! – объявила Марина.

Дети радостно включились в поиски, думая, что это новая игра.

– Я его нашла! – закричала Аня. – Он здесь, за деревом!

– Слава богу, – ахнула женщина. – Спасибо огромное. Меня Ира зовут, кстати. А можете за Кешей присмотреть, пожалуйста? Мне позвонить надо в аэропорт и сбегать купить зубную щетку и детское питание. Я быстро.

Марина решила, что точно имеет дело с сумасшедшей, которая готова оставить ребенка на первую встречную женщину.

– Да, я знаю, – подтвердила Ира подозрения Марины. – Но у меня потерялся багаж. Два чемодана. Там были все вещи Кеши, игрушки и банки с пюре. Обещали найти, но им все время надо звонить и напоминать. А пока у меня даже зубной щетки нет.

Марина посмотрела на мальчика, которому было года два. Ребенок спокойно стоял и разглядывал разрушенный замок. Он совершенно не производил впечатления гиперактивного и неуправляемого.

– Ну хорошо, – согласилась она.

– Мне так страшно. Я все время чувствую себя виноватой, – призналась Ирина.

– Ну с каждым может случиться, – попыталась поддержать ее Марина.

– Нет, не с каждым, – ответила Ирина. – В прошлом году я убила Мотю. То есть не убила, но так получилось.

– А кто такой Мотя? – осторожно поинтересовалась Марина.

– Наша собака. Мопс. Оказалось, что собаки с укороченной мордой плохо переносят перепады давления, влажности и температур. Они задыхаются. Или у них может случиться сердечный приступ. Но я же не знала! Мы прошлым летом хотели всей семьей поехать отдыхать. Муж не смог из-за работы, Мотю оставить было не с кем – свекрови активное солнце противопоказано, моя мама летела с нами. Я еще Кешу грудью кормила. Мотю взяли с собой. Специально искали апартаменты, чтобы пускали с домашними животными. Мотя не перенес перелета. Мы его уже мертвым получили. Вроде бы у него все сразу случилось – и остановка дыхания, и инфаркт. Моя мама проплакала весь отпуск – она Мотю очень любила. Муж сказал, что это я виновата в смерти Моти – не узнала заранее про риски, не подготовила его. Надо было за несколько недель до отъезда приезжать с Мотей в аэропорт, носить его там в переноске, чтобы он привык к звукам и не нервничал. И каждый раз увеличивать время пребывания в аэропорту. А перед отлетом следовало напоить его лекарствами. Да мне бы с Кешей справиться, а я еще Мотю должна была в аэропорт возить? И знаете, нехорошо в этом признаваться, но мне так хорошо было прошлым летом! Я хоть на Кеше сосредоточилась. Да я вообще собак не люблю! Я кошатница! В детстве всех котят с помойки домой тащила! Теперь я убийца Моти и не справляюсь с Кешей. Теряю паспорта, у меня пропадают чемоданы и собственный сын. Чуть что, мне муж со свекровью сразу Мотю припоминают. Даже моя мама считает, что я поступила безответственно. Я мужу написала, что наши чемоданы потерялись, так он ответил, что не удивлен. Но разве я виновата?

– Идите, мы присмотрим за Кешей, – сказала Марина.

Время приближалось к одиннадцати. У девочек сработал заложенный природой «материнский инстинкт», и они радостно нянчились с Кешей. Получили живую куклу в руки. Кеша не возражал. Марина начинала злиться.

Первой на пляже появилась Даша.

– Приветики-рулетики-омлетики! – хохотнула она и протянула Марине бумажный стаканчик с кофе.

– Спасибо, не хочу. – Марина собиралась сказать, что не намерена проводить время с детьми, да еще чужими, да еще в таком количестве.

– Хочешь, хочешь, – продолжала улыбаться Даша.

Марина сделала глоток. Вместо кофе в стаканчике было вино. Белое и холодное. Даже со льдом.

– Ну я же говорила, что тебе просто необходимо выпить кофе! – обрадовалась Даша.

– Я только протрезвела, – буркнула Марина. – Хоть с детьми поплавала. Если так дальше пойдет, я сопьюсь. Где все остальные? И больше я с детьми не хожу!

– Мам, у меня дети спрашивают, ты правда их ненавидишь? – подбежала Аня.

– Правда, – кивнула Марина и сделала зверское лицо.

Дети захохотали, Коля обстрелял Марину из водного пистолета, а Кира принесла и подарила ракушку.

– Слушай, кажется, мы вчера не зря взяли йога в оборот. Можем считать это личной победой – Женя отказалась пить касторку! Мы по соседству живем, никакой звукоизоляции, все слышно. Стас Жене до ночи мозги вправлял. И как ему бубнить не надоедает? Если бы Степан был таким занудой, я бы его давно прибила. Как только Женя его терпит? Знаешь, я предлагаю отвести детей на обед в «Утопию» и потом уже вернуться на тихий час.

– Они опять будут клянчить макароны.

– Не волнуйся, будут есть рыбу. Георгий обещал на гриле сделать. Виктор с утра наловил специально для нас. Я еще вчера с Луизой договорилась. А если тетя Даша сказала есть рыбу, значит, все будут есть рыбу! Георгий так рыбу жарит, как никто! А что за мальчик?

– Кеша. Он все время теряется. Его мать убежала в магазин, потому что авиакомпания потеряла ее чемоданы со всеми детскими вещами. А в прошлом году она угробила собаку, которая не перенесла перелета. Собаку звали Мотя. Я скоро сойду с ума с этими подробностями, детьми, собаками и всем остальным. Я хочу спокойно лежать и читать книгу! У меня все трусы в песке – я строила с детьми замки. У меня в лифчике ракушки, которые дети ловили со дна и сдавали мне на хранение. У меня грязная голова, и я вся чешусь от соли. Я хочу в туалет, наконец! А вас нет! Никого нет! И совести у вас нет! – возмутилась Марина.

– Девочки, доброе утро! – На пляже появилась Светлана Михайловна. – Вы знаете, я ведь даже не думала, что пить вино по утрам – так приятно!

Светлана Михайловна была слегка подшофе.

– И вчерашняя дегустация мне очень понравилась! Только я так и не поняла, почему ежевичное вино так было похоже на вишневое. А вишневое так похоже на клюквенное. Или наоборот? Я не помню. Знаете, чего хочу? Попробовать виски! У меня зять все время пьет виски. А вот как лучше – с колой или в чистом виде?

– Вам, я думаю, можно в любом виде! – рассмеялась Даша.

– Правда, девочки? Я вот только сейчас поняла, что ничего не видела, ничего не ела, не пробовала. Сегодня все утро сериал смотрела, еле оторвалась! Сколько всего интересного! У меня ведь еще два внука – мальчишки. Дочка с ними, а я с Настей. Только с вами выдохнула. Дома-то все время в бегах – то из школы забрать, то в художку, то на танцы отвести. Да и зять у меня строгий. Дочка не работает, все время в декрете, получается, зависит от мужа. Ну и я от него. Да я с радостью помогу, только от него ни спасибо, ни до свидания не дождешься. Человек такой. Все как должное принимает. Я вот сегодня ночью не спала – думала, хорошо бы моей дочке с вами пообщаться. Она ведь тоже ничего не видит, кроме колясок да детских площадок. А вы такие смелые, независимые, красивые! Быт, девочки, так затягивает, что и не выберешься, если засосет. Кастрюли, сковородки, целый день крутишься, а к вечеру уже никаких сил. Ни на себя, ни на удовольствия. Только все перемоешь после завтрака, опять гора чашек в раковине. Только обед сваришь, а уже за ужин надо приниматься. И опять посуда. Конечно, есть посудомойка, но ее пока загрузишь! Зять требует каждую тарелку споласкивать под краном сначала, чтобы машина не испортилась. Так если я споласкивать буду, то помыть быстрее получается. А потом эта посудомойка еще два часа моет. Да еще всем разное приготовь – мальчишкам одно, Насте другое, зятю третье. Дочка сама не справляется. Я уж ей намекала, что надо взять няню – деньги-то есть. Пусть хотя бы с мальчишками гуляла, а дочка бы выспалась. Ну что такого-то? У всех няни! Нет, зять против. Ему, видишь ли, чужая женщина в доме не нужна. А из жены и тещи уборщиц да подавальщиц делать можно. Раз в неделю приходит женщина убирать. Но так убирает, что я ей руки оторвать хочу. Но зять ее сам нанял, она ему нравится. Вот я и молчу. А углы сама отмываю. Она ж тряпкой махнет и, считай, убрала. Правда, рубашки мужские гладит так, как химчистка не умеет. Вот зять и доволен. А то, что унитаз за этой уборщицей перемывать надо, так ему и дела нет. Она быстро раскусила, кто деньги платит, и дочку мою ни во что не ставит. Я для нее вообще пустое место. Я спрашиваю: «Вам не стыдно?» А она лыбится… Ох, девочки, у меня такое утро было замечательное, спасибо вам. Вы мне просто праздник устроили. И Викуля! Она обещала мне список фильмов и сериалов составить, чтобы я могла смотреть. Дашуль, ты просто фея домашнего очага. И Степа твой! Мой зять не такой. Вот бы моей дочке со Степой познакомиться!

– Так, Светлана Михайловна, не уводите у меня мужа, он мне самой еще нужен! – рассмеялась Даша. – Я как раз рассказывала Марине про обед. Мы сегодня в «Утопии» обедаем рыбой и идем на «тихий час».

Марина улыбнулась. Наверное, Светлана Михайловна права. Надо получать удовольствие от малого. Она разучилась это делать. Давно. И с удивлением наблюдала за Анютой, которой было хорошо везде, она умела радоваться. Была смешливой. Марина считала, что это свойство – отсутствие критического взгляда на жизнь – пройдет с возрастом, как только дочь повзрослеет. Но пока Марина удивлялась, что дочка пошла не в нее – отходчивая, радостная, легкая, открытая. И ведь Светлана Михайловна права – утро и вправду чудесное. Море, солнце, дети здоровы, на обед будут есть рыбу. Чего еще желать?

Марина очнулась от мыслей и включилась в общий разговор. Подошла Вика, у которой вроде бы прошла голова:

– Марин, спасибо. Мне легче. Надо было просто поспать.

Благодарность. Обычное «спасибо». От Гриши Марина редко слышала «спасибо». Он скорее был как зять Светланы Михайловны – воспринимал все как должное. Разве это сложно? А когда ей приносили вино на пляж? Да никогда. Гриша даже чай заваривал только себе. Как-то Марина спросила, почему он не хочет предложить ей чай. «Ты же всегда пьешь кофе», – ответил он. Сейчас Марине казалось, что последний год она прожила впустую. Она больше ничего не чувствовала – ни радости, ни горести, никаких эмоций. Спокойный ровный год. Гриша, мама, Аня. Аня, мама, Гриша. И никто ни разу за этот год не сказал ей обычного «спасибо» и не предложил чашку чая.

– Ну так что, Светлана Михайловна, вы что решили? Просекко или виски? – хохотала Даша.

– Ой, девочки, я все хочу! Дочка-то совсем не пьет, у нее поджелудочная, ничего нельзя, даже сок. Сидит на жесткой диете. Новый год встречает с безалкогольным шампанским. А зять жадный. Тут такой случай был. Я у них дома с Настей уроки делала да ужин готовила внукам, и так мне нехорошо стало. Давление скакнуло. У зятя же целый бар – батарея из бутылок разных. Ну, я нашла коньяк, отхлебнула чуток, потом еще маленько. Мне полегчало. А что оставалось? Дочка против таблеток, в доме даже анальгина нет. Только гомеопатия. А я так считаю – таблетка есть таблетка. А эта гомеопатия – я ее не понимаю. Я ж старая уже, у нас не было никакой гомеопатии. Анальгин был от всего да марганцовка, тоже от всего. Сейчас говорят, марганцовку запретили. И как без марганцовки-то? Хорошо, мне соседка привезла несколько пузырьков – она в Подмосковье живет, там в аптеке еще остались запасы. Ну вот тогда я отлила себе в пластиковую бутылку немного коньяка, домой взять – я ж не с ними живу, слава богу. Мне много не надо. Чего я пойду в магазин за бутылкой? Подумала, если опять давление шарахнет, я глоточек сделаю и усну. Вечером звонит зять, кричит. Дочка тоже ругается. Оказывается, ту бутылку вообще нельзя было трогать. Зять этот коньяк открывает, нюхает и губы смачивает. Гостям издалека показывает, хвастается. Коньяк дорогущий. У зятя чуть припадок нервный не случился. А по мне, так спиртяга и спиртяга. Но помог от давления. Дочка потом со мной долго не разговаривала. Ну и что с того-то? Я спрашиваю, зачем покупал, если не пьешь? Из-за какой-то бутылки скандалить и не разговаривать потом? Ходил, бухтел, все мне этот коньяк припоминал. Дочка-то у меня хорошая, добрая, это ее зять на свою линию настроил. А с вами хорошо, девочки. Легко и спокойно. А еще, знаете, что хочу?

– Даже боимся представить, – рассмеялась Даша.

– Хочу парео бирюзового цвета. Мне в молодости очень бирюза была к лицу. А дочка говорит, что неприлично в моем возрасте и не идет вовсе. А я так хочу, чтобы было неприлично! Вы сходите со мной в магазин, правда? Может, накидку поможете мне выбрать или шарфик? Но обязательно бирюзовый.

– Вот это вообще не проблема, Светлана Михайловна, – сказала Даша. – Сегодня же и пойдем.

– Вот знаете, что обидно, девочки? Настя моя вся в зятя пошла. Копия он. Жадная. Маленькая была – игрушками никогда не делилась. Истерики устраивала, если кто-то ее ведерко или лопатку возьмет. Кусок печенья не даст, хоть упросись. Все свои игрушки наперечет знает. Вот я ей подарю что-нибудь – браслетик или сережки. Она сидит, любуется, потом в коробочку назад уберет, в тумбочку положит и не носит. Я спрашиваю, почему не носишь, если нравится, если ты так хотела? Молчит. Надуется и молчит. А с другой стороны, может, это и хорошо для жизни? Да? Я вот все всегда раздавала, делилась, чем могла, раздаривала направо и налево. Ничего своего ценного, считай, и не было. Да и поколение мы такое, все общее, все государственное. Вы вот не помните, а в наше время смеялись над теми, кто не делился, – единоличниками называли. И это, я вам скажу, было очень позорно. Если женщина уют создавала в доме, в модных вещах ходила, в ателье бегала, ткань покупала или косметику, так сразу клеймо – мещанка или проститутка. Вот мы и выросли – одно платье да один лифчик на все про все. Трусы да рейтузы. Колготки штопаные-перештопаные. Одна помада – на палец намажешь да по щекам разотрешь. Румяна получались. Губы накрасишь, а на работе начальница зыркнет – слишком ярко. Ну и идешь в туалет стирать. А жалко же помаду! Для мужа нарядишься, накрасишься, на бигуди накрутишься, а он придет и даже не замечает. Обидно, что столько денег потратила, и всё зря. Денег нет, мяса нет, картошка гнилая, да и за той стоять надо, а все равно праздники отмечали. Традиция. Обязательно с гостями. Чтобы тарелки в три ряда на столе громоздились. Салаты тазами кромсали, чтобы, не дай бог, ничего плохого соседи не сказали. Последние деньги на эти застолья тратили. Вот и кому это надо было? Меня муж стыдил – я всегда жалела денег. Ну зачем мне свой день рождения отмечать? Я лучше дочке платье новое куплю. А подруги обижались, что не отметила, не пригласила. Муж вообще гулянки по три дня закатывал. Сначала родню собирал, на следующий день – друзей, на третий день тех, кто в первые два дня не попал. А я у плиты. Закупись, опять нарежь, поставь да убери. Вот хоть бы кто спасибо сказал. Или помог. Я как-то отказалась готовить и отмечать, так мужа все жалели – жена у него плохая оказалась. Сейчас хорошо. Домой никто не зовет. В ресторан – и заказывайте, кто что хочет. Как удобно! Хоть дочка моя не убивается у плиты – зять в ресторанах все празднует. Я так за нее рада.