Текст книги "Рыбный день"

Маша Владимирова
Рыбный день
Стихотворения

© Владимирова М., 2018

© Каржакова М., (илл.), 2018

Итхис

 
Видимо, я родилась рыбой.
Видишь мои изгибы,
не обоснованные евклидовой геометрией?
Видишь мой блеск,
на солнце обманчиво яркий?
А ты
одновременно приманка, рыбак и суша:
одинаково гибельный во всех трех ветхозаветных ипостасях.
 
 
Как я могла на месте остаться?
я не золотая,
меня тянет к тебе, магнитом;
мы могли бы вместе разделить мой однокомнатный аквариум.
Но твоё течение, слишком холодное,
непригодно для моего комфортного проживания,
другое дело земля обетованная.
 
 
Знаешь, каждая рыба немного Иисус:
я помню вкус греха,
сочный как яблоко.
И пусть моей эре приходит конец
и венец передается водолею,
я не сожалею о проведенном с тобой времени:
в моём измерении
рыбы изначально были созданы
холоднокровными.
 

Среда обитания

Городу

 
Отпусти меня, город. Город,
Ты был слишком давно мне дорог.
Я в твоих магистралях, город,
Так боюсь потерять себя.
Я глотаю твой грязный воздух —
Я задумалась слишком поздно,
Что в твоих бесконечных стройках
Не смогла полюбить тебя.
 
 
Отпусти меня, слышишь? Слышишь,
На твоих чуть покатых крышах
Сонмы ангелов чутко дышат,
Забирая чужую грусть.
В твоих венах бензин и копоть,
Ты смешал в себе мёд и дёготь.
Отпусти меня, милый город.
Я уйду незаметно пусть.
 

Пьяные

 
А пьяные пятиэтажки падали в прелые листья.
Лица лениво лились на сырые холсты.
Холодом клёкот хохлатой неведомой птицы
Плавно укутал сожжённые мной мосты.
Я наблюдала неспешно назревшие ссоры,
Сны и скандалы соседних по дому семей.
Думалось: дышат дырявые грязные шторы,
Шубы и шали когда-то ушедших людей.
 

«Мне городские приелись пейзажи…»

 
Мне городские приелись пейзажи:
Серые дома, серый асфальт, серые люди;
Ты забываешь не то что друзей, а даже
Собственные имена. Всё остальное – прелюдии
К тому, что случиться с тобой, возможно, не в праве.
Но если я завтра умру, то кто тогда
Подарит тебе часы в золотой оправе,
Которые отмеряют оставшиеся года?
А на них всё меньше и меньше числа —
Однажды им суждено остановиться совсем.
Я подбираю слова в семантических полях. Смысла
Пусть в этом мало, но всё же чуть больше чем
Ничего. Только нам и этого не хватает.
Время неумолимо тянется вспять
И на ресницах, как снег в помещении, тает.
Но наш Карфаген всё равно никому не взять.
Я стою перед Рубиконом [автострадой]
В нерешимости, без приказа и желания переходить.
Сказала же – мне осточертели городские пейзажи.
Теперь твоя очередь говорить.
 

«Дороги манят, зовут, пленят…»

 
Дороги манят, зовут, пленят.
Попросят душу – не разменять
На что-то меньше.
Таков тариф.
Уходишь молча.
Не заплатив.
 

Возвращаюсь

 
Новые краски добавлю в альбом —
Золотом осень украсит страницы.
 
 
…я возвращаюсь в родительский дом,
Чтобы от боли укрыться.
Я возвращаюсь – и пусть рухнет мир,
А я вместе с миром тоже.
Мать мне поможет – мать сохранит
Душу под тонкой кожей.
Там холода меня не найдут —
Осень замрёт у двери…
Я возвращаюсь в родительский дом.
Туда, где в меня верят.
 

Будни

 
Серые будни: кофе в стакане,
Смята бумага, разодраны ткани,
Очищены мысли, заляпаны чувства.
Пусть прошлого много, но в памяти пусто.
И губы в улыбке. Забыто про время.
Но солнце садиться… Слова не по теме
Бросаешь в пространство. Оно, вроде, слышит.
За окнами ветер деревья колышет.
Ломает границы, стирает запреты
Вчерашнее эхо. Звонки без ответов
Давно уже норма – всё это привычно,
Все серые будни идут как обычно.
 

17

 
Мне сегодня семнадцать
И небо – вот это да!
Расчесать южный ветер —
Да спутался в ломких пальцах.
Провожаю в дорогу бродячие поезда,
Обещаю до осени не возвращаться.
 
 
Собираю рюкзак,
В плацкартный вагон билет.
Мне в попутчики юность,
А значит уже не важно,
Сколько там провести беспокойных в дороге лет
По пути от себя, утомленной свободы жаждой.
 
 
Мне сегодня семнадцать.
Разреженный воздух пьян.
Вот целую я солнце —
В ответ оно лижет кожу.
Усмехаюсь судьбе – мне семнадцать и я жива.
И пока ничего в этой жизни меня не гложет.
 

Взрослею

 
Взрослею.
А может быть это уже даже старость:
проснёшься – свинцово навалит усталость;
когда с неохотой выходишь из дома,
туда, где всё серо, привычно, знакомо;
когда покупать не спешишь шоколадку,
хоть в жизни и так всё не слишком и сладко;
когда по родителям сильно скучаешь,
звонишь – просто так, рассказать всё, что знаешь;
гулять не идёшь – так как дел слишком много,
а к дому друзей позабыта дорога;
ворчишь на прохожих, как старая бабка,
и как мотивация – мысль, что ты – тряпка.
Заботы, заботы, заботы, заботы, заботы,
с начала недели и вплоть до субботы.
Потом, в воскресенье – полдня как убитый,
и вновь понедельник делами забитый.
 
 
Конечно, взрослею. Обратно бы в детство.
Но только теперь никуда мне не деться.
 

Быть одиночкой

 
Трасса и ветер. И быть одиночкой просто.
Волком степным, чтобы выть по ночам на луну;
Шляться всегда по каким-нибудь перекрёсткам,
Миру всему тет-а-тет объявлять войну.
 
 
Город и шум. От машин, от людей, от мыслей —
Просто в толпе затеряться и потерять.
Если один, и не ждёшь никого в этой жизни,
Легче вперёд от себя на закат убежать.
 
 
Кухня и утро. И кофе. И простыни всмятку.
Гложет тоска самым лютым из диких зверей…
 
 
Ты приходи, чтобы вместе со мной просыпаться,
Я – одиночка, но вместе с тобой я сильней.
 

«Нам дорого обходятся дороги…»

 
Нам дорого обходятся дороги:
За каждый шаг приходится платить.
Своей души мы оставляем крохи
В пути.
 
 
Нам дорого обходятся дороги
И вслед за встречей зиждется печаль.
Чужие перешагивать пороги —
Так жаль.
 
 
Билет, перрон, купе, на верхней полке
Во сне чужая мнится нежность рук.
А поезд плачет монотонно
«Тук-тук».
 

«Я не могу иного пожелать…»

 
Я не могу иного пожелать,
Чем мне уже дано под этим небом,
Просить чего-то, звёзды умолять.
Ведь много мест, где я ни разу не был!
 
 
И силы есть свою судьбу свернуть
С пути другим проложенным когда-то,
Открыть ещё непроторённый путь,
Открыть его и стать на нём солдатом.
 
 
И есть семья, и дом, и есть очаг —
Там ждут меня, забыв про непогоду.
Есть злейший друг, есть самый лучший враг.
И жить готов в любое время года.
 
 
Мечтал, любил и был любим другой.
Чего ещё желать под этим небом?
Зачем просить под звёздами покой,
Раз много мест, где я ни разу не был.
 

Стою на автобусной остановке

 
Первые автобусы
дают отсечку новому дню.
Не в полночь,
а в 5 утра.
Сутки начинаются с первым автобусом
выползающим из берлоги депо.
Такси не любят первые автобусы.
Первый автобус:
это значит – уже утро.
Такси ночные животные.
Первые автобусы
уводят их законную добычу.
Такси рычат моторами
и следят хищными фарами
за людьми, спешащими на остановки.
 
 
‹…›
Стою на конечной.
Ожидаю когда кончится и снова начнётся
сегодня,
а первый автобус лениво и дребезжаще
повезёт меня в повседневность.
Он оправдывает мои ожидания —
я ждала не напрасно.
Новый день, новый виток событий.
Новый первый автобус.
 

«Если тебя полюбила дорога…»

Игорю К.

Однажды тебя полюбила дорога,

а ты ответил ей взаимностью.

 
Если тебя полюбила дорога —
Выбора не дано.
Вольному – воля.
Ждёт за порогом
Лунное полотно.
 
 
Вольному – ветер;
Вольному – море;
Вольному – шум тайги.
Ты отмечаешь красным на карте
Пройденные шаги,
 
 
Ты отмечаешь красным пунктиром
Прожитые года:
Здесь– тебя помнят,
Здесь – тебя любят,
Здесь – тебя ждут всегда,
 
 
Вольному – воля.
Прочь от порога
В гущу бурлящих дней.
 
 
Если тебя полюбила дорога —
Просто иди по ней.
 

В предвкушении лета

 
Апрель раскинулся уже на всё вокруг —
Шумит, шумит и ярко солнцем светит.
Со мною рядом ты, мой верный друг,
Со мной степной приблудный глупый ветер.
 
 
Ещё чуть-чуть осталось подождать,
Пока леса укроются в зелёный,
И можно будет сумки паковать
Да покупать рюкзак походный новый.
 
 
Нас ждут дороги, новые места,
Открытия, эмоций разных краски.
Идти вперёд – мне наша цель ясна,
И тормозить машины без опаски.
 
 
Чтобы потом, когда опять февраль,
А души будут ждать любви и света,
Нам не сидеть в домах и унывать,
А вспоминать, как провели мы лето.
 

«Расцветай! Расходись так легко…»

 
Расцветай! Расходись так легко,
как бывает лишь в детстве,
как бывает когда в твоём сердце весна запоёт.
Растекись по просторам,
нарушив душой безмятежность.
Ощути своим телом свободный сознанья полёт!
Будь превыше всего,
стань собой – властелином вселенной,
повелителем звёзд,
вездесущим великим Творцом.
Отрекись от других,
кто отмечен реальностью бренной,
и простись навсегда
с надоевшим отцовским крыльцом.
 

До талого снега

 
До талого снега
Покинем неласковый край.
До талого снега —
Пока не настанет февраль.
 
 
До нового солнца.
До первой капели весны
От нового солнца
Мы будем зимой спасены.
 
 
Нет теплых ветров.
Нас укроет спасительный лёд
От теплых ветров.
Нас никто никогда не найдёт
 
 
До талого снега,
Пока не настанет финал.
От талого снега,
Туда, где никто нас не ждал.
 

Романс

 
Не заводи в дороге разговор.
Не заводи, на выход поспеши.
Вагон стучит и тянется, как вор,
К ключам твоей растерзанной души.
 
 
Не заводи друзей, раз уезжать.
И не бросай ненужных обещаний.
Ведь в череде бессмысленных метаний
Нам выходить на станции опять.
 
 
Дай закурить. Не куришь? Как же так…
Мне тамбур тесен, как грудная клеть.
Ты промолчи выдерживая такт.
Не говори, что б после не жалеть.
 

«Я, видно, из другого поколения…»

 
Я, видно, из другого поколения —
Колени разбивала о панели я,
И, разгоняя в черепе давление,
Училась составлять слова в стихи.
 
 
Я, видно, из другого лего сложена —
Я сложная. И на любовь помножена
Моя не освещённая прихожая,
А в ней мои пролитые духи.
 

Слабость

 
Быть слабой непростительная роскошь —
Её себе не каждая позволит.
Другое дело, вот, пахать как лошадь,
И зарабатывать кровавые мозоли.
 
 
Другое дело в хату на пожаре —
Спасать других не переломишь спину.
На армию – готова в рукопашный.
Ты – сильная, а слабые – мужчины.
 

Pussy cat

 
Умные киски не любят Whiskas —
Им корм подавай иной.
Умные киски не против виски,
Но лучше – своди в кино.
Умные киски не против ВАЗа,
Но хочется BMW.
Кошечкам этим все нужно сразу,
И по двойной цене.
 
 
Умные киски сидят на баре,
Цедят бокал Шато…
Я, как мне думалось, тоже кошка,
Но что-то со мной не то.
 

«Время года – зима…»

Время года – зима.

Иосиф Бродский

 
Время года – зима.
Время кутаться в плед и, скрываясь от жизни в квартире,
Пить глинтвейн у камина, камин если есть, если нет —
То с друзьями, в уютном кафе, обсуждать, что случается в мире,
И, презрительно щурясь, ругаться на весь белый свет.
 

[Пост]cимптоматика

«Это то – что выстрадано…»

 
Это то – что выстрадано,
выболено.
Не слова —
а на сердце выбоины.
Не стихи —
изнутри пощёчина.
Вся обида,
что мной проглочена.
 
 
Это то, что ровнее
ровного.
Всё бело —
но на фоне чёрного.
Хорошо —
коль посмотришь страшного.
Слабых нет,
если нет отважного.
 
 
Не упасть,
если рядом дно.
Мне бы вверх.
Впрочем, всё равно.
Мне бы жить,
да куда теперь.
Только я молю,
ты как раньше – верь.
 

Фобос

 
Когда перегорает последняя лампочка —
Меня посещают иллюзии прошлого.
И шепчут мне на ухо: «Лапочка, лапочка!
Давай ты вернёшься, давай ты вернёшься!»
И на ухо шепчут, обдав дуновением
Холодным, да запахом пыли и плесени.
И голоса эти в сети сплетаются:
«Ты пей со мной, пей со мной, пей со мной, пей со мной…»
И я поддаюсь тем мольбам-приказаниям —
Отравлена мраком по воле вольфрама —
Бессилие в лёгких становится воздухом,
Ногтями впиваюсь в обивку дивана.
 

Весеннее

 
Ты мало спишь и слишком много куришь,
Но что поделать – ночью не до сна.
В глазах туман, из сердца рвутся бури,
А на душе свирепствует весна.
 
 
Ты ждёшь того, кто чувства успокоит
И отберёт помятую тетрадь.
Ну а пока – ещё немного дури,
Ну а пока – ещё не время спать.
 
 
Иди бродить под мокрым липким снегом,
Пиши стихи часами напролёт.
Ты мало спишь и слишком много куришь.
А ведь хотелось всё на оборот.
 

Можно?

 
Можно, я разорву тебе кожу?
Кровь ни на что не похожа,
Кроме самой себя.
Кто-то сказал: любовь – это боль.
Докажем?
Только про это уже никому не скажем,
И вспоминать не будем потом, скорбя.
Слабые руки.
Крепче стяни запястья.
Ты обо мне не думай, малыш, я справлюсь:
Как тысячу раз до этого оживу.
Строгий ошейник, следы на горячей коже.
Кажется, это на что-то слегка похоже,
Только тогда всё было во сне – на Голгофе, нынче же – наяву.
Да, я готова Слушаться.
Снова и снова
Быть для тебя тряпичной игрушкой, куклой.
 
 
Стань откровенней.
Нет, мне совсем не страшно,
Это очень уж странная жажда.
Что, удивлён?
Я казалась до боли хрупкой?
Голос охрип, глаза затянула похоть.
Ну же, скажи, кому здесь из нас так плохо?
Нужно острее чувствовать каждый миг.
Есть наслаждения, что над высокой планкой —
Их вспоминаешь, свои зашивая ранки,
И убиенного вновь и вновь разрывая, чтобы услышать крик.
Я доверяюсь. Не медли же. Делай больно.
Пытки не пытки, когда их ждёшь добровольно,
А ты, опьянённый властью, боишься упасть.
Знаешь, любовь есть где-то там, под кожей.
Ты отыщи её, это совсем не сложно.
Я под наркотиком, имя которому – страсть.
 

Абонент вне зоны доступа

 
«Абонент вне зоны доступа…»
Это значит, что потеряны.
Это значит, что без адреса.
Это значит, что без времени.
 
 
Это значит, что распятые
Мы сетями телефонными,
Заблудились. Неприкаянны,
С головой нырнули в омуты.
 
 
Это значит, что без выхода,
Раз от жизни отключились все.
Это значит, что пытались «мы»,
Только вот добились «те».
 
 
Это значит, что закончилось,
Что ещё не начинается.
Абонент вне зоны доступа,
Да и больше не нуждается…
 

Размышления у больничного окна

 
Мальчик рисует море,
Мальчик рисует счастье,
Синее-синее небо,
Птиц в вышине кричащих,
Белый песок и лето,
Тёплый прибрежный ветер,
Солнце, в своем зените,
Дельфинов, которых встретил,
Пальмы, смешных мартышек,
Камешек с дыркой круглой…
Детство – в своём расцвете,
Жизнь бьёт рекою бурной.
 
 
Мальчик рисует скалы,
Мальчик рисует волны…
Я не была на море.
Или, уже не помню.
 

Письмо

Здравствуй, Джейн! Я пишу тебе нынче из сумасшедшего дома, оттуда, где мягкие стены и белый, как снег, потолок. Да, тебе-то подобное место до боли знакомо, ты была здесь не раз, не один продолжительный срок. Я впервые сюда помещён и, пожалуй, доволен: здесь не спорят со мной и дают перед сном молоко. Только жаль, что ко мне не пускают друзей и знакомых, да кровать от окошка стоит чересчур далеко. Но и это не страшно – кровать передвину украдкой, чтобы утром вставать с самым первым сигналом зари. А решётки чуть портят резные оконные ставни, из щелей так несёт, что не хочется и говорить. Здесь режим: процедуры, прогулки, обеды… Всё так строго, что даже не сможешь подольше поспать. А ещё, как порой говорят пациенты, что отсюда уйдут только те, кто уже научился летать.

«Пациент» – что за слово? Оно мне совсем неприятно. Только так говорят санитары и даже главврач. Кстати, он здесь, конечно, действительно главный, и, насупившись, ходит как белый откормленный грач. Я его – не боюсь. Ты плохого сейчас не подумай! Хоть и взгляд его строг, я его научился держать. Я – не то, что другие, во мне, говорят, нет излома, и себе я теперь никогда не позволю дрожать,

как тогда…

Кстати, помнишь ли ты нашу первую встречу? Ветер выл за окном и протяжно в камине гудел. Я зажёг перед зеркалом тонкие чёрные свечи, и так долго в своё отражение ночью глядел… Впрочем, ладно, моя дорогая и милая Дженни, это прошлое всё и его не резон вспоминать. Лучше я расскажу, как моё протекает леченье, мне пока по режиму ещё не положено спать. Мне дают много странных таких разноцветных таблеток, обо всём говорить просят честно, и пишут в блокнот. Санитары молчат, взгляд врачей выжидательно цепок, так, что многих с него пробирает озноб или пот. Знать хотят о тебе. Да я ничего не скрываю: так приятно, когда кто-то слушать готов мой рассказ. И хоть я ребёнком порою ночами рыдаю, только их я не в праве порадовать влагой из глаз! Что я плачу? Ну как же, скажи, чёрт возьми, мне не плакать? Когда больно мне вспомнить всё то, что с тобой пережил. Не поймёшь? Что поделать, понять это сложно и странно, а особенно тем, кто, по сути, на свете не жил.

Вроде всё. Скоро вновь принесут молока мне. От него так легко засыпать и не видеть обычные сны. Я письмо оставляю на тумбе моей прикроватной.

Ты его забери, когда выйдешь в ночи из стены.

Ангелы

 
Мама, ко мне по ночам прилетают ангелы:
У них мягкие крылья и речи мудрые,
Они долго молчат и целуют запястья,
А я вижу повсюду потом их глаза изумрудные.
Мама, я не больна и лечить меня не от чего!
Просто тоскливо бывает в полуночи.
Можно, я тоже однажды уйду с ними, светлыми?
Мне другое терпеть, мне – другое, да лучше бы.
Мама, они мне сказали, что я тоже из ангелов.
Мне бы туда, где людей не бывает в принципе.
Если я не проснусь утром солнечным,
Ты не волнуйся, знай, я летаю уже где-то с птицами.
 

Другу

 
Я знаю многих. Многих знала раньше.
Я знаю много видов разной фальши,
Обиды, злобы, всякого дерьма.
Но я от этого не сильно отличаюсь,
Хоть с этим и борюсь, сопротивляюсь.
И, кажется, что сделать? – я – сама.
 
 
Я забиваюсь в угол, прячусь дома,
Мне страшно встретить то, что незнакомо,
Лицом столкнуться с кучей неудач.
Я становлюсь слабее, тихо тлею,
Сама себя за целый мир жалею,
Не выполняю данных мне задач.
 
 
Тогда ко мне приходит старый друг.
Он не такой, как прочие вокруг,
Он добр ко мне, отзывчив и раним.
Целует в лоб, и шепчет в тишине
О том, что всё – не по моей вине,
О том, что так беспечно не храним.
 
 
Он говорит, что есть во мне струна,
Которая всем прочим не видна,
Но точно держит заданный аккорд.
Она звучит, когда стихает гул,
Когда весь мир вокруг меня уснул,
И сер от дыма низкий небосвод.
 
 
Я слушаю его, и мне теплей,
Теплей, чем от любых других людей,
Я все слова его ловлю душой.
Пытаюсь крепче сжать его ладонь,
Почувствовать кипящий в нём огонь.
 
 
…И думать, будто он опять живой.
 

След в след

 
А за мною, след в след, тихо следует древний Бог.
Он меня защищает от горьких моих тревог;
Тихо шепчет на ухо, что он-то один и прав —
У него своевольный и очень тяжёлый нрав.
 
 
Удивляются люди, как я научилась терпеть,
Что за мною, след в след, вечно следует
моя
смерть.
 

Ночные гости

 
Я опять зажигаю свечи, на замки запираю двери,
Затаилась в ночи я зверем, ожидая к себе гостей.
Приглашения им не надо, речи их хуже пули, яда,
          их глаза – отражение ада.
За окном завывает ветер и бросают деревья тени
          от своих оголённых ветвей.
 
 
Что вы медлите, ну же, ну же, разрывайте на части душу!
Это рвется уже наружу и беззвучно в тиши кричит.
Гости медлят и курят ладан, им, чертям, не нужна награда —
          искупления уж не надо.
За окном кружит злая вьюга и одна, приоткрывшись, створка
          моим нервам все в такт скрипит.
 
 
Я боюсь заблудиться где-то, не увидеть опять рассвета,
Не дожить, не дождаться лета – растворится на век в зиме.
Гости ходят, смеются тихо. Побери их, шальное лихо!
          До чего же всё это дико…
За окном скоро будет утро, скоро солнце сквозь стекла
          нежно прикоснется лучом к стене.
 
 
Я ударить хочу вернее: пальцы – сжаты в кулак, белеют.
Защитить я себя сумею – этой ночью мне не до сна.
Гости только улыбку давят: мной они безраздельно правят
          и безумие ночи славят.
За окном наступает полдень. Никого, лишь часы на полке.
          Перед зеркалом я одна.
 

Посиделки с друзьями

 
Мы сидели с чертями и пили.
Черти – водку, а я – крепкий чай.
«Вовлекайся, ты нам не чужая» —
Обронили они невзначай.
 
 
Мне подумалось: «Вот как сложилось,
Черти, бесы – друзья хоть куда…
Хулиганство – как прелесть процесса —
В этом вся основная беда».
 
 
Мне бы к Богу, а может быть – к Будде.
Замолить все былые грехи.
Отрастить себе белые крылья
И забросить подальше стихи.
 
 
Не курить и ложиться пораньше:
Стать хорошей, как должно мне быть.
Только дёготь не смоешь водичкой,
И без прошлого скучно мне жить.
 
 
Время за полночь. Свечи погасли.
Воском столик закапан давно.
Где приятели? Я, замечтавшись,
Вот уж час как смотрела в окно.
 
 
Гости дверь за собой не закрыли —
Видно, позже заглянут опять.
Ну и водку свою не допили —
Это значит, что мне допивать.
 

Alica in realiti

 
Алиса не курит больше. Алиса не колет в вену.
Алиса недавно вышла из дома, где мягкие стены.
Купила новое платье и туфли к нему, и шляпку.
Алиса осталась в тренде. Алиса всегда в порядке.
 
 
Алиса забросила покер, рулетку и автоматы.
Алиса читает книги и делает утром зарядку.
Не верит всему, что пишут, не ест больше что попало.
Алиса уже не помнит, как жить если всё пропало.
 
 
Алиса скучает дома, тусуясь, скучает где-то.
Всегда по привычке в кружку, кладет всё второй пакетик.
И смотрит, сдержав улыбку, на стрелки часов украдкой.
Алиса не просто пешка, Алиса сегодня в дамках.
 
 
Алиса живёт красиво, Алиса живёт удобно:
Не ищет кроличьих норок, гуляет себе свободно.
 
 
…Но если в душе тревога и страшное снится слово,
Мерещится ей в потемках улыбка Чешира снова.
 

Aeterna

 
Разделила на ноль свою жизнь,
что чистотою заляпана.
Поклоняясь идолам,
уверовала в Бога и Дьявола.
Стоп!
Начнем перемотку плёнки:
скоро закончатся пелёнки
и начнётся самое интересное.
 
 
– Помедленнее!
 
 
Вот хроника плаванья к звёздам
на лунном катере.
А это – мечты.
Любила мечтать, знаете ли.
Но теперь отойдя от главного
предадимся лирике:
птица кирпичного цвета —
узница клетки в её мирке.
А, нет, не птица.
Это для неё самой
свобода стала тюрьмой,
да только кому теперь интересно…
 
 
– Музыку, мой маэстро!
 
 
Вальсирует в пустой зале
с колоннами.
И вновь, кто-то
сознанием от неё самой не отделённый.
Слабые попытки достучаться
в её глаза. Какой наивный!
Там слезам появляться нельзя.
Хотя… Так старался, что, может, любил.
Только хрупкое счастье разбил
          мокрый серый асфальт.
 
 
– Реквием!
 
 
По местам расставила
свою жизнь.
И вот: разделила на ноль…