Текст книги "Жертва. Часть I"

Жертва
Mat Killerwhale

© Mat Killerwhale, 2023

ISBN 978-5-0059-5015-4 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-5016-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Штамп: «Кельтское дело»

Штамп: Отчёт номер: 13-1-6-30-1908

Часть I

«КЕЛЬТСКОЕ ДЕЛО».

ОТЧЁТ НОМЕР: 13-1-6-30-1908.

Я очнулся в каком-то тускло освещённом зале, похожем на подвал старого особняка.

Голова гудела так, будто похмелье всего мира очутилось внутри. На левой руке не доставало две фаланги безымянного пальца. Крови не было, боли тоже.

Всё, что я помню из последнего – это рыбный ужин: потрясающий лаврак, кольца кальмара в масле и сладкое звёздное пиво. И то, как я остался в дешёвом постоялом дворе Бео на севере Испании, где-то под Ла-Корунья.

Красные кирпичи зала и его арочные своды с колоннами заливались жёлтым светом керосиновых ламп. Надо мной висела одна из них. Впереди я увидел массивную деревянную дверь, углы погреба утонули в тенях, отброшенных колоннами.

– Очнулся, голубчик! – Из чёрной полосы правой из колонн исторгнулся чей-то голос.

Судя по тону, это белый мужчина, за 40—45, англичанин. Возможно, знатного происхождения или же просто высокомерный выскочка.

Как бы то ни было, мне было не по себе и я запаниковал:

– Что Вам от меня нужно? Если деньги, драгоценности, то их у меня…

– Молодой человек, мы с Вами в одной шлюпке, – из тени наполовину выглянуло лицо. На макушке светилась лысина, из-за неё выглядывали взъерошенные вверх волосы – тёмные с сединой. Лицо овальное, с острым носом и гладко выбритое, тёмные брови и густые усы, тоже взъерошенные, повторяя растительность на затылке.

– Что это значит? – Спросил я лицо, исчезнувшее снова в тени.

– Это значит, что мы успели спастись с тонущего судна, у нас закончились топливо, провизия, но ещё осталась надежда. – Вытянутыми слогами каждого слова снова донеслось из-за колонны.

«Точно из знати» – не отпускало меня.

– Хомбре, ты был в отключке минимум шесть, а может и восемь часов! Сколько был до этого – Диос сабе. – Донёсся другой голос из-за тени колонны спереди слева, более низкий и не такой ораторский. Просто хриплый голос с сильным испанским акцентом.

«35, испанец» – осело в памяти.

Голова загудела ещё с большей силой. Я закрыл лицо руками и зхахотелось свернуться в позу младенца:

– И так, нас трое в лодке? – Спросил я их, но не был уверен, что испанец знаток в метафорах.

– Эм! Это подвал, – отрезал он.

– Сесар, не давите. Разве Вы не видите, что ему плохо? – Пропел снова англичанин. – Пять, нас было пятеро. Странные, но великодушные люди принесли нам перекусить и забрали мистера Эдварда. Милый был господин. Он здесь обитает уже неделю и никто даже пальцем его не коснулся, лишь кормили и выводили помыться. Что мы все…

– Уолтер, ло куе паса! Так обычно и бывает, если перебрать с Эстрелла де Галисия!

Ай диос мио… – И что-то ещё по-испански разъярённо продолжил «Сесар».

Пока они что-то обсуждали на испанском, что меня удивило, мой взор окинул помещение.

Позади меня, на дальней части кирпичного алтаря, лежал ещё один человек: мужчина, 25—27 лет, плотного телосложения, с окровавленной, но перебинтованной головой, без части нижней правой ноги. Удалена хирургически.

С алтаря, из-под калеки, начала капать чёрная жижа.

Всё, что я помню из последнего – это рыбный ужин: потрясающий лаврак, кольца кальмара в масле и сладкое звёздное пиво. И то, как я остался в дешёвом постоялом дворе Бео на севере Испании, где-то под Ла-Корунья.

Красные кирпичи зала и его арочные своды с колоннами заливались жёлтым светом керосиновых ламп. Надо мной висела одна из них. Впереди я увидел массивную деревянную дверь, углы погреба утонули в тенях, отброшенных колоннами.

– А кто этот, четвёртый? – Спросил я, и спросил, жив ли он ещё, ведь – Судя по его виду – нет.

Испанец и англичанин замолчали. Я почувствовал, как они переглянулись друг с другом.

Они оба встали и подошли к телу.

Первый – англичанин, аристократического вида, в тёмно-зелёном пиджаке и длинной белой ночной рубашке, манжеты которой выпирали из-под рукавов пиджака. Образ портило лишь въвшееся пятно на выпирающем животе. Немного хромает на правую ногу. Рост 180—185.

Испанец коренастый, атлетичный, и, как говорится, в самом расцвете сил.

Настоящий махо: коричневый жилет с бархатными вставками арабески, бежевая сорочка и лосины. Блондин. Несколько пурпурных ссадин на лице и отсутствует мочка левого уха. Рост около 175.

– Вы правы, его уже не спасти. – Безрадостно заключил Уолтер.

– Ла Вирген Мария! – Прокомментировал набожный испанец, схватился за голову и снова начал что-то на своём, отдаляясь обратно в угол…

– Не обращайте внимания на нашего галисийского друга, он импульсивный, но очень занимательный! – Полушёпотом пробурчал мне англичанин.

«Галисиец»

– Зовите меня Уолтер, Уолтер Алан Уильям. Для друзей просто…

Наверху, сквозь толстую кладу кирпича, послышались возгласы, что-то вроде:

«Эвфемия! Эвфемия!». И раздалось пение тенором, заиграла живая музыка.

Сквозь мелодию и песни удалось разобрать звуки двух духовых инструментов и чего-то струнного.

Мы все сосредоточенно вслушивались в звуки, как они прервались.

Я взглянул на испанца, он испуганно смотрел на Уолтера, я тоже посмотрел на него.

Мне открылось обеспокоенное и даже испуганное лицо англичанина.

– Мои догадки были верны, – с пронзительной горечью сказал тот.

Снова началось пение, но уже другое. Высокий баритон стал просачиваться сквозь полости между кирпичами и арку над нашими головами.

Раздался крик.

Уолтер присел рядом со мной.

Через три секунды молчания он начал:

– Знаете, мне кажется, что я Вас где-то уже…

Ещё один раздирающий крик прервал его!

Будто от услышанного возгласа, тело рядом дрогнуло!

Если душа и существует, то она точно вернулась из преисподней и оживила эту изуродованную оболочку.

Тело вскочило, словно вытянутое кошмаром из сна.

Галисиец, я и Уолтер уставились в упор на него. Голова осмотрела себя и всё вокруг.

Он ощупал свою повязку и почувствовал наши взгляды, пронизывающие его со спины.

– Уолт? – Сухим голосом вымолвил бедняга.

«Живой», – подумал я, – «француз».

Уолтер подпрыгнул и пересел на соседний алтарь, застеленный собачьей шкурой.

– Ноа, боже мой праведный, я думал, что мы тебя потеряли! – Воскликнул тот, достал небольшую фляжку и начал поить парня.

Я посмотрел на Сесара. Он с любопытством разглядывал ту пару, затем повернул взор на меня. Ничего не сказал. Ушёл в тень.

– Как прошло? Я больше не смогу ходить? – Обрывисто выспрашивал «Ноа» у Уолтера.

Уолт его успокаивал, говорил:

– Всё будет хорошо, скоро поправишься – нужно лишь время.

В общем, «аферист» – подумал я.

– Времени у нас нет, если я правильно понимаю. – Сказал я.

Парень развернулся ко мне и уже сидел вполоборота, глядя одним открытым глазом на меня. Второй глаз был скрыт повязкой.

Уолт встрепенулся, его усы ещё острее и выше поднялись вверх, он подпрыгнул и стал ещё больше выглаживать его:

– Мы точно не можем знать, что происходит, мистер… Как Вас там? – Впился он в меня.

– Я знаю точно! Джек Уилфред-Мун младший. – Похмелье точно рукой сняло.

– Джек, спасибо за ясность. Но, как я уже сказал, надежда – это то, что у нас есть! – Спокойным аристократическим тоном продолжил тот же Уолтер. Он опустил глаза.

– Знаете, я рад, что попал сюда и мне оказали медицинскую помощь. – Отозвался Ноа. – Последнее, что я помнил – это то, как я исследовал дно угольной шахты Куррьер, во Франции. Потом произошёл взрыв. Тогда был март 1906-го года. Очнулся я здесь…

– 1908-ой, – закончил я.

– Именно. Сейчас ещё июнь?

Я кивнул.

– Было 22-е число… Сегодня 23-е.

– Я очнулся с сепсисом ноги на пляже, у берегов Испании, 15-го июня 1908-го. Как это возможно – не знаю, но это ли не чудо, мистер Уилфред?

Я в недоумении.

Кивнул два раза. И вспомнил:

– Можно просто Джек… Ноа, правильно? Ты Ноа Ламбер?

Он выпучил свои глаза, Уолтер тоже и схватился рукой за подбородок, придерживая нижнюю челюсть. Из тени колонны выглянул Сесар.

– Да, э-э, сэр… – ответил он с сомнением, вытягивая кортавое «р».

– Меня тогда отправили для расследования дела о причинах катастрофы. – Продолжил я. – Это был взрыв рудничного газа, а состояние шахты не могло уберечь их жизни; кто не погиб сразу, тот задохнулся или сгорел заживо. Погибло, по меньшей мере, 1099 человек. Один из них был Ноа Ламбер, младший научный сотрудник института Пастера. Погребён в братской могиле у церкви, под мемориалом, в коммуне Бийи-Монтиньи, кантон Нуайель-су-Ланс округа Ланс. Мне жаль…

Паренёк меня внимательно выслушал и выдал:

– Но я здесь и… Значит, надежда есть?! Ведь правда? – Ухмыльнулся тот болезненной улыбкой.

– Есть, Ноа! Пока мы дышим… – Подбодрил его Уолтер и посмотрел в мою сторону таким же улыбающимся взглядом.

Тишина осела в наши головы. Криков больше не было. Песни и музыки тоже.

– Уснул. Я его пою каким-то обезболивающим отваром. Это они мне его дали! – Полушёпотом рассказал Уолтер и указал пальцем на потолок. – Он жив и будет жить – вот увидите!

– Амигос, не знаю, что там происходило, но они точно не спать укладывали носо Эдварда. – Откликнулся вдруг галисиец. – Вы детектив, мистер Уилфред?

– Можно просто Джек. Я из бюро катастроф, стихийных бедствий и необъяснимых явлений (Bureau of Catastrophes, Natural Disasters and Unexplained Phenomena) или BoC’n’DUP. Соединённые Штаты Америки, Нью-Йорк. Если у вас ураганы, извержения вулканов, пожары, падение метеоритов или техногенные и прочие катастрофы – добро пожаловать.

– Клараменте! Рад знакомству, Джек. Хуан Сесар Рубио Дуке де ла Корунья Артиус Мельгекнис Эльвинья Принципис Артабрум, но можно просто Сесар. Вы нужный человек, Джек. Будьте любезны, объясните, что, чёрт возьми, здесь творится?!

Его руки взмыли вверх.

Я улыбнулся.

Сесар снова ушёл в себя, проклиная всех на своём.

– Он и правда рад, насколько я его понял, Джек. – Вклинился Уолтер и похлопал меня по плечу. Другой рукой он протянул мне фляжку с заваркой.

– Спасибо, Уолтер, я уже чувствую себя лучше. Но мне бы не помешал глоток свежего воздуха и что-нибудь пожевать.

На что он лишь пожал плечами и завинтил крышку сосуда.

Сесар вложил мне в руки деревянную чашу, наполненную мясным бульоном. По коже пробежали мурашки…

– Древние греки очень почетали своих Богов. – Пробормотал я. – Они молились им, возводили храмы, посвящали им песни, совершали обряды и больше всего боялись их гнева.

– Джек, прошу Вас, не накаляйте!

– Уолтер, давайте смотреть правде в глаза!

Тот виновно опустил взгляд, голову и присел у колонны справа. Сесар сложил руки на груди, упёрся боком в колонну слева и вытаращился на меня.

Я продолжил:

– Уверен, наши мысли сейчас об одном. Если это был обряд жертвоприношения и, если этот бульон отравлен человеческим мясом, то нам нужно выбираться. И как можно…

– Хоме! Посмотри на моё лицо. Я бил, толкал, пинал, а им всё не почём. Эти фанатики будто выточены из камня, ксуро…

– И с нами калека. – добавил Уолтер.

Испанец развёл руки.

Каждый примостился на своё место: Уолт и Сесар по углам на перинах, я на своём кирпичном алтаре, застеленном одеждами Эдварда, а бедняга Ноа на соседнем, на мягкой собачьей шкуре.

Керосиновая лампа неподвижно висела прямо надо мной, отбрасывая мутные блики и тени через зокоптившиеся стёкла. Они танцевали на красной поверхности потолка, стен и колонн…

«Лампа Дэви» – осенило меня!

Я пробежался глазами по помещению.

Над соседним алтарём возвышался ещё один светильник. Без огня.

На каждой из шести колонн блестел медный подсвечник, с четырёх из них свисал лишь растаявший воск, а из двух выглядывали жёлтые огарки свечей.

– Есть надежда, Уолтер! – Выкрикнул я радостным возгласом в сторону угла справа.

Никто не ответил. Лишь слева вопросительно выглянул сонный галисиец.

– Сесар! – Не в силах сдержать улыбку вновь воскликнул я.

«Принсипис Артабрум» – пробежало в голове.

«Принц артабров» – повторил про себя я снова.

Успокоился.

Напрягся.

– Джек, как у вас говорят: let’s sleep on it (утро вечера мудренее)…

– А что не так с Уолт-тером?! – Спросил я его.

Сесар приподнял голову из-за тени и спрятал обратно.

– Спит. Снова залил в себя горячий отвар!

«Эх, была не была!»

– Сесар! Я знаю, как нам выбраться, ты мне нужен!

Тот поднялся, в миг подпрыгнул ко мне и ещё раз предостерёг:

– Эн фин, эсто-о-о… Джек, биться с ними бесполезно – креер!

– Надеюсь и не придётся, подсоби-ка!

С четвёртого раза удалось встать на плечи коренастому испанцу и добраться от колонны по потолку до потухшей шахтёрской лампы; оказалась высохшей.

Вытащили свечи, сделали перерыв, аккуратно зажгли их и сняли другой светильник.

Свечи стали слегка потрескивать.

Открутил крышку резервуара с топливом.

– Амиго, объясни, что мы делаем?! – Не выдержал испанец.

«Как же долго я ждал этого вопроса»

Выдержав паузу ещё в две секунды, я начал раскладывать:

– Вкратце, если взять горячую воду, смешать с керосином один к одному, взболтать и оставить на несколько минут, то получится более летучее вещество… А значит, более горючее и взрывоопасное.

Сесар заулыбался и скрылся в тени правой колонны.

Не прошло и пяти секунд, как тот вынырнул обратно. Оттуда послышалось лишь ворчание и храп Уолтера.

– Куэнте! – Доложил он и протянул флягу.

Фляга представляла из себя металлическую колбу, стеклянную внутри и с дополнительной внутренней ёмкостью.

– Термо! – Обрадовался я. – По-гречески это означает «горячий». А это немцы назвали «термос». – Поднял я демонстративно флягу.

– Куэнте! – Снова прокричал Сесар. – По-галисийски. Калиенте – на испанском.

Я одобрительно кивнул.

Мы закончили предварительную подготовку и зажгли оставшийся керосин в лампе.

Свечи перед очередной смертью ароматно задымили прополисом.

– Твоё имя, Сесар, – никак не отпускало меня. Он напрягся. – Ведь оно означает Цезарь.

Кивнул. Расслабился.

– Удивительная история. Целые города некогда цивилизации пали под натиском Рима. Я был на маяке, на твоей родине. – Дальше разбирая по частям я его имя, – в Ла-Корунья.

– Это сложно представить, Джек, что творилось в те времена. Не многие помнят и почти никто не знает. – Задумался про себя испанец. – И не каждому дано это узнать… Моя семья – одна из немногих, что хранит воспоминания, хранит наследие и передаёт его из поколения в поколение.

– Принципис Артабрум? – Вымолвил я.

– Эсе эль пунто! Ожидающий своего времени. Если удастся выбраться из этого заточения к… ка… Санта Мадре де Диос! – Неистово воскликнул галисиец.

«Каннибалов»

Странно, но меня начали забавлять его неудержимые вскрики.

– Когда… – послышались позади нас.

Мы с Цезарем обернулись.

Это был малыш Ноа. Его розовые щёки залились румянцем, видимо, от тепла керосиновой лампы, и греющей собачьей шерсти. Но его кожа стала сухой и хрупкой.

Он лежал и вглядывался в играющую тень со светом на потолке.

– Когда мы выберемся, обязательно приглашу вас в наше семейное поместье. Мой сводный брат Джодок, как и отец, занимается историческими исследованиями в области кельтской культуры, галисийской в частности. Это удивительно, что мы здесь встретились…

На это Сесар пояснил, что Джодок – это кельтское имя, и оно означает «повелитель».

– А ещё удивительно то, что я нашёл в угольных шахтах перед выбросом газа и взрывом…

Из тёмного угла за моей спиной выкатился Уолтер и, почесав проплешину, прикучковался к нам.

– Кажется, я уснул и у меня где-то… – Он увидел термос, стоящий на алтаре возле испанца. – Джек, Сесар, зачем вы выкрали мою фляжку?

Я даже не успел ответить, как он перешёл к оправданиям:

– Я нисколько не налегаю, а лишь хранил для Ноа…

Ноа перебил его:

– Уолт, всё в порядке, не беспокойтесь. Мне уже намного лучше. Только бы кто-нибудь почесал мою правую ногу…

Молчание.

Все посмотрели на его отсутствующую конечность.

«Фантомные боли»

Ноа улыбнулся.

Лишь отчаянный оптимист может продолжать шутить в своём положении.

Испанец тоже улыбнулся и похлопал по плечу мальчишку.

– Уолтер, Ноа, у нас созрел план, как выбраться из подвала. – Известил их я и пошагово объяснил задачи.

Сесар стоял и кивал до тех пор, пока я не перешёл к силовой части и запасному плану. Другие двое внимали и предложили следующее:

– Джек, я поражаюсь Вашей находчивости в такую сложную минуту. – Запел растягивающе Уолтер. – Мне бы и в голову не пришло… Но я предлагаю, как и раньше, решать вопрос мирно и без крови, иначе будет слишком поздно и…

Замолчал.

– Куэридо, скажите это мистеру Эдварду. Кроме этого плана, у нас нет ничего. Йо апойо! – Сначала развёл руки, а затем левую вытянул вверх и проголосовал Сесар.

– Если моё мнение что-то и значит, то… Уолтер, ведь вы были правы с самого начала!

Когда они увели Яниса – это подтвердилось, а сейчас мсье Эдвард… – Мы переглянулись с испанцем, а француз завершил. – Это ужасно, ожидать своей смерти – поверьте мне!

«Латыш?»

– Уолтер, не время прикрывать страх надеждой. Как Вы сказали, мы все в одной шлюпке! Пора действовать! – Завершил и я свою стимулирующую речь.

Про некоего Яниса я решил не досаждать…

Англичанин зажмурил глаза и за две секунды успел кивнуть семь раз, затем добавил:

– Да, господа, вы правы. Призрачная надежда затуманила мой разум и, вероятно, это единственный наш шанс спастись с тонущего корабля.

«Кто же Вы, мистер Уильям?»

В связи с чрезвычайном случаем в Восточной Сибири.

Продолжение в отчёте 13-2-7-17-1908.

Часть II

«КЕЛЬТСКОЕ ДЕЛО».

ОТЧЁТ НОМЕР: 13-2-7-17-1908.

План побега теперь упорядочен.

Каждый из нас четверых был готов для отведённой ему роли: Сесар и я – сила, ум и смекалка, Уолтер – хитрость и уловка, бедняга Ноа – наживка и наша надежда.

Я охарактеризовал его драмой в три действия.

Акт I. Тревога

– Прежде, чем мы приступим… – сказал я. – Ноа, что ты увидел там, на дне шахты?

Галисиец и англичанин обернулись ко мне, к нему.

Ноа приподнялся и посмотрел сквозь меня. Лицо его состарилось, в глазах пробежали дрожь и смятение.

– Иную жизнь… – выдал тот, протянув по-французски «р». Он осадил каждого своим усталым взглядом и отвернул его к танцующим у стены теням. – Эта тьма была живой, она окружила и поглотила меня… по кусочку. Словно дикий зверь, заражая моё тело и мой мозг бешенством. И я… сам стал этой тьмой, безвольно наблюдая лишь мрак и бездну внутри себя…

Силуэты на стене стали приобретать зловещие очертания. Они оживляли чёрным на жёлто-красном каждое вытекающее слово. А мы внимали его рассказу:

– Это древнее зло, пока ещё спящее в глубинах недр. Оно пробуждается, и оно жестоко накажет каждого, кто решит нарушить его покой! Как наказало меня, заточив внутри своего же разума…

Ноа вонзил свой взгляд в испанца, полный психоза и страха. Продолжил:

– Пока этот кошмар не закончился, спустя столько времени, что я забыл даже лицо своей матери. Но… тот сырой запах всё ещё преследует меня сквозь грёзы. Тот сумрак поселился где-то внутри меня, чтобы однажды выбраться наружу; а я оказался снова взаперти, уже физически, здесь.

Тени рассеялись, правда лишь на мгновение.

– Ногу, что ампутировали мне, мистер Уилфред, – перевёл он взор, – она была уже не моя: чёрная и пропитанная сыростью – из того, другого мира! И она будто тянула меня обратно! А теперь, похоже, я свободен… Я победил.

На лице Ноа блеснула улыбка. Улыбка безумца.

Тени окончательно слились с кирпичной краснотой.

– Эм! Мы сделаем всё, чтобы сделать тебя по-настоящему свободным, хермано! – Откликнулся Сесар.

Мы с Уолтом поддакнули и он от себя добавил:

– У нас это обязательно получится, сынок!

А я сказал, что рад был освободить его от этой ноши, тяготившей его. Он снова улыбнулся и поблагодарил, но уже не стал прежним. Никто не стал.

Сесар и я сняли и выгнули старые медные подсвечники и заточили их. Стекло пустой керосиновой лампы мы разбили и разделили на четыре равные части.

Теперь мы дикие, опасные и свирепые. Мы были готовы устроить настоящее буйство.

Светильник начинал затухать, и каждая последняя капля керосина, то и дело, приближала нас к спасению.

Я пропитал плащ мистера Эдварда чистой горючкой и ещё наполнил три деревянные чаши для «них».

Мы зажгли свечи. Блеск лампы померк.

Ноа, словно укушенный бешеным зверем, вскричал так, что должен был пробудить даже их мёртвых Богов.

Сесар закричал сначала на галисийском, затем на испанском всё ту же фразу, что сама Смерть пришла за мальчиком, унеся даже последние мерцание света.

Ноа вновь издал истошный вопль. Тогда я подумал, что тьма, о которой он рассказывал, вернулась за ним. Бедный мальчик.

За массивной деревянной дверью послышались шаги трёх пар ног и звон ключей.

Испанец из угла снова взмолил их. Уолтер молчал в другом углу.

Дверь распахнулась.

Акт II. Буйство

Передо мной стояли люди, освещаемые из-за спины светом живого огня. Три фигуры, они были облачены в золотые мантии. Кожа их была мёртво-серая, как пещерный камень, и такая же твёрдая. В руках у них блестели изогнутые лезвия ритуальных кинжалов, ключи, лампа и яркий, пожирающий воздух, факел.

«Гори»

Огонь свечей задымил приятным прополисом. Но даже он не смог перебить запах палёной плоти, пузырящейся от пылающего керосина.

Все трое издали ужасающий рёв предсмертной агонии. Их глаза пищали и лопались, но они продолжали наступать на нас: двое на меня и один на Уолтера.

Сесар сбил с ног одного и, сквозь обжигающий огонь, полоснул ему по горлу осколком стекла – бесполезно. И тогда он всадил медный обломок прямиком в его опустевшую глазницу.

Второго, самого низкорослого, я свернул керосиновой одеждой. Сначала тот задымился, а потом заполыхал с новой силой. Одним пинком я вытолкнул человека-факел к левому углу у входа. Его лампа блеснула из рук, и стены, колонну, и самого жреца охватил ещё больший сгусток жидкого пламени.

Уолтер уже стоял у лестницы из подвала, вглядываясь в пронизывающий щели свет, в то время, как третий вдоль стены, наощупь, приближался к алтарям. Его веки были расплавлены, а глаза выжжены очищенным керосином. Его изуродованный рот выдавливал рыдающие вопли, пока Сесар не вогнал в обгорелое ухо изогнутое лезвие кинжала… Его охватило бешенство.

«Свобода»

Я выкрикнул имя француза, но никак не мог его разглядеть. Полыхающий в углу матрас источал едкий дым палёных тканей и перьев. Он стал быстро заполнять помещение.

Пока испанец безуспешно пытался погасить пожар другим матрасом, я отыскал неподвижное тело Ноа. Его нога кровоточила чёрной жижей, стекающей сквозь щели в полу к самой преисподней. На его лице застыла смерть… и уже давно.

– Может быть, теперь ты действительно свободен?! – Спросил я пустую оболочку, соединив оба века его неподвижного глаза.

Сесар, укрывая лицо тканью своего жилета, вырос рядом со мной. Кожа его рук покрылась водянистыми волдырями, которые он старательно не замечал. Перед ним выпрямилось вдоль бездыханное тело.

– О падре! – Лишь вырвалось у него. В другой исход он тоже не верил…

Время застыло.

Клубы дыма начало тянуть из подвала наверх, куда Уолтер отворил проход. Спустя какое-то время, он нарисовался рядом с нами. Глазницы его истекали серой слизью.

– Боже… – с сожалением тот произнёс.

И после нескольких секунд молчания прибавил:

– Счастливый малый. Он ушёл с чистым сердцем, поверьте мне, – после чего, Уолт вытянул жёлтый бумажный свёрток из верхнего левого кармана комбинезона мертвеца. И аккуратно вложил клочок за пазуху пиджака.

– Это…

– Письмо его отцу, – предугадал Уолт и достал из того же кармана закоптевшие ключи и растворился в дыму.

– Си. Имос! Джек… нужно выбираться! – Оклемался второй и пропал.

Жижа прекратила сочиться. Тело Ноа полностью высохло. Посеревшие губы застыли в последней улыбке.

Ядовитый дым выжал всё до последней капли из моих глаз. А коже, кажется, потребуется ещё с десяток лет для этого.

Я направился к выходу из подвала, где Уолтер уже копошился с ключами.

Два щелчка, и плотное облако вырвалось на нулевой уровень сооружения и дальше. Бесконечный зал с раздвижными дверьми, подъёмом по винтовой лестнице на верхний этаж и тремя выходами к центру овального поместья, расположенному прямо над темницей – всё заполонило дымкой.

И больше никого…

Акт III. Паралич

На одной из стен зиял архитектурный план, вид сверху. Там были изображены овальные лабиринты стен из резных менгиров, каменных кругов и хэнджей, в центре всех располагался сам особняк с небольшим овалом в его середине. Лабиринт окружили двенадцать сарсеновых мегалитов около пяти ярдов в высоту и полтора в ширину каждый.

– Это всё – жертвенник… – произнёс с опаской Уолтер.

И он был прав.

Всюду в склянках стояли человеческие трофеи, висели ужасающие рогатые маски и возвышались изваяния неизвестных Богов – мог ли кто знать, что здесь творится?!

– Но кому?! – Спросил я сам себя.

И увидел тогда почерневший взгляд Сесара. В его глазах уже прослеживался ответ. Он обратил взор к самому центру строений.

Во внутреннем дворе был возложен монолит малахитового цвета: три с половиной ярда длиной и около пяти тонн весом – ещё не потерявший свежий обожжённый окрас.

Свет дневного Солнца ослепил нас.

Над алтарным камнем навис янтарный пирамидальный обелиск неизвестной породы, окраплённый кровью. Его жёлтый наконечник буквально расщепил солнечные лучи на тысячи золотых нитей, окутывших всё вокруг.

Камень всё ещё источал жар прошлого ритуала.

Через очищенную золу, снизу, проступал спиральный контррельеф, подобный вихрю или раковине моллюска. Он притягивал или разбрасывал сотни точек, напоминающие ночное звёздное небо, но абсолютно не похожее на последнее, что мы видели своими глазами.

Несколько десятков секунд вблизи этой глыбы оказалось достаточно, чтобы увиденное глубоко отложилось в моей памяти.

На лицевой стороне был вырезан барельеф рогатого человекоподобного божества с серпом в правой и колесом в левой руке. За теменем его всходила золотая крона из красных языков пламени жёлтой звезды. Взгляд идола вселял хтонический ужас; его шёпот в голове сводил с ума.

Манящий янтарь приковал наши взгляды.

Древние кельтские письмена, выточенные на второй плоскости, взывали возложить тела в объятия пламени.

Слова твердили, что:

«…лишь подношение крови первого смогут насытить древнего Круйнна, утолив его голод. Дать рассвет звёздной выси и твёрдости земле под ногами, восполнив бескрайнее море и тела новой жизнью…»

Не в силах оторваться, я перекинулся к следующей грани. Высеченный рельеф последней стороны замыкал повествование:

«…иначе обрушится небо со множеством звёзд на главы, разверзнув бескрайнюю пропасть, и покроет пустоту глубокрайним многорыбным морем, переродит жизнь, завершив сей цикл, начиная новый, и завершив его снова, и завершив его снова, и завершив его снова…» – толковали слова, начертанные в центре, затем бесконечно зацикленные по лимбу внутри другого барельефа… Огромного янтарного змея, поедающего самого себя.

«Уроборос»

Тень облака скрыла нас, но внутренний свет камня продолжал источать тепло; он пленил.

Казалось, словно вокруг золотой глыбы и был построен весь этот ужасающий комплекс, ещё многие тысячи лет назад.

– Круйнн…

Наши взоры окружили испанца.

– Кромм… Круах, – с невиданной раньше тревогой произнёс он и попятился к другому выходу. Оттуда тянулись чёрно-угольные следы, которые уходили наружу, за внешний овал.

«Кромм Круах»

В мыслях замкнулся круг языческих богов:

«Сатурн, Кронос, Баал-Хаммон, Яхве, Ба'ал, Хадад, Кумарбе… культ Молоха»

– Пожиратели тел. – Ужас и страх засели внутри. И ни у меня одного.

Солнце вновь ослепило нас. Блики разбежались искрами солнечных птиц по поверхности внутреннего двора.

Сесар стал сам не свой. Казалось, он потерял рассудок, заглянув вглубь обелиска. Точно увидел что-то там, внутри…

– Им… Ему нужен я! – Безнадёжно произнёс он.

И отступал, готовый сейчас же сорваться со всех ног, но боявшийся отвернуть свои застывшие глаза.

Уолтер что-то начал говорить ему по-испански. Лишь бегло я сумел понять, что речь шла о правде, о лжи и предначертанной судьбе. Вероятно, как и я, Уолт счёл увиденное шокирующим заблуждением.

Сесар стал менее напряжённым.

– Не стоит так опасаться куска камня, давайте… – мне не дали закончить.

– Нортеамерикано, ты не понимаешь. Он здесь. Эс эль дестино. – Смиренно произнёс галисиец. В глазах его поселился мнимый покой. – Нам не выбраться.

Я не понимал.

– Будьте реалистами. Мы уже на свободе! След, что под ногами… – не терял я попытки и надежды, о которой они столько твердили.

– Ведёт к могилам, – завершил Сесар, – Ла-Коруньи, Испании… и всего мира.

Больше мы с ним не виделись.

Я сказал, что не доверю свою судьбу надписям на обелиске. Я сбежал.

Вдоль чёрной полосы, обратно в кольцевое сооружение. Мимо кровавых деревянных лиц, под бронзовыми и каменными взглядами уродливых изваяний.

Боль разразилась в висках. Я остановился.

Я остановился.

Я остановился.

Перед собой я увидел древнее изображение на куске плиты.

«Петроглиф»

Там был изображён серый человек, собранный из разных частей, словно из деталей других людей. Тот человек взмывал чьи-то белые руки вверх. За его головой сиял венец из протуберанцев красного Солнца, готового вот-вот переродить себя. А под чёрными ногами его разверзлась сама Луна, из скорлупы которой истекала чёрная кровь. Кровь была везде. И лишь золотой луч, замкнувший существо внутри круга, отделял его от источающейся тьмы.

«Бессмыслица» – подумал я.

Ожившая боль в висках заставила вибрировать всё снаружи.

Превозмогая муки, я взглядом следил за чёрной линией под ногами. Она практически втекала сама в себя. Я снова оказался у спуска в подвал. Дверь была заперта. За ней было нечто… Я почувствовал, как оно наблюдало за мной через мелкие щели, проглатывая сочащийся внутрь воздух. Отступило.

Из ниоткуда возник Уолтер. Он подхватил меня, и, через несколько шагов, мы оказались снаружи.

Стены здания были изрезаны клинописью и барельефами. В ступни моих ног впилась каменная брусчатка.

– Уолтер, что Вы ему сказали? Где Сесар? – спросил я.

– Что скоро всё закончится, Джек. – Всё, что он ответил спокойным аристократическим тоном.

И правда, сводящая с ума мигрень отступала.

Уолт посадил меня в кусты у выхода. Он указал пальцем на следующую стену, лабиринта, а сам попятился назад. Он кого-то увидел и, склонив голову, отступил обратно во внутрь. За ним вошли пятеро в серых шерстяных пиджаках и двое золотых.

Из всех сил я бросился к лабиринту. Согласно плану, длинный круг до второго поворота, налево, три пролёта, направо и налево, к следующему лабиринту из камней. Серые и белые стены его рассказывали о происхождении богов, людей и о происхождении жизни.

Большая вспышка, источившая круги элементов, родившая «первых», странствующих на беспредельные расстояния. Они сталкивались и зарождали новые вспышки, продолжаясь и множась. Миллиарды лет, чтобы оказаться здесь, чтобы вывести новую жизнь для продолжения прежней. Чтобы породить новую вспышку, и так до бесконечности, покуда не увядает память о «них».