Книга: Ресторан «Хиллс» - Матиас Фалдбаккен

Итак, перед нами роман «северного Уэльбека» (Себастьян Виттрок, газета «Политикен»). Главный герой романа, от лица которого ведется повествование – пожилой официант, работающий в одном из старейших ресторанов Осло, «Хиллс» (будем называть его «Официант», ибо имя его так и не появляется в романе). Небольшое лирическое отступление: как-то в маленьком городке Бад-Райхенхалле на юге Баварии я увидел вывеску: «Семейная аптека Мюллеров, с 1783 года». Вот это один из неотъемлемых атрибутов той самой старой доброй Европы – семейные заведения с богатой историей.

От лица Официанта и описываются события, происходящие в ресторане в течение нескольких дней. Описание интерьеров ресторана, его зала, кухни, подвалов требует отдельного упоминания, все это рассказано с чувством гордости, достоинства и доскональности, вплоть до открыток и наклеек: «Качество даров существенно разнится. Шарж Финна Граффа, изображающий Владимира Путина в образе лемура, касается, чисто физически, посредственной видовой открытки Киппенбергера.» Здесь Официант пытается еще и выглядеть экспертом в живописи, хотя и ошибается иногда, например, Столтенберг (художник, не путать с главой НАТО) никогда не писал портрета Элизы Тведе.

В какой-то степени сравнение с мистером Стивенсом из романа Исигуро правильно, герой Фалдбаккена столь же педантичен, старомоден и предан своей профессии. Однако мне кажется, что есть и отличия. Официант умен и саркастичен, весьма деятелен и часто выходит за рамки своих обязанностей (чего Стивенс не может себе позволить) и способен на проявление человеческих чувств.

Разумеется, Официант – профессионал, который помнит все детали, особенно в отношении постоянных клиентов. Он точно знает, что вдове Книпшильд надо подать « … сначала террин, а потом еще пару ломтей обжаренной фуагра. А к этому следует подать яблоко, да на яблоке еще и звездочку аниса … и нашпиговать его карамельной крошкой. На этикетке вина должно быть напечатано «Порту», иначе напиток не годится в качестве средства для запивания печени гуся».

Официант наблюдателен, и описания коллег и клиентов очень колоритны: метрдотель - «На лице ребенка выделяются глаз и рот. Глаза и рот могут придать лицу обворожительную прелесть, с их помощью мы общаемся, по ним можно прочитать неуверенность, радость и печаль. С возрастом же в лице все сильнее проступает собственно лицо. Глаза и рот оттесняются на задний план самим лицом. Лицо Метрдотеля представляет собой разительный пример этого «Торжества морды». Один из клиентов – «На лице у Селлерса толстая и грубая кожа Джорджа Клуни, но она более обветренная, более серая, чем у Клуни… Селлерс не то, чтобы страшненький Клуни, но у него кожа Клуни натянута на черепушку пошире.»

Фалдбаккену хорошо удаётся передать контраст между невозмутимостью Официанта и бурными событиями, происходящими в «Хиллс». Но мы видим, что и эта невозмутимость Официанта дает сбой, когда он видит загадочную «Даму-детку», как говорится, homo sum, humani nihil a me alienum puto. Но героическим усилием воли Официанту удаётся сохранить лицо и исполнять свои обязанности с прежним тщанием.

Как я уже сказал, Официант старомоден, он действительно скучает по старой доброй Европе, которой уже нет и которую захватили, по его выражению, торгаши: «Бездетная чета Дюреров наезжала на рынки и ярмарки Лейпцига и Франкфурта и предлагала самым обычным людям по сходной цене купить Богом целованные гравюры. Теперь об этом можно забыть. Теперь повсюду шаурма и замена стекол в мобильных телефонах. Бедная Европа.»

Конечно, его раздражают гаджеты: «Загорелое девичье тело, вылепленное сотнями тысяч приседаний, с миллионами подписчиков в социальных сетях – это маска торгаша. Большинство «вещей» стилизуются и подгоняются под формат экрана. Денежная купюра и экран состоят в родстве. Экран – витрина денежной купюры. Экран – витрина торгаша… Если человек каждую секунду лезет за телефоном проверить, что там нового, то он либо еще не вышел из детства, либо являет собой продажную девку - именно так, и пусть с моей стороны мещанство высказываться подобным образом».

Но при этом Официант сам не прочь полазить в Сети, посмотреть видео и новости. И, как Стивенс, он придумывает себе оправдания: ну надо же было сообщения посмотреть от друга. Вообще лояльность Стивенса сродни лояльности Официанта к постоянным клиентам: пусть они и ведут себя, в общем-то, по-свински, все равно – клиент есть клиент, непреложное правило. Главное – держать марку ресторана.

Преданность Официанта канонам своей профессии, пусть и устаревшим, похожа на его ностальгию по старым временам и вещам, что хорошо видно в его описании своей старой официантской тужурки: «Уж прочность вещей точно давно отброшена за ненужностью.

Хотя есть вещи, выдерживающие испытание временем… Электроника – это неиссякаемый источник досады.»

И, конечно, одна из самых любимых моих частей книги, как старого кофемана – это ода Официанта кофе: «Кофе и автомобили каким-то неисповедимым образом заняли примерно одинаковое место в «свободной жизни Запада» пронизывают ее метафизику в равной степени… Отказ от любой из этих вещей был бы равноценен ампутации конечности у тела социума … Кто-то сказал, что пить бескофеиновый кофе – это все равно что целоваться со своей сестрой.» Не буду больше спойлерить, поверьте, эта глава стоит того, чтобы ее перечитать.

Я полностью солидарен с Официантом в том, что для Европы являет культура этих самых старых кафе: «Кто-то сказал, что столик кафе на всем протяжении развития европейской культуры служил важнейшим центром так называемых bohemianist research, именно тем местом, где велиcь независимые, автономные поиски ответов на вопрос, где и как жить «настоящей жизнью», или как «прожить жизнь по-настоящему». За столиком расцветали и увядали «research friendships».» И очень не хочется, чтобы она уходила из Осло, Брюсселя, Парижа, Рима и других городов под ударами глобалистских торгашей. В общем, если вам интересны яркие характеры и их описание, если вам не чужда некая старомодность и вы хотите погрузиться в атмосферу старых европейских ресторанов – добро пожаловать в книгу Матиаса Фалдбаккена.

Герой, глазами которого мы наблюдаем всё происходящее, остроумен, язвителен, высокомеро-напыщен когда в шутку, а когда и всерьёз, но таков он лишь в мыслях наедине с собой. Стоит с ним заговорить кому-нибудь из посетителей, как он начинает не по-детски тупить, приносит одни заказы вместо других, и т.д. и т.п. Заводит с посетителями неинтересные для них беседы и яростно отбивается от интересных. У него всё начинает буквально валиться из рук, хотя по первой «обзорной» главе, где он рассказывает про посетителей ресторана и их привычки, за недотёпу его никак не примешь. После следующих глав, однако, начинаешь думать, что он совсем лишён практической сметки, и вообще непонятно как до сих пор удерживается в этом ресторане. Что уж совсем смешно, ибо с самого начала он обвиняет в нерасторопности и глупости их новенькую официантку Ванессу.

Насчёт «смешно» - да, действительно, это было смешно. Но к концу книги юмор стал уже наскучивать, поэтому очень предусмотрительно со стороны автора было сделать её такой короткой. Правда, будь это рассказом с определённым сюжетом, он мог бы и выстрелить. Лишь в конце, когда оставленную в ресторане отцом девочку укладывают спать в подсобке, можно решить, что, может быть, вопрос «как быть с девочкой в столь поздний час в обществе пьющих дядь и тёть?» и был главным, но как-то он неявно там главный, тогда уж…

Если же не обращать внимания на смятение по поводу конструкции и смысла книги, читать её было уж всяко интереснее того же Потоцкого (у которого, напомню, был перебор с количеством сюжетов в сюжетах).

Отдельно хочется отметить чтеца – Радцига. Он так вжился в образ гг, что мне нужно будет как-нибудь потом послушать что-нибудь другое в его исполнении, потому что даже не верится, что это – игра, что самодовольные интонации – интонации персонажа, а не самого чтеца. Слушал на небольшом ускорении, в тембре и интонировании каких-то неприятных для себя вещей не обнаружил. Так блестяще исполнить невзрачную по сюжету книжку, заинтересовать неинтересным – это надо уметь!

Да, мы наблюдаем за несколькими посетителями ресторана, но поверхностно и шапочно – вот их имена, вот столики, за которыми они любят сидеть, а дальше ничего. Даже появление новой посетительницы, вроде как вносящее сумбур в размеренные будни официанта, чьими глазами мы смотрим на все это ресторанное действо, не приводит абсолютно ни к чему. Зато можно узнать кучу всего о капусте, материале из которого сделаны тарелочки и перебрать массу имен художников.

Что читала, что не читала.