Текст книги "Мальчик, птица и гробовщик"

Матильда Вудс
Мальчик, птица и гробовщик

Посвящается всем членам моей семьи – как двуногим, так и четвероногим

The boy, the bird and the coffin maker

Text copyright © 2017 by Matilda Woods

Illustrations copyright © 2017 by Anuska Allepuz

© Наталья Гладнева, перевод, 2021

© ООО «Феникс», оформление, 2022

© В оформлении обложки использованы материалы по лицензии Shutterstock.com

Первый гроб гробовщика

Городок Аллора славился двумя вещами. Во-первых, своими летающими рыбами, а во-вторых, живописными извилистыми улочками. Туристы приезжали сюда из разных уголков страны, чтобы поглазеть на рыб, вылетающих из моря, а художники – чтобы запечатлеть необычайно красочные домики, ступеньками убегавшие вверх по Аллорскому холму. Эти домики были настолько разноцветными, что мастерам просто не хватало красок, чтобы нарисовать их, и даже поговаривали (по крайней мере, сестры Финестра), что великий художник Джузеппе Вернис изобрел совершенно новый цвет для крыши их дома.

– Он называется «лучезарный желток», – сообщала Роза Финестра всем, кто готов был послушать.

– Получен из размолотого «глаза» от павлиньего пера, – с умным видом добавляла Клара Финестра.

Но, несмотря на все восторги сестер по поводу их красочного дома, соседний был даже еще ярче.

Дом Альберто Кавелло стоял выше всех на холме. За ним, на самой вершине, находилось только кладбище. Дом сверкал, словно прекрасный лазурит на фоне моря. И он был не только ярким, но еще и шумным. Так повелось с тех пор, как в нем поселился Альберто со своей женой Виолеттой. С рождением их первого ребенка – девочки по имени Анна-Мария – в доме стало громко, с появлением на свет их сына Антонио – еще громче, и уж совсем громко стало, когда в его ярких стенах впервые раздался крик маленького чуда по имени Аида.

Альберто был плотником – лучшим во всей Аллоре. Днем он обычно делал кровати, столы и стулья для клиентов, а по вечерам мастерил игрушки для своих детей.

С каждой новой игрушкой, выходившей из рук Альберто, дом наполнялся новыми звуками: восторженным визгом, когда Анна-Мария соскакивала со своего вращающегося стула, гневными воплями, когда Аида требовала, чтобы Антонио вернул ее любимую куклу, и криками: «Галопом! Галопом!» того самого Антонио, когда он скакал вверх и вниз по ступенькам на своей деревянной лошадке.

И их дом оставался таким ярким, шумным и оживленным семь счастливых лет, пока не пришла болезнь.

Признаки недуга появились в самом холодном месяце зимы, но в Аллоре все было спокойно, пока не настала весна.

Первыми жертвами болезни стали мужчины, работавшие на новой железной дороге, которая соединяла Аллору с севером, потом – доктора, которые за ними ухаживали, и художники, приехавшие рисовать город. Только у одной семьи было достаточно денег, чтобы сбежать из города. Мэр со своей семьей уехал в безопасное место, подальше от болезни.

– Счастливо оставаться! – прокричал он, обернувшись через грузное плечо, когда роскошная карета, запряженная шестеркой белых коней, уносила их прочь.

Поначалу умерших хоронили на кладбище, и в одной могиле был один человек, потом два, а после и три. Но с распространением болезни пришлось предпринимать другие меры.

Позади кладбища построили ворота, а в камне высекли узкую лестницу, ведущую вниз, к воде. Больше никого не хоронили; теперь покойников заворачивали в полотно и сбрасывали прямо в бурное море.

Со временем мертвых становилось все больше, а живых – все меньше, и мощеные улочки Аллоры пустели и затихали. Дома блекли, а ставни, некогда широко распахнутые навстречу весне, теперь были плотно заперты. Даже сестры Финестра не высовывали свои длинные носы наружу.

Городок Аллора начал выцветать, как и незаконченные картины, брошенные на его улицах.

Болезнь поднималась по холму, поражая дом за домом, пока наконец не добралась до семьи Альберто.

Сначала заболела их старшая дочка. Альберто заметил пурпурное пятно за левым ухом Анны-Марии, когда она читала книгу в своем любимом кресле. Потом захворал Антонио. Когда он уже не вставал с постели, недуг поразил и маленькую Аиду.

Виолетта и Альберто заботливо ухаживали за детьми: целовали их, когда они плакали, крепко обнимали, когда они стонали, а когда приходил черед каждого из них покинуть этот мир, супруги горестно кивали:

– Да, конечно, однажды мы встретимся снова.

Сдержав свое обещание, Виолетта последовала за последним умершим ребенком два дня спустя. Вечером за телами пришли носильщики, но Альберто не пустил их.

– Я не могу, – сказал он двум мужчинам, ожидавшим у входной двери. – Не могу позволить вам сбросить их вниз. Только не в это безжалостное море.

Даже от своего дома, практически с вершины Аллорского холма, Альберто прекрасно видел, как брызги пены взлетают в воздух там, где волны разбиваются о серые скалы далеко внизу. Мысль о том, что туда могут сбросить его семью, была просто невыносимой.

– В любом случае ты должен избавиться от тел, – ответили мужчины. – Их нельзя оставлять в доме, иначе болезнь распространится быстрее.

– Я их похороню.

– Все гробовщики умерли. Сегодня утром мы забрали последнего.

– Тогда я сам сколочу для них гробы.

Так он и сделал: пошел в мастерскую и впервые начал создавать что-то для мертвых, а не для живых. Он сколотил гробы для своей жены, для старшей дочери, для своего единственного сына и для малышки Аиды. Каждый гроб был меньше предыдущего, и все они могли поместиться друг в друге, как матрешки.

Когда гробы были готовы и вся его семья похоронена, Альберто вернулся в мастерскую и начал делать гроб для себя. Но к тому времени, как он закончил свой гроб, эпидемия в городе прошла. Мэр вернулся со своих продолжительных каникул, сестры Финестра вновь распахнули ставни, и улицы Аллоры снова стали заполняться людьми, весело снующими по своим делам.

Но вместо того чтобы присоединиться к ним, Альберто целыми днями просиживал рядом со своим гробом, ожидая, когда у него тоже появится пурпурное пятно и смерть призовет его.

Первый заказ мэра

Тридцать лет спустя

– Я хочу, чтобы он был сделан из золотого дуба, – важно сказал мэр. – Ничто не сравнится с золотым дубом. Он крепкий, как бык, и легкий, словно перышко. Говорят… – тут он хотел перегнуться через стол, но ему помешал огромный живот, – можно бросить в океан целое дерево, с корнями и прочим, и оно так и будет плыть до самых диких земель Африки.

– Вы собираетесь устроить похороны в море? – спросил Альберто. Он не привык задавать вопросы. Обычно все клиенты прибывали к нему уже мертвыми.

– Разумеется нет, – раздраженно бросил мэр. – Я же не моряк.

– Верно, в Аллоре нет моряков, – согласился Альберто. Ни один человек, даже сумасшедший, никогда бы не решился выйти в такое бурное море.

Тотчас же, будто в подтверждение этого, громадная волна обрушилась на скалы внизу. Брызги взлетели так высоко, что достали до окна кухни. Через секунду в него врезался и гигантский морской окунь. К счастью, стекло не разбилось.

– Тогда, – сказал Альберто, в то время как огромная рыбина билась на камнях, – зачем вам нужно, чтобы он держался на воде?

– Совершенно не нужно. – Мэр сделал глоток чая, но, попробовав его на вкус, тут же выплюнул обратно. Он пил чай только самых лучших сортов, а у Альберто, конечно же, был самый дешевый.

– Но вы только что ска…

– О, мне наплевать, умеет ли он плавать. Все это вздор. – Мэр замахал руками, как рыба, трепыхавшаяся на дороге снаружи. – Главное, что он… – Гость запнулся, подыскивая нужное слово. – Редкий!

– И дорогой, – добавил Альберто. Дороже древесина будет стоить, только если везти ее из самой Африки. – Вы уверены, что не хотите какое-нибудь другое дерево, например бузину или ясень?

Мэр кинул на него уничтожающий взгляд.

– Я не беден, гробовщик.

Альберто посмотрел на золотое кружево и бархатный плащ мэра.

– Уж в этом вас никто не упрекнет. Итак, золотой дуб. – Он обмакнул перо в чернильницу и вывел эти слова под именем мэра. – А теперь, – Альберто поднял глаза от записной книжки, – мне нужны размеры.

– Размеры? – слегка растерялся мэр. – Какие размеры?

– Ваши, господин мэр. Рост и обхват. Этого достаточно, я же не сапожник.

По правде говоря, сапожников в Аллоре больше и не было. Последний умер две недели назад. Альберто сделал ему гроб:

Мастер Луиджи Скарпа

Бузина

75 × 23 дюйма[1]1
  дюйм = 2,54 см. —Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть]

– Э-э-э, да. Понятно…

– У меня есть рулетка, – предложил Альберто. – Могу достать, если желаете.

– Нет, нет. Все в порядке. – Мэр жестом предложил ему сесть обратно. – Обойдемся пока без размеров.

– Боюсь, без этого мало что можно сделать. Чтобы изготовить гроб, я должен знать размеры. Обычно я сам снимаю мерки с тела. Большинство людей попадает ко мне уже после своей смерти.

– Ну я же не большинство, верно? Я – мэр, мэр всей Аллоры. – Он важно выпятил грудь, и его толстый живот врезался в край стола. – И поскольку я мэр, то имею полное право, можно даже сказать, обязан, заказать для себя самый большой и роскошный гроб, который только видели в этом городе.

«Определенно, у него будет самый большой гроб», – подумал Альберто. Он еще не видел, чтобы хоть один человек – живой или мертвый – был таким же толстым, как этот мэр.

– Что это было? – вдруг резко спросил мэр.

Глаза Альберто расширились. Неужели он размышлял вслух?

– А, похоже, это мой желудок. – Мэр снова спрятал живот под стол. – Он всегда капризничает по вечерам. У тебя, случайно, не найдется каких-нибудь конфет или пирожных в шкафу? Нужно утихомирить этого ласкового зверька. – Он нежно погладил себя по животу и с надеждой оглядел кухню.

– Там, на скамье, лежит черствый хлеб, – предложил Альберто. – А на тарелке осталось немного сыра. Хотя даже отсюда видно, что он слегка позеленел.

– Ничего страшного, – сказал мэр, хотя явно так не думал.

– Итак? – спросил Альберто.

– Что «итак»?

– Скажите размеры. Хотя бы приблизительные, чтобы я мог заказать древесину. Если вы желаете, чтобы у вас был самый роскошный гроб, то я должен приступить к работе как можно скорее.

– Ладно, хорошо, тогда семьдесят дюймов на… э-э-э… – Толстые щеки мэра стали пунцовыми. – Семьдесят дюймов, полагаю.

– Семьдесят на семьдесят? – спросил Альберто, не сумев скрыть удивления.

– Что тут такого?

– Да нет, ничего, все нормально. Просто странно.

– Что странно?

– Обычно я делаю прямоугольные гробы, а не квадратные.

– Если для тебя это слишком сложно, – сказал мэр, безуспешно пытаясь встать, – я уверен, что сумею найти другого мастера.

– Никаких проблем, господин мэр. – Альберто обмакнул ручку в чернила и записал размеры. – И еще… – Его голос дрогнул. Он чувствовал, что мэру совсем не понравится следующий вопрос. – Когда гроб должен быть готов?

Лицо мэра побагровело.

– Откуда мне знать? – рявкнул он. – Никто не может знать это наверняка. Смерть порой приходит весьма неожиданно.

– Так всегда, – согласился гробовщик. – Вот ты еще дышишь, а вот – уже нет.

– Хотя, – с нервным смешком сказал мэр, – торопиться тоже не стоит. Я не собираюсь отправляться на тот свет в ближайшее время.

Часы на башне, возвышающейся со стороны кладбища, пробили двенадцать. Желая заглушить этот звон, мэр заорал:

– У меня хорошие гены. Моя матушка дожила до восьмидесяти трех, да и то ее сбила повозка, потерявшая управление. И матушка была полностью здорова, не считая разбитого черепа и проколотого лег…

Три громких удара в дверь заставили мэра прерваться на полуслове. Он нахмурился и поглядел через стол на Альберто.

– И часто к тебе так поздно приходят гости?

– Только неживые, – ответил гробовщик и, оставив мэра на кухне одного, пошел открывать дверь.

– Кладите ее сюда. – Альберто указал на стол рядом с задней стенкой своей мастерской. Он принес свечу с кухни и зажег от нее пять других свечей в комнате. Один за другим загорались маленькие источники тусклого желтого света. Когда свечение от них стало устойчивым, Альберто подошел к двум мужчинам, которые занесли тело.

Он узнал женщину. Это была мисс Бонито. Она переехала в Аллору чуть больше года назад. И за все то время, что она называла городок своим домом, Альберто говорил с ней лишь однажды. Он помог ей прочитать вывеску на рыночной площади: «Две груши по цене одной!».

– Что случилось? – спросил Альберто. Он знал обоих мужчин – одного получше, другого похуже. Тот, что постарше, был булочником по имени Энцо, а второй – его учеником Сантосом.

– Она умерла, – сказал Сантос.

– Это я вижу. Но как?

– Эм… – Сантос посмотрел на своего учителя.

– Опухоль, Альберто. – Энцо прокашлялся. – Вот здесь. Чуть выше сердца. – Он указал на ее грудь, где над вырезом выцветшего платья виднелась опухоль размером с небольшое яблоко.

– Вот как, – печально произнес Альберто. – Я видел такое раньше. И не раз. – Он отвел глаза от тела и посмотрел на своего старого друга Энцо. – Кто ее обнаружил?

– Моя жена. Она обычно отдавала ей даром наш старый хлеб. Бедняжка не могла позволить себе свежий. Но вот уже две недели как она не появлялась, и моя жена пошла посмотреть, все ли с ней в порядке. И нашла ее вот так, одну-одинешеньку в постели, причем простыни были еще теплые.

– Теплые? – Альберто нахмурился. – Ты уверен? – Судя по состоянию тела и исходившему от него запаху, мисс Бонито умерла как минимум неделю назад. В этом он был уверен. Если бы сейчас стоял разгар лета, ее бы вообще было уже не узнать.

– Да. Да, Альберто, – кивнул Энцо. Его глаза были очень печальные. – Моя жена абсолютно в этом уверена.

«Вот оно что», – подумал Альберто. Это все объясняло. Жена Энцо была склонна преувеличивать, почти так же, как жившие по соседству с Альберто сестры Финестра.

– Ей не на что было купить еду, Альберто, не говоря уже о гробе. – По голосу Энцо казалось, что он был гордым человеком, который собирается попросить об одолжении. – Но я помню (такое не забывается), как ты помог моему отцу, когда мы не могли позволить…

– Разумеется. Разумеется, – откликнулся Альберто. – Тебе даже не нужно было просить меня об этом, Энцо. Не беспокойся. Я позабочусь о ней.

– Спасибо, Альберто. – Энцо пожал ему руку. – Я знал, что ты ей настоящий друг.

– Непростой вечер выдался у Альберто, – сказала Клара Финестра. Она высунула голову из окна и повернулась, чтобы посмотреть на сестру.

– Правда? – спросила Роза. Она сидела в кресле, украшенном розами, что очень подходило ее имени.

– О да. У него был мэр, а потом мисс Бонито.

– Мэр умер? – от неожиданности Роза потеряла дар речи, но лишь на мгновение. – Хотя чему тут удивляться? Когда человек такого размера, смерть не заставляет себя ждать.

– Нет. – Заостренное лицо Клары засветилось от удовольствия. Она очень любила узнавать новости раньше своей младшей сестры. – Умер не мэр, а мисс Бонито. Энцо со своим учеником только что пронесли ее наверх.

– Дай-ка посмотреть. – Роза вскочила с кресла и бросилась к окну. Оттолкнув Клару, она высунулась в окно, чтобы посмотреть на дорогу. Но оказалось уже слишком поздно. Все живые гости Альберто ушли, и фасад дома был темен.

Одну за другой Альберто задул свечи в мастерской.

– Ну вот, – сказал он, поставив последнюю свечу рядом с телом мисс Бонито. – Так-то лучше. Тебе больше не о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь. У тебя будут достойные похороны, как и у всякого, кто этого заслуживает. Я могу отдать тебе свой гроб. – Он указал на короткий запыленный ящик в углу, будто она могла его увидеть. – И куплю участок на кладбище. Там будет плита и все такое.

Альберто закрыл заднее окно, чтобы в него не попала летающая рыба. Потом повернулся, чтобы выйти, но вдруг почему-то передумал. Возможно, мисс Бонито и умерла в одиночестве и целую неделю пролежала совсем одна, но больше этого не будет. Поэтому, вместо того чтобы подняться наверх, Альберто сел подле нее.

– Спокойной ночи, мисс Бонито, – сказал он. Его озарил последний луч света, и Альберто, опустив голову и закрыв глаза, наконец заснул.

Удивительная птица

Той ночью, пока Альберто спал около тела мисс Бонито, высоко-высоко в небе летела маленькая яркая птичка. С каждым взмахом ее крыльев несколько звездочек то гасли, то вспыхивали вновь.

Птичка направлялась к морю, но летела с большим трудом. Ветер был сильным, а ее крылышки – слабыми. Поэтому вместо того чтобы двигаться вперед, она в основном кружила на месте.

– Творп! – прочирикала птичка. – Творп! – послышалось снова. Ее крики эхом разнеслись над водой, но никто не ответил.

Около часа птичка продолжала хлопать крыльями и жалобно чирикать, пока не заметила огонек. Тогда, развернувшись спиной к морю, она устремилась в сторону Аллоры. Красочные домики, такие же яркие, как ее оперенье, проносились мимо, пока птица снижалась. Она пролетала над мощеными улицами, деревянными крышами и белеющими в ночи окнами. Потом с легким вздохом опустилась на каменный подоконник.

Птичка приблизилась к двум деревянным ставням, закрывавшим окно. Сквозь тонкую щель между ними она вгляделась в темную комнату, которую наполнял золотистый свет.

На холодном столе лежало тело женщины, а рядом спал пожилой мужчина с седыми волосами. Птичка посмотрела на женщину и наклонила голову. Из глубины ее груди вырвался печальный крик и эхом разнесся по комнате. Потом она взглянула на мужчину. Несколько минут черные как смоль глаза птицы внимательно изучали его, а затем, будто увидев что-то, что им понравилось, вспыхнули золотым.

– Творп! – чирикнула птичка. – Творп! – повторила она снова.

Взмахнув блестящими крыльями, птица взмыла в небо. На этот раз, вместо того чтобы лететь на юг к морю, она развернулась на север и направилась к холмам, окружавшим Аллору.

* * *

– Только взгляните на это, – произнес беззубый мужчина, сидевший у водосточной канавы на главной площади Аллоры. Он разговаривал с ведром рыб, бьющихся у его ног. – В жизни не видел такой яркой птицы.

Мужчина вытянул шею и стал наблюдать за разноцветной птичкой, кружившейся неподалеку. Никогда раньше он не видел ничего подобного. Ни на юге, ни в северных землях, откуда был родом.

Его звали Алессандро Дипорто, и в детстве он слышал об Аллоре много разных историй: например, ему рассказывали о рыбах, которые вылетали из моря и дождем сыпались на камни внизу. Потом, когда Алессандро вырос, у него появилась великолепная идея. Такая же блестящая, как и птица, летающая высоко в небе. С помощью этой задумки он мог стать богатым.

Алессандро оставил спокойные реки севера и отправился на юг, решив стать единственным рыбаком в Аллоре и сколотить на этом состояние.

Но в его плане был один недочет. Недочет настолько серьезный, что полностью разрушил все его замыслы. Ведь зачем городу рыбак, если рыба на самом деле ловится сама?

В общем, поймав три тысячи восемьдесят девять рыб, Алессандро Дипорто не сумел продать ни одной. Из-за этого жители Аллоры даже придумали ему новое имя. Имя, ставшее настолько известным, что настоящее просто забылось.

– Он тут как тут, – обычно говорили люди, проходя мимо Алессандро по улице, где он сидел с полным ведром рыбы и выцветшей надписью: «Десять за один медяк».

– Держитесь от него подальше, – предупреждали матери детей, когда те носились вверх и вниз по узким улочкам Аллоры.

– Кто это? – бывало, спрашивали туристы о человеке, лежавшем в лохмотьях у сточной канавы.

– А, – отвечали горожане, – это глупый рыбак. Единственный во всей Аллоре.

Глупый рыбак вздохнул и уставился на птицу в небе. Да, бессмысленно было приезжать в этот город в поисках богатства. Но он знал, что еще глупее было бы уехать отсюда. Потому как где еще на земле есть такое волшебное место? Где еще можно проводить ночи, наблюдая за серебряными рыбами, дождем падающими с неба, и яркими птицами, столь редкими, что ни один взрослый человек таких отродясь не видел?

Поэтому Алессандро Дипорто решил остаться в городе, где все называли его глупцом. Он решил остаться, потому что в Аллоре достаточно лишь запрокинуть голову, чтобы наблюдать за волшебством с утра и до поздней ночи.

Кто ты, мисс Бонито?

Альберто вздрогнул и проснулся. Ночью холодный воздух пробрался сквозь ставни, и теперь в мастерской стоял ледяной холод. Он сел и потер замерзшие руки друг о друга. Вместе с кровью к ним медленно возвращалась жизнь. Альберто снова зажег свечу, стоявшую рядом с ним, и маленький желтый огонек начал согревать воздух.

– Доброе утро, мисс Бонито, – сказал он, когда ее тело появилось у него перед глазами. – Надеюсь, вы хорошо спали. Нас ждет хлопотный денек. – Поднявшись на ноги, Альберто раскрыл ставни, и комната наполнилась чистым соленым воздухом. Час был ранний, и в небе еще светились несколько звездочек. В саду стоял запах соленой росы, а в цветочном горшке лежали две серебристые рыбины: они как будто спали.

– Хорошо, – произнес Альберто, отнеся рыбу на кухню и вернувшись к мисс Бонито. Кусты за ним качнулись так, словно тоже проснулись. – Пора приниматься за работу.

Хотя гроб Альберто был готов уже тридцать лет назад, его нужно было доделать для мисс Бонито. Он должен был почистить его, отшлифовать песком, приделать ручки по обеим сторонам и выгравировать ее имя на крышке.

– Конечно, он не очень подходит по размеру, – признался Альберто мисс Бонито, стирая пыль. – Он будет слишком широк и чересчур длинный. Но, по крайней мере, ты спокойно разместишься внутри, а я постараюсь сделать так, чтобы тебе было удобно.

Во время работы Альберто разговаривал с мисс Бонито, словно она все еще была жива. Утром он рассказывал ей о своих изделиях.

– Все дело в размерах, – говорил Альберто, а за окном в это время чирикала птичка. – Он не должен быть ни слишком велик, ни слишком мал. Я еще ни разу в жизни не сделал гроб, который оказался бы мал.

Днем он рассуждал о погоде:

– Море сегодня нехорошее. И ветер ужасный. – Словно в подтверждение этих слов кусты снаружи громко затрещали, и в окно влетела гигантская скумбрия. Она с глухим стуком шлепнулась в пустой гроб.

– Вряд ли я буду тебя хоронить, – сказал Альберто. Он вытащил извивающуюся рыбину и поспешил с ней на кухню. – Скорее всего, я съем тебя на ужин.

А вечером он говорил о самой женщине.

– Кто ты, мисс Бонито, – спросил Альберто, – и почему переехала сюда?

Он мог догадаться, откуда она родом – при жизни мисс Бонито говорила с северным акцентом, но Альберто и понятия не имел, зачем она переехала в Аллору. Нельзя сказать, что этот городок находился в центре событий. Фактически он затерялся на краю мира: последнее пристанище, откуда больше некуда идти; конечная станция железной дороги перед морем, слишком бурным, чтобы его можно было пересечь. Надеялась ли она начать здесь новую жизнь или знала, что ее первая вот-вот закончится?

Солнце уже садилось, когда Альберто был готов уложить мисс Бонито в гроб.

– Вот так, мисс Бонито. – Он подложил подушку ей под голову. – Славно и удобно, правда?

Заходящее солнце осветило часть ее лица, и то же золотистое сияние, что привлекало в Аллору многочисленных художников, придало темным волосам женщины глубокий оттенок красного дерева, а ее бледная кожа засветилась цветом, который напоминал молоко с медом. Если бы Альберто не провел целый день, готовя для нее гроб, он бы по ошибке принял ее за живую.

– Ох, мисс Бонито, – сказал Альберто, расправляя ее волосы на подушке. – Ты была слишком молода, чтобы умирать. Вместо тебя должен был бы уйти я.