Текст книги "Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению деяний святых Апостолов"

Прот. Горского

Раскрывши обстоятельства дела, коим начинается бытие Церкви Христовой, особенное внимание надобно обратить на то дарование, которое было сообщено Апостолам в день Пятидесятницы. Дарование Апостолам языков многие из ученых богословов принимают в несобственном смысле, именно – что дар языков есть не иное что, как ниспослание способности и силы говорить с народом одушевленным, указательным образом. Толкуют, что Λαλεΐν έτέραις γλώσσαις (Деян.2, 4) значит то же, что Марк.16, 17, γλώσσαις καιναίς, а это то же, что Матф.10,19–21 или Луки 21,15, то есть: говорить языком воодушевленным, с неодолимою увлекательною силою. При этом предполагают, что между так называемыми Галилеянами были и такие, которые не говорили галилейским наречием; а с другой стороны, что между иностранными языками, какие здесь слышались, не должно искать языков всех тех народов, которые у св. Луки исчисляются, потому что несколько смежных народов могли говорить одним языком: разумели греческий или римский. Наконец, прибавляют: когда евангелист замечает удивление слышавших проповедание Апостолов, то этим Лука хочет заметить только то, что плотские иудеи вместо того, чтобы обратить внимание на проповедь благовествователей, дивились только, откуда в Галилеянах такая ученость, что они могут говорить на иностранных языках, а некоторые – еще хуже – издевались над речами Апостолов, которых не понимали.

Но, надлежит заметить, что говорящие все вообще были из учеников Иисуса Христа и притом долговременным обращением с Ним удостоившиеся наименования верующих: а это все были иудеи палестинские. Только в конце служения Иисуса Христа стали приходить и Эллины (Иоан.12, 21), но эти Эллины не настолько сблизились с Ним, чтобы получить наименование верующих и вступить в число учеников Его. Если так, то, по всей вероятности, ученики могли знать только свой природный язык, некоторые и греческий, другие, может быть, и финикийский, но не более. Между тем, удивление разнородных иноземцев показывает, что несравненно более было слышно при этом случае разнородных языков. То предположение ни на чем не основывается, что "не всех, поименованных у Луки народов языки были слышны между Апостолами». Напротив, все эти народы слышали «кийждо свой язык» (Деян. 2, 8). Слова Марка (16, 17) не объясняются словами Луки (21, 15) или Матфея (10, 19–21): это не параллельные места; у Марка Господь говорит об общих знамениях; какие будут сопровождать верующих; у Матфея и Луки – о вспомоществовании Апостолам в случае их суда пред начальством.

Говорят:

1. Апостолы пользовались истолкователями, или толмачами, напр. Петр Марком.

2. Апостолы Павел и Варнава не знали языка Ликаонцев (Деян. 14, 11).

3. Язык греческих новозаветных писателей весьма много содержит в себе еврейского; в образе выражения Апостолов видно, что они по еврейскому или сиро-халдейскому учились греческому: у них греческий не чистый язык.

4. Им не нужно было знание многих языков: а) потому что проповедь их ограничивалась пределами Римской империи, многих – только Палестиною, или вообще иудеями. В Римской империи довольно успешно можно было действовать и со знанием одного господствовавшего языка; б) потому что этот дар открывался и сообщался только для молитвы (1Кор. 14, 13–17).

5. Места Деяний 10, 46, 19, 6 и 1Кор. 14, 13 заставляют разуметь под γλώσσαις λαλεΐν что-нибудь отличное от внезапно возбуждаемой способности говорить на иностранных языках.

6. Наконец, только с III века, со времен Оригена, начали учить, что Апостолы в день Пятидесятницы получили видение незнакомых им языков. Ириней, Тертуллиан, говоря о даровании языков, как существующем еще в их время и как существовавшем прежде, сближают его с дарованием προφητεία.

Но против 1-го отвечаем: Ερμηνευτής может означать и не толмача; Марк мог быть даже толмачом на таком языке, который не был известен Апостолу Петру. Ибо Петр, конечно, не все языки знал. И Апостол Павел говорит Коринфянам, что он более говорит языками, но не говорит, что может говорить всеми.

Против второго идет последнее замечание. Против третьего довольно сказать, что Апостолы, получая способность говорить новым языком, не лишались всех прежних своих понятий, которые проистекали из еврейского источника; поэтому естественно находить в речи их много еврейского.

Против четвертого а) заметим, что если бы пределы проповеди Апостольской и действительно ограничивались Римской империей, то и тогда бы нельзя было сказать, что им довольно было знания одного господствующего языка, потому что этот господствующий язык весьма во многих местах был недоступен простому народу, с которым по большей части первоначально они должны были иметь дело. В одной Малой Азии было много различных языков, по уверению Страбона. Митридат, царь Понтийский, окончивший поприще свое с небольшим за шестьдесят лет до Р. Хр., знал 23 языка подданных ему народов. Но если дать полный смысл словам Спасителя: шедше научите вся языки, то не останется никакого сомнения, что с обыкновенными способами изучения языков Апостолы слишком недалеко бы простерли свою проповедь, б) Апостол осуждает употребление дара языка в молитвословиях без истолкования, – но это не значит, что он только при этом случае раскрывался. Иначе Апостол осуждал бы самого Духа, раздающего сии дары. Но он научает, как обращаться с этим даром в церкви. А этим отнюдь не исключается возможность употреблять оный и при других случаях, и для других целей.

Против пятого. Здравая филология требует определять значение слова или выражения, неоднократно встречающегося в каком-либо сочинении, если можно, по первоначальному его употреблению. Теперь выражение: γλώσσαις λαλείν в 10 и 19 главах книги Деяний само себя не дает разуметь; это выражение, очевидно, взято из истории 2-й главы той же книги. Там и здесь действие одно и то же. Во 2-й главе нельзя разуметь под γλώσσαις λαλείν одного воодушевленного языка, как мы выше видели. Ап. Петр (Деян. 11, 15) говорит, что с домом Корнилия в сем случае последовало то же, что с Апостолами в день Пятидесятницы. (Видно, что эти случаи бывали редко), итак, не этими то местами, а тем эти должно объяснить. – Что касается до 1Кор. 14 гл., то и там нельзя разуметь одного языка экстатического, нельзя разуметь такого выражения славословий, которое бы было понятно только одному произносящему их: но надлежит разуметь дар говорить на иностранных языках. а) Если дать в этой главе выражению γλώσσαις λαλείν первое значение, то нельзя сказать, чтобы оно было одно и то же с γλώσσαις έτραις λαλεΐν (Деян. 2, 4), потому что слушавшие апостолов понимали, что они говорили (ст.11); напротив, в обоих местах и 1Кор. 14 гл. и Деян. 2 гл. предполагаются одинаковые обстоятельства, т. е. и глаголание языками, и присутствие иностранцев, которые разумеют те языки (сл.1Кор.14, 23). б) Апостол говорит: языцы в знамение суть не верующим, но неверным (1Кор. 14, 22). Краткие непонятные изречения и для неверного не могут быть сами по себе знамением: напротив, из несвязных слов, не имеющих ясного смысла, слышащий мог заключить о невежестве говорящего. Языки будут тогда знамением и для неверующих, когда человек, не знавший прежде никакого языка, вдруг говорит новым языком. в) В стихе 21 Апостол приводит слова Исайи (28, 13), в которых говорится именно о иностранных, незнакомых языках и прилагает эти слова без всякого ограничения к материи своего рассуждения о языках. У Исаии Господь говорит Своему народу, что он будет говорить на языке иностранном, на языке пленивших Его; как там нельзя разуметь какого-нибудь другого смысла слова: язык, так и здесь. г) Наконец, только в смысле собственных языков могут иметь значение и эти слова Апостола: иному же роди языков (1Кор. 12, 10), как понимал это и Златоуст.

Против свидетельств отвечаем: ни одно не говорит ничего в пользу сказанного предположения прямо. Напротив, Ириней, когда говорит о себе, что он сам не имел дара языков, что, приехав в Галлию должен был учиться туземному языку, – а между тем пишет, что в его время были такие, которые имели дарования пророческие и всякими (παντοδαπαίς) говорили языками и тайны человеческие обнаруживали, замечая, что этих людей, приявших Духа Божия и говорящих на всех языках Духом Божиим, Апостол и разумеет там, где говорит: премудрость же глаголем не совершенным: – то этим ясно показывает, что языки этих людей «совершенных» надлежит понимать в собственном смысле за иностранные языки. Из слов Апостола: благодарю Бога моего... можно заключить, что способность эта могла зависеть и от нравственных качеств лица. – Следы древности такового разумения события Пятидесятницы и дара языков Церкви апостольской и позднейшее вообще можно видеть и в том, что Филострат, описывая жизнь Аполлония Тианского, которого хотел противопоставить Иисусу Христу, заметил о нем, что он знал не только все языки человеческие, но и язык животных. В церковной истории встречаются позднее примеры чудесного разумения иностранных языков, напр. в Ефреме Сирине (История Евангельская и церкви Апостольской, стр. 378).

Шаффа

Речь на других или новых языках, вместе с даром чудес, ясно обещанная Господом ученикам перед вознесением Его на небо (Марк. 16, 17), при первом своем появлении означает такое творческое действие Духа Святого, которым Он впервые разрушил преграды природы, так сказать, сам стал управлять человеческим духом и человеческую речь торжественно освятил в орудие для проповеди Евангелия. Новый дух сотворил себе и новый язык, так как вообще внутреннее и внешнее, душа и тело, мысль и ее проявление тесно связаны между собою. Но речь на различных языках не ограничилась одним только праздником Пятидесятницы, а продолжалась (хотя, конечно, в измененном виде) в Церкви апостольской вместе с другими чрезвычайными духовными дарованиями, отличающими это время от позднейших периодов более естественного развития. Отголоски ее находятся еще во втором и третьем столетии и дальнейших.

В истории о речи Апостолов в день Пятидесятницы нужно различать то, что составляет собственно сущность речи на иностранных языках, как дара апостольской Церкви вообще, и особенную форму, в которой он высказывается при первом своем появлении в праздник Пятидесятницы. Для определения сущности речи полезно обратиться к более подробному и наглядному описанию, предложенному св. Павлом в первом послании к Коринфянам.

Что касается сущности речи на иностранных языках, то она есть невольный вдохновенный говор в одушевленном состоянии усиленной молитвы, когда человек, правда, не выходит из себя, но все-таки погружается в самую глубину своего духа, в таком состоянии вступающего в общение с Божественным существом; но при этом вседневное самосознание и миросозерцание, а вместе с тем и обыкновенный образ речи отступают на задний план, а говорящий вполне бывает одержим сознанием божественным и становится только органом наполняющего его Духа Божия. Потому-то и сказано (Деян.2, 4): «Исполнились все Духа Святого и начали говорить на других языках, как Дух давал им провещавать». Это вдохновение должно относить и к содержанию, и к форме, и к мыслям, и к слогу. Апостол Павел речь на разных языках называет молитвою и пением «в духе» (πνεύμα); этим он означает высшую способность созерцания, непосредственное ведение Бога, независимо и в отличие от «ума» (νΰς) т. е. от рассудочного сознания, от мышления (1Кор.14, 14, 15). Содержанием бесед на разных языках было прославление великих дел искупительной любви Божией (Деян.2, 11. 10, 46; 1Кор.14, 14–16), в форме молитвы, благодарения и песнопения (Деян.10, 46; 1Кор.14, 14–18). Дар языков всего ближе стоит к дару пророчества, который также имеет основу в прямом внутреннем откровении таин Божиих, и в книге Деяний апостольских (19,6) непосредственно соединен с первым, но при этом отличается от него двояко: во-первых, тем, что говорящий на языках беседует с Богом, а пророк – с обществом, а во-вторых, тем, что последний говорит языком, понятным даже для неверных, между тем, как первого, по крайней мере, в коринфском обществе, не могли понимать без переводчика (1Кор.14, 2 и д.). Оттого-то Павел и отдает преимущество дару пророчества (1Кор.14, 5) и дар языков уподобляет звуку колокола (1Кор.13, 1), неопределенному тону инструмента (1Кор.14, 7 и 8), иностранному наречию, которого никто не понимает (1Кор. 14, 11) и которое неверующему кажется сумасшествием (ст.23). Таким образом, речь на языках была беседою восхищенной души с Богом, делом самоназидания; такая беседа делалась назидательною и для других только посредством дара истолкования и перевода на язык общеупотребительный. Но в последнем отношении находится различие между даром языков, описываемым у Апостола Павла, и даром языков, снисшедшим в праздник Пятидесятницы. Это приводит нас ко второму пункту.

Что касается собственно формы, в какой этот дар проявился в первый раз, то слушателям он, кажется, был до известной степени понятен без перевода: по крайней мере, в повествовании Деяний апостольских не сделано никакого замечания о нем. Конечно, и здесь нужна была внутренняя восприимчивость, потому что иные из столпившегося народа смеялись над говором получивших дар Св. Духа и явление это объясняли нетрезвенным состоянием (Деян. 2, 13); – что совершенно согласно с тем впечатлением, какое речь на разных языках, по описанию Павла, производила на неверного (1Кор. 14, 23). – Затем нужно припомнить еще и то, что обыкновенно совершенно упускают из вида, именно – что иноязычная речь и в этом случае была беседою с Богом, а не с людьми, богослужебным действием учеников, восторженным выражением их хвалебной и благодарственной молитвы, следовательно, принадлежала к внутренней жизни самой Церкви, потому что такая жизнь началась прежде, чем собрался народ (см. ст.4-й и 6-й), слушателей же такая речь могла только изумить и поразить происшедшим по воле Божией чудом и возбудить в них желание яснее и точнее уразуметь его. А уразумели они его вслед за тем не при помощи нового действия дара языков, но посредством ясной, сказанной на общеупотребительном языке, проповеди Петровой (ст.14 и д.), которая имела целью распространить в других, с силою высказавшееся в даре языков, начало новой по вере жизни. Что касается отношения дара языков к говорящим и слушающим, то сказание об этом св. Луки и св. Павла расходятся между собою не так далеко, как кажется с первого взгляда. Второе и более важное различие состоит в следующем. Св. Павел нисколько не объясняет того, что дар языков был речью на совершенно чуждых языках, не сродных с языком народным. По описанию Павла нужно, как кажется, представлять себе эту речь совершенно новым вдохновенным языком, речью на ангельских языках (1Кор.13, 1), отличающеюся от всех обыкновенных языков в такой же мере, в какой состояние духа, одаренного языками выше вседневного сознания и обыкновенной рассудочной деятельности. Внутреннее восхищение, необыкновенное парение невластного над собою духа к жизни божественной невольно выражалось в способе и роде передачи мыслей, хотя в существе-то такая речь, без сомнения, примыкала к природному языку говорящего. Оттого-то она и была непонятна всем тем, которые сами не бывали в таком состоянии торжественного вдохновения. Деяния же Апостольские дар языков нам описывают, очевидно, как речь на языках иностранцев, присутствовавших на празднике Пятидесятницы. Этим-то и объясняется их изумление, что неученые галилеяне говорили на тех языках, которых нельзя было подозревать в них и которые овладели ими вдруг чудесным образом (2, 6–11). Что таков прямой, неоспоримый, буквальный смысл сказания, это признают сами рационалисты-экзегеты.

Изумление восприимчивых слушателей чудесным событием и насмешливый упрек неверных, производивших дар языков из нетрезвенного состояния, делали необходимым защищение; и это первое, самостоятельное, апостольское свидетельство, сходящее от полноты духа, было действительным воззванием проповедников к собранию начатков нового духовного творения. Таким образом, проповедническое служение, послужившее главным органом к распространению царства Божия, было современно основанию Церкви. Свидетельство Духа Святого продолжается в свидетельстве его органов (Иоан. 15, 26–27). Оно есть плод веры и вместе средство к ее распространению. За даром языков следовало истолкование языков и понятное рассудительное пророчество; напряженным в самой основе и сущности религиозным силам дан определенный ход исторического развития.

Вполне верный своему изображенному в евангелиях характеру, от лица остальных Апостолов перед всем обществом выступил пламенный Апостол Петр и тем фактически показал в себе камень, на вероисповедании которого Господь обещал основать Свою Церковь. Его речь к столпившемуся народу, сказанная на еврейском языке, крайне проста и вполне соответствует дню. Она не есть ни прямая полемика против иудейства, ни догматический спор, но есть собственно и исключительно объяснение исторических явлений, – а прежде всех Воскресения Христова, – взятое прямо из жизни, простое, но сильное свидетельство о весьма известном событии, раскрытие, еще раньше высказанного Петром, основного вероисповедания об Иисусе, Сыне Бога живого, Спасителе грешников; одним словом, речь Апостола Петра есть истая миссионерская проповедь. Замечательна при этом разность между высшим вдохновением, под влиянием которого заговорили св. апостолы на разных языках, и спокойным исследованием и ясностью изложения того предмета, о котором говорил св. Петр к народу. Гармоническое соединение того и другого составляет характеристический признак Апостолов.

Петр снисходительно опровергает грубый упрек в нетрезвости очень скромным и, по-видимому, простым, но на самом-то деле народным и убедительным доказательством, именно тем, что теперь только третий час дня (9-й час утра), в который обыкновенно иудеи ничего не вкушали и даже нетрезвые в такую пору воздерживались от вина. Нет, событие это, продолжает Апостол, есть не что иное как славное исполнение пророчества Иоилева об имеющем последовать в сопровождении разных событий в природе излиянии Святого Духа, и притом не на некоторых только чрезвычайных посланников Божиих, как в Ветхом Завете, но на всех, даже самых незнатных, неученых людей. Такое сообщение Святого Духа совершилось через Иисуса Назарянина, обетованного Мессию, который свое послание с силою пред всеми засвидетельствовал делами и чудесами. Вы, правду сказать, по вечным планам и предведению Божию, предали Его и руками язычников римлян пригвоздили ко кресту; Бог, согласно с пророчеством, заключенным в 15 псалме, воскресил Его из мертвых, чему все мы живые свидетели. Вознесшись на небо и восседши одесную Бога, Воскресший послал нам Духа Святого, как вы сами здесь видите. Поэтому знайте, что Сам Бог об этом распятом вами Иисусе посредством неопровержимых действий засвидетельствовал, как о Мессии, от которого вы, истые израильтяне, ждете своего избавления.

Очевидно, здесь было кстати в немногих, но сильных словах доказать служение Иисуса Христа Мессии на основании настоящих событий в связи с ясными, признаваемыми самими слушателями, ветхозаветными пророчествами, и, вместе с тем, через напоминание о крестной смерти, в которой были виноваты иудеи, вести их к покаянию. Проповедь Апостола произвела впечатление, как и следовало ожидать. Слушатели, тронувшись ею, с жаждою спасения спрашивали: «Что нам делать?» Петр увещевал их переменить настроение духа и креститься во имя Иисуса Христа, во оставление грехов; таким образом они сподобятся того же Святого Духа, чудесные действия которого замечают в Апостолах. Потому что обетование должно относиться к ним, к их детям и даже ко всемязычникам, которых Господь приведет. Таким образом покаяние веры, отвращение сердца от мира и греха и обращение к Богу через Христа здесь выставляются, как и вообще во всем священном писании, главными условиями наследия в царствии Божием и в благах спасения, именно в прощении грехов, даруемом и запечатлеваемом через христианское крещение, а также и через дар Духа Святого, как нового, положительного жизненного начала.

После нескольких других увещаний к покаянию, глубоко внимавшие проповеди решились креститься, и в первый этот праздник жатвы Нового Завета около трех тысяч душ собрано было в житницу царствия Божия. Здесь впервые исполнились слова Господа, что Его ученики вследствие и в силу Его отшествия к Отцу совершат большие дела, чем какие совершил Он Сам во дни Своего уничижения (Иоанн. 14, 12). Сильное свидетельство Петрово и необычайное веяние Духа Божия имели своим следствием торжественное действие крещения, которое здесь происходило по искреннему убеждению сердца. Но молодое растение нуждалось в подкрепление и уходе. Верующие постоянно укрепляли и оживляли себя четырьмя основными стихиями всей истинно христианской общественной жизни: а) наставлением Апостольским, б) братским общением, деятельною, всем жертвующею любовью, в) преломлением хлеба, т. е. совершением Святой евхаристии, соединявшейся с каждодневными вечерями любви, и г) молитвою (Деян.2, 42). Иисус Христос Богочеловек, исполнитель всего Ветхого Завета, был средоточием их веры, и христианство проявило себя не простою только теорией, или чувствованием, или суммою нравственных предписаний и действий, но жизнию в самом глубоком и обширном смысле, силою Божией, спасающей всех верующих в Бога. «Господь же ежедневно присоединял спасаемых к Церкви» (Деян. 2, 47).

Это первенствующее молодое общество верующих со всеми своими последователями должно было сделаться солью земли для того, чтобы обуявшую массу человечества сохранить от гнилости, и в образовавшемся в настоящий день обществе положено начало всякому истинному усовершенствованию в нравственности, науке, искусстве, общественной жизни, равно как здесь же получили начало и все великие события новозаветной истории. Прежде Апостолы были боязливы и робки, а с этого дня мы видим их неустрашимыми, непреклонными свидетелями. Прежде их не знали или мало ценили, а теперь сразу они сделались главными деятелями и с этого дня скоро привлекли к себе внимание всего мира далеко за пределами Палестины. Несколько честных простых рыбаков галилейских удостоены чести быть органами Духа Святого; из неученых людей сделались непреложными проповедниками Спасителя мира и вселенскими учителями на все века: так, это, действительно, величайшее чудо (Прав. Собес. 1863 г., ч. 1, стр. 408).