Текст книги "Русская колонизация"

Географическая обособленность Полоцкой земли выступает с еще большей очевидностью, чем географическая обособленность Смоленской земли. С севера Полоцкая земля отделялась от Новгородской полосой озер, болот и леса, которая тянется по северной окраине нынешней Витебской губернии. Такая же полоса, тянущаяся в Режецком и Люцинском уездах Витебской губернии на западе ее, отделяла Полоцкую землю от области Ливи и Летьголы. Леса и болота по Десне, верхней Вили и и по правому берегу верхнего Немана отделяли Полоцкую землю от Литвы. На юге Пинские болота и леса Полесья отделяли Полоцкую землю, частью от ятвягов, частью от Турово-Пинской земли. Восточную кайму, отделявшую Полоцкую землю от Смоленской, мы уже видели. И в Полоцкой земле население распределялось оазисами. Наибольшее количество поселков раскидано было по Двине и ее притокам; средоточием их в древнейшее время были Полоцк и Витебск. Другая группа поселков располагалась на верховьях р. Друти вокруг г. Друцка. Третья группа поселков располагалась по верхней Березине и Свислочи и их притокам, здесь главными городами были Минск, Изяславль, Логожск, Свислочь. Наконец, четвертая группа поселков, образовавшаяся позднее других, находилась по правым притокам Немана в ближайшем соседстве с Литвою и ятвягами. Здесь были города Новгородок, Волковыйск, Слоним и Городно. Это размещение населения, так же как и в Смоленской земле, сделалось основанием при делении на княжения.

Славянское население проникло по р. Припяти в лесную и болотистую дебрь, известную под именем Полесья, и на возвышенных пригорках по р. Припяти и ее притокам основало целый ряд поселков. Так образовалась земля Турово-Пинская, или земля Дреговичская. Главными ее средоточиями сделались города Туров, Пинск, Слуцк, Клецк и Дубровица. Группа поселков Турово-Пинской земли отделялась ото всех соседних областей непроходимыми лесами и болотами, и только с землей Киевской имела тесное общение благодаря Припяти. Вот почему ранее своего обособления эта область принадлежала к Киевскому княжению.

Последней из земель, лежавших в лесной полосе, была земля Волынская. От Киевской земли она обособлялась знаменитым Чертовым лесом, от Турово-Пинской области – лесами, остатки которых тянутся по северной половине нынешней Волынской губернии и составляют так называемое Волынское Полесье. С севера Беловежская Пуща отделяла волынские селения от ятвягов и полоцких поселков. Между Западным Бугом и Вислой Волынская земля соседила уже с Мазовией и Польшей, причем граница шла отчасти по Мазовецкой пуще, отчасти по р. Вепрю. Волынские селения разбросаны были главным образом в южной части, менее лесистой, нынешней Волынской губернии, по верхнему течению р. Случи, Горыни, Стыри, Западного Буга и их притоков. Здесь были и главные города Волынской земли: Владимир, Луцк, Кременец, Дубно, Остро, Ровное, Новград-Волынский. Кроме того, по Западному Бугу русское население пробралось в ближайшее соседство к мазурам и ятвягам и образовало целый оазис поселков. Главным средоточием этого оазиса был город Берестье на Западном Буге при впадении Муховца; позже в конце XII и начале XIII в. здесь возникли города Бельск, Мельник и Дорогичин. Область эта, или земля Берестейская, позже, в XIII в., стала известна под именем Подляшья.

Итак, русское население размещалось в пределах своей оседлости, в древнейшее время группами, оазисами среди степей, лесов и болот. Это обстоятельство, можно сказать, недостаточно выдвинуто и оценено в нашей исторической литературе. А между тем им очень хорошо объясняются некоторые важные особенности древнерусской жизни, а именно: политическая рознь в Древней Руси, отсутствие политического единства, деление по землям и княжениям. Все эти явления вытекали из одного и того же основного факта – физического пространственного разобщения различных групп русского населения. У нас при изображении природы нашей страны принято обыкновенно упирать с особенной силой на равнинность страны, на отсутствие внутри ее естественных преград, что-де все способствовало образованию в нашей стране единого и тесно сплоченного государства. Нашу страну принято противополагать Греции, которая-де самой природой разбита на несколько частей и предназначена была к образованию в ней нескольких мелких государств. Все подобные объяснения и сопоставления грешат чересчур большой категоричностью. Правда, что наша страна имеет равнинный характер, но следует ли отсюда, что внутри ее не было никаких естественных преград для сообщения населения? Мы должны ответить на этот вопрос отрицательно. Наши дремучие леса и болотные трясины, тянувшиеся по водоразделам, или, как говорилось в старину, «волокам», в не меньшей степени разобщали различные группы русского населения, раскидавшиеся по стране, чем делали это пресловутые греческие горы с населением их долин. Это подтверждается и тем обстоятельством, что Русь прожила в политическом раздроблении долгое время, прежде чем сложилось в ней единство и тесно сплоченное государство. Значит, природа страны с самого начала нашей истории вовсе не содействовала образованию из Руси единого и тесно сплоченного государства, а наоборот, обрекла русское население на более или менее продолжительное время группироваться в мелких союзах, тяготеть к местным средоточиям, проникаться местными привязанностями и интересами, местными стремлениями.

Уже в X в. под властью Киевского князя стал было завязываться государственный союз всех восточных славян. Но скоро оказалось, что этот союз – преждевременное явление, и он быстро умер, как недоношенное дитя истории. Вместо него выступили отдельные «земли», которые оказались наиболее устойчивыми из политических соединений восточного славянства в первые века его истории. Но что это за «земли», как оно произошло и какие основания легли в основу этого деления Руси?

По этому вопросу в нашей исторической литературе было высказано сначала мнение, что «земли» образовались из племенных союзов, что в основание деления «земли» легло племенное деление восточных славян. Такое мнение высказано было некогда М. П. Погодиным, поддержано и развито И. Д. Беляевым в статье «Русская земля перед прибытием Рюрика» и в «Лекциях по истории русского права» и Н. И. Костомаровым в статье «О федеративном начале в Древней Руси»[48]48
  Беляев И. Д. Русская земля перед прибытием князя Рюрика в Новгород // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. 1850. Кн. VIII. С. 1–102; Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1888; Костомаров Н. И. Мысли о федеративном начале в Древней Руси // Собрание сочинений. СПб., 1903. Кн. 1. С. 3–30; Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. М., 1846–1856. Кн. 4. С. 326–328.


[Закрыть]. Но более внимательное изучение пределов древнерусских «земель» показало, что границы их не совпадают с пределами племен, что деление на «земли» пересекает племенное деление, вследствие чего на одно племя приходится по нескольку «земель» и, наоборот, на одну «землю» приходится по нескольку племен. Кривичи, например, жили в «землях» Полоцкой, Смоленской и отчасти Новгородской; с другой стороны, в земле Полоцкой, кроме кривичей, жила часть дреговичей (другая часть – в Турово-Пинской области), в земле Смоленской, кроме кривичей – радимичи, в земле Новгородской – ильменские славяне и т. д. Ясное дело, что русские земли не были племенными союзами, а чисто политическими. На это указывает и то обстоятельство, что и назывались они не по именам племен, а по именам главных городов: Новгородская, Полоцкая, Смоленская, Ростово-Суздальская, Волынская, Галицкая, Киевская, Черниговская, Переяславская, Муромо-Рязанская. Ввиду этих данных покойный С. М. Соловьев нашел нужным таким образом видоизменить вышеприведенное объяснение относительно происхождения земель. «Можно думать, – говорит он, – что первоначально границы земель соответствовали границам племен. Но с тех пор, как началась деятельность князей Рюриковичей, это совпадение границ было нарушено»[49]49
  Соловьев С. М. История России с древнейших времен. СПб., 1895. Кн. 1. Т. III. С. 691.


[Закрыть]. В. О. Ключевский полагает, что это имело место ранее деятельности князей Рюриковичей, которые застали земли уже сложившимися. Главными деятелями при этом были некоторые крупные города, которые соединили вокруг себя соседние пригороды и волости разных племен, так что уже до князей образовались разноплеменные политические союзы вокруг некоторых главных городов. Но во всех этих объяснениях недостаточно подчеркнут географический фактор, действовавший при образовании земель, т. е. не указано, что земли образовались из городов и сел, которые естественно, лесными пущами и болотными трясинами обособлялись в отдельные группы. Пределы земель намечены были до известной степени самой природой, а не были результатом случайных политических успехов главных городов земель или их князей. Что касается несовпадения границ земель с племенным делением, то этот факт, по всей вероятности, определился уже в самом первоначальном заселении нашей страны славянскими племенами. Другими словами, уже при первоначальном расселении славян некоторые племена раскидались в несколько групп, в несколько островов среди лесных и болотистых пространств, а с другой стороны, некоторые группы поселков образовались из нескольких племен. Таким образом, уже при самом расселении славян произошло некоторое разложение племенной организации, перетасовка племенного деления, на место старого выдвинулось чисто географическое, областное.

Этот факт можно подметить уже в самом перечне славянских племен, который дает нам наша Начальная летопись и современные ей иноземные источники. В этом перечне наряду с именами, которые являются, несомненно, племенным обозначением, как, например, хорваты, кривичи, северяне, дулебы, попадаются имена с чисто географическим смыслом: бужане (т. е. жители Побужья), волыняне (от г. Волыни), полочане (от р. Полоты и г. Полоцка), ленчичане, т. е. лучане (от г. Луцка – у Константина Багрянородного). Весьма вероятно поэтому, что количество славянских племен в начале нашей истории было меньше, чем можно насчитать их по перечню Начальной летописи и других современных ей источников, что в этом перечне одно и то же племя называется несколькими именами, смотря по местности, где оно расселилось. Вот почему и позднее мы не встречаем в русском народе такого племенного разнообразия, какое вправе были бы ожидать, если бы названия летописи и современных ей источников были все племенными, а не географическо-политическими обозначениями. Ведь в настоящее время мы знаем только три группы, три племени русского славянства, это: великоруссы, малоруссы и белоруссы. Все дело в том, что то племенное разнообразие есть или недоразумение, или чисто искусственное создание.

VII. Влияние промыслов на размещение русского населения в древнейшее время и типы древнерусских селений

Условия земледелия в лесных областях: корчевание и пожоги леса, плодородие почвы и переложная система запашек. Разбросанность населения мелкими поселками и его подвижность как результат занятия земледелием в лесных областях. Звероловство и его первоначальное значение в народной жизни. Охотничьи угодья. Влияние звероловства на расселение русского народа. Влияние рыболовства и бортничества. Общий вывод.

С могучим влиянием природы мы еще более ознакомимся, если вникнем в хозяйственную деятельность русского народа, как она сложилась в древнейшее время в зависимости от естественных условий, и оценим ее влияние на расселение.

Славянские племена, как мы знаем, придя в нашу страну с привычками и знаниями земледельческого народа, принялись за обработку земли и на новой родине. В окраинных южных областях, где под пашню шли плодородные черноземные пространства, занятие земледелием само по себе не заставляло население разбрасываться, расселяться на дальние расстояния мелкими поселками. Другое дело – в лесной полосе. Здесь под пашню можно было сплошь и рядом расчистить только небольшой клочок земли, на котором можно основать только маленькое поселение. Другим земледельцам приходилось идти дальше, разыскивать другой такой же клочок земли и селиться особым поселком. Занятие земледелием в лесной полосе, таким образом, заставляло русское население раскидываться мелкими поселками на большом пространстве. Самые системы земледелия, которые практиковались на первых порах в лесной полосе, должны были разбрасывать население на далекие пространства. Эти системы были чисто экстенсивные, основанные на эксплуатации возможно большего пространства земли. В известном месте расчищался из-под лесной поросли участок, выдирались пни и коренья и основывалась деревня, т. е. поселок с прилегающими пашнями и лугами. Население деревни, засевая расчищенную из-под леса землю, в то же время продолжало в свободное от полевых работ время «теребить» землю по соседству, т. е. расчищать ее из-под леса и кустарника. Эти «притеребы» и шли под новую пашню, когда старая истощалась. Старую оставляли залегать на несколько лет, пока она не набиралась силы, не отдыхала, как выражаются наши крестьяне. Обыкновенно старая пашня за это время успевала зарасти мелким лесом, и ее вновь приходилось расчищать, хотя уже с меньшими усилиями, чем в первый раз. Кроме корчевания в ходу была и пожога леса. В известном месте валился лес, сжигался, и на «гари» или «опали», по-белорусски «дяди», заводилась пашня. Три-четыре года удобренная золой земля давала хорошие урожаи. После этого ее забрасывали и обращались к новому участку леса. Такая система земледелия, известная под именем подсечной, и до сих пор держится в наших северных губерниях. Вы поймете, что при таких условиях населению неудобно было селиться в тесном соседстве, а наоборот, приходилось отыскивать места для поселения подальше друг от друга, чтобы иметь вдоволь в окрестности никем не занятой земли. Но так как и при соблюдении всех вышеуказанных условий истощение почвы в данном месте наступало нередко, то населению деревни в полном составе или в части приходилось сниматься с насиженного места и отыскивать другое и т. д. «От этого сельское народонаселение, – говорит И. Д. Беляев в своей статье о земледелии в Древней Руси – было у нас самое подвижное, что доказывают и изумительные по своей многочисленности ряды пустошей, селищ и деревнищ, а также починков и поселков, свидетельствами о которых переполнены дошедшие до нас старые официальные памятники; так что при первом чтении свидетельств о пустошах, деревнищах и селищах можно подумать, что мор, война и другие бедствия ежегодно опустошали русскую землю, тогда как на самом деле главной причиной такового множества пустошей и селищ был указанный древний порядок сельского хозяйства»[50]50
  Беляев И. Д. О поземельном владении в Московском государстве // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. 1851. Кн. 11. С. 1–82.


[Закрыть]. Но эта подвижность населения приводила все к тому же положению вещей, о котором было говорено выше: к разбросанности населения по огромной территории.

Такое же действие оказали и другие промыслы, которыми занялись русские славяне в Восточной Европе при известных данных ее природы, т. е. охота, рыбная ловля и бортничество.

Охота в народном хозяйстве нашей страны в рассматриваемое время имела громадное значение, едва ли уступавшее земледелию, если только не превосходившее его. Во-первых, охота доставляла нашим предкам пищу и в этом конкурировала с земледелием и скотоводством. Летописец, рассказывая по дошедшим до него преданиям о быте славянских племен до призвания князей, говорит о древлянах, вятичах и северянах: «древляне живяху зверинским образом… ядяху все нечисто… И радимичи и вятичи и север один обычай имяху: живяху в лесе, яко же всякий зверь, ядуще все нечисто»[51]51
  ПСРЛ. Т. I (Лаврентьевская летопись). С. 6.


[Закрыть]. Можно вполне верить этим свидетельствам, потому что они подтверждаются фактами позднейшего времени. Несмотря на распространение христианства, русские люди не переставали употреблять в пищу мясо животных, которые по этой вере считались нечистыми. Лука Жидята в послании к новгородцам в 1086 г. убеждал их: «братие, не ядите скверна». В вопросах, предложенных Кириком епископу Нифонту, до 1156 г., находится, между прочим, известие, что «смерды по селам Новгородской волости били веверичину (белок)». Даже в великое говенье, по свидетельству митрополита Иоанна в послании к Иакову Черноризцу (до 1089 г.), русские люди ели мясо и скверное, например, медведину: митрополит рекомендует возбранять это, а виновных в ядении скверна выдавать митрополиту «у вине и казни». Дичина в большом изобилии подавалась на столах князей и зажиточных людей. У Владимира Святого на пирах «бываше множество от мяс, от скота и от зверины, бяше бо по изобилию от всего», – говорит летопись. В слове «О богатом и убогом», писанном в 1200 г., читаем: «тот богато на земли живяше… На обеде же службы бы многа, сосуди, златом сковани и сребром. Брашно много и различно: тетеря, гуси, жеравие, ряби, голуби, кури, зайци, елени, вепреве»… и т. д. Но дичи было везде много, так что ее хватало не только для богатых, но и для бедных. Особенно много было птиц, которых ловили тенетами или силками, сетями или перевесами, клетками; в летописях и других древних памятниках упоминаются лебеди, журавли, гуси, утки, чернеди, гоголи, тетерева, рябчики, коростели, перепела. Из крупной дичи водились туры, зубры, буйволы, лоси, олени, серны, дикие козы, вепри или кабаны (даже в Новгородской земле)[52]52
  Аристов Н. Я. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866. С. 9.


[Закрыть]. Охота доставляла не только материал для пищи, но и для одежды в виде разнообразных мехов, которые частью шли для домашнего пользования, но большей частью сбывались на рынке и играли роль покупательных средств – денег.

Но если охотничья промышленность имела такое важное значение в экономической жизни русского народа, то этот факт непременно должен был отразиться известным образом на расселении его. Мы с уверенностью можем сказать, что занятие звероловством не позволяло русскому населению скучиваться в ограниченных пространствах, а влекло его к занятию возможно большего пространства. В поисках за зверьем русские люди проникали все далее и далее в лесную глушь и, найдя богатые звериные угодья и подходящее место для усадьбы или пашни по соседству с угодьями, оставались на нем на постоянное жительство. Я уже говорил вам о том, что в конце XI или начале XII вв. новгородцы раскидались 26 погостами в Обонежье и в Заволожье. Что привлекло их в этот суровый и неплодородный край? Ответ на этот вопрос дает тот же самый устав князя Святослава 1137 г., из которого мы узнаем об этих успехах новгородской колонизации. Оказывается, что привлекало сюда новгородцев пушистое богатство: назначая десятину с даней здешних погостов св. Софии, князь Святослав перечисляет сорочки мехов (по-видимому, куньих), которые шли отсюда св. Софии.

Условия и порядки тогдашней охотничьей промышленности были таковы, что заставляли промышленника устраивать свою оседлость по возможности ближе к местам, где водились дикие звери или дичь. Зверей ловили и били большей частью облавой, но такой способ охоты предполагает более или менее постоянное наблюдение за зверем. Птиц ловили тенетами или силками, перевесами или сетями, кляпцами или клетками. Такой способ охоты опять-таки предполагает более или менее постоянное наблюдение за орудиями ловли и их действием. Естественно поэтому, что промышленник, найдя богатые охотничьи угодья, поблизости от них устраивал и свою оседлость, т. е. усадьбу и пашню. Такой способ охоты в связи с существованием множества людей, занимающихся этим промыслом, приводит к тому, что угодья не оставались в общем пользовании тех, кто пожелает. Вместе с распаханной землей они становились владением лица, который первый стал их эксплуатировать. Поэтому и в составе недвижимых имений древнейшие источники отмечают, обыкновенно, бобровые гоны, звериные ловы, или ловища, перевесища и другие «пути». Чаще всего в летописях и древнейших актах попадаются указания на княжеские «пути». Самые ранние указания на этот счет относятся, как известно, к княгине Ольге. Во времена начального летописца существовали в древлянской земле, а равно по Десне и Днепру ее ловища и перевесища. Но преобладание известий о княжеских «путях» – факт случайного характера. «Пути» были у частных землевладельцев, бояр и даже смердов, ибо охота была общераспространенным занятием. Около 1192 г. некий старец Варлаам отказал Хутынскому монастырю свое имение. Это имение составляли земли или нивы, огород, ловище рыбное и гоголиное на р. Волхове, челядь, скот. Позднейшие купчие грамоты XIV в. постоянно в составе имений обозначают и «путики». «Се купи вотчину, – читаем в них, – двор и дворище, ораты и земли с притеребы и пожни с притеребы, и путики». Что разумеется под «пушками» – это ясно дает знать, например, купчая, в которой читаем: «на земли оратой пятери гони, а в заливьи два перевесища, а в реки 4-ая часть, а на песку в тоне 1/4 часть» и т. д.[53]53
  Аристов Н. Я. Промышленность Древней Руси. СПб., 1866. С. 19, 58.


[Закрыть] Такая тесная связь земельных владений с охотничьими угодьями наглядно показывает, что и расселение русского народа совершалось в известной зависимости от распределения этих угодий. А если так, то и расселение это не могло быть поступательным движением густой массы народа, но совершалось вразброд, мелкими группами, на более или менее далекое расстояние.

Такое же действие оказывали на расселение русского народа и рыбные богатства нашей страны. Для эксплуатации их население должно было разбрасываться по рекам и озерам. Рыбные угодья так же, как и звериные, и по тем же самым причинам, как и те, не оставались в общем пользовании, а силой вещей должны были делаться объектом частного пользования и частного владения. Поэтому для эксплуатации их население должно было разбрасываться, расселяться на далекие расстояния. Я не буду говорить здесь о рыбных озерах, по отношению к которым факт этот совершенно понятен, а коснусь только рыбного лова на реках. Известно, что не во всех местах реки встречается одинаковое количество рыбы, а только в известных, почему-нибудь особенно удобных для рыбы. Эти места, или «тони», и должны были привлекать рыбопромышленников. Чтобы получить с этих «тоней» наибольшую добычу, рыбопромышленникам нужно было опять-таки по возможности жить ближе к этим рыбным местам. Самым распространенным способом рыбной ловли были езы или язы, т. е. заколья на реках, преграждение реки забором из жердей или плетнем, с оставлением окон, с вершами или сетками, в которые и попадала рыба. Но этот способ ловли предполагает, опять-таки, более или менее постоянное наблюдение, постоянный и близкий глаз. Естественно поэтому, что там, где были богатые рыбные ловли, там возникали особые поселки рыболовов.

Громадную роль в народном хозяйстве русских славян играло и бортничество, т. е. пчелиный промысел. Мед и воск, по известию арабского писателя Эль-Валхи, составляли одну из главных статей отпускной торговли наравне с мехами. Наш летописец влагает в уста Святослава заявление, что из Руси в Болгарию шел мед и воск. Торговля воском в Новгороде процветала с ранних пор. При великом князе Ярославе там уже был целый класс купцов, торгующих воском, или вощников. Воск шел из России в Западную Европу не через один Новгород, а также по Днепру – в Византию, по Двине – в Ригу, Готланд и немецкие города, как это видно из договора Смоленского князя Мстислава Давыдовича с Ригой и Готским берегом (1229 г.). Медом платилась и дань князьям, которые, в свою очередь, жаловали его иногда в церкви и монастыри. Так, Смоленский князь Ростислав Мстиславич дал епископу Мануилу меду, целое «село Ясенское с бортником» и «из своего двора» церкви св. Богородицы дал «восемь копий воску», а церкви св. Троицы «между прочим, берковец меду». О размерах медовой дани, получавшейся князьями, дает понятие известие летописи о погребе киевского князя Святослава Всеволодовича (1146 г.): в нем находилось 500 берковцев сыченого меду. Князья так много приготовляли этого меда, что в походах могли им угощать всю свою дружину. «Русская Правда» дает нам также указания на развитие бортного промысла среди населения. Целый ряд ее статей относится к ограждению права на бортные деревья. При этом «Русская Правда» свидетельствует, что борти были и у князей, и у смердов. Из древних грамот мы знаем, что для некоторых смердов бортничество было главным занятием, вследствие чего они и назывались бортниками.

Бортники по необходимости должны были устраиваться поближе к тому месту, где были их бортные деревья. В Древней Руси, как видно из постановлений «Русской Правды», довольно было развито хищничество по отношению к бортям: выдирали пчел, раззнаменовывали борти, т. е. стесывали клейма или знаки владельца и ставили свои и т. п. Бортные деревья приходилось сторожить. Кроме того, самый промысел требовал наблюдения, особенно в период роения пчел. По части влияния бортничества на расселение русского народа любопытны некоторые данные актов XVI в., относящиеся к Западной Руси. В XVI в. в Западной Руси сплошь и рядом случалось следующее: в великокняжеской пуще крестьянин находил бортные деревья, никем не заклейменные; он ставил на них свое клеймо и сам или кто-либо из его семьи переселялся на лето из села в пущу для наблюдения за бортями. Так как при этом у наблюдающего оставалось много свободного времени, он от нечего делать косил сено поблизости, где было можно, а если дозволяла почва, пахал и сеял яровые хлеба. С течением времени на бортном урожае появлялись, таким образом, пашня и сеножать, которые вместе с бортными деревьями делались достоянием крестьянской семьи на праве заимки. При разрастании крестьянской семьи на бортном ухожае появлялся новый крестьянский двор, отделяющийся от старого двора, и таким образом в пуще появлялась людская оседлость, крестьянский и бортнический двор. Подобное же должно было случаться и в более древние времена русской колонизации ввиду свидетельств источников о бортниках и бортных угодьях.

Если мы теперь попытаемся резюмировать все сказанное мною о влиянии природы и промыслов на расселение русского народа, то должны будем придти к следующим положениям:

– Природа страны заставляла русское население расселяться не равномерно, а группами.

– Даже и в пределах отдельных групп население не скучивалось, а разбивалось редкими поселками благодаря тем условиям, которые ставила природа экономической деятельности русского народа, т. е. в занятии охотой, рыбной ловлей и бортничеством.