Текст книги "Come as you are: история Nirvana, рассказанная Куртом Кобейном и записанная Майклом Азеррадом"

Повсюду были животные – три кошки, два кролика, несколько домашних крыс и черепах. В доме воняло так же, как в абердинской лачуге. «Ад с крысиной мочой», – коротко описывал Курт их дом. Как-то раз к нему случайно зашел известный панк-рок-музыкант по имени Брюс Пэвитт, и одна из домашних крыс укусила его за палец («Он кричал как девчонка», – хихикая, говорит Трейси). Позже Пэвитт создаст Sub Pop Records, первый лейбл Nirvana.

Обычно Курт сидел дома, иногда неделями не выходя на улицу, предаваясь тому, что он называл «маленькой художественной фантазией». Он не особо уделял внимание культурной жизни Олимпии, но ему приятно было знать, что она есть. И не нужно было беспокоиться о том, что придется иметь дело с тупыми каменщиками и деревенщинами. Курт отрастил длинные волосы и сосредоточился на своем искусстве.

Курт начал коллекционировать и сам делать кукол. Это было началом долгой одержимости, которая продолжается и до сих пор. Он нашел вид глины, которая при обжиге приобретала самые странные цвета, и делал из нее кукол – вроде той, что изображена на обложке альбома Incesticide, но гораздо более сложных и причудливых. Курт находил кукол-младенцев, покрывал их глиной и запекал в духовке, делая их похожими на древние артефакты. Еще он коллекционировал старинных кукол-младенцев, особенно тех, что выглядели пугающе живыми.

Работая в курортном отеле, он однажды зашел в комнату, где остановился гинеколог, и позаимствовал книгу, полную фотографий влагалищ с различными болезнями. Курт вырезал их, собрал коллаж, перемешав фотографии с изображениями кусков мяса и иллюстрацией с Kiss, и повесил его на дверцу холодильника.

Курт прошел через короткую фазу дэт-рока (Black Sabbath, а не Bauhaus) и начал строить вертепы, полные разлагающихся тел, скелетов и демонов.

Он делал психоделические ленты, которые сочетали христианские записи, политические речи, рекламные ролики и музыку, которая замедлялась или ускорялась. Он делал коллажи, но в основном писал картины. Они были наполнены странными раздутыми фигурами или зародышами, помещенными в пейзажи из шипов. Эти картины трудно воспринимать не как автобиографические, изображающие беспомощных детей, дрейфующих во враждебных мирах.

Занимался Курт и скульптурой.

– Он делал эти невероятно красивые, сложные скульптуры из всякой странной дряни, которую скупал в комиссионных магазинах, – говорит Слим Мун. – Маленькие статуэтки и фигурки людей-невидимок. Это была дикая смесь артефактов поп-культуры, добытых в магазинах распродаж, вперемешку с настоящими глиняными скульптурами – этими жуткими, замученными фигурами. Курт мог сделать огромную, размером четыре на четыре фута, диораму или собрать скульптуру в аквариуме и сидеть около нее неделями, и всякий, кто приходил к ним в гости, поражался тому, насколько он талантливый скульптор. Мы пытались уговорить его устроить выставку в «Смитфилде» (кафе), а Курт просто отвечал «нет» и все ломал. На следующий день все исчезало, и он начинал заново.

Необходимость – мать изобретательности, и именно так Курт придумал одно из своих любимых украшений.

– У меня странное магнетическое притяжение к мухам, – говорит Курт. – Ну, или же мухи сами притягиваются ко мне. Я просыпался утром, и они не давали мне спать часами, жужжа и ползая по моему лицу. Мухи просто нападали на меня, и это происходило постоянно.

Курт развесил по квартире десятки липких полосок от мух, и вскоре они собрали на себе все виды мертвых насекомых.

Курт утверждал, что доход от деятельности группы позволял оплачивать скудную арендную плату, но иногда Трейси просила его все-таки найти работу, и тогда Курт предлагал съехать и жить в его машине, и этого было достаточно, чтобы она на некоторое время переставала его пилить. Похоже, что Трейси была не только любовницей Курта, но и покровительницей.

Курт настаивает, что работал наравне с другими, в том числе из-за того, что в Сиэтле происходило нечто необычное. За несколько лет до появления Nirvana антиматериалистические сиэтлские панк-группы позволяли местным клубам обдирать себя. Но к этому времени музыканты Сиэтла неофициально объединились и ясно дали понять, что больше не будут играть за гроши. Зарождающийся сиэтлский лейбл звукозаписи Sub Pop сыграл большую роль в обеспечении хороших гонораров за выступления некоторых из своих музыкантов. Курт помнит один из ранних концертов в Vogue перед тремя сотнями зрителей, за который группе заплатили шестьсот долларов – приличная сумма даже в наши дни.

Но чтобы накопить достаточно денег для записи полноценного демо, той осенью Курт устроился на работу в клининговую компанию за четыре доллара в час. Он разъезжал по городу в тесном фургоне с двумя «адскими коллегами» – так он их называл, «они были хуже обычных тупоголовых абердинцев». Как правило, его товарищи по работе за ночь потребляли по паре упаковок пива, называли Курта педиком и гоняли его вокруг фургона. Некоторые из их клиентов были врачами и стоматологами, и коллеги могли показать Курту, как красть таблетки и вдыхать закись азота так, чтобы никто не узнал.

Позже Дилан Карлсон и Слим Мун переехали в соседний дом. Поскольку Курт работал по ночам, а Карлсон был безработным, они много общались, разделяя свое презрение к кальвинистам («Я думаю, что мы с Куртом были единственными людьми, которые не играли с йо-йо тем летом», – говорит Карлсон). Эти двое развешивали гирлянды с безвкусными лампами пятидесятых годов (еще одна покупка в благотворительном магазине) и устраивали барбекю на заднем дворе. Иногда приходил Крист, открывалась бутылка красного вина, и они начинали творить разные безобразия. Один раз, после того как они втроем с садовыми стульями напали на брошенный «Кадиллак», приехала полиция.

Тем не менее Курт по большей части был затворником и оставался таковым практически все четыре года, которые жил в Олимпии.

– Он был похож на отшельника в пещере, – говорит Слим Мун. – Так мы его и воспринимали – как безумного отшельника, который сидел и играл на гитаре по двенадцать часов в день и никогда не выходил из дома, разве что на гастроли.

Хотя Курт не отличался общительностью, он был довольно популярен в городе. Курт ходил на вечеринки, садился где-нибудь и просто тихо улыбался. Для большинства обитателей Олимпии он был чистым листом бумаги, таким, каким они хотели его видеть. Им нравился Курт, но они никак не могли понять почему, и эта тайна, казалось, проникла и в его музыку.

Через некоторое время Курт получил свой собственный маршрут уборщика, но он был далеко не образцовым работником. Курт ехал в фургоне до первого попавшегося здания, разбрасывал везде какие-то бумаги, а потом шел домой и дремал. Ближе к концу смены он посещал еще несколько мест и проделывал ту же самую небрежную работу. Через восемь месяцев его уволили.

Курт признает, что всегда был ленив, но утверждает, что его мрачный послужной список связан не только с простой усталостью.

– У меня всегда были ужасные отношения с коллегами, – говорит он. – Я не могу ужиться с обычными людьми. Они так действуют мне на нервы, что я просто не могу их игнорировать. Мне нужно смотреть им в глаза и говорить, что я ненавижу их до глубины души.

И все же Курт кое-чему научился у своих коллег: воровать наркотики. Его любимыми – если, конечно, удавалось достать – были кодеин и викодин, опиатное обезболивающее. Он курил марихуану и несколько раз принимал героин. Курт попробовал кокаин и метамфетамин, но они ему не понравились.

– Я чувствовал себя слишком уверенным в себе, – говорит Курт. – Слишком общительным.

Примерно в это же время он впервые почувствовал ужасную, пронзительную боль в животе.

– Жжет, тошнит, как от самого страшного желудочного гриппа, который только можно себе представить, – говорит Курт. – Ты чувствуешь, как боль пульсирует так, словно сердце находится у тебя в животе, и это очень больно. Я ощущаю ее – красную и сырую. Боль возникает по большей части во время еды. Примерно в середине приема пищи, как только еда попадает в определенную область желудка, где все воспаленное, появляется боль, потому что еда попадает на больное место, и оно начинает гореть. Наверное, эта боль – одна из самых сильных, какие я когда-либо испытывал в жизни.

С тех пор болезнь подчинила себе жизнь Курта и ставила в тупик даже самых выдающихся специалистов.

Тем временем Аарон Буркхард по-прежнему обещал купить новую пару барабанов, но так и не сделал этого и даже не всегда приходил на репетиции, предпочитая им походы на вечеринки с приятелями.

– Они хотели репетировать каждый вечер, – говорит Буркхард. – Каждый вечер. А я хотел немного передохнуть. Пару раз я не пришел на репетицию, и парни немного разозлились.

Для Буркхарда группа была просто забавой: «Мы не собираемся делать на ней никаких денег или чего-то подобного, понимаете?»

Возможно, здесь была и какая-то принципиальная несовместимость. Хотя сейчас Буркхард называет себя фанатом панк-рока, но он не был настролько предан ему, как Курт и Крист.

– На самом деле я не очень люблю все это, – признается Буркхард, – разноцветные волосы и тому подобное.

К этому времени Крист и Шелли уже жили в Такоме, а Курт – в Олимпии, но Буркхард никуда не собирался переезжать – его подруга жила в Абердине, а сам он надеялся стать полноправным управляющим в «Бургер Кинг». По иронии судьбы его двоюродный брат женился на дочери владельца франшизы, и Буркхард так и не поднялся выше менеджера по производству. Связь с Буркхардом была на время потеряна.

В это время Курт и Крист решили порепетировать с Дейлом Кровером, намереваясь записать демо. Так они могли сохранить жизнедеятельность группы. С Кровером они репетировали три уик-энда подряд, а затем отправились на студию Reciprocal Recording в Сиэтл и 23 января 1988 года записали демо.

– После записи демо, – вспоминает Курт, – мы поняли, что это действительно хорошая музыка, и в ней было что-то особенное, поэтому мы стали относиться к ней гораздо серьезнее.

Курт говорит, что он случайно выбрал самую популярную студию в Сиэтле, просто сравнив ее с другими в Seattle Rocket, бесплатной музыкальной газете, которая остается информационным центром сцены Сиэтла. Эта студия была самой дешевой в городе, и именно поэтому – самой популярной. Но другие утверждают, что Курт выбрал Reciprocal, потому что именно там была записана его новая любимая пластинка, The Screaming Life группы Soundgarden, изданная начинающим сиэтлским инди-лейблом Sub Pop.

– На самом деле Курт хотел записаться там, потому что ему очень нравилось звучание пластинки Soundgarden, – говорит Кровер, который договаривался о времени записи в студии. – Насколько я помню, в то лето он действительно увлекся этим делом.

Курт упорно отрицает это. В любом случае, они планировали работать с другим звукоинженером, но в последнюю минуту вмешался Джек Эндино, вероятно, потому, что он хотел работать с Кровером, который уже был известен как отличный барабанщик.

Эндино, бывший инженер военно-морского флота, уже стал крестным отцом сиэтлской сцены. Записывая (он никогда не «продюсировал» – это было не в духе панк-рока) бесчисленные группы за смешные деньги, он способствовал росту сцены и сделал реальное финансовое предложение лейблу Sub Pop. Легкий, добродушный стиль общения Эндино и ревущий звук записей сделали его фаворитом среди молодых, «сырых» групп района. Он основал Reciprocal Recording, студию в районе Баллард в Сиэтле, вместе с Кристом Хансеком, который также продюсировал сборник Deep Six.

Студия была такой же посредственной, как и репетиционный зал группы, – облезлая краска на фанерных стенах, сигаретные отметины на всех горизонтальных поверхностях, и если кто-то проливал пиво на ковер, то этому не придавалось никакого значения. Мало кто из групп Сиэтла не видел Reciprocal (или его более позднее воплощение, Word of Mouth) изнутри.

Друг Криста Дуайт Кови отвез группу и их оборудование в Сиэтл на своем потрепанном «Шевроле-Кемпере» с работающей дровяной печью.

После того, как Крист записал свои партии, он решил повеселиться с Дуайтом и сыном Дуайта, Гаем.

– У него был этот «самолет» с травкой, и мы курили в туалете, – говорит Крист. – Я так накурился, что мне пришлось даже выйти на улицу.

Они сидели в фургоне и жгли костер, пока Курт пел.

Группа записала и свела десять песен за шесть часов (Эндино взял оплату только за пять). В основном все треки были записаны вживую, за один-два дубля. Курт записал весь вокал в один присест. К трем часам дня они закончили запись. Floyd the Barber, Paper Cuts и Downer позже вошли в состав альбома Bleach. Два других трека так и не были выпущены: If You Must и Pen Cap Chew[44]44
  В 2004-м вышли на бокс-сете «With the Lights Out».


[Закрыть], которая обрывалась, потому что лента закончилась. Версия Spank Thru была позже перезаписана с Чэдом Ченнингом на барабанах и выпущена на Sub Pop 200. Остальные четыре песни – Beeswax, Mexican Seafood, Hairspray Queen и Aero Zeppelin – можно найти на Incesticide. Криста уволили с работы, и Курт заплатил за запись 152,44 доллара, которые скопил, работая уборщиком.

Кровер организовал для них выступление вечером того же дня в Такоме, в Community World Theater. У группы опять не было названия, и Кровер предложил Ted Ed Fred – в то время он так называл друга своей мамы Грега Хокансона. Крист пришел в себя после выкуренной травки только перед самым началом выступления.

Курт был очень доволен демозаписью. Трейси помнит, как он сидел в ее машине, держа в руках готовую запись, с широкой улыбкой на лице.

Эндино запись тоже понравилась, поэтому в тот вечер он сделал копию для себя и дал кассету Джонатану Поунману, только что выпустившему пластинку Soundgarden на Sub Pop, который был основан его партнером Брюсом Пэвиттом несколькими месяцами ранее. Среди групп Сиэтла было не так много тех, о которых Поунман, бывший организатор клубных концертов, не знал, но, как говорит Эндино, «эти ребята были из Абердина».

Поунман искал новые группы для пополнения списка Sub Pop, и поэтому поинтересовался у Эндино, не слышал ли тот чего-нибудь стоящего в последнее время. Эндино ответил: «Ну, приходил тут один парень – по правде говоря, я не знаю, что с ним делать. У него действительно потрясающий голос, он пришел вместе с Дейлом Кровером. Я не знаю, что из этого можно слепить, но в его голосе столько могущества. И он очень похож на автомеханика».

Поунману понравилась запись.

– Голос этого парня меня просто ошарашил, – говорит он. – Было не так, как обычно бывает, – ты слушаешь одну песню, и она сносит тебе крышу, а все остальные кажутся на ее фоне не такими выразительными. Музыка была полна какой-то необузданной мощи. Я помню, что прослушал запись и просто сказал: «О боже».

Взволнованный, Поунман принес демо в Muzak, компанию по выпуску фоновой музыки, где почти все, кто что-то из себя представлял на сиэтлской сцене, работали на грязной работе, такой как чистка кассетных коробок или копирование записей. Марк Арм из Green River (ныне в Mudhoney), Рон Рудзитис из Room Nine (ныне в Love Battery), Тэд Дойл (переселенец из Айдахо, который вскоре возглавит группу TAD), Крист Пью из Swallow, Крис Экман из Walkabouts и Брюс Пэвитт – все они работали в Muzak, превращая его в то место, где рождались и обсуждались идеи и мнения о рок-н-ролле.

– Если кто-то вдруг хочет разбогатеть, – объявил Поунман, – имейте в виду, эта группа ищет барабанщика.

Но музыкальному жюри запись не понравилась. Аранжировка музыки была слишком страдальческой и сложной для компании из Muzak, которую привлекали более прямолинейные рокеры типа Wipers, Cosmic Psychos и The Stooges. Но у парня был отличный голос. С другой стороны, ребятам из Muzak он все равно мог не понравиться.

– Все хотели, чтобы их близкие друзья были самыми большими звездами, – говорит Пэвитт, – а Nirvana была из другого города, поэтому люди немного придерживали свои ставки.

Поунман помнит, как Марк Арм говорил, что звучание записи было чем-то похоже на Skin Yard, «но не настолько хорошо».

– В основном люди были сосредоточены на своих командах и их музыке, – говорит Пэвитт.

Пэвитт считал, что в этом слишком много «рока» – слишком много тяжелого метала и недостаточно андеграунда. Поунман и Пэвитт организовали концерт в Central Tavern – в восемь вечера воскресенья, – на котором было довольно мало людей, хотя некоторое время спустя многие стали утверждать, что были там. И хотя группа еще была сырой, часть материала определенно была стоящей. Пэвитт согласился, что у группы есть потенциал. Поунман вспоминает, как Курта вырвало за кулисами перед началом представления.

– Группа не слишком впечатлила меня, – признается Пэвитт. – Я не видел у Nirvana интересного музыкального ракурса.

Но Поунману музыка понравилась, и Пэвитт, бывший журналист, начал искать зацепку, с помощью которой можно было бы продать группу музыкальной прессе – продвижение небольших инди-лейблов по большей части зависит от средств массовой информации. И вскоре Пэвитт кое-что нащупал.

– Чем больше я размышлял о том, кто они такие и что происходит в Сиэтле, – говорит Пэвитт, тем больше это начинало оправдывать шутки Тэда – мясника из Айдахо, из настоящего рабочего класса (ненавижу выражение «белый мусор»), – это было что-то непридуманное, что-то более массовое, для простых людей.

До тех пор (и в общем-то после) независимая музыка на Восточном побережье подчинялась замкнутому кругу бюллетеней, фэнзинов, радиостанций и клубов. Вместо яйцеголовой шайки выпускников колледжей и школ искусств «мы старались работать с умными творческими людьми, не все из которых учились в колледже, – говорит Пэвитт. – И чем больше я узнавал Курта, тем больше мне казалось, что он вписывается в эту картину так же хорошо, как и Тэд».

Сразу после переезда к Трейси в Олимпию Курт жаловался, что его не принимают в Сиэтле, потому что он не является частью их общества. Через год Курт уже не хотел ходить на концерты, потому что многие хотели с ним пообщаться. Все слышали демозапись. Эндино записывал кассеты для своих друзей, которые в свою очередь копировали их для других своих знакомых.

Курт сделал несколько копий демозаписи и разослал их по всем инди-лейблам, какие только мог вспомнить, включая SST в Лондейле, Калифорния, и Alternative Tentacles в Сан-Франциско. Но больше всего ему хотелось попасть на чикагский лейбл Touch&Go – дом для некоторых любимых групп Курта, таких как Scratch Acid, Big Black и Butthole Surfers. Он разослал по лейблам около двадцати экземпляров записи, которые всегда сопровождались письмами и «маленькими подарками», которые варьировались от маленьких игрушек и горстей конфетти до использованного презерватива, наполненного пластиковыми муравьями, или куска бумаги, измазанного козявками из носа (трюк, подозрительно похожий на тот, который Big Black проделали со своим EP Lungs). Но никто, в том числе Touch&Go, ему так и не ответил.

Курт не отправил кассету в Sub Pop, потому что едва знал об их существовании. Не теряя ни секунды, Поунман позвонил Курту и сказал, что запись ему понравилась. Курт считал Поунмана крутым, потому что он был связан с Soundgarden, его любимой группой в то время. Они договорились встретиться в кафе Roma на Бродвее в Сиэтле.

Первыми на место приехали Курт и Трейси. Трейси была полна подозрений и настороженно относилась ко всему этому – ей не нравилось, как Поунман держал руки в карманах своего длинного плаща или как нервно осматривал комнату. «Он выглядел так, будто скрывается от полиции», – вспоминает она.

Поунман вспоминает Курта как «очень робкого, очень уважаемого» и «очень милого, приятного парня». Крист, который появился вскоре после Курта и Трейси, – совсем другое дело. Он нервничал из-за предстоящей встречи и по дороге в Сиэтл прикончил несколько бутылок Olde English[45]45
  Olde English – солодовый ликер, тип крепкого пива.


[Закрыть] в 40 унций. К моменту приезда он был уже совсем пьян и распивал еще одну бутылку, которую поставил под столик в кафе. На протяжении всей встречи Крист свирепо смотрел на Поунмана и оскорблял его, громко рыгая и время от времени оборачиваясь, чтобы рявкнуть на других посетителей: «На что, черт возьми, вы смотрите? Эй! Эй!» Курт вспоминает это как «одну из самых забавных вещей, которые я когда-либо видел».

Поунман изо всех сил старался не обращать внимания на Криста и объявил, что хочет в ближайшем будущем выпустить сингл Nirvana.

Начало 1988 года было для сцены Сиэтла периодом застоя. Ключевые группы, такие как The Melvins, Green River и Feast, либо взяли перерыв, либо вовсе распались. Такие группы, как Tad, Mudhoney и Mother Love Bone, только начинали свою деятельность. Так же, как и Sub Pop Records.

Поначалу Sub Pop был фэнзином, который издавал Брюс Пэвитт, переселенец из Чикаго, изучавший панк-рок в свободомыслящем Колледже вечнозеленого штата в Олимпии. Пэвитт вскоре начал издавать компиляции[46]46
  Компиляция – литературная деятельность, заключающаяся в сочинении и написании текстов (научных, учебных, художественных) на основе чужих исследований или произведений, без их самостоятельной творческой обработки, иногда и без осмысления использованных источников.


[Закрыть], освещавшие региональные музыкальные сцены США, и в конечном итоге осветил Сиэтл в своем первом виниловом релизе Sub Pop 100. В 1987 году он выпустил запись Dry as a Bone сиэтлской группы Green River, которая осмелилась смешать противоречивые звуки метала и панка (позже группа разделилась на Mudhoney и Pearl Jam). Их общий друг Ким Тайил из Soundgarden познакомил Пэвитта с Джонатаном Поунманом, диджеем на радио и промоутером рок-шоу в Сиэтле. В 1988 году они выпустили пластинку Soundgarden Screaming Life.

Хитрые, красноречивые и наделенные хорошим слухом, Пэвитт и Поунман обладали талантом к саморекламе и, внимательно изучив успехи и неудачи предыдущих инди-лейблов, быстро сделали сиэтлскую сцену в целом и Sub Pop в частности самой крутой штукой в инди-роке. В городе были и другие лейблы, включая Popllama (издававший Young Fresh Fellows), но у Sub Pop был талант к рекламе. Для большинства обложек друг Пэвитта Майкл Лавин делал искусные, отшлифованные студийные фотографии, из-за которых складывалось впечатление, что лейбл выложил кругленькую сумму за модного фотографа. А на внутренней и задней обложке Чарльз Питерсон[47]47
  Чарльз Питерсон – американский фотограф, наиболее известный сотрудничеством с сиэтлским независимым лейблом Sub Pop и освещением в своих работах формирующейся гранж-сцены. Его фотографии представлены в документальном фильме о музыканте Курте Кобейне – «Курт Кобейн: О сыне».


[Закрыть] определил характерные черты Sub Pop – нечеткие, размытые черно-белые кадры, которые часто отображали по большей части аудиторию, нежели саму группу. Питерсон бесстрашно пробирался в самую глубь слэма, ощущая все яростные движения, запах пота, волосы и обнаженные мужские торсы.

Такая интересная новая группа, как Nirvana, была большой новостью. Гитарный стиль Курта был неровным, но в нем была несомненная металлическая жилка. Риффы были ловкими. Тот факт, что за такой короткий срок они уже звучали настолько круто, поразил Эндино, записавшего уже много групп.

Уже тогда Курт необычным образом направлял свои мелодии против ритмов и изменений аккордов. Вместо того чтобы просто следовать за гитарами, он изобрел практически контрапунктные[48]48
  Контрапункт – одновременное сочетание двух или более самостоятельных мелодических голосов.


[Закрыть] мелодические линии. Но на вершину группу возвел вокал Курта – каким-то образом он умел кричать в тон, а также петь очень доступным и привлекательным способом.

У них было дрянное оборудование и ужасные усилители. Долгое время им приходилось подкладывать двухдюймовую доску под басовый кабинет[49]49
  Басовый кабинет – специальным образом сконструированное устройство для воспроизведения низкочастотного звука бас гитары.


[Закрыть] Криста, потому что у него не было колеса (проблема была решена совсем недавно).

К этому моменту, в начале 1988 года, Кровер вместе с Осборном уехал в Сан-Франциско, но перед этим порекомендовал в качестве своей замены абердинца Дэйва Фостера. Фостер играл на бас-гитаре вместе с Кровером в стороннем проекте The Melvins, а также был прекрасным барабанщиком.

Курт и Крист не хотели видеть Фостера членом группы на постоянной основе. Фостер со своим навороченным пикапом и усами был слишком мейнстримным, слишком пафосным в глазах Курта и Криста. Тем не менее они дали ему послушать демо Кровера, и казалось, что Фостеру оно понравилось.

– Они многому меня научили в плане игры, – говорит Фостер, который в средней школе изучал джазовые барабаны. – Они просто велели мне забыть все это дерьмо и бить как можно сильнее. И еще, размер моей барабанной установки уменьшился вдвое. Когда я пришел в эту группу, у меня было двенадцать предметов, а когда покинул ее, осталось шесть.

Группа репетировала в гостиной нового дома Криста и Шелли на Перл-авеню в Такоме, рядом с зоопарком.

Первая вечеринка, которую они устроили, была битком набита новичками, хиппи и панками. Курт был одет в свою обычную обрезанную джинсовую куртку с приклеенной к плечу пластмассовой обезьянкой Чим-Чим и вырезанным из гобелена Вулворта[50]50
  Майкл Вулворт – мастер-принтер американского происхождения, живущий и работающий в Париже. Делает оригинальные издания с современными художниками.


[Закрыть] фрагментом «Тайной вечери» на спине, а Фостер был одет в свою обычную одежду абердинского металлиста. Во время их выступления панк схватил микрофон и сказал: «Боже, барабанщики из Абердина всегда странно выглядят!»

– Я чувствовал себя не в своей тарелке, – говорит Фостер, – но мне нравилось то, что они делали. Мне нравилось играть их музыку.

Поунман устроил им первое выступление в Сиэтле в начале 1988 года в клубе Vogue. Это было «Воскресенье Sub Pop». Чарльз Питерсон, местный заводила Сиэтла, вспоминает, что там было около двадцати человек, даже несмотря на то что на KCMU регулярно звучала Floyd the Barber. Тем не менее к группе, которая, судя по отзывам, была похожа своим звучанием на Blue Cheer[51]51
  Blue Cheer – американская рок-группа, образовавшаяся в 1966 году в Сан-Франциско и названная «в честь» разновидности ЛСД.


[Закрыть], был большой интерес.

Такие люди, как Марк Арм, внимательно наблюдали из засады за этой разрекламированной новой группой. Позже Курт заметил, что ему казалось, будто они должны были показывать таблички с оценками после каждой песни.

Группа играла расхлябанно, и неисправная акустическая система делу никак не помогала. Питерсона, к примеру, не слишком впечатлил непримечательный внешний вид группы на сцене.

– Они не особенно привлекали внимание, – соглашается Поунман. И песни были слишком похожи на The Melvins.

Питерсон отвел Поунмана в сторону и спросил:

– Джонатан, ты уверен, что хочешь подписать с ними контракт?

– Мы полный отстой, – говорит Курт. – Мы все испортили.

Фостер продержался всего несколько месяцев.

– Он был очень простым парнем, и я думаю, что мы просто испугали его, потому что были странными, – говорит Крист. – Фостер никогда раньше не видел никого, похожего на нас. Мы были полностью антикультурными людьми.

– Я думаю, что это они чувствовали себя неуютно рядом с тем, кого, вероятно, считали задротом или кем-то в этом роде, я не знаю. Мне кажется, что они чувствовали себя неловко, когда приходили мои друзья. Потому что они были не похожи на тех людей, с которыми общались эти парни, – говорит Фостер. – Думаю, у каждого есть своя маленькая коалиция.

– У него была еще одна проблема, – рассказывает Крист. – Ему пришлось пойти на курсы управления гневом. Фостер ввязывался в драки и избивал людей до полусмерти. Однажды мы видели, как он ехал с другом за рулем своего грузовика, и какой-то парень плюнул на его грузовик, а Фостер вышел и ударил парня по голове.

Последней каплей в жизни Дэйва Фостера стало известие об измене подруги. Поэтому он поступил по-мужски, пошел и избил до полусмерти парня, с которым она ему изменяла. К несчастью для Фостера, его жертвой оказался сын мэра соседнего Космополиса. Фостера приговорили к одному году лишения свободы, но в итоге провел в тюрьме всего две недели и лишился водительских прав, а это означало, что он больше не сможет ездить из Абердина в Такому на репетиции с Куртом и Кристом.

Его дни в группе тоже были сочтены. Однажды вечером после репетиции Курт и Буркхард пили в трейлере отца Буркхарда в Спанавэе. Он сказал Курту, что пойдет за пивом, и взял его машину.

Но вместо того чтобы пойти в магазин, Буркхард пошел по питейным заведениям. Проведя два часа за стаканом со своими приятелями, он решил вернуться в трейлер, и его остановил чернокожий полицейский, фамилия которого была Спрингстин. Пьяный Буркхард начал кричать: «Эй, Брюс! В чем дело, Брюс?» и в общем наговорил полицейскому «всякого дерьма». Офицер Спрингстин наказал его по всей строгости закона. Автомобиль Курта был изъят.

Поскольку в трейлере Буркхарда не было телефона, звонить в участок, чтобы вызволить Буркхарда из тюрьмы, пришлось Кристу. Он говорит, что Буркхард назвал полицейского «гребаным ниггером», и именно поэтому его задержали.

– Мне было очень неловко идти за ним, – говорит Крист.

– Мне есть что сказать, – признает Буркхард, – но я имею право хранить молчание.

Курт говорит, что на следующий день он позвонил Буркхарду и попросил его прийти на репетицию. Тот ответил, что у него слишком сильное похмелье, чтобы играть, и тогда Курт просто повесил трубку. После этого Буркхард покинул группу навсегда.

– Мне нравилось играть с этими ребятами, – говорит Буркхард. – Но я был молод, глуп и немного увлекся, понимаете?

Если бы Буркхард не пошел в тот вечер по кабакам, сейчас он мог бы быть миллионером.

– Да, – говорит Буркхард. – Но это все равно что играть в лотерею – можно угадать пять чисел и пролететь с шестым. Но я ни о чем не жалею. Я буду как… как там звали того парня из The Beatles?

В наши дни Пит Бест утеплял дома, но был уволен и теперь получает пособие по безработице. Еще он играет в спид-метал-группе под названием Attica, которая может похвастаться такими песнями, как Fuck Blister и Drunken Hell Thrash. Буркхард недавно провел три дня в тюрьме, потому что не оплатил штраф за вождение с отозванными правами – очевидно, он так и не получил назад свои права после того рокового инцидента с офицером Спрингстином.

Фостер по-прежнему считал, что состоит в группе. И вот однажды в начале лета он взял в руки номер Seattle Rocket, чтобы посмотреть, не предвидится ли хороших концертов. В номере говорилось, что Nirvana играет в Сиэтле в заведении под названием Squid Row этим вечером. Фостер позвонил Курту домой, и Трейси что-то ему наговорила. Потом он позвонил Кристу, и его сосед по комнате случайно проболтался. У них уже был другой барабанщик.

– Я был чертовски зол, – говорит Фостер. – Ощущение было такое, словно ты застал свою девушку в постели с другим.

Помните, что случилось в прошлый раз, когда Фостер так себя чувствовал? Он долго расстраивался, особенно когда услышал, что Nirvana открывала концерт Butthole Surfers.

– Теперь, со всем этим дерьмом, состояние стало еще хуже, – говорит Фостер. Но он относится к этому философски.

– Наверное, у них были на то причины, – говорит он. – Мне бы очень хотелось, чтобы все было иначе, ведь я всегда хотел заниматься именно этим, зарабатывать на жизнь игрой на барабанах.

– Он был таким мейнстримным парнем, – говорит Крист. – Я думаю, что мы просто пугали его. Из-за нас он нервничал, и это негативно сказывалось на его игре.

– Мне вовсе не было неловко, нет, – говорит Фостер. – Мне казалось, что это скорее им было неудобно. Меня это нисколько не беспокоило.