Текст книги "Бомбы и бумеранги (сборник)"

– Если ты пойдешь за мной, я занервничаю, могу упасть и разбить лоб. Понял намек?

В теле моей дочери был мой брат! И я ничего не мог сделать. Оби лежала на животе, и напротив ее головы расплывалось кровавое пятно.

– Верни мою дочь, – сказал я.

– Теперь я – твоя дочь! – расхохотался Джон. – Не иди за мной.

Он… – она? – рванул в сторону хижины. Я поднял выплюнутую бумажку и прочитал: «Джон Кейтс». Я пропустил букву! Я! Пропустил! Важную! Букву! Видимо, пока я был здесь, брат успел умереть – в кабацкой драке или еще как, совершенно неважно. Мы были рядом с расщелиной – порталом в мир духов. Перед ним приоткрылась дверца, он по привычке распахнул ее пинком и, откинув в сторону мою дочь, влез в ее тело!

Я потрогал пульс Оби. Пульса не было. Рана на голове выглядела ужасно. Вряд ли обнаженная марабута когда-либо еще пробежится по местным скалам…

За время, которое я потратил на то, чтобы осмотреть Оби и прийти в себя, Джон успел добраться до хижины, перевернуть там все вверх дном и сбежать.

Я проверил вещи – кроме револьвера и бумажника, на мой взгляд, ничего не пропало. Хотя нет – отсутствовало еще два платья и небольшой чемоданчик с личными вещами дочери. Я скрипнул зубами.

Дорогу вниз, к цивилизации, я преодолел за очень короткое время. Выйдя на торную тропу, я увидел далеко впереди светлое пятно – это был мой брат в теле Джоан. Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что я смогу догнать его, – в конце концов, взрослый мужчина почти всегда может догнать десятилетнюю девочку.

Расстояние сокращалось – хотя и не так быстро, как мне того хотелось. У брата был револьвер, и он вряд ли задумается перед тем, как пустить его в ход. При этом он наверняка не подумает о том, насколько сильно отдача ударит по детской руке. Таким образом, мне надо будет только спровоцировать выстрел – желательно не в мою сторону, – а потом схватить тело дочери с бесноватым родственником внутри.

Тем временем на дороге появились новые люди – двое туземцев, а с ними механическая лошадь, тащившая в нашу сторону разбитую повозку. К моей радости, брат остановился перед ними, и теперь я сокращал расстояние совсем быстро. Прошло не более полутора минут, прежде чем я поравнялся с ними.

Девочка скрылась за спинами туземцев, причем в ее руках был только чемоданчик – револьвера я не видел, а в платьице спрятать его было некуда.

– Попался! – заорал я, не обращая внимания на пару чернокожих.

Это было моей ошибкой. Когда я пробегал мимо, один поставил мне подножку, а второй резко ударил сверху локтем, в результате я столкнулся с пыльной каменистой почвой и потерял сознание.

Возвращение к жизни было ознаменовано чудовищной болью в переносице.

– Ожил, любитель детей, – на хорошем английском сказал один из чернокожих.

– Вздернем его в деревне, – ответил второй.

Не то чтобы я сомневался, что мой родной язык достоин изучения. Но это были уже три дикаря – включая Оми, – которые говорили на языке Шекспира куда лучше многих коренных обитателей Островов.

Я лежал связанным на телеге поверх чего-то ребристого. Возможно, это были горшки – или же черепица. В любом случае что-то достаточно твердое и неровное для того, чтобы доставлять существенные неудобства.

– О чем вы говорите? – спросил я.

– Ты гнался за девочкой, чтобы изнасиловать ее и съесть, – ответил один из аборигенов.

– Это моя дочь, – сказал я как можно спокойнее. – И она одержима злым духом. Мы были в этих горах, как вдруг она заговорила чужим голосом, ударила одну хорошую женщину камнем и сбежала.

– Проклятое место! – воскликнул второй дикарь.

На удивление, они сразу поверили мне. Как оказалось, вместо того, чтобы остаться под их защитой, едва они повалили меня в пыль, девчонка сбежала. Они списали это на ее испуг, но вспоминая то короткое время, пока они общались с ней, мои чернокожие собеседники отметили несколько странностей, которые сыграли мне на руку: неожиданно грубый голос, приказной тон, нервозность.

– Откуда вы знаете английский? – спросил я, пока они развязывали меня.

– Мы говорим на языке народа фула, – ответили они. – И ты говоришь на этом языке, иначе бы мы не поняли друг друга.

Я не мог объяснить этого себе, а потому просто перестал думать об этом, отложив на некоторое время – пока не появится возможность разобраться в вопросе.

– Дайте мне свою лошадь, – попросил я. – Я обещаю оставить ее во Фритауне там, где вы скажете.

Они очень не хотели отдавать механическую скотину. Мне пришлось вспороть пояс и вынуть оттуда все спрятанные на всякий случай четыре золотые гинеи – и даже это могло не убедить их, если бы я не надавил на совесть, доказывая, что это они позволили злому духу в теле маленькой девочки гулять на свободе.

Поняв, что иначе они от меня не отделаются, и испытывая, видимо, чувство вины передо мной, они все же согласились и выпрягли стальное создание, передавая мне его повод.

Я нажал на левый бок лошади, смещая пластину. Там, привязанная бронзовой цепочкой, висела отвертка с пятиконечной битой на конце. Обнажился механизм – очень надежный и при этом достаточно простой внешне, но очень сложный в настройке, как и все, что изобретал сэр Генри Пиллер.

До поездки в Африку я вряд ли решился бы лезть в этот механизм. Но жизнь около расщелины – узла геомагнитных линий или же двери в мир духов – сильно изменила меня. Теперь я очень многие вещи если и не знал, то чувствовал интуитивно.

В одном месте я чуть ослабил, еще в двух основательно подзатянул, потом уверенно закрыл пластину и вскочил на «скакуна».

Не думаю, что за всю явно долгую жизнь этого механического животного из него выжимали такую скорость. Возможно, даже сам сэр Генри не предполагал подобного, но скакал я со скоростью миль сорок в час, не меньше. Мой копчик страдал невыносимо, а ягодицы стерлись до кровавых мозолей в первые полчаса, но я гнал вперед механического скакуна. Он шел очень неровной рысью. Это устройство не предполагалось для верховой езды, а лишь для перевозки карет или телег.

Сэр Генри Пиллер допустил одну существенную ошибку – не считая использования ядовитой ртути, конечно же. Он оставил основные идеи своего изобретения при себе, поначалу зарабатывая приличные деньги. Сэр Томас Кроу, человек, который изобрел автоматический кэб, поступил совершенно иначе. Он опубликовал чертежи в научных журналах, позволив всему исследовательскому сообществу включиться в работу. И именно его бронзовые машины – совершенно неэффективные на первых порах – в итоге победили на Островах и нынче ползают по улицам Метрополии, распространяя водяной пар и угольный дым. А десятки тысяч механических лошадей сэра Генри отправились в ссылку – в колонии, где их продавали в основном в кредит или в рассрочку, потому что те, у кого было достаточно денег, покупали все те же угольно-паровые машины. У механических лошадей было лишь одно преимущество: единственного солево-ртутного заряда им хватало почти на месяц, в то время как уголь в топку автоматического кэба приходилось закидывать каждый день. И все равно уголь в итоге выходил дешевле.

После пары часов безумной скачки у меня появилась уверенность, что я давно уже должен был догнать Джона. Как бы сильно я ни отстал от него, я уже преодолел больше половины дороги до Фритауна – а маленькой девочке такой путь не осилить и за день.

В итоге я слез с механической лошади и попытался подвести итог. Моя дочь была мертва. В ее теле жил мой брат, с которым мы никогда особо не ладили. И я потерял их.

В любом случае он наверняка попытается вернуться на Острова. Брат был не из тех, кому нравятся простые развлечения. Его тянули к себе власть, деньги и разврат во всех проявлениях. Я вновь скрипнул зубами.

Моей задачей было хотя бы изгнать брата и предать тело дочери земле, а лучше – оживить ее.

Вернуться он сможет только через порт. В Метрополию ежедневно уходили корабли с различными товарами, но маленькая англичанка без сопровождения – или в компании туземцев – не сможет не привлечь внимания. Я расставлю на нее засаду в порту и найду ее. Теперь я был в этом практически уверен.

С величайшей неохотой влез я на механического скакуна, бередя недавние раны, и поскакал вперед. Еще до ночи я въехал в предместья столицы Сьерра-Леоне.

В доме представительницы Британской академии наук было прохладно и спокойно, старинные портреты взирали со стен, тяжелые шкафы и серванты явно приехали сюда из Метрополии. Здесь, если не смотреть в окно, создавалось впечатление, что мы где-то в Британии. Например, в Йорке.

– И в теле Джоан теперь руководитель профсоюза грузчиков из Глазго? – повторила за мной Мэри Гандсворт, глядя на меня немигающим взором. – Тот самый, который смог пробить запрет на работу в порту механических кранов и погрузчиков?

Я не мог винить ее за то, что она мне не верила. Кроме всего прочего, я был одет крайне небрежно, у меня отсутствовали шейный платок и шляпа, а несло от меня, наверное, хуже, чем от пресловутых грузчиков.

– Местные ведьмы и колдуны обладают даром гипноза. – Мэри внимательно смотрела на меня. – Вам могли внушить все что угодно. Прошу простить мне столь ужасное предположение, но… Ваша дочь может уже быть где-то в центре континента, по пути в гарем какого-нибудь местного царька.

– Она здесь, и она скоро попытается сесть на корабль, – ответил я твердо. – Прошу предоставить мне возможность переодеться и вымыться, и после я смогу продолжить нашу беседу.

Я обгонял Джона как минимум на день пути – а скорее даже на два. У меня было время организовать все как надо. Но для этого требовалась помощь Мэри. Пожилая леди готова была одолжить мне денег, но мне требовалось, чтобы она организовала всех своих помощников, а она мне не верила.

Однако после того, как я вымылся, переоделся и не отступил от своих слов ни на дюйм, миссис Гандсворт сменила гнев на милость.

– Я все еще не верю, – подчеркнула она. – Но ваша убежденность действует заразительно, и я готова помочь, тем более что деньги я в любом случае верну, как только ваш вексель подтвердят в банке.

К сожалению, среди прислуги у нее не было ни одного представителя народа фула, и доказать свое знание их языка я не мог. Тем не менее с самого раннего утра были организованы дежурства в порту и на подступах к нему. Искали белую девочку, одну или в сопровождении чернокожих. В последний момент Мэри предположила, что девочка может прикинуться мальчиком, а также – замазать лицо темной краской.

Теперь от меня ничего не зависело. Заснуть я смог только ближе к обеду и спал всего часа два, после чего попросил хозяйку сопроводить меня на местный рынок. Там я продемонстрировал свое знание языка фула – это произвело на нее впечатление. А еще я нашел нескольких марабута – волшебников. Они сидели вшестером под навесом, оформленным черепами животных и связками трав. Все как один были старые, сморщенные и недоверчивые. Все как один они были из народности фула.

– Ты лжешь! – сказал самый младший из них, едва я начал рассказ. – Но продолжай.

И эти две фразы он повторял раз за разом, пока я описывал свое знакомство с Оби, расщелину и попытку воскрешения дочери – а потом чудесное обретение знания языка фула.

– И я спрашиваю – сможете ли вы помочь мне изгнать дух брата и вернуть дух дочери в ее тело? – сказал я в конце.

– Если вдруг ты не лжешь… – начал глубокий слепой старец, но его тут же перебили возгласами остальные, уверяющие, что я не могу не лгать. Старец взмахнул рукой, и все умолкли. – Если ты говоришь правду, мы мало чем сможем помочь тебе. Та, которую ты называешь Оби, не умерла. Ее пытались убить сильнейшие марабута на протяжении нескольких веков, но она легко отбивала их атаки. Маленькая девочка, одержимая даже самым злым духом в мире, ее убить не способна. То, что ты говоришь на нашем языке, объяснимо. Мы умеем вызывать память предков и закреплять ее. Кто-то в твоем роду был из фула…

– А откуда узнала язык моя дочь? – запальчиво спросил я, не подумав.

– Твой род – это ее род, глупец! – отрезал старик. – Изгнать злого духа возможно. Вернуть дух твоей дочери реально только у места, которое ты называешь «расщелиной», но мы туда не пойдем. Потому что самое удивительное в твоем рассказе – это то, что та, кого ты звал Оби, не убила тебя или не сделала своим рабом. Она обладает всеми знаниями и силами, которые может почерпнуть из мира духов, – а может она весьма немало. Итак, ты должен найти тело дочери, вернуть его к «расщелине», изгнать дух брата и вернуть дух дочери. Если что-то пойдет не так – просто столкни тело в «расщелину». Если Оби захочет помочь тебе, все удастся.

– Оби мертва.

Они сидели и смотрели на меня, изредка смаргивая. Им больше нечего было мне сказать. Я вдруг понял, что они могут считать меня загипнотизированным «рабом» Оби, которого ведьма послала к ним ради какого-то эксперимента. Мне пришлось уйти.

Вечером следующего дня помощники Мэри обнаружили и поймали моего брата в теле Джоан. Он переоделся мальчиком, намазал лицо сажей, смешанной с жиром, и пытался попасть на корабль, идущий в Бисау, вместе с полной негритянкой, которой он обещал поистине королевскую по местным меркам награду в восемь гиней.

– Ты действительно Джон Кейтс? – спросила его Мэри.

Он долго смотрел в пол, а потом поднял взор и ответил:

– Я предлагаю вам полторы тысячи гиней золотом. Не спешите с ответом. Этих денег вам хватит на то, чтобы жить в достатке до конца дней в любом месте, кроме Метрополии. Я даже не прошу убивать Дикки – достаточно просто остановить его на несколько дней. Например, запереть у вас в подвале.

Мне было крайне тягостно наблюдать, как такие вещи предлагает мой брат устами моей дочери.

– Мне интересно, – неожиданно ответила Мэри Гандсворт. Она посмотрела на меня пронзительным взглядом и добавила: – Ричард, я уважаю вас, но полторы тысячи гиней – это приз, которого можно ждать всю жизнь и так и не дождаться. Однако, Джон, я не вижу того места, из которого вы достанете такую сумму.

Брат в теле дочери сжал губы, а потом заявил:

– Мне некуда деваться. Я вынужден довериться вам. Откройте чемоданчик.

– Делайте, Ричард, – попросила миссис Гандсворт.

Я повиновался. Это был ее дом, полный слуг, достаточно крепких, чтобы у меня не было ни единого шанса на неповиновение.

Внутри были револьвер, два платья, два комплекта панталон, еще какие-то тряпки и довольно большая кукла.

– Достань игрушку, – потребовал Джон. Я повиновался. – Открути голову.

Внутри, в каркасе живота, оказались крупные обработанные драгоценные камни. Два из одиннадцати я узнал – Академия наук заимствовала их под роспись у Казначейства для неких экспериментов лет пять назад. Это были алмаз Шах и бриллиант Непоседа, каждый из которых стоил не меньше чем по две сотни гиней. В сумме эти камни тянули по меньшей мере на две тысячи.

– Как они оказались в кукле? – спросила Мэри.

– Думаю, надо рассказать все по порядку, – ответил Джон. Он лукаво улыбнулся – так, как это никогда бы не сделала Джоан. – Все началось семь лет назад, когда судьба свела меня с известным многим членом Британской академии наук сэром Генри Пиллером. Ему нужно было кое-что переправить за пределы Островов, а кое-что – наоборот, доставить на них. Я и раньше имел дело с контрабандой, и меня вовсе не удивило такое предложение.

Мы провернули несколько удачных дел. Тогда сэр Генри был в фаворе, но его звезда уже клонилась к закату – появились те паровые машины, которые нынче уже повсеместно заменили в Метрополии механических животных моего партнера. Его точила изнутри желчь. Родина отвергала его изобретения, хотя они, на его взгляд, были лучшими в мире. Он был не то чтобы жаден до денег, но ему очень хотелось получить то, что, как он считал, полагалось ему по заслугам.

Мои масштабы оказались малы для Пиллера. Он договорился с двумя адмиралами, и контрабанда, которая и раньше была немалой, по каналам военных перешла все разумные границы. Однако если у меня все было подвязано, то адмиралы оказались недальновидными. Около трех месяцев назад оба пошли под суд. Один повесился, второй держался, но было понятно – если ему предложат на выбор тихую отставку или судебный процесс и изгнание с флота с позором, он выберет первое и сдаст всех.

Генри обратился ко мне. Ему больше некуда было, а от сотрудничества со мной у него остались только лучшие впечатления. Он просил несколько ловких людей, готовых на что угодно. Я обеспечил ему их.

В Тауэре уже лет семьдесят держат только самых важных преступников – пэров, министров, членов королевской семьи. А еще там хранятся сокровища короны. Самые редкие и ценные – те, которыми можно не только удивить простолюдинов, но и похвастаться перед другими монархами.

Сэр Генри собирался ограбить Тауэр. Ему нужно было, чтобы кто-то убил адмирала, обрубая концы, а взамен взял бы то, что ему приглянется, из сокровищницы. При этом он обеспечивал взлом крепости, создав «камнежорку» – механизм, который расплавлял камень и поглощал его, продвигаясь вперед.

Однажды ночью двое моих людей с помощью этой машины проникли в Тауэр, инсценировали самоубийство адмирала, повесив старика на полосах из простыни, и украли одиннадцать ценнейших камней из коллекции. Но долго радоваться удаче им не пришлось – выяснилось, что все они отравлены.

– Ртуть, – догадался я.

– Ртуть и смесь из нескольких кислот, – согласился Джон. – Если бы я так же хорошо, как и ты, разбирался в науке и всех ваших тонкостях и сплетнях, я смог бы предусмотреть это. Но до того момента я не имел дела с сэром Генри в области его изобретений. В итоге мои люди умерли в страшных мучениях, а я получил камни. Не скажу, что такой исход сильно меня огорчил, но люди были проверенные, нужные, и я не мог простить ученому подобной жестокости.

Я приехал в Лондон и навестил его однажды под утро. У нас был нелицеприятный разговор, в результате которого старина Генри приложился лбом к столу, был завернут в собственный персидский ковер и скинут в Темзу.

Ни на следующий день, ни через день газеты не сообщили о его смерти. Зато я заметил, что кое-кто очень интересуется моей жизнью. Это была военная разведка. Убив старика, я привлек их внимание и с этого момента был обречен. Можно подкупить офицера полиции, прокурора или даже судью, но военная разведка никого не арестовывает. Если у них есть доказательства преступлений против Метрополии, они просто уничтожают такого человека.

Я предположил, что, если спрячу камни, они меня не убьют, пока не доберутся до них. Забегая вперед – я ошибался. Тем не менее в тот момент я был полон энтузиазма. Ты как раз собирался в экспедицию, и это было мне на руку, хотя, если бы не ты, подвернулся бы кто-нибудь другой, мне было без разницы. Я нашел тебя в Бристоле. Перед тем как подойти к тебе, я обратился к твоей дочери и подарил ей куклу. Я сказал ей, что мы с тобой не очень дружим, и если ты узнаешь о подарке, то выкинешь куклу. Джоан согласилась, что это было бы ужасно.

Потом я подошел к тебе и побеседовал. Это наверняка видели. Ты уплыл. Я собирался закончить некоторые дела и тайно последовать за тобой, но военная разведка пришла раньше. Они привязали меня к стулу и, используя такие простые вещи, как раскаленный прут, веревку с узелками и два ведра воды, за сорок минут разговорили меня до такой степени, что я рассказал им все. В том числе и то, что ты в достаточной степени педант для того, чтобы в журнале путешествий Британской академии наук записать точные координаты места, в которое отправился.

Как я уже говорил, джентльменов из разведки я недооценил. Узнав требуемое, они просто убили меня. А в следующее мгновение я очнулся в теле племянницы. Это было странно – но кто я такой, чтобы отказываться от второго шанса, даже если жить придется в теле девчонки? Дальнейшее вы знаете. Эти камни стоят около двух тысяч гиней. Я предлагаю вам, миссис Гандсворт, полторы тысячи, сам же удовольствуюсь пятью сотнями. Согласитесь, это честно. Я знаю человека в Бисау, который купит их и не обманет нас.

– Ричард Кейтс, вы видите нестыковки в рассказе вашего брата? – холодно поинтересовалась Мэри.

– Нет, – помотал я головой.

– В таком случае драгоценности отправятся в Тауэр, а вы вместе с Ричардом – к расщелине.

– Вы обманули меня, – скривил лицо моей дочери Джон.

– Конечно же. Вы вор, убийца, грубиян и предатель. Я не считаю, что в чем-то перед вами провинилась. – Миссис Гандсворт встала из плетеного кресла, выпрямив спину и гордо глядя на Джона в теле моей дочери. – Кроме того, вы обращаетесь к действительному члену Британской академии наук «Дикки», а это совершенно неприемлемо и не может быть оправдано никакими причинами.

На следующее утро я, вместе с Джоном в девичьем теле и двумя парнями из числа помощников миссис Гандсворт, отправился к расщелине. Повозку везли две механические лошади, отрегулированные мною, а потому дорога не заняла много времени – уже к ночи мы были у скалистых отрогов.

Чернокожие помощники, хотя и не относились к народности фула, наотрез отказались идти дальше. Так что я взвалил связанное тело дочери на плечо и пошел вверх в одиночку.

Иногда Джон мычал сквозь кляп. У него наверняка были отличные предложения, но я не представлял, что именно могло помешать мне продолжить борьбу за свою дочь.

Путь наверх с такой ношей занял почти всю ночь. Обессиленный, я ввалился в домик Оби и потрясенно замер. Она была жива. Более того – у нас были гости. Ведьма сидела у очага, связанная, а рядом с ней, с раскаленными железными прутьями в руках, стояли двое невозмутимых джентльменов – чернявый и светло-русый, в остальном – как братья.

В том, что это джентльмены, я совершенно не сомневался. Наверняка мы с ними пересекались на улицах Лондона, а возможно, и одевались в одних и тех же магазинах. Кстати, одеты они были, несмотря на духоту и глухую провинцию, идеально: камзолы, сорочки, шейные платки, шляпы. Тем более обидно было то, что на теле Оби вздувались страшные ожоги. Джентльмен не должен пытать леди, даже если она всего лишь обнаженная туземная ведьма.

– Вы из военной разведки? – спросил я, опуская тело дочери на пол. Бежать смысла не было, особенно с таким грузом. Поэтому оставалась только одна надежда – на то, что джентльмены всегда смогут разобраться между собой.

– Ричард Кейтс, именем Британской империи вы арестованы по подозрению в преступлениях против Королевы, – ответил тот, что повыше. Чувствовалось, что он говорит не просто заученные фразы, а получает удовольствие от каждого слога.

– Хочу отметить, что ваши драгоценные камни, которые были в кукле, уже едут на мониторе «Доблесть и честь» в сторону Бристоля, – сказал я. – Так что предлагаю просто оставить нас в покое.

Джентльмены переглянулись, а затем, не сговариваясь, пошли на меня. Я посторонился, и они спокойно прошли мимо. Я выглянул из дома – разведчики стояли футах в пятнадцати, и, глядя на дверь, тихо переговаривались.

Я развязал Оби. Она безучастно смотрела на меня.

– Как ты? – поинтересовался я.

– Как обычно после воскрешения, – тихо ответила она. – Совершенно обессилена и ничего не хочу.

Она и впрямь была на удивление апатична. Я понял, что с ее стороны помощи не дождусь.

Тем временем джентльмены вернулись.

– Прошу прощения, сэр Ричард, – сказал один из них куда более вежливо, – но я обязан убедиться в том, что вы говорите правду. Вам придется последовать с нами во Фрипорт до уточнения всех обстоятельств.

– Я готов, – ответил я. – Но моя дочь больна, и единственное лекарство находится неподалеку отсюда. Прошу дать мне два-три часа на решение личных дел.

Они не стали возражать, но попросили разрешения сопроводить нас туда. Я не смог отказать им. Несмотря на чудовищную усталость, требовалось завершить начатое.

Я сел на пол, кольнул иглой палец и написал кровью на бумажке «Джоан Кейтс». Раз пять проверил точность написанного. Затем взвалил тело дочери на плечо и пошел.

Джентльмены следовали за мной. Я отметил, что они не задали ни одного вопроса по поводу связанной дочери. Возможно, в их мире это было нормально – связывать больную дочь перед лечением и таскать ее в горы.

Расщелина совершенно не изменилась за прошедшие несколько дней. Я аккуратно положил тело перед провалом, убедившись, что оно не сможет скатиться. Джон отчаянно вращал глазами и пытался выплюнуть кляп, но у него ничего не получалось. Я отошел подальше от серного пара и прикрыл на мгновение глаза. Мне нужно было дождаться, когда брат умрет, освобождая тело дочери.

А когда я открыл глаза, был уже день, связанным на краю расщелины лежал уже я, рядом валялся еще один спеленутый джентльмен – чернявый, а русый был убит ударом ножа в спину – на это явно указывала торчащая оттуда рукоятка.

– Ты все проспал, Дикки, – сообщил мне Джон. Он стоял чуть в стороне и дышал через влажную тряпку. – Хочу отметить, что, едва ты вырубился, любезные джентльмены убрали кляп, и я смог доказать им, что ты – безумец, пытающийся убить собственную дочь, потому что в ней, якобы, засел злой дух. Они развязали меня и стреножили, если можно так выразиться, тебя – ты даже не проснулся. Забавно то, что насколько эти джентльмены были осторожны со мной, когда я был мощным мужчиной, настолько они были беспечны со мной-девочкой. Я вынул у одного из них нож и револьвер, нож воткнул ему в спину, а второго связал, угрожая револьвером. Это было на удивление просто, Дикки.

– И что теперь? – спросил я.

– Все просто. Маленькой девочке, чтобы выжить в нашем опасном мире, нужны самые лучшие союзники – деньги. Тот из вас, кто сможет дать больше и докажет, что сделает это максимально безопасным способом, останется жить. Второй умрет. В качестве бонуса – вы дышите парами, в которых я чувствую ртуть и серу, а значит, время ваше не бесконечно и тянуть его нет смысла. Начнем?

– Секретный счет в банке, – мгновенно отреагировал связанный джентльмен. Он говорил хрипло и медленно, чувствовалось, что отравление уже состоялось и ему стоило поторопиться. – По кодовому слову можно снять до двухсот гиней. Это ты сможешь сделать и без меня. По векселю с проверкой – до восьмисот. Я выпишу, ты оставишь меня связанным в укромном месте, получишь деньги и будешь свободен.

– Дикки, твоя ставка?

Я промолчал. У меня не было таких денег. То есть если продать дом, инструменты, приборы – я мог набрать и более существенную сумму. Но в банке после выписанного Мэри векселя у меня оставалось не более полутора сотен.

– Что ж, – Джон в теле моей дочери подошел поближе. – Думаю, аукцион закончен.

Он поднял револьвер и направил его мне в переносицу. Я смотрел на него, мысленно вспоминая молитву. Хоть какую-нибудь. Близость расщелины сыграла свою роль – внезапно я вспомнил десятки, если не сотни молитв. Разным богам, на разных языках. И желание молиться сразу отпало.

Брат взвел курок, а в следующий момент ему в голову прилетел камень. Покачнувшись, тело девочки переступило с ноги на ногу и рухнуло в бездонную пропасть, ответившую очередным клубом серного пара.

Я повернул голову. Там, чуть в стороне, стояла Оби. Голая, как обычно. Со страшными ожогами на груди и животе. И в левой руке у нее был еще один камень – видимо, на всякий случай.

Она подошла ко мне, развязала, помогла подняться. Я не чувствовал ни рук, ни ног – связывая, со мной не церемонились. Мы отошли от расщелины футов на сорок, когда я вспомнил про джентльмена и попросил Оби развязать и его.

– Он пытал меня, – ответила она. – Мне не жалко его.

– Хватит уже смертей. Пожалуйста.

И мы вернулись, но джентльмен был уже мертв.

Мы оттащили его недалеко. Кажется, у меня была мысль закопать его. Перед этим я наскоро обшарил карманы покойного, хотя смысла в этом не было: наверняка Джон сделал это до меня и забрал все ценное. Единственное, что нашлось, – бумажка с надписью «Джоан Кейтс» в левом кармане камзола. Возможно, джентльмен счел ее уликой, доказывающей мое безумие. И в тот момент, когда слезы от осознания потери – на этот раз окончательной – потекли у меня по щекам, джентльмен внезапно открыл глаза и неожиданно тонким голосом сказал:

– Папа?

* * *

Мы остались у расщелины втроем: я, Оби и Джоан в теле джентльмена. Оби постепенно отходит от воскрешения – ей пока мало что надо, иногда даже поесть или в туалет сходить приходится уговаривать.

Джоан не может осознать произошедшего. Она рассуждает о том, как вырастет и выйдет замуж. Еще она хочет платье и панталоны. Меня это все по-настоящему печалит.

В то же время сам я сильно продвинулся вперед в научном плане. Я научился «общаться» с расщелиной. Она действительно хранит в себе все знания человечества и готова делиться со спрашивающим – надо только правильно построить вопрос.

Я уже смирился с тем, что останусь здесь навсегда. В этом есть плюсы – и наука, и Оби, и отсутствие необходимости объяснять жене и миру, что же произошло с Джоан. Но меня беспокоит то, что я оставил в журнале путешествий точные координаты этого места. А значит, рано или поздно сюда придут новые экспедиции. Потому что Метрополия своих не бросает.

Даже если те хотят, чтобы их бросили.