Текст книги "Вербариум"

Вот так и живём…

Сумку с тряпьём мы вывалили на пол в сарае. Муха светил фонариком, Дед перебирал платья в цветочек и в горошек.

– Чтоб я сдох, это же винтаж, – сказал Муха. – Я был на винтажном сайте – миллионеры сейчас за это большие деньги платят. И коллекционируют, и носят.

– У бабки полон шкаф этого винтажа… – Дед задумался. – А в самом деле, дураком надо быть, чтобы шариться по чердакам и забыть про родную бабку. Вот что – свожу её на рынок, пусть наберёт себе турецких халатов, а её тряпки реставрируем – и на аукцион.

– А это что? – спросил я.

На дне сумки лежала маленькая плоская сумочка, расшитая бисером.

– А это, Гость, то, ради чего стоило лезть на чердак! Это можно самому Васильеву в коллекцию продать! – обрадовался Дед.

– Погоди продавать. Сперва – что там внутри, – напомнил Муха.

В сумочке мы нашли два золотых кольца и цепочку, так что вылазка полностью оправдалась. Дед предложил оставить книги в сарае и отметить находку у него наверху стакашком хорошего вискаря «Джек Дэниэлс».

Неизвестно, что было бы, если бы мы его послушались. Но на меня напал азарт – мне обязательно нужно было сразу покопаться в книгах при нормальном освещении. Мы потащили сумку по лестнице, зацепили какой-то гвоздь, сдуру дёрнули, из сумки выдрался клок, причём тот самый, к которому крепилась ручка. Ткань затрещала, Дед схватил сумку в охапку, ввалился с ней в комнату, и там уже всё рухнуло на пол – книги, бутылки, плоская коробка.

Аптечные пузырьки времён первой мировой разбежались по комнате и закатились туда, где мы их искать не собирались. Дед ждёт, пока всякое добро, что копится под его тахтой, однажды воспрянет и поставит эту тахту дыбом. Опять же, лазить под шкаф на трезвую голову он не будет – для того чтобы пошерудить там палкой от швабры, нужно лечь на брюхо, иначе не получится, и для такого подвига ста граммов вискаря мало.

Всего пузырьков было десятка два. И все мгновенно сгинули. Почти все – один, попав под шкаф, не остался там, как полагалось бы, с учётом кривого пола в деревянном домишке, а неторопливо выкатился и, словно карабкаясь по склону, докатился до середины комнаты.

– Хм, – сказал Дед. – Это к чему-то.

– Это тайный знак, – добавил Муха. – Помнишь, в «Боевых драконах Винтерланда» нужно внимательно смотреть на скалу в левом углу, чтобы заметить зелёный кружок?

– Он срабатывает, только если на втором уровне ты поменяешь ножи и прикупишь на сдачу два эликсира скорости. Я два раза нарочно проверял. Но нам сегодня везёт. Бомжи дрыхли, в дерьмо мы не влезли, со стола не навернулись, – Дед старательно перечислял наши удачи, пока я разливал вискарь – по четыре булька для начала. – Золотишко нашли, что ещё… Может, в этом дурацком флаконе брюлики лежат?

– Ага, брюлики! – развеселился я. – Эта захоронка уже послевоенная, кому и на кой держать на чердаке брюлики? С золотом хоть ясно – бабка померла, и её шмотьё, не глядя, в сумку покидали. Брюлики!

– Но там что-то есть… – Дед подхватил пузырёк с пола. – Точно, что-то есть!

Он встряхнул пузырёк – внутри застучало.

Но крышка приросла к стеклу.

– Держи, – Муха протянул Деду гантель.

Это была одна из тех гантелей, которые каждый мужчина от пятнадцати до девяноста хотя бы раз в жизни затаскивает в дом, клянясь, что отныне будет качать бицепс каждое утро, а потом долго спотыкается об них и, наконец, пинками загоняет в труднодоступное место. Дедова отличалась разве что весом – в ней было двадцать пять кило.

– Брюлики не раскроши, – предупредил я.

Дед пристроил пузырёк так, что щель в полу удерживала его на месте, и осторожно тюкнул. С пузырьком ничего не сделалось. Он тюкнул посильнее – пузырёк пересекла трещина. Третий тюк развалил его на три части.

– А что стучало? – удивился Муха, глядя на чёрную лужицу вокруг осколков.

Но лужица была живая. Она сперва растеклась, потом собралась вместе и стала расти в вышину.

– Гость, Гость… – зашептал Муха. – Гля…

Чёрная жидкость встала столбиком. Столбик, высотой сантиметров в двенадцать, вдруг обрёл утолщение наверху, вроде головы.

– Блин!.. – хором воскликнули мы.

Вот только сатанинского причиндала нам тут и недоставало! Я вообразил, как эта штука гоняется за нами с извращённым намерением – и меня прошиб холодный пот. Потом оказалось – этот ужас и Мухе с Дедом померещился.

Каким-то ветром нас разнесло по углам комнаты. У меня в руке оказалась табуретка. Дед догадался выхватить из кармана шокер. Муха шарил за спиной – искал нунчаки за поясом, чтобы отбиваться от летучей гадости.

Столбик с головой взлететь не пытался. Он взял тайм-аут и торчал в полной неподвижности минуты две – как выяснилось, собирался с силами. Потом зашевелился, отрастил себе что-то вроде узких плечиков и нашлёпок на голове. Между нашлёпками появился бугорок, вытянулся, сократился, и ещё через минуту мы увидели почти человеческое лицо с носом. Сперва оно было чёрным, потом чуть посветлело.

– Ой, мама дорогая… – сказал Дед. – Сейчас я его зашибу…

– Не моги, – удержал я. – Чёрт его знает, на что оно способно. Не зли его…

– Надо подцепить совком и выбросить в окно, – решил Муха. – Дед, где в твоём бардаке совок?

– Отродясь не бывало, – ответил я вместо Деда.

И тут мы услышали кряхтенье. Чёрный столбик словно прочищал глотку. Потом он вообще закашлялся. Это его подкосило – он чуть не рухнул.

– Сейчас загнётся… – прошептал Муха.

– Эй, ты, нечистая сила, что это с тобой? – спросил Дед.

И услышал в ответ тоненький хриплый голосок:

– Поговорите со мной… пожалуйста…

Глава вторая

Конечно, мы сразу даже слова сказать не могли. Только Муха выдавил из себя какое-то вибрирующее «э-э-э».

Чёрный столбик съёжился.

– Люди… – прошептал он.

– Ну, люди, – осторожно согласился Дед. – А ты кто?

– Я демон-симбионт.

Не то чтоб мы трое были ах какие верующие, но когда мороз по коже – память предков просыпается и берёт власть в свои руки. Дед перекрестился, я забормотал «свят-свят-свят», а Муха – отважно перекрестил чёрный столбик. И тот никуда не делся. Так и остался стоять.

– Вы не поняли, люди. Я – симбионт. Во мне нет зла.

– А добра? – спросил Муха.

– И добра нет. Я просто симбионт. Служебное устройство. Вне добра и зла. Выведен для практических целей. Вы говорите, люди, говорите. Пожалуйста…

– А зачем тебе? – забеспокоился Дед. – Орлы, молчать.

– Кормлюсь словами, – объяснил столбик. – Они мне силу дают. Но у вас при этом сила не убывает. Новые слова особенно люблю. Наговорите мне новых слов, пожалуйста.

– А не врёшь?

– Это не моя функция. Меня вывели для правды.

– Как это? – изумились мы.

– Нахожу правильные соответствия между словами. Если смыслов несколько – то соответствия для каждого смысла. И предлагаю. Если бы врал – меня бы уничтожили.

Мы не сразу поняли, что за соответствия и смыслы. Мы попросили его привести примеры, и тогда только до нас дошло.

– Так ты демон-переводчик, что ли? – спросил Муха.

– Да, можно назвать и так.

– И с какого на какой?

– Со всех на все.

И мы поняли, что нашли настоящий клад.

То, что чёрный столбик – демон, как-то сразу стало незначительным. Какое добро, какое зло, когда перед нами – универсальный переводчик, если только чёрный столбик не врёт.

– Так, орлы. Надо подумать, – сказал Дед. – Переводчиков в Инете навалом…

– Они тебе напереведут! – сразу развеселился Муха, которому постоянно приходится осваивать английские тексты, так что ляпы электронных переводчиков – его любимое развлечение. – Надо проверить! Дед, что тут у тебя на английском?

– Вот, – Дед вытащил из-под журналов мануал для мобилки.

– Я симбионт. С книгой обращаться не умею, – сообщил столбик.

– А что ты умеешь? – спросил Муха.

– Срастаюсь с носителем и воспринимаю текст вместе с ним. Меня выводили для работы с устным текстом, я симбионт-аудиал, но могу и с письменным, я самообучающийся симбионт.

– Мне это не нравится, – сказал я. – Совершенно не нравится. Я не хочу, чтобы со мной кто-то срастался.

– Да тебе это и не нужно, – успокоил Дед. – Вот Мухе – другое дело. Или Наташке.

– Ты Наташку не трогай! – выпалил Муха. – Наташка тут ни при чём!

– Да ладно тебе! – хором ответили мы.

Муху угораздило влюбиться в тётку, которая старше его на десять лет. Он этой Наташке совершенно не нужен, но она иногда ходит с ним в кафе или просто погулять. По образованию она педагог, но кто в здравом уме и твёрдой памяти сейчас добровольно идёт работать в школу? Да ещё в русскую школу? Она сразу устроилась в бюро переводов. Кроме того, она работает на «Сюрприз». Это заработок нерегулярный и непредсказуемый, но если вдруг есть хороший заказ – то Наташка всё откладывает и берётся за спицы с крючком. Как-то она срочно связала свитер слонового размера с логотипом фирмы – так получила за работу триста евро. Правда, трое суток спала по четыре часа и потом сутки отсыпалась. Ей часто заказывают шубы для чайников, на такую шубу уходит вечер работы, а платят двадцать евро. Чайник в шубе – это прикольно. А ещё однажды она вязала пинетки для дядьки с ножкой сорок шестого размера. Настоящие голубенькие пинетки с фестончиками и помпончиками, Муха говорил: увидел – ржал минут пять как ненормальный.

– Попробуйте меня, – попросил столбик. – Зла не будет. В меня не встроены категории добра и зла. Только фильтр на лингвистическом уровне. Вы видели словари? Я – словарь. Больше ни на что не годен.

– Тогда скажи – кто и с какой целью тебя вывел, – потребовал Дед. – Муха, чеши к бабке. Помнишь, ты говорил, у неё весь год крещенская вода стоит? Неси сюда бутылку.

Муха живёт через дом от Деда. Ему туда и обратно – пять минут.

– Полетел! – сказал Муха и выскочил из комнаты.

– Так, младшего вывели из-под огня, – Дед вроде и пошутил, но как-то не слишком весело. – Гость, ты тоже бы хоть на лестницу вышел. Я докопаюсь, что это за нечистая сила…

– Так соврёт!

– У меня нет категории искажения. Я – симбионт для конкретной цели. Искажения смысла никому не нужно, – почему-то чёрный столбик избегал слова «ложь», и мы с Дедом одновременно уловили это, потому и переглянулись.

– Кто тебя вывел? – Дед повторил вопрос, причём очень строго.

– Их было много.

– Как их звали?

– У них нет имён. Они не используют слова для имён.

– Хорошо. Как они обращаются друг к другу?

Дед думал, что поставил вопрос правильно. Как же!

– Братец, соратник, морда, харя, рыло, пакостник, черныш, хвостяра, лапчатый… – забубнил столбик.

– Тихо! Им нужны имена?

– Имена-слова – не нужны.

– Что у них вместо слов?

– Не знаю.

Дед задумался.

– Может, Вельзевул? Астарот? Асмодей? – с надеждой спросил он.

– Вельзевул – Бааль-Зевув, «повелитель мух», иврит, – сразу доложил столбик. – Астарот – Ашторет, «толпы, собрания», иврит. Асмодей – Ашмедай…

– Тихо. Понял.

– Вы меня используете не по назначению. Я демон-симбионт, – напомнил чёрный столбик.

– У тебя тоже нет имени?

– Не требуется.

– Зачем ты понадобился? – Дед был настойчив, как будто почуял хорошую добычу. Это с ним случалось – только из-за его упрямства мы однажды полдня вскрывали дымоход и нашли-таки банку с серебряными монетами.

– Для передачи смыслов.

– Опять смыслы! – не выдержал я. – Стой, Дед! Не «зачем», а «почему»!

– Точно! Мыслишь! – похвалил дед. – Ну так почему ты понадобился?

– Потому что новые языки появились, количество символов и смыслов увеличилось тысячекратно…

– Дед, это он про вавилонское столпотворение! – догадался я. – Похоже, там не только люди перестали понимать друг друга, но и эти, не к ночи будь помянуты.

– Только люди. Стало невозможно понять людей, – поправил чёрный столбик. – Их настигло проклятье. Разрозненность языков – проклятье.

– Да уж, – согласился я и хотел поведать чёрному столбику, что по этому поводу творится в Латтонии, но не удалось.

– Ага! Вам надо было понимать людей, чтобы делать им гадости! А говорил – ты за пределами добра и зла! – закричал Дед. – Знаешь что? Вот тебе бутылка, лезь в неё сам, добровольно! Так, где бутылка?..

– Нет, – ответил он. – Не полезу. Если я вам не нужен, найдите мне хозяина.

– Без хозяина ты жить не можешь?

– Могу. Но плохо. На грани угасания. Как тут, – он шевельнулся, чтобы указать взглядом на осколки пузырька. – Очень хотел на свободу…

– А туда как попал? – спросил Дед.

– Закляли и посадили. Меня продавали четырнадцать раз. Последний раз продали магу Зайделю Дармштетту, чтобы он переводил манускрипты с латыни и со старофранцузского на немецкий. Маг, наверно, умер. Должен был умереть. Он вступал в симбиоз только для работы с манускриптами. Для действий и деланий у него был другой симбионт. Поэтому я остался заперт.

– А почему ты говоришь по-русски? Как ты русский язык выучил? – забеспокоился Дед.

– Не было необходимости. Он – во мне. Услышал вас – нашёл нужный блок.

– И латтонский язык – в тебе? – спросил я, надеясь, что чёрный столбик спросит: а что это такое?

– И старый латтонский, и новый латтонский, – ответил он.

– А говорил – не признаёшь добра и зла… – проворчал Дед. – Вот же оно, зло…

– Язык – вне добра и зла, – возразил чёрный столбик.

– Это тебе так кажется. Ты просто не знаешь…

Чёрный столбик промолчал.

– Сколько я пробыл в заточении? – наконец спросил он. – Может быть, случились перемены, о которых не знаю?

– И ещё какие перемены! – На нас с Дедом накатило дурное веселье. – Ты даже представить себе не можешь, что за перемены! Всё переменилось к чёртовой бабушке!

Когда мы отсмеялись и утёрли слёзы, чёрный столбик сказал:

– У него нет бабушки. Не говорите так больше.

– Ладно. Этот твой Зайдель Дармштетт где жил?

– В Шпессарте.

– Шпессарт – это Германия. А ты как-то оказался в Латтонии.

– Что такое Латтония?

Мы переглянулись.

– Язык знаешь, а страну не знаешь? – спросил я.

– Я служебное устройство. Знаю слова. Слово «Латтония» не знал.

– Но если есть латтонский язык, то где-то должна быть и Латтония… Стоп, я понял! – воскликнул Дед. – Ты проспал образование Латтонии! Это что-то вроде страны. Раньше её не было, а потом возникла, и ей придумали название – произвели от латтонского языка. Латтония – это лимитроф. Тупой и бездарный лимитроф.

– Благодарю! Чувствительно благодарю! – ответил столбик. – Это большая радость – получить новое слово.

– Кому – радость, а кого блевать тянет, – однозначно отреагировал Дед.

И мы на два голоса кое-как объяснили столбику смысл его радости.

– Лимитроф – это когда территория на окраине империи отделяется и становится самостоятельным государством… – обобщил он. – Но что в этом плохого?

– Плохо то, что территории кажется, будто она сама этого добилась, – сказал я. – Будто это её национально-освободительное движение привело к такой победе…

– И на территории этой территории начинается национальное возрождение. Язык местных жителей объявляется государственным, а население резко делится на две части, у одной – все права, у другой прав наполовину меньше, – начал Дед.

– По какому принципу население делится на половины? – спросил столбик.

– Да по национальному! Местные – одна половина, русские – другая.

– Вы – из русской половины. Значит, у вас мало прав?

– Ну да…

Мы чуть было не прочитали ему лекцию о двадцатилетней независимости Латтонии и о крахе всего, что только можно было порушить и разворовать, но явился Муха.

– Орлы, срочно нужны деньги, – сказал он.

– А святую воду принёс?

– У Наташки мать в больницу загремела. Положение тяжёлое. Что-то вроде прободения язвы. Много крови потеряла. А операция Наташке не по карману. Так что вот… ну, вы меня поняли… смогу – верну…

Дед присвистнул.

– Так, скидываемся, – сказал я. – У меня двадцать крон были отложены на новую флешку и на кроссовки.

– У меня тридцать пять в заначке, – добавил Дед. – И на следующей неделе продаю накачанного «перса», но там аванс просить неприлично.

– А у меня тестинг только двадцатого начинается, программеры всё что-то доводят, доводят! Пятьдесят пять – мало. Я сейчас поеду в больницу, возьму у Наташки рецепты. Там что-то совсем астрономическое.

– А ведь я помню время, когда в больнице лечили за счёт государства. Разве что нянечке давали трёшку, чтобы получше присмотрела за лежачим, – Дед покачал головой.

– Историк! Ты ещё Куликовскую битву вспомни! – предложил я.

– Гость, это по твоей части!

Мы вспомнили все способы добыть деньги. С одной стороны, мы выставили на аукционы кучу всякого добра тысяч на пять крон. С другой – это добро могло там проваляться ещё два года. Геймерские доходы ожидались не раньше, чем через неделю. Мои за менеджмент пяти сайтов – в начале июня. Можно было взять у родственников в долг – мне бы мать дала полсотни крон. Если завтра снести найденное золото в ломбард – будет крон пятнадцать, ну, двадцать. А день в больнице – это восемь крон и сколько-то ещё сантимов. К тому же Наташка, сидя с матерью, не может работать…

– А ей завтра заказ сдавать! Она собиралась ночью посидеть, днём отоспаться, – сказал Муха. – Я бы сделал, но текст сложный, юридический, ошибёшься – мало не покажется…

– Могу помочь, – вмешался столбик. – Это ведь перевод с латтонского? Он не такой уж сложный.

– Осторожнее с ним, – предупредил Муху Дед. – Присосётся – не избавишься. Мы ведь знаем о нём только то, что он сам о себе рассказал.

– Я не способен причинять вред. Меня не для этого вывели. Просто хочу заниматься своим делом, – возразил столбик. – Мне это необходимо.

– Мало ли что тебе необходимо, – осадил я его.

В самом деле – торчит на ровном месте такая чёрная пиявка и ещё чего-то требует.

– Если сдать текст завтра утром, можно сразу получить сорок крон, – сказал Муха. – Двадцать, да тридцать пять, да хотя бы пятнадцать, да сорок – это сто десять. Мало! Сорок сразу отложить на пять дней в больнице. Её же должны оперировать, а сколько запросят за операцию – неизвестно. Одно лекарство, Наташка сказала, двенадцать крон, ещё одно – восемнадцать. И Наташку прокормить – она же, пока сидит с матерью в больнице, не работает.

– Не дури, – нехорошим голосом попросил Дед.

– Слушай, симбионт, как ты это делаешь? К коже присасываешься, что ли? – Муха и всегда-то был упрям, а когда речь шла о Наташке, упрямство вообще зашкаливало.

– Кретин, – сказал я. – Ты сперва спроси, как он от тебя будет отцепляться. Это Зайдель, как-там-его, знал, как с симбионтом обращаться, а ты не знаешь!

– Ну?! – грозно обратился к столбику Дед. – Что скажешь в своё оправдание? Гость, возьми на кухне банку от баклажанной икры, сполосни, что ли. И крышку для неё найди.

– Вы хотите заточить меня? – растерянно спросил столбик.

– Придётся. Пока этот юный орёл не впустил тебя себе в печёнку.

– Всё очень просто. Нужно заклинание…

– Где мы тебе среди ночи возьмём заклинание?!

Столбик объяснил, что текст у него есть, он может продиктовать, а Дед, вдруг ощутивший ответственность за Муху, который ему в сыновья годился, возражал: откуда мы, в самом деле, знаем, что это за текст такой; может, от него Мухе будет сплошной вред?

Я привык к тому, что Дед – эталонный образец немолодого разгильдяя, и сильно удивлялся: надо же, сколько в человеке скопилось подозрительности! Столбик полсотни раз повторил, что причинять вред не умеет, и столько же раз услышал, что Дед ему не верит. Наконец Муха принял решение.

– Диктуй, – сказал он, достав мобильник. – Гость, я тебе это вышлю эсэмэской.

– Что такое эсэмэска? – спросил столбик.

Муха начал ему объяснять и совсем запутал симбионта всякими электронными словами. Наконец он получил текст на неизвестном языке. Столбик утверждал, что на восточно-халдейском. Это были два заклинания, очень похожие, но одно завершалось словами «ахаг-ахаг-ахаг», другое – словами «эсхаг-эсхаг-эсхаг». Попросту говоря, «присосись» и «отсосись», или что-то в этом роде.

– И где ты будешь во мне? – поинтересовался Муха. – В голове?

– Не знаю, – честно признался столбик. – Перестаю воспринимать себя как отдельное существо. Наверно, мой разум в хозяине спит. Потом меня будит заклинание, и выхожу.

– У тебя может быть только один хозяин? – уточнил Дед.

– Кто скажет заклинание – тот хозяин.

– Рискнём, – сказал Муха. – Заклинание должен читать я сам?

– Может он или он. Тогда – он хозяин. Только пусть укажут пальцем, куда входить. Всё очень просто. Не надо бояться, – успокаивал нас столбик.

– А обратно – тоже он или он? – Муха показал на нас с Дедом.

– Да. Только пусть сделают пальцем так, как будто зовут… – столбик задумался, – легкомысленную девицу…

– Так? – показал Дед.

– Да.

– Ну…

– Рискнём! – взмолился Муха. Ему страшно хотелось помочь Наташке.

– Погоди! Ты, раздолбай, бутылку со святой водой принёс? – вспомнил Дед.

– Да вот же она, в кармане.

– Ну, симбионт, держись!

Дед вылил на него полбутылки – и ничего не произошло.

– Похоже, ты в самом деле за гранью добра и зла, – задумчиво произнёс Дед. – Муха, ты твёрдо решил?

– Да.

– Ну, ладно, рискнём.