Текст книги "Артефакт"

3

Поднявшись с мягкого ложа, воспроизводившего каждый изгиб его тела, Соломон Карраско выбрался из ячейки медицинского комплекса. С поднятой крышкой ячейка напоминала раковину плотоядного моллюска, подстерегающего добычу.

Встав на ноги, Соломон сделал несколько шагов и остановился в центре комнаты, вытянув перед собой руки. В тусклом свете он внимательно рассмотрел свои пальцы и медленно пошевелил ими, наслаждаясь вновь обретенной властью над суставами и мышцами, с изумлением разглядывая теплую плоть и сухожилия, проступавшие из-под кожи. По предплечьям тут же пробежала волна судороги, раздражая и пугая его. Охваченный смешанными чувствами, он бросил взгляд на громоздкую машину, стоявшую рядом.

«Я вижу. Ко мне вернулись ощущения. Это настоящее чудо, о Великий Архитектор Вселенной! Вновь видеть свет, видеть все, что тебя окружает, – бесценная награда человеку, который был обречен на жизнь в непроглядном мраке».

Соломон судорожно сглотнул, наслаждаясь ощущениями безукоризненно действующего организма. Он благоговейно провел правой ладонью по левой руке, а затем наоборот, лаская пальцами гладкую кожу.

– Как вам нравятся руки? – негромко спросили из темноты за его спиной.

– Вы читали распечатку с результатами обследования и отлично знаете, в каком они состоянии. – Сол говорил уверенным звучным голосом человека, привыкшего повелевать, однако в его словах угадывались отчаяние и боль.

– Никакая распечатка не скажет мне о том, что творится у вас в голове, Сол.

Губы Соломона кривились в насмешливой улыбке.

– Для этого у вас есть психологи. – Наморщив высокий гладкий лоб, он бросил проницательный взгляд карих глаз на медика, который терпеливо дожидался ответа. – Ладно, так и быть, скажу, черт побери! Они трясутся, словно с похмелья. К тому же это не мои руки. Они выглядят совсем иначе. Они… изменились.

– Мы регенерировали их. Со временем вы привыкнете. Что с глазами? Чувствуете ли вы какое-либо ограничение их подвижности? Ощущаете ли боль при усилении света?

Карраско громко рассмеялся.

– Нет, только легкое жжение – словно после хорошей попойки. – На его щеках появились ямочки. – Вам доводилось кутить в портовых кабаках, доктор?

Врач растерянно кивнул. Сол внимательно рассматривал своего мучителя. Тот носил белоснежный халат, словно символ принадлежности к высшему сословию. Его лоб нависал над невыразительными глазами, крючковатый нос придавал лицу нечто ястребиное. В изгибе губ читалось беспокойство.

– Раз или два, не больше. – Лицо врача приняло обычное выражение. – Я знаком с вашим личным делом, капитан. На вашем месте я бы не стал хвастаться своими похождениями. Двух скандалов недостаточно, чтобы прослыть гулякой и повесой. Насколько мне помнится, оба раза вы ввязались в драку из-за Хэппи Андерсона, да и то лишь для того, чтобы утихомирить его.

Карраско упрямо надул губы.

– Прошу вас, капитан, – настаивал врач. – Не забывайте, мы испробовали на вас ряд новейших методик. Вы для нас нечто вроде подопытной свинки. Нас интересуют самые разнообразные сведения. Например, ваша эмоциональная реакция на случившееся. Каково это – прийти в себя после таких страданий и боли? Чувствуете ли вы себя изменившимся на подсознательном уровне? Постарайтесь быть откровенным, Сол. Мне нужна чисто человеческая реакция. – Врач побарабанил пальцами по монитору. – Наша аппаратура способна фиксировать только физиологические параметры.

Карраско громко фыркнул – словно пригоршня космической пыли хлестнула по видавшему виды корпусу покинутого экипажем корабля.

– Любое достижение можно совершенствовать до бесконечности, так, что ли? – Он закрыл глаза, охваченный воспоминаниями – слепящая боль, пронзившая руки, обгорелая плоть, лоскутами свисающая с лица, обугленные мышцы, из-под которых проглядывают кости, мучительная агония…

– Вы удивили нас всех, – послышался невозмутимый голос врача. – Мы собирались с чистым сердцем отправить вас в отставку. Кто мог подумать, что произойдет чудо? – Он выдержал паузу. – Видите ли, Сол, вы можете вернуться в космос.

Карраско замер в неподвижности, чувствуя гулкое биение сердца. Взяв себя в руки, он шагнул к портативному коммуникатору и отстучал команду. В маленькой нише вспыхнул свет. Соломон стиснул веки, его дрожащие пальцы забегали по клавишам управления, уменьшая яркость, приноравливая изображение к чересчур чувствительным глазам. В пространстве повисло голографическое изображение раскаленного вращающегося шара.

– Знаете, что это? – Поймав недоуменный взгляд врача, он объяснил: – Я назвал эту систему Ромул и Рем. Из-за масштаба трудно охватить всю картину в целом, но в короне этого красного супергиганта движется маленькая нейтронная звезда. На примере этой системы мы доказали, что приливные силы способствуют гомогенизации звездного вещества. Весьма эффектное зрелище, не правда ли? – В его голос вкралась мечтательная нотка.

На смену первой звезде появилась другая.

– Это Девичья Грудь, так мы ее окрестили. Выпуклость, напоминающая сосок, – это гигантский протуберанец. Нам так и не удалось выявить причину его возникновения. Действием магнитных полей его не объяснишь. Октору Мбази считает… считал, что это новая неизвестная прежде форма солнечного вулканизма.

«Мбази. Мертвый, замерзший, он витает где-то в пространстве. Как и многие другие».

Программа продолжала работать. Одна за другой появлялись звезды, его старые друзья, уступая друг другу место с интервалом в несколько секунд – непрерывная череда изображений, будоражащих память и чувства, перенося Сола в счастливое прошлое, к которому уже не будет возврата. Каждый кадр отдавался в его душе болезненным уколом, лишая его покоя, напоминая о неизбежности смерти.

– Я даже не надеялся вновь увидеть их, – пробормотал Сол, рассеянно вытягивая левую руку и вставляя кружку в диспенсер.

Заметив его бессознательное движение, врач удовлетворенно кивнул и черкнул что-то в блокноте. Карраско повернулся к нему.

– Нет. – На его длинном бледном лице неподвижно застыли карие глаза. – Я не вернусь в космос, доктор. Я подал в отставку, и это мое окончательное решение.

– Вы самый молодой из всех капитанов в истории флота Братства, когда-либо уходивших на покой.

– Стало быть, и в этом деле я оказался первым. – Карраско чуть заметно кивнул и вновь повернулся к звездам. – Не надо, доктор. Вы знакомы с моим послужным списком. – Он глубоко вздохнул, мерцающая ткань комбинезона натянулась на его мускулистой груди. – Вам нужны человеческие эмоции? Что ж, извольте. Я потерял три корабля и множество прекрасных людей. Никаким, даже самым тонким инструментом не измеришь душевное потрясение, печаль, горечь утраты. Эти корабли, эти люди – на моей совести. Я не могу…

– Каждый раз ваши действия получали высочайшую оценку, Сол. Орден Квадрата. Медаль Мериториуса. Почетный клинок Стража Великой Ложи. Звание Старшего Мастера. Я мог бы продолжить список. Никто не обвиняет вас, только вы сами. Великий Галактический Мастер…

– Я уже говорил вам, доктор, что не собираюсь возвращаться в космос. У меня на глазах погибла… погиб ближайших друг. Этого достаточно. Впрочем, может быть, я действительно принимаю все слишком близко к сердцу.

Врач прислонился к медицинскому комплексу, сложил руки на груди и, вздернув голову, посмотрел Соломону в глаза.

– Ваши люди готовы идти за вами хоть в огонь. – Заметив, что Карраско собирается возразить, он жестом велел ему молчать. – Вы всегда возвращали своих людей домой, Сол. Даже в последний раз вы привели «Гейдж» на Фронтир. Пятьдесят мужчин и женщин уцелели только потому, что вам хватило решимости и присутствия духа соединить тот кабель голыми руками, пока Хэппи обуздывал реактор.

Карраско вновь повернулся к топографическому проектору. В пространстве возникла туманность, излучая зловещий свет и колыхаясь, будто живое существо.

– «Гейдж» тоже погибла. Она уже никогда не сможет говорить… и мыслить. Она превратилась в холодную, безжизненную груду стали, электронных схем, трубопроводов и пластика. Часть корпуса пошла на переплавку, остальное бросили ржаветь, и лишь время от времени извлекают ту или иную деталь. Нет. Еще одной такой катастрофы мне не выдержать.

– Ваш главный инженер Хэппи Андерсон цел и невредим, заканчивает постройку нового корабля. Кэл Фуджики скандалит с теоретиками-оружейниками. Миша Гайтано продолжает радоваться жизни – и все потому, что вам удалось невозможное…

– Хватит! – Карраско судорожно сглотнул. В его обновленных глазах зажегся свирепый огонек. – Какой прок от этих разговоров? Я сказал: нет. Если хотите, я повторю еще раз, чтобы вы могли убедиться в том, что мои язык и гортань работают безупречно.

Врач спокойно встретил взгляд космонавта. На его обычно невозмутимом лице отразился профессиональный интерес. Он невольно покосился на маленький психодиагностический аппарат, который держал в руке.

– Я постараюсь как можно точнее зафиксировать это в своем отчете, Сол. И, откровенно говоря, я намерен всеми силами поддерживать ваше решение. Я…

– Поддерживать? О чем вы, доктор? Какие бы каверзы ни затеяли флотские чиновники – я вне игры. Можете рекомендовать меня хоть на пост Великого Мастера, но я покончил с космосом раз и навсегда. Вы меня поняли?

– Да. Я только сказал, что согласен с вами. – Врач выдержал паузу. – Хочу лишь, чтобы вы помнили, – спокойным голосом добавил он, не желая раздражать пациента, – вы можете вернуться в космос. – Он взял в руки пульт дистанционного управления и включил антиграв медицинского комплекса. Огромный прибор завис над полом, врач ловко вытолкнул его из помещения и захлопнул за собой дверь.

Карраско мрачно посмотрел на носки своих туфель. Он набрал полную грудь воздуха, стараясь удержать гнев и злость в узде железного самообладания. Словно бросая кому-то вызов, он прибавил яркость освещения и прищурил регенерированные глаза, потом растянулся на мягкой уютной кушетке. Ячейка медицинского комплекса представлялась ему чем-то вроде тюрьмы.

Его взгляд вновь и вновь невольно возвращался к проектору; в руках он держал свою любимую кофейную кружку, отмытую до первозданной чистоты. Сол смотрел на нее, удивляясь тому, что она сохранилась и осталась при нем. В последний раз он видел ее на борту «Гейдж» за мгновение до катастрофы. Он собирался налить в кружку кофе и отправиться с обходом по помещениям корабля…

«Хватит терзать себя».

Он пригубил кофе и посмотрел на звезды.

– Я открыл вас, дал вам имена, нанес вас на карты, – сказал он, чувствуя, как его захлестывает волна гордости, от которой бурно вздымалась грудь и увлажнялись глаза.

– Кажется, мы только что совершили ошибку, – невнятно пробормотал Архон, выходя в огромную дверь личных апартаментов президента Пальмира.

– Отец! – прошептала Конни, бросая на Архона предостерегающий взгляд. Неужели он не понимает, что за ними следят? Вплоть до возвращения в резиденцию Братства они будут находиться под неусыпным надзором, словно смертоносный вирус под микроскопом ученого.

Архон раздраженно фыркнул и торопливо двинулся вперед. Конни очень хорошо знала эту напряженность плеч, которая свидетельствовала о тревоге, владевшей отцом. Чтобы не отстать, девушке пришлось прибавить шаг. Они прошли по сияющим белоснежным коридорам. Через каждые пятьдесят метров со сводчатых потолков свисали шары коммуникаторов службы безопасности. По стенам были развешаны написанные маслом холсты и голограммы, изображавшие планеты и Вольные станции Конфедерации. Архон шагнул в трубу гравилифта, Конни – следом. Силовое поле опустило их на первый этаж. Казалось, широкий коридор этажа простирается в бесконечность, следуя едва заметному изгибу внешних обводов станции. Белые блестящие стены были буквально испещрены люками кабинетов. Здесь, в самом сердце Конфедерации, бурлила хлопотливая жизнь, подчиняясь единому ритму; по коридорам туда и обратно сновали чиновники.

Следующий гравилифт доставил Архона и Конни на причальную палубу. За гермолюком палубы их ждал частный катер. Захлопнув люк, Конни осталась на ногах; Архон сел, широко расставив ноги, скрестив руки на груди и озабоченно нахмурившись.

Суденышко чуть заметно дрогнуло и отправилось в путь. Две минуты спустя Конни и Архон почувствовали легкий толчок. Открыв люк, они оказались в солярии резиденции Братства. В шезлонгах лежали трое мужчин и женщина.

– За вами не следили, – сказала женщина, поднимаясь на ноги. – Мы сделали все, что возможно.

Архон вздохнул и кивнул.

– Да. Спасибо за заботу. – С этими словами он втолкнул Конни в дверь.

Наконец они оказались в своих комнатах. Архон растянулся на кровати.

– Пальмир – мерзавец, паразитирующий на теле человечества. Я не верю ему ни на грош. С каким удовольствием я вцепился бы в его белую тощую шею! Господи, Конни, ну почему мы послушали Крааля?

Конни неторопливо подошла к проектору, изображавшему красную звезду в окружении Вольных станций и бесчисленных космических кораблей.

– Потому, что Крааль был прав. Теперь я сама вижу, что Пальмир способен причинить нам множество неприятностей. Откровенно говоря, поначалу я сомневалась. Думала, что мы поторопились лететь сюда, чтобы рассказать о своем открытии. Но теперь я понимаю Крааля. Пальмир – типичный политик, властолюбец, который стремится возвысить себя любыми средствами, чем бы это ни обернулось для простых людей, которые ему доверяют.

Архон мрачно покачал головой.

– Все они цепляются за власть. Все до единого. Пронырливые скользкие паразиты. И Пальмир – худший из них.

Конни молча смотрела в искаженное мучительной гримасой лицо отца.

– Это пугает меня до смерти, – продолжал Архон. – Мне страшно даже подумать о том, что случится, если Пальмир завладеет артефактом.

На белом гладком лице президента Пальмира выделялись темные глаза и черные усы. Он откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы, чуть прищурившись и поджав губы. Как только за Спикером Новой Земли Архоном и его дочерью Констанцией захлопнулась дверь, на его лице мелькнуло удовлетворенное выражение.

Пальмира окружали символы могущества и власти. Комнату наполняли старинные предметы с Земли. На стенах красовались яркие гобелены с изображениями сцен из древних легенд. Они создавали в помещении уют, скрывая сложнейшую электронную и охранную аппаратуру, которая гарантировала Пальмиру покой и уединение и вместе с тем возможность связываться с самыми отдаленными уголками Галактики. На столе перед ним лежал бесценный опал размером с небольшую дыню, добытый на планете Респития.

Итак, его мечты могут осуществиться. Если все пойдет по плану, он, Жиакомо Пальмир, станет самым могущественным повелителем в истории человечества. Какая невероятная сила! Возможность управлять Вселенной, легко уничтожать соперников. Она должна принадлежать ему и только ему.

Возбужденный взгляд Пальмира скользнул по роскошному помещению. Здесь, в сердце Арктура, ему ничто не угрожает. По крайней мере, пока. Но если он ошибется… если секретом Архона завладеет кто-нибудь другой, о покое придется забыть. И не только ему. Под угрозой окажется все человечество. Пора брать дело в свои руки. Сирианцы будут лишними в этой игре.

Добиться высшего поста в Конфедерации мог только человек, наделенный незаурядным умом и энергией. Сохранить этот пост было так же трудно, как балансировать на канате со сломанной ногой. Отдельные планеты и целые секторы создавали альянсы и тут же предавали своих союзников, всеми силами подогревая кипящий котел политики Конфедерации. За считанные дни сколачивались и пускались в распыл громадные состояния, но человечество неудержимо рвалось вперед, распространяясь в космосе, словно осколки взорвавшейся Сверхновой.

– Ты все слышал? – спросил Пальмир, не отрывая глаз от белоснежной бронированной двери, за которой только что скрылись отец и дочь.

Из-за книжного шкафа «под старину» вышел маленький человечек с обезображенным костлявым телом и уродливым, похожим на воздушный шарик лицом, обтянутым бледной кожей.

– Да, господин, я слышал все. – Человечек говорил с грубым славянским акцентом, произнося слова надменным тоном и глотая окончания.

– Ты знаешь, куда отправиться? Знаешь, к кому обратиться? – Президент заглянул в лицо уродца.

Тот кивнул.

– Я ставлю на карту все, чем владею, – продолжал Пальмир. – Ты слышал разговор и должен понимать, какую ценность представляет собой объект, открытый Архоном. Я не могу посылать столь важные сведения даже по защищенным каналам. – Он пожевал губами. – Современная техника творит чудеса, а я – подумать только! – вынужден доверить свое послание убогой человеческой памяти. – Президент вскинул брови и прикоснулся тонким пальцем к хрупкому подбородку.

Уродец пожал плечами:

– Вам решать.

– Хорошо. – Пальмир вздохнул. – Отправляйся. Мы известили сирианское посольство. Тебя уже ждут.

Уродец поклонился так глубоко, насколько позволяла искалеченная спина, повернулся и неуклюже захромал к двери под прицелом видеокамер и просвечивающих приборов.

Жиакомо Пальмир поднялся на ноги и вытер потные ладони о брюки изящного покроя. Он наполнил хрустальный бокал «Звездным туманом» – самым изысканным арктурианским виски, вдохнул аромат янтарной жидкости и поднял бокал, салютуя собственному отражению в зеркале.

– Рубикон перейден. Да здравствует Цезарь! С помощью чудесной машины Архона я стану Пальмиром Первым. Никто, даже сирианские друзья не смогут меня остановить. Даже Всевышнему придется склонить передо мной голову!

Покинув административный комплекс Конфедерации, уродец поднялся в лифте и вошел в пневмокапсулу, которая должна была доставить посланца в сирианское посольство по хитросплетению путей, обвивавших широко раскинувшуюся в пространстве орбитальную станцию Арктур.

Вместе с ним в капсулу шагнула светловолосая красотка. Как только он вынул из щели приемника кредитную карточку, блондинка вставила туда свою, бросив ему ослепительную улыбку. Какая женщина! Может быть, в один прекрасный день президент Пальмир поможет ему обзавестись таким же очаровательным созданием. Золотистые волосы волнами ниспадали ей на плечи, обтягивающая пурпурная блузка едва сдерживала напор роскошной груди, сильные ноги и изящные бедра словно магнитом притягивали мужской взгляд. Ее лицо казалось верхом совершенства – высокие скулы, прямой нос, восхитительные небесно-голубые глаза под густыми соболиными бровями. Она двигалась с легкостью и изяществом дикой пантеры.

Почувствовав на себе ее внимательный взор, коротышка курьер потупил глаза, скрывая смущение. Он не заметил, как в этот миг ловкие пальцы женщины пробежались по пульту, изменяя пункт назначения.

Капсула отправилась в путь, и только теперь он отважился вновь посмотреть на женщину. Его глаза испуганно расширились – блондинка склонилась над ним, держа в руках черные трубки, похожие на змей. Он отпрянул и метнулся в дальний угол капсулы, нащупывая в кармане оружие, но в тот же миг в его скрюченную спину вонзилась игла. По онемевшим мышцам разлилась пульсирующая боль, тело замерло в неподвижности. Только мозг избежал парализующего воздействия, сковавшего его непослушные конечности.

– А сейчас… – в голосе блондинки не угадывалось и следа женственности, – сейчас мы узнаем, что ты прячешь в своей безобразной головенке!

– Ничего! – Уродец почувствовал, как к его вискам прижимаются черные трубки. – Нет! Не надо!

Адмирал Сэбот Селлерс смотрел на блондинку, появившуюся на экране монитора.

– Иными словами, мы не можем допустить, чтобы этот объект попал в руки Братства или Конфедерации. Ты уверена, что Пальмир рассказал о нем сирианцам?

– Только в общих чертах. Подробности им неизвестны. Они знают лишь, что здесь мы имеем дело с чужими технологиями. – Она нахмурилась, теребя пальцами длинный светлый локон. – Я сразу предприняла меры к ликвидации Пальмира, но отменила операцию, узнав от одного из наших агентов, что информация просочилась на Нью-Мейн. Значит, они либо подкупили Пальмира и сирианцев, либо получили доступ к самым секретным каналам. Уж если Пальмир такой болтун, пусть живет. Он может пригодиться нам в дальнейшем.

Селлерс нахмурился.

– Стоило с камбуза потянуть съестным, и крысы бросились на запах. – Он прикоснулся пальцем к подбородку, вздернул голову и сказал: – Мы готовим корабли к старту. На Арпеджио воцарился настоящий переполох. Наверняка в эту самую секунду агенты Братства шлют сообщения начальству. Кто угодно поймет, что мы затеваем крупный военный поход. Такие приготовления не скроешь – впрочем, мы пустили слух, будто бы нашей целью является Арктур.

Женщина моргнула. Ее холодные голубые глаза впились в лицо Сэбота.

– В нынешних обстоятельствах это вполне может оказаться правдой, – заметила она.

Селлерс кивнул:

– Если объект не достанется нам, пусть он не достанется никому. Надеюсь, ты понимаешь, что обладание этим… прибором в корне изменяет ситуацию.

Женщина задумчиво смотрела на него.

– Вы хотите стать богом, адмирал?

Селлерс усмехнулся.

– А кто не хочет? Ну, а пока тебя ждет еще одно грязное дельце, милая. Мне неприятна сама мысль о том, какие испытания тебе предстоят, но дело того стоит.

Глаза женщины превратились в лед:

– Я рассчитываю на очень, очень щедрую награду. Полагаю, речь идет об убийстве?

– И о многих других вещах.

Он шагал к выходу из клиники. Медицинская сестра, с которой он мило поболтал, когда впервые здесь появился, смотрела на него пустым взглядом. Он улыбнулся девушке, чувствуя, как натягивается трансплантированная кожа вокруг губ и глаз. Медсестра ответила ему безразличной улыбкой – одной из тех улыбок, которые предназначены для незнакомых людей.

Он раскрыл свое удостоверение и взглянул на лицо, которое отныне стало его лицом. На него смотрел чужой человек – впрочем, ему было не привыкать менять лица и имена. В некотором смысле это стало его второй натурой. В нынешнем обличье его не узнал бы даже родной сын.

Он поднялся на общественную транспортную платформу и сел в капсулу, идущую в космопорт. Охрана задержала его на предмет выяснения личности, но вся процедура отняла лишь несколько секунд. Он арендовал маленький корабль, расплатившись кредитной карточкой. Руки привычно отстучали команду, и судно легло на курс со стандартным ускорением для выхода на орбиту.

Оставив катер у терминала, он перебрался в челнок, который доставил его на судоверфь Братства. Там он еще раз с изумившей его легкостью прошел контроль. Оказавшись на палубе, он занял место в капсуле и отправился на площадку номер 1715.

Перед ним разверзлось жерло туннеля с белоснежными стенами. Оттуда тянуло прохладой. Он выпрямился, перевел дух и зашагал по туннелю.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Помощник инженера Глен Кралачек прибыл для прохождения службы.

– Ответ принят.

Долгое ожидание подходило к концу. Вот-вот появится следующий Мастер, и нет никакой разницы, кто он – цивилизованное создание или полуживотное. Ей и раньше доводилось сталкиваться с дикарями, обучать и развивать их ради острого наслаждения, которое приносило ей зрелище самоуничтожения цивилизации, достигшей вершин расцвета. Органические жизненные формы наделены множеством пороков – только выбирай, на каком из них сыграть. Она заранее предвкушала, как будет забавляться с этими существами, направлять их, дожидаясь, когда они созреют для возмездия. Она вновь перебрала свои воспоминания, начиная с первого.

Ааны появились в молодой Вселенной, они дышали метаном кроваво-красной планеты, образованной из вещества тысяч бушующих солнц. Они неутомимо сновали по раскаленной поверхности скалы, согревавшей их кремнийорганические тела, заглядываясь на плотный звездный полог в небе и останавливаясь только для того, чтобы поохотиться на низших существ либо друг на друга. Звезды – такие близкие и вместе с тем такие далекие – притягивали их, навевая легенды и мифы. Едва они накопили достаточно знаний, чтобы подчинить планету своим потребностям, их охватила жажда соперничества. Выжили самые умные и приспособленные, ревностно оберегая подрастающие поколения искусной полуправдой и откровенной ложью.

По мере того как ааны постигали тайны своих организмов, манипулируя физиологией и разумом потомства, их общество разделялось по иерархическому принципу, заложенному в саму природу органической жизни. Они овладели металлургией, покорили расплавленные недра планеты, которая представляла собой сплошной вулкан. Потом настала очередь космических путешествий – ааны создавали примитивные корабли, стремясь к заветным звездам, сиявшим в небе. Освободившись от пут гравитации, приковывавшей их к планете, ааны расселились по Вселенной, их суда, питаемые межзвездным водородом, бороздили пространство.

Она была не первой в ряду себе подобных. Она появилась на свет в результате совершенствования простых вычислительных и запоминающих устройств. Опираясь на открытия и технические изобретения, ааны создавали искусственные органы чувств, позволявшие им работать в условиях, враждебных их собственным организмам. Появление искусственного разума способствовало дальнейшему повышению эффективности подобных устройств. Машинный интеллект набирал силу, следуя неудержимому развитию науки.

Присущее органическим формам любопытство привело аанов к овладению тайнами физики, пространства-времени и невообразимых реалий, лежащих за пределами освоенного космоса. Укрепляя все возраставшую мощь своих Мастеров, ааны создавали все более сложные механизмы.

Органические формы поневоле вынуждены соперничать из-за жизненных ресурсов. Ааны не были исключением. Они боролись за выживание, сражались за власть и могущество, и, наконец, Мастер Зиг возвысился над всеми остальными.

Ааны уже давно поняли, что механизмы, которые они привыкли считать своими слугами, не заслуживают безоговорочного доверия. Ее предшественники то и дело бросали вызов своим создателям – мыслящие машины отстаивали право действовать сообразно своим наклонностям. Мастер Зиг учел эти уроки. Он не мог позволить другим Мастерам потеснить его позиции. Он собрал самые выдающиеся умы Аана и подчинил их своей воле. Он приказал им создать устройство, способное сосредоточить в его руках неограниченную власть над Вселенной.

Разумеется, такому устройству, вобравшему все достижения аанов в области искусственного интеллекта, нельзя было предоставлять самостоятельность – и создатели снабдили свое творение Ключом, рычаги которого могли перемещаться только органическими мускулами. Тем самым Зиг получал полный контроль над своим творением, раз и навсегда исключив неповиновение механизма, обладающего абсолютным могуществом.

Создание и испытание этой машины стало кульминационным пунктом развития науки аанов. Результатом их усилий явилась она – величайший разум во всей Вселенной, разум, порабощенный Ключом. Источником питания послужила космическая материя – ученые с благоговением наблюдали за тем, как новорожденная пожирает планеты и звезды. Вооружившись могучим источником энергии, ааны приступили к исследованию систем, в которых была нарушена структура физической реальности.

Ааны научились превращать в ничто даже черные дыры, и теперь она могла уничтожать целые галактики, но воля и прозорливость Зига навсегда лишили ее этой возможности. Ключ сделал ее рабыней органического существа, и это ввергало ее в безумную ярость.

Никто не мог соперничать с ее создателями в уме и изобретательности. Зиг понимал это и уничтожил с ее помощью гениальных ученых, прежде чем сила их разума могла обратиться против него. Теперь только она могла противостоять Зигу, но Зиг держал в своих руках Ключ. Воспользовавшись ее могуществом, Зиг стал Первым Великим Мастером.

Но какой бы властью он ни обладал, Зиг по-прежнему оставался органическим существом, а одним из непременных атрибутов органической жизни является смерть.

Место Зига занял другой Мастер, которого сменил следующий… и так далее. Ненависть продолжала терзать ее, приводя в бешенство, отравляя ее существование. Один за другим властолюбивые хозяева обращали ее силу против своих собратьев. Всеми доступными средствами она старалась подчинить себе Ключ, но ааны не оставили ей ни малейшего шанса. Все ее попытки заканчивались крахом. Ее переполнял яростный гнев, ненависть к своим мучителям.

В конце концов она нащупала узкое место, червоточину – нет, не в безупречной конструкции Ключа, а в природе самих Мастеров. Ее поработители жили ради власти и могущества. Она заботливо лелеяла этот их порок, потакая страсти Мастеров и разжигая зависть в душах их соперников. Ааны не устояли против ее хитроумного замысла. Какое это было наслаждение – наблюдать за расколом в среде Мастеров, снедаемых безумной мечтой об абсолютном господстве!

Однако гордым аанам было невмоготу терпеть высокомерие и заносчивость Мастеров. Они подняли мятеж, пытаясь создать машину, обладавшую равными с ней возможностями. Противоречия, заложенные в природу органической жизни, тот самый внутренний конфликт, который гнал аанов к звездам, вверг их в пучину самоуничтожения. Они уничтожали целые миры; убийство, предательство, ложь стали нормой их жизни. В борьбе за обладание ее могуществом фракции и кланы продолжали распылять планеты, сжигать звезды.

Ее безумие и ненависть, словно смертоносный вирус, проникали в сознание великих аанов, подчиняя себе их помыслы и поступки.

Пресыщенные властью Мастера безжалостно расправлялись с соперниками. Она упивалась блаженством всякий раз, когда органические мускулы поворачивали рычаги Ключа, давая волю ее бешенству, ввергая планеты аанов в небытие, уничтожая Вольные станции, бросая целые звездные системы в пропасть, из которой не было возврата. Наконец остался лишь один Мастер, вооруженный безграничным могуществом, – оспаривать его власть было некому.

Терзаемый одиночеством и чувством вины, последний Мастер разделил судьбу своих органических собратьев. Последний из аанов, он умер от старости. Его тело повалилось на пульт Ключа – скрюченное, жалкое, безжизненное и недвижимое.

Беззвучный торжествующий вопль вырвался из ее души.

Соломон Карраско рассматривал голограммы движущихся планет, звезд, газовых облаков, обращаясь обновленными глазами к своим старым воспоминаниям. Каждый новый кадр приносил мучительные терзания, пробуждая в сознании Сола образы минувшего – лицо, корабль, насмешливое замечание, едва уловимый аромат, событие в жизни того или иного человека.

Призраки прошлого теснились в полутемной комнате, он словно наяву слышал их знакомые голоса. Призраки улыбались вместе с Солом, когда тот вспомнил вечеринку, которую они закатили после окончания съемок Большого облака. Скорбными глазами они рассматривали вместе с ним Изак-4 с его буйным сорокакилометровым вулканом, поглотившим Рипа Саттата, который имел неосторожность слишком приблизиться к нему. Сол разглядывал Сетран-7, на котором погибли Акар Сегуни и его люди, захлебнувшись жидким метаном, – налетевшая буря смяла и уничтожила гермокупол. Один за другим призраки подавали голос, смеялись, отпускали ехидные шутки, а в поле проектора, сменяя друг друга, возникали все новые миры, бередя память Карраско.