Текст книги "Цементная блондинка (Право на выстрел)"

– Думаю, в этом нет необходимости, мистер Белк. Я отклонил просьбу относительно санкций. О чем тут еще говорить?

– Я знаю, ваша честь. Я, в свою очередь, хотел просить о применении санкций по отношению к мисс Чэндлер. Она пыталась диффамировать меня, обвинив в сокрытии улик, и я…

– Сядьте, мистер Белк. Вот что я вам обоим скажу: заканчивайте с вашими сверхплановыми боксерскими поединками. Здесь вы этим ничего не добьетесь. Никаких санкций. Последний раз спрашиваю: что-нибудь еще?

– Да, ваша честь, – ответила Чэндлер. У нее в запасе была еще одна карта. Вытащив из-под своего блокнота какой-то документ, она передала его секретарю, чтобы тот вручил судье. После этого Чэндлер вернулась за стойку.

– Ваша честь. Это – документ, который я приготовила для отправки в полицейское управление, и хотела бы, чтобы это занесли в протокол. Здесь содержится требование, чтобы в качестве вещественного доказательства мне была предоставлена копия упомянутой в газете записки, которая была написана Кукольником и получена вчера.

Белк подскочил как ужаленный.

– Спокойно, мистер Белк, – осадил его судья. – Дайте ей закончить.

– Ваша честь, это – улика, относящаяся к делу. Она должна быть затребована немедленно, – завершила Чэндлер.

Судья Кейс кивнул Белку, и тот шумно прошествовал к стойке. Чтобы он там уместился, Чэндлер пришлось отойти в сторону.

– Ваша честь, эта записка никоим образом не может рассматриваться как улика по данному делу. Никому не известно, от кого она пришла. Она – вещественное доказательство в деле об убийстве, никак не связанном с нашим процессом. А полицейское управление Лос-Анджелеса не имеет обыкновения выставлять улики на всеобщее обозрение в ходе открытых судебных слушаний до тех пор, пока подозреваемый не обнаружен. Я прошу вас отклонить ее требование.

Судья Кейс сцепил руки и на секунду задумался.

– Вот что я вам скажу, мистер Белк. Сделайте копию этой записки и принесите ее сюда. Я сам взгляну на нее, после чего решу, стоит ли приобщать ее к списку улик. На этом – все. Мисс Ривера, пригласите, пожалуйста, присяжных, мы уже потеряли почти все утро.

После того, как присяжные разместились за своей загородкой, а присутствующие расселись по местам, судья Кейс задал вопрос, кто из присяжных читал какие-либо статьи, связанные с рассматриваемым делом. Никто из сидящих за загородкой не поднял руки. Босх знал, что даже если кто-то из них и читал статью, он все равно ни за что не признается. Сделать это было равнозначно тому, чтобы немедленно вылететь из состава жюри и снова оказаться в комнате для отбора присяжных, где минуты тянутся, как часы.

– Очень хорошо, – сказал судья. – Вызывайте своего первого свидетеля, мисс Чэндлер.

Терри Ллойд занял место для свидетелей с такой же уверенностью, с какой каждый вечер он устраивался перед телевизором, чтобы вдребезги надраться в кресле с откидной спинкой. Он даже поправил без посторонней помощи стоявший перед ним микрофон. У Ллойда был типичный для всех пьяниц нос и необычно темные, без единой сединки, волосы, хотя ему было уже под шестьдесят. Поэтому любому, кто смотрел на него, становилось очевидным, что Ллойд носит парик, хотя сам он считал это страшной тайной. Задав ему несколько предварительных вопросов, Чэндлер позволила присутствующим понять, что Ллойд является лейтенантом элитарного в полицейском управлении Лос-Анджелеса отдела по борьбе с грабежами и убийствами.

– Были ли вы назначены руководителем следственной бригады, пытавшейся обнаружить убийцу-маньяка четыре с половиной года назад?

– Да, был.

– Не могли бы вы рассказать присяжным, как это произошло и что вы делали с этой целью?

– Бригада была создана после того, как выяснилось, что пятое убийство подряд совершено одним и тем же человеком. Неофициально мы были известны в управлении как следственная бригада по делу Вестсайдского Душителя. После того, как пресса подняла шум, убийцу стали называть Кукольником: он использовал косметику жертв, чтобы размалевывать их лица наподобие кукольных. В моей следственной бригаде работало восемнадцать детективов, которые были разбиты на две группы: А и Б. Группа А работала днем, группа в – по ночам. Мы расследовали убийства по мере того, как они совершались, а также проверяли телефонные сообщения на этот счет. После того, как в прессе стали появляться материалы о преступлениях Кукольника, мы начали получать до ста звонков в неделю – люди звонили и называли Кукольником то одного, то другого. Каждый такой звонок надо было проверить.

– Работа следственной бригады – неважно, как она называлась – была не слишком успешной, не так ли?

– Нет, мэм, это неверно. Мы достигли успеха и нашли убийцу.

– Кто же им оказался?

– Убийцей был Норман Черч.

– Это было установлено до его смерти или уже после?

– После. Он подходил под все убийства.

– И полицейскому управлению он тоже подходил?

– Я не понимаю.

– Он подходил для полицейского управления, поскольку вы смогли повесить на него все убийства. Иначе вы бы не…

– Задавайте вопросы, мисс Чэндлер, – прервал ее судья.

– Простите, ваша честь. Лейтенант Ллойд, человек, который, по вашим словам, являлся убийцей – Норман Черч – сам был застрелен спустя шесть убийств после того, как была создана ваша следственная бригада. Это так?

– Так.

– То есть вы позволили случиться еще шести убийствам. С точки зрения вашего управления, может ли быть такой результат назван удачным?

– Мы ничему не позволили случиться. Мы делали все, что могли, чтобы остановить предполагаемого преступника. И в итоге нам это удалось. Это мы и называем успехом. Большим успехом, я бы сказал.

– Вы бы сказали… Скажите мне, лейтенант Ллойд, всплывало ли хоть раз имя Нормана Черча за все время вашего расследования, вплоть до той ночи, когда он, безоружный, был застрелен детективом Босхом? Был ли хоть какой-то намек на то, что он и есть убийца?

– Нет, не было. Но мы соединили…

– Просто ответьте на заданный мною вопрос, лейтенант.

Получив отрицательный ответ, Чэндлер заглянула в желтый блокнот, лежавший перед ней на стойке. Босх заметил, что Белк непрерывно делает пометки в одном из своих блокнотов, а в другом записывает вопросы.

– Хорошо, лейтенант, – сказала Чэндлер, – вашей следственной бригаде не удалось остановить предполагаемого преступника, как вы его называете, пока он не совершил еще шесть убийств уже после создания бригады. Справедливо ли будет сказать, что вы и подчиненные вам детективы находились под мощным давлением – от вас требовали поймать его и закрыть дело?

– Да, на нас оказывалось давление.

– Со стороны кого? Кто на вас давил, лейтенант Ллойд?

– Ну, как кто? Газеты, телевидение. Да и управление на меня нажимало.

– Каким образом? Я спрашиваю об управлении. Вы встречались со своим руководством?

– Я ежедневно встречался с капитаном – начальником отдела по борьбе с грабежами и убийствами и еженедельно – каждый понедельник – с начальником управления.

– Что они вам говорили по поводу окончания дела?

– Они требовали, чтобы дело было поскорее закончено. Ведь люди продолжали умирать. Я и без них знал, что это необходимо, но они продолжали напоминать.

– А вы передавали их требования детективам из вашей следственной бригады?

– Конечно. Но им тоже не было нужды о том говорить. Всякий раз, когда обнаруживалось новое тело, мои ребята видели его. Им не надо было читать газеты или слушать об этом деле от начальства – даже от меня.

Ллойд, похоже, оседлал своего любимого конька: тему об «одиноком-полицейском-охотнике-за-убийцей». Босх видел: он не понимает, что угодил прямиком в ловушку, расставленную Чэндлер. В конце процесса она заявит, что полицейские находились под таким прессингом, что Босх застрелил невиновного человека и факты его причастности к убийствам были сфабрикованы. Босху хотелось подать голос и крикнуть Ллойду, чтобы тот заткнулся.

– Таким образом, все члены следственной бригады находились под давлением и их всячески понукали поскорее найти какого-нибудь убийцу?

– Не «какого-нибудь», а вполне определенного убийцу. Да, давление было. Это – часть нашей работы.

– Какова была роль детектива Босха в следственной бригаде?

– Он возглавлял группу Б, работавшую по ночам. Босх являлся детективом третьего класса, поэтому он руководил группой во время моего отсутствия, что случалось довольно часто. Вообще-то я выходил и в дневные смены, и в ночные, но обычно все же работал днем с группой А.

– Вспомните, не говорили ли вы детективу Босху примерно такой фразы: «Мы должны достать этого парня». Или что-то в этом роде.

– Такой фразы я не произносил. Но я говорил примерно то же самое во время бесед с членами ночной группы. Босх при этом присутствовал. Это являлось нашей целью, так что не вижу тут ничего дурного. Мы были обязаны достать этого парня. Сложись подобная ситуация еще раз, я сказал бы то же самое.

Босху стало казаться, что Ллойд сводит с ним счеты за то, что он лишил лейтенанта интересного зрелища, в одиночку расправившись с Кукольником. Теперь в его ответах Гарри усматривал уже не просто сверхъестественную глупость, но некий злой умысел. Нагнувшись поближе к Белку, Босх прошептал:

– Этот козел топит меня, потому что я лишил его возможности самолично пристрелить Черча.

Прижав палец к губам, Белк велел ему молчать и продолжал что-то строчить в своем блокноте.

– Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о научном подразделении ФБР, занимающимся поведенческими проблемами? – спросила Чэндлер.

– Да, конечно.

– Что входит в его функции?

– Помимо всего прочего, они изучают убийц-маньяков, составляют их психологические портреты, психологические портреты жертв, консультируют и так далее.

– В деле, которое вы расследовали, насчитывалось одиннадцать убийств. Какой совет дало вам поведенческое подразделение ФБР?

– Никакого.

– Почему же? Они не сумели ничего подсказать?

– Нет, просто мы к ним не обращались.

– Ага, и почему же вы к ним не обращались?

– Ну, мэм, мы думали, что сможем управиться собственными силами. Мы сами составили психологический портрет и считали, что никакой особой помощи от ФБР нам не требуется. Нам помогал полицейский психолог доктор Лок, который в свое время являлся консультантом ФБР по преступлениям на сексуальной почве. Помимо него с нами работал и штатный психолог управления. Мы считали, что у нас все в порядке.

– Может быть, ФБР само предлагало вам помощь.

Тут Ллойд заколебался. Похоже, он наконец сообразил, к чему она клонит.

– Да, кто-то оттуда звонил после того, как пресса подняла шумиху вокруг дела. Они захотели подключиться. Но я сказал, что у нас все в порядке и помощь не нужна.

– Жалеете ли вы сейчас об этом решении?

– Нет. Не думаю, что у ФБР могло бы получиться лучше, чем у нас. Они обычно подключаются к делам, которые расследуют небольшие полицейские управления, или к тем, о которых много пишет пресса.

– Вы же считаете, что это нечестно, так?

– Что?

– «Мы – маленькие, но гордые» – по-моему, это именно так называется. Не любите, когда приходит ФБР и начинает командовать, верно?

– Нет. Все было так, как я сказал: мы и без них могли справиться.

– Разве не правда то, что на протяжении долгого времени между полицейским управлением Лос-Анджелеса и ФБР существует конкуренция и взаимная зависть, приведшие к тому, что две эти организации редко общаются или работают друг с другом.

– Со мной этот номер не пройдет.

Пройдет с ним этот номер или нет, не имело никакого значения. Босх видел, что Чэндлер набирает очки у жюри присяжных. Значение имело лишь одно: пройдет ли этот номер с ними.

– Ваша следственная бригада разработала психологический портрет преступника, не так ли?

– Да. По-моему, я только что сказал об этом.

Она спросила у судьи Кейса разрешения подойти к свидетелю и ознакомить его с документом, названным ею как вещественное доказательство 1А со стороны истца. Она вручила документ клерку, а тот передал его Ллойду.

– Что это, лейтенант?

– Изображение предполагаемого преступника и его психологический портрет, сделанные нами, кажется, после седьмого убийства.

– Каким образом вам удалось сделать этот рисунок?

– Между седьмым и восьмым убийством к нам обратилась женщина, которую преступник также пытался убить, но ей удалось уцелеть. Она сумела вырваться от этого человека и позвонить в полицию. С ее слов наш художник и нарисовал портрет.

– О'кей. Вам известно, как выглядел Норман Черч?

– Не очень хорошо. Я видел лишь его труп.

Чэндлер еще раз спросила разрешения подойти к свидетелю и вручила ему вещественное доказательство 2А – коллаж из нескольких фотографий Черча, наклеенных на картонку. После этого она дала ему несколько секунд, чтобы рассмотреть снимки.

– Находите ли вы хоть какое-то сходство между вашим портретом и фотографиями мистера Черча?

После колебаний Ллойд ответил:

– Нам было известно, что убийца часто меняет внешность, а свидетельница – та, которой удалось от него сбежать – была наркоманкой. Она снималась в порнографических фильмах. Ненадежный человек.

– Ваша честь, не могли бы вы потребовать свидетеля отвечать на те вопросы, которые ему задают?

Судья так и сделал.

– Нет, – ответил Ллойд, поникнув головой после взбучки, полученной от судьи. – Никакого сходства.

– О'кей, – сказала Чэндлер, – теперь вернемся к психологическому портрету, который вы изготовили. Как он появился на свет?

– В основном благодаря усилиям доктора Лока и доктора Шафера, штатного психолога полицейского управления Лос-Анджелеса. Думаю, при его составлении они консультировались с кем-то еще.

– Не могли бы вы зачитать первый параграф?

– Пожалуйста. В нем говорится: «Преступник, видимо, является белым мужчиной в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет с начальным образованием. Силен, но необязательно производит впечатление такового. Живет один, отдалился от семьи и друзей. Испытывает глубоко скрытую ненависть к женщинам, возможно, в результате того, что в детстве его подавляла агрессивная мать или нянька. Разрисовывая лица убитых косметикой, он пытается придать им выражение, которое бы ему нравилось, хочет, чтобы они ему улыбались. После этого женщины как бы превращаются в кукол, и он перестает видеть в них угрозу». Желаете, чтобы я прочел о чертах, характерных для всех убийств?

– Нет, это необязательно. Вы участвовали в изучении фактов, связанных с мистером Черчем после того, как он был убит Босхом, не так ли?

– Совершенно верно.

– Перечислите присяжным те черты составленного вами психологического портрета, которые подходили бы к мистеру Черчу.

Ллойд посмотрел в бумагу, которую держал в руках, и надолго умолк.

– Я помогу вам начать, лейтенант, – сказала Чэндлер. – Он был белым мужчиной, правильно?

– Да.

– Что еще совпадает? Он жил один?

– Нет.

– На самом деле у него была жена и две дочери, правильно?

– Да.

– Было ли ему «от двадцати пяти до тридцати пяти лет»?

– Нет.

– На самом деле ему было тридцать девять, правильно?

– Да.

– У него было только начальное образование?

– Нет.

– На самом деле у него был диплом инженера-механика, не так ли?

– Что же он там делал, в этой комнате? – зло огрызнулся Ллойд. – Почему там находилась косметика, принадлежавшая убитым? Почему…

– Отвечайте на заданный вам вопрос, лейтенант, – оборвал его судья Кейс. – Не надо самому задавать вопросы. В данный момент это не входит в ваши обязанности.

– Извините, ваша честь, – сказал Ллойд. – Да, у него был диплом. Не знаю точно, какой именно.

– Минуту назад вы упомянули о косметике, – сказала Чэндлер. – Что вы имели в виду?

– В квартире над гаражом, где был убит Черч, в ящике над раковиной была найдена косметика, принадлежавшая девяти убитым женщинам. Она накрепко привязала его к этим преступлениям. Девять из одиннадцати – это убеждает.

– Кто обнаружил там косметику?

– Гарри Босх.

– Обнаружил, когда пришел туда один и убил его?

– Это вопрос?

– Нет, лейтенант. Будем считать, что я ничего не спрашивала.

Листая страницы блокнота, она помолчала, чтобы присяжные успели переварить услышанное.

– Лейтенант Ллойд, расскажите нам о той ночи. Что конкретно произошло?

Ллойд рассказал то, что было рассказано уже десятки раз: по телевидению, в газетах, в книге Бреммера. Была полночь. Группа в заканчивала дежурство. Внезапно зазвонил телефон «горячей линии» следственной бригады. Звонок – последний за эту ночь – принял детектив Босх. Уличная проститутка по имени Дикси Маккуин заявила, что она только что сбежала от Кукольника. Босх отправился на место один, поскольку все остальные члены группы уже разошлись по домам, а он решил, что это, возможно, обычный ложный вызов. Подобрав женщину на перекрестке Голливуд – Вестерн, он, руководствуясь ее указаниями, поехал в Сильверлейк. К тому времени, как они приехали на улицу Гиперион, женщина успела убедить детектива Босха в том, что ей действительно удалось спастись от Кукольника. Она указала ему на освещенные окна квартиры, расположенной над гаражом. Босх поднялся наверх один. Через несколько секунд Норман Черч был мертв.

– Он вышиб дверь ногой? – спросила Чэндлер.

– Да. Босх подумал, что преступник мог еще раз выйти из дома и взять другую проститутку взамен сбежавшей.

– Крикнул ли Босх, что он – из полиции?

– Да.

– Откуда вам это известно?

– Он сам так сказал.

– Слышал ли это кто-нибудь еще?

– Нет.

– А мисс Маккуин, проститутка?

– Нет. Не желая подвергать ее риску, Босх велел ей оставаться в машине, припаркованной на улице.

– Из всего сказанного вами следует, что у нас есть только утверждения детектива Босха, который говорит, что боялся за жизнь еще одной возможной жертвы, что он представился как полицейский и что мистер Черч сделал угрожающее движение в сторону подушки.

– Да, – неохотно подтвердил Ллойд.

– Я вижу, лейтенант Ллойд, что вы и сами носите парик.

Кто-то на заднем ряду громко фыркнул. Повернувшись, Босх увидел, что журналистов все прибывало. Теперь там сидел и Бреммер.

– Да, – сказал Ллойд, и лицо его побагровело, став таким же красным, как и нос.

– Вы когда-нибудь клали свой парик под подушку? Это – надлежащее место для его хранения?

– Нет.

– У меня – все, ваша честь.

Судья Кейс посмотрел на настенные часы, а потом перевел взгляд на Белка.

– Как по-вашему, мистер Белк, может, прервемся на обед, чтобы не разбивать ваши вопросы?

– У меня всего один вопрос.

– О, тогда, безусловно, задайте его.

Белк положил свой блокнот на стойку и наклонился к микрофону.

– Лейтенант Ллойд, учитывая все, что вам известно об этом деле, есть ли у вас хоть малейшие сомнения относительно того, что Норман Черч являлся Кукольником?

– Абсолютно никаких. Никаких… абсолютно…

После того, как присяжные вышли из зала, Босх наклонился к уху Белка и настойчиво зашептал:

– В чем дела? Она разорвала его на кусочки, а ты задал только один вопрос? А как же все остальное, что связывает Черча с преступлениями?

Белк успокаивающе поднял руку, затем спокойно ответил:

– Потому что обо всем этом будешь говорить ты. Это твое дело, Гарри. И от тебя зависит, выиграем мы его или проиграем.

Глава 6

Обеденный зал в ресторане «Код Севен» был закрыт, хотя какая-то добрая душа и догадалась продавать салаты и пиццу, чтобы служащие Гражданского центра могли перекусить во время обеденного перерыва. Бар, правда, был открыт, но Босху хотелось есть. Поэтому, когда был объявлен перерыв, он вывел машину со стоянки Паркер-центра и направился в район, где располагался ресторан «У Горького». В этом русском ресторане можно было заказать завтрак в любое время дня, так что Босх попросил яйца с беконом и картошку по особому рецепту, а затем уселся за стол, где кто-то оставил прочитанный номер «Таймс».

Под статьей о «цементной блондинке» стояла подпись Бреммера. Цитаты из вступительных речей на процессе были перемешаны с рассказом о находке тела и ее возможной связи с делом Кукольника. В статье также говорилось, что, согласно источникам из полицейских кругов, детектив Босх получил записку от кого-то, кто называет себя настоящим Кукольником.

Было ясно, что в голливудском отделении существует утечка, но Босх знал, что вычислить, через кого уходит на сторону информация, невозможно. Записку нашли на столе в приемной отделения, поэтому о ней могло знать сколько угодно полицейских, и любой из них мог шепнуть о том Бреммеру. В конце концов, дружба с Бреммером не помешала бы никому из них. Даже Босх в свое время делился с ним кое-какой информацией, и Бреммер, в свою очередь, иногда оказывался ему весьма полезен.

Ссылаясь на анонимные источники, журналист писал, что следователи пока не установили, является ли записка настоящей и имеет ли найденное тело какое-либо отношение к Кукольнику, дело которого было закрыто четыре года назад.

Единственное, что заинтересовало Босха в статье, была история здания, где раньше находилась бильярдная Бинга. Оно было сожжено во вторую ночь беспорядков, арестован за это никто не был. Тогда следователи сообщили, что перегородки между складскими комнатами не являлись несущими конструкциями. Это значит, что попытки потушить пожар можно было бы сравнить с попытками удержать воду в чашке, сделанной из туалетной бумаги. От возгорания до того момента, как пожар охватил все здание, прошло всего восемнадцать минут. Большинство складских помещений было арендовано людьми, работавшими в киноиндустрии, поэтому во время пожара было разграблено или сгорело много дорогостоящего имущества. Здание было уничтожено полностью. Уже в ходе следствия было выяснено, что там находилась бильярдная, хотя стол для пула[11]11
  Пул – разновидность бильярда.


[Закрыть] исчез.

Босх положил газету на стол и задумался о свидетельских показаниях Ллойда. Он вспомнил слова Белка, что исход дела будет зависеть в первую очередь от самого Босха. Должно быть, это понимает и Чэндлер. Она с нетерпением ждет, когда придет его очередь давать показания, желая устроить ему такую трепку, по сравнению с которой допрос Ллойда покажется детской забавой. Он неохотно признался себе, что уважает ее профессионализм, ее жесткость. Подумав об этом, он вспомнил еще кое-что и встал, чтобы позвонить из телефона-автомата, стоявшего у входа в ресторан. Босх удивился, что трубку снял Эдгар. Надо же, он сидел на рабочем месте, а не обедал!

– Есть какие-нибудь новости с установлением личности? – спросил Босх.

– Нет, старина. Отпечатки пальцев нигде не значатся. Вообще ничего похожего. На нее ничего нет. Мы до сих пор ищем где можем: проверяем лицензии на производство «взрослых» фильмов и все такое…

– Черт!

– Правда, есть кое-что другое. Помнишь, я говорил тебе о профессоре-антропологе? Короче, он пробыл тут целое утро вместе со своим студентом – раскрашивали и подготавливали гипсовое лицо. В три часа ко мне придут журналисты, и я им его продемонстрирую. Рохас поехал в город, чтобы купить белый парик, который мы на нее оденем. Если ее как следует покажут по ящику, может, мы этот орешек и раскусим.

– Звучит многообещающе.

– А то! Как дела на суде? «Таймс» сегодня кинула говно на вентилятор. У этого Бреммера есть какой-то источник среди наших.

– На суде все в порядке. Ты вот что мне скажи: где находился Паундс после того, как ты вчера уехал с места преступления и вернулся на работу?

– Паундс? Он был… Мы с ним одновременно вернулись. А что?

– А во сколько он ушел с работы?

– Чуть позже. Прямо перед твоим приходом.

– Он куда-нибудь звонил из конторы?

– Кажется, несколько звонков сделал. Я, честно говоря, не особо за ним следил. А в чем дело? Думаешь, он и есть источник Бреммера?

– Последний вопрос: он закрывал дверь, когда звонил по телефону?

Босх знал, что Паундс – параноик. Он всегда держал дверь в свой стеклянный закуток открытой, а жалюзи – поднятыми. Когда он закрывал дверь или опускал жалюзи, или то и другое, сотрудники знали: что-то неладно.

– Вот теперь, когда ты об этом сказал, я вспомнил. По-моему, он действительно ненадолго закрыл дверь. А в чем дело?

– Бреммер меня не волнует. Но кто-то говорил с Денежкой Чэндлер. Сегодня утром в суде она знала, что меня вчера вызывали на место преступления. В «Таймс» об этом ничего не было. Значит, ей кто-то сказал.

Прежде чем ответить, Эдгар секунду помолчал.

– Да, но зачем Паундсу с ней разговаривать?

– Не знаю.

– Может, это Бреммер? Он мог сказать ей об этом, хотя и не написал в своей статье.

– В статье сказано, что он не смог до нее дозвониться и получить комментарии. Выходит, ей сообщил кто-то другой. Утечка. Возможно, один и тот же человек говорил и с Бреммером, и с Чэндлер. Кто-то, кто хочет, чтобы меня вздрючили.

Эдгар ничего не ответил, и Босх решил закончить разговор.

– Ну ладно, я, пожалуй, отправлюсь в суд.

– Слушай, а как там Ллойд? Я слышал, он был первым свидетелем.

– Ллойд – в своем репертуаре.

– Черт! А кто следующий?

– Не знаю. Она еще послала повестки Ирвингу и Локу, нашему психологу. Думаю, следующим будет Ирвинг. Примет эстафету у Ллойда.

– Ну что ж, удачи тебе. Кстати, на тот случай, если тебе будет нечем заняться. Я думаю, что сегодня по «ящику» покажут нашу гипсовую рожу и начнется большой бум. Я собираюсь сидеть здесь и отвечать на звонки. Если захочешь поучаствовать, от помощи не откажусь.

Босх вспомнил о своих планах поужинать с Сильвией. Ничего, она поймет.

– Ладно, я подъеду.

* * *

Послеобеденные слушания свидетелей не были ознаменованы ничем примечательным. Как показалось Босху, стратегия Чэндлер была двоякой. В первую очередь, она, естественно, делала ставку на версию невинно убиенного полицейским человека. В качестве второго пункта хотела использовать «неоправданное применение силы». Даже если бы жюри присяжных решило, что отец семейства Норман Черч на самом деле являлся убийцей-маньяком Кукольником, им еще предстояло бы решить, насколько оправданны были действия Босха.

Сразу после обеда Чэндлер вызвала на место для свидетелей свою клиентку Дебору Черч. Та рассказала душещипательную историю чудесной жизни с чудесным мужем, который обожал всех: дочерей, жену, мать и тещу. Ни единого намека на женоненавистничество. Ни единого грубого слова в адрес детей. Вдова держала в руках пачку салфеток «Клинекс» и после ответа на каждый вопрос промокала глаза.

На ней было традиционное черное платье вдовы. Босх вспомнил, как привлекательна была Сильвия, когда он увидел ее одетой в черное на похоронах мужа. Дебора Черч выглядела отталкивающе. Казалось, она наслаждается ролью, отведенной ей в этом зале: вдова невинно убитого, подлинная жертва. Чэндлер отлично натаскала ее.

Шоу было великолепным. Возможно, даже слишком, чтобы быть правдоподобным, и Чэндлер это знала. Не желая, чтобы разные неприятные вещи всплывали во время перекрестного допроса, она наконец стала задавать Деборе Черч «скользкие» вопросы. Почему, например, Норман Черч под чужой фамилией снимал квартиру над гаражом – ту самую, куда вломился Босх, – если их семейная жизнь была настолько идиллической.

– И у нас были свои сложности. – Вдова сделала паузу, чтобы промокнуть глаза очередной салфеткой. – У Нормана очень часто бывали стрессы. В проектном бюро авиазавода на нем лежала огромная ответственность. Ему была нужна разрядка, вот он и снял эту квартиру. Она сказал, что временами ему необходимо побыть одному. Чтобы подумать. Для меня новость, что он привел туда женщину. Думаю, с ним это случилось впервые. Он был очень наивным человеком, и она, видимо, заметила это. Она украла у него деньги, а потом подставила его, позвонив в полицию и выложив эту дикую историю про Кукольника. Ведь вы же знаете, за его поимку была объявлена награда.

На странице лежавшего перед ним блокнота Босх написал записку и передал Белку, который, прочитав ее, стал царапать что-то в своем.

– Что вы скажете о косметике, найденной в квартире, миссис Черч? Можете ли вы как-то объяснить это?

– Могу только сказать, что если бы мой муж был таким чудовищем, каким его изображают, я бы знала об этом. Если там нашли косметику, значит, ее туда кто-нибудь подбросил. Возможно, уже после того, как он был убит.

Босху показалось, что после этого обвинения глаза всех присутствующих в зале возмущенно впились в него. Еще бы, вдова заявила, что, убив ее мужа, Босх сфабриковал против него улики.

Вслед за этим Чэндлер перенесла свои вопросы на более безопасную почву – вроде отношений, существовавших между Черчем и его дочерями, и закончила душераздирающим вопросом:

– Он любил дочерей?

– Очень, – ответила миссис Черч и, постаравшись, исторгла из себя новую порцию слез. На сей раз она не стала их вытирать – пусть присяжные смотрят, как обильно текут они по ее щекам, исчезая в складках двойного подбородка.

Дав Чэндлер несколько секунд, чтобы вернуться на место, Белк поднялся и подошел к стойке.

– Ваша честь, я вновь буду лаконичен. Миссис Черч, я хотел бы прояснить для присяжных одну вещь. В своих показаниях вы заявили, что знали о снятой вашим мужем квартире, но вам ничего не было известно о женщинах, которых он туда, возможно, приводил, а возможно, и нет. Я правильно вас понял?

– Да, так оно и есть.

Белк заглянул в свой блокнот.

– Разве в ту ночь, когда прозвучал выстрел, вы не заявили сотрудникам полиции, что понятия не имели ни о какой квартире? Разве не вы усиленно отрицали, что у вашего мужа нет и не было подобной квартиры?

Дебора Черч промолчала.

– Если это поможет освежить вашу память, я могу организовать прямо здесь, в зале суда, прослушивание магнитофонной записи вашего первого допроса…

– Да. Я это говорила. Но я солгала.

– Вы солгали? Почему же вы солгали полиции?

– Потому что полицейский только что убил моего мужа. Я… Я не могла с ними общаться.

– Нет, на самом деле вы сказали правду именно в ту ночь, не так ли, миссис Черч? Вы никогда не знали ни о какой квартире.

– Неправда! Я знала!

– Вы с мужем говорили о ней?

– Да, мы разговаривали на эту тему.

– И вы одобрили эту идею?

– Да… правда, неохотно. Я надеялась, что он будет оставаться дома и мы вместе сможем побороть его стрессы.

– Хорошо, миссис Черч. В таком случае ответьте: если вы знали о квартире, говорили о ней и даже одобрили эту идею – охотно или нет, – то почему в таком случае он снял ее под вымышленным именем?

Вдова не ответила. Белк прижал ее к ногтю. Босху показалось, что она бросила быстрый взгляд в направлении Чэндлер, но та даже пальцем не пошевелила, чтобы помочь своей клиентке.

– Я полагаю, – сказала наконец вдова, – вы могли бы задать этот вопрос ему самому, если бы мистер Босх хладнокровно не убил его.

Не дожидаясь протеста со стороны Белка, судья Кейс заявил:

– Жюри присяжных оставит без внимания последнее замечание. Миссис Черч, это недопустимо.

– Прошу прощения, ваша честь.

– У меня все, – сказал Белк, покидая стойку.