Текст книги "Элементали"

– Откуда ты знаешь?

Люкер пожал плечами.

– Я знаю кое-что об американском костюме, вот и все, и это очевидно. Если бы Индия просто копировала фотографию, она бы и платье скопировала. Она не могла сама придумать другое платье, которое вошло в моду через десять лет, – Индия, к моему сожалению, ничего не знает об истории моды.

– Но что это значит, почему платья разные? – недоуменно спросил Дофин.

– Понятия не имею, – ответил Люкер, – я ничего не понимаю.

Люкер оставил рисунок Индии и пообещал Дофину, что на следующий день тщательнее ее расспросит – что это могло значить, никто из них не понимал. Люкер выразил надежду, что это портвейн сбивает их с толку, а утром загадка разрешится каким-нибудь простым и благополучным образом.

Дофин отнес фотокарточку в кабинет и поместил в шкатулку с фотографиями трупов всех Сэвиджей, умерших за последние сто тридцать лет. Через неделю к ним добавится и его мать, так как фотограф посетил церковь Святого Иуды Фаддея за час до похорон. Он повернул ключ в замке шкатулки и спрятал его в другом ящичке шкафа для документов. Задумчиво и медленно Дофин прошел через темные коридоры дома обратно на застекленную веранду. Он выключил свет, но затем, в темноте и легком опьянении, ударился головой о клетку с попугаем.

– Ой, – прошептал он, – прости, Нэйлз, ты в порядке?

Дофин улыбнулся, вспомнив, с какой любовью мать относилась к крикливой птице, несмотря на разочаровывающую бессловесность той. Он поднял чехол и заглянул внутрь.

Попугай взмахнул переливающимися кроваво-красными крыльями и просунул клюв между прутьев. Его плоский черный глаз отражал свет, которого не было в комнате. Впервые за восемь лет жизни попугай заговорил. Холодно подражая голосу Люкера МакКрэя, попугай закричал:

– Мамаши Сэвиджей жрут своих детей!

Глава 4

Так как следующее утро было потрачено на подготовку к поездке в Бельдам, о настораживающем совпадении вековой фотографии и бессознательного рисунка Индии позабыли. Дневной свет не принес решения, но даровал безразличие.

Прибыв в Алабаму лишь накануне, Люкер и Индия даже не распаковывали вещи, поэтому им не составило труда подготовиться к следующему путешествию. А Одессе было почти нечего брать с собой: Ли привезла ее в Малый дом с одним плетеным чемоданчиком. Но Дофина ожидали неизбежные ранние звонки, и это замедлило последующие дела, так что Ли и Большой Барбаре пришлось какое-то время бегать по друзьям, прощаться, возвращать взятые взаймы вещи и умолять, чтобы некоторые мелкие, но важные дела были решены в их, возможно, продолжительное отсутствие. Ли не могла поверить, что Мэриэн Сэвидж умерла всего четыре дня назад. Иногда во время визитов ее осаживали, напоминая, что она должна горевать, и та отвечала, что да, поэтому им просто необходимо сбежать от всего этого ненадолго, а куда еще поехать, кроме как в Бельдам, место настолько удаленное, что с таким же успехом можно оказаться на краю света?

Индия разбудила Люкера в девять, пошла на кухню и приготовила кофе – слугам в этом она не доверяла, – отнесла в комнату и опять его разбудила.

– О боже, – прошептал он, – спасибо.

Люкер отхлебнул кофе, отставил чашку в сторону, встал и несколько минут, спотыкаясь, бродил по комнате голым.

– Если хочешь в ванную, – сказала Индия, сидя в глубоком кресле с кофе, аккуратно поставленным на узкий подлокотник, – она там, – и указала в сторону.

Когда Люкер вернулся, Индия разложила его одежду.

– Мы сегодня увидимся с твоим отцом? – спросила она. Индия предпочитала не называть этого человека ни по христианскому имени, ни по тошнотворному, обременительному обращению «дедушка».

– Да, – ответил Люкер. – Ты сильно против?

– Даже если бы и была, нам все равно пришлось бы идти, правильно?

– Пожалуй, я мог бы сказать ему, что ты блюешь кровью или что-нибудь такое, а ты оставайся в машине.

– Все в порядке, – сказала Индия, – я пойду и поговорю с ним, если ты пообещаешь, что мы не задержимся надолго.

– Конечно нет, – сказал Люкер, застегивая джинсы.

– Если его изберут в Конгресс, Большая Барбара поедет в Вашингтон? Тогда она была бы намного ближе к нам.

– Не знаю, – сказал Люкер, – зависит от обстоятельств. Ты правда хочешь, чтобы она была ближе к нам? – Люкер расстегнул джинсы, чтобы заправить рубашку.

– Да, – ответила Индия, – я вообще-то очень люблю Большую Барбару.

– Ну, – ответил Люкер, – маленькие девочки должны любить своих бабушек.

Индия кисло отвернулась.

– От каких обстоятельств?

– От того, насколько у Большой Барбары ладятся дела. От того, насколько они с Лоутоном ладят друг с другом.

– Большая Барбара – алкоголичка, да?

– Да, – ответил Люкер. – И, к сожалению, метадона[4]4
  Метадон – лекарственный препарат, применяемый при лечении наркотической зависимости.


[Закрыть] для алкашей нет.

Через несколько минут позвонила Большая Барбара и сообщила, что рано утром Лоутон уехал на ферму. Если они не поймают его там в ближайшие пару часов, то придется ждать до середины дня, когда тот вернется с обеденной речи перед матерями Радужных девушек[5]5
  Международный орден «Радуга» для девушек – масонская молодежная организация для девушек 10–20 лет. Орден готовит девушек к ответственной взрослой жизни, развивает лидерские качества, поощряет бескорыстность, командную работу, волонтерство. (По материалам официального сайта организации https://www.gorainbow.org/what-is-rainbow)


[Закрыть]. Затем тщательно продуманный прошлой ночью план был забракован, и Индия с Люкером, не желая откладывать тягостный визит, отправились на ферму. Одесса, набив багажник многочисленными ящиками с едой для Бельдама, поехала с ними. Они сели в «Форд Фэйрлэйн», купленный Дофином примерно год назад исключительно для гостей и знакомых, которые, по той или иной причине, временно оказались без транспорта.

Алабамская «ручка кастрюли», состоящая только из округов Мобил и Болдуин, по форме скорее напоминает зуб после сильного абсцесса. Бухта Мобил представляет собой крупный кариозный дефект, разделяющий половины, которые на северных оконечностях округа еще больше разделены сложной системой извилистых рек и болот.

Земли МакКрэев расположились вдоль реки Фиш примерно в тридцати километрах от Мобила, но на другой стороне бухты Мобил, в округе Болдуин. Плодородные суглинистые равнины, идеально подходящие для скотоводства, выращивания фруктовых деревьев и практически любых товарных культур, какие только ни посадишь. В дополнение к сельскохозяйственной деятельности, которая полностью велась семьей фермеров по фамилии Дуайт, освобожденной Лоутоном МакКрэем от банкротства, МакКрэй владел предприятием по поставке удобрений, расположенным в соседнем едва приметном городе Белфорест. Несмотря на недавнее резкое повышение цен на фосфор, производство удобрений продолжало приносить МакКрэям большие деньги.

Концерн находился на расчищенном участке площадью около ста квадратных метров, рядом с железной дорогой, но поезд больше не останавливался в Белфоресте. Там было три больших складских помещения, парочка старых амбаров, переоборудованных для тех же целей, и мощеная площадка, на которой расположилось множество грузовиков, прицепов и распылителей удобрений. С краю примостился офис – маленькое невысокое здание из бетонных блоков с сине-зелеными стенами и грязными окнами. К опоре провисающего крыльца была привязана лающая дворняга. Люкер проехал бы мимо этого места прямо на ферму, если бы не заметил розовый «Линкольн Континенталь», припаркованный возле офиса. Когда Люкер опустил стекло, они услышали злобные крики Лоутона МакКрэя, спорившего в офисе с обедневшим родственником, который вел для него дела довольно прибыльно. Как только Люкер вылез из «Фэйрлэйна», отец заметил его через заляпанное грязью окно. Лоутон МакКрэй вышел поприветствовать сына. Крупный мужчина с красивыми белыми волосами, но избытком лишней плоти – в виде отвисших щек, большого носа и нескольких подбородков – таких, что хватило бы еще на одно лицо. Костюм на нем – дорогой, плохо сидящий, нуждающийся в небольшой чистке. Лоутон обнялся с Люкером для вида, а затем рванул вокруг «Фэйрлэйна» и резко постучал в окно, через которое на него недоверчиво смотрела единственная внучка. Индия нерешительно опустила стекло и сжалась, когда Лоутон МакКрэй просунул голову и плечи, чтобы поцеловать ее.

– Ты как, Индия? – проревел дед.

Его рот растянулся, а глаза пугающе сузились. Индия не знала, нравится ли он ей меньше как родственник или как политик.

– Очень хорошо, спасибо – ответила она.

– Одесса, – выкрутив громадную голову на массивной шее, он крикнул в сторону заднего сиденья, – а ты как?

– Хорошо, мистер Лоутон.

– Одесса, – спросил он, – ты видела когда-нибудь настолько красивую девчушку, как наша?

– Никогда, – спокойно ответила Одесса.

– И я тоже! С этой девчушкой нужно считаться. Моя единственная внучка, люблю ее, как свою душу! Она – отрада моей старости!

– Вы не старый, мистер Лоутон, – покорно ответила Одесса.

– Ты проголосуешь за меня? – улыбнулся он.

– Ох, ну конечно.

– Ты и Джонни Реда попросишь проголосовать за меня, этого раздолбая?

– Мистер Лоутон, я пыталась заставить Джонни зарегистрироваться, но он твердит о подушном налоге. Я ему говорю, что такого больше нет, а он все равно не регистрируется. Вам нужно поговорить с ним, если хотите, чтобы он проголосовал за вас!

– Скажи ему, что я больше никогда не буду вытаскивать его из тюрьмы, если он не пойдет и не зарегистрируется.

– Я передам, – сказала Одесса.

Лоутон МакКрэй мрачно улыбнулся, затем повернулся к Индии, съежившейся от напора и грубости дедовского голоса.

– Как тебе вчерашние похороны? Большая Барбара сказала, что это твой первый раз. Я никогда не видел мертвых, пока не попал на службу, но, сдается мне, дети в наши дни растут быстро. Тебе было интересно? Ты расскажешь друзьям о похоронах на Юге? Сделаешь доклад об этом в классе, Индия?

– Было очень интересно, – сказала Индия. Она осторожно потянулась к нему тоненькой ручкой. – Не против, если я подниму стекло? – проговорила она с холодной улыбкой. – Весь прохладный воздух уходит наружу. – И она начала вертеть ручку, прежде чем тот успел высунуть голову и плечи.

– Люкер! – крикнул Лоутон МакКрэй сыну, который был всего в метре от него, – а дитятко-то выросло! Стала на голову выше с тех пор, как мы последний раз виделись. Такая куколка! Рад, что она не унаследовала твою внешность. С тебя уже ростом, да? С каждым днем все больше и больше похожа на маму, сдается мне.

– Да, – безразлично согласился Люкер, – сдается мне, так и есть.

– Пойдем, хочу поговорить с тобой минутку.

Лоутон МакКрэй затащил сына в тень желтого трактора, хотя это место, воняющее химикатами, дизельным топливом и фосфорной пылью, вряд ли могло обеспечить защиту от солнца Алабамы. Стоя одной ногой на зубчатой пасти трактора, словно собираясь запустить его и швырнуть высоко в воздух, Лоутон МакКрэй вел с Люкером неохотный разговор почти десять минут.

Каждый раз, когда Индия выглядывала на отца и деда, она все больше и больше удивлялась, как Люкер продержался так долго. Под благовидным предлогом, что весь холодный воздух в машине уже рассеялся, Индия опустила стекло. Но даже теперь она не слышала ни слова из того, о чем говорили двое мужчин. Голос Лоутона был нехарактерно сдержанным.

– О чем они говорят? – спросила она Одессу. Ее любопытство пересилило нежелание разговаривать с чернокожей женщиной.

– О чем им еще говорить? – риторически ответила Одесса. – Они говорят о миз Барбаре.

Индия кивнула: похоже на правду. В следующие несколько минут двое мужчин – один коренастый, краснолицый, тучный и медлительный, а другой маленький, быстрый, смуглый, но не обгоревший, настолько же похожие на отца и сына, как Индия и Одесса походили на дочь и мать, – двинулись обратно к машине. Лоутон МакКрэй просунул толстую руку в окно, схватил Индию за подбородок и почти наполовину вытащил наружу.

– В голове не укладывается, насколько ты похожа на мать. Твоя мама была красивейшей из всех женщин, что я когда-либо видел.

– Я и близко на нее не похожа!

Лоутон МакКрэй громко засмеялся ей в лицо.

– Да ты и говоришь, как она! Мне было так жаль, что твой папочка развелся. Но право, она ему не нужна, когда у него есть ты!

Индия была слишком смущена, чтобы говорить.

– Как там у нее дела, у твоей мамы?

– Не знаю, – соврала Индия. – Я не виделась с ней семь лет. Я уже даже не помню, как она выглядит.

– Посмотрись в зеркало, Индия, посмотрись в чертово зеркало!

– Лоутон, – сказал Люкер, – нам надо ехать, если мы хотим приехать в Бельдам до прилива.

– Тогда поезжайте! – закричал отец. – И послушай, Люкер, дай мне знать, как у вас идут дела, понятно? Я полагаюсь на тебя!

Люкер многозначительно кивнул. Фраза «как идут дела», казалось, имела конкретное и важное значение для обоих мужчин.

Когда Люкер выезжал с территории компании по производству удобрений МакКрэя, Лоутон МакКрэй высоко вскинул руку и долго держал ее в облаке пыли.

– Послушай, – сказала Индия отцу, – если его изберут, я ведь не обязана рассказывать об этом друзьям?

Глава 5

Их путь пролегал на юг через внутренние районы округа Болдуин по узкой незатененной проселочной дороге, окаймленной неглубокими канавами, заросшими травой и какими-то некрасивыми желтыми цветами. За невысокими ветхими заборчиками из колышков или проволоки лежали обширные поля бобовых культур, которые прилегали к земле, казались очень дешевыми и пыльными и могли быть посажены только по одной причине – быть сожранными без остатка либо человеком, либо скотом. Небо было блеклым, почти белым, перистые облака робко парили по краям горизонта, но у них не хватало смелости нависнуть прямо над путешественниками. То и дело они проезжали мимо какого-нибудь здания, и независимо от того, было ли тому дому пять лет или сотня, его переднее крыльцо провисало, стены покрылись волдырями от солнца, а дымоход держался на честном слове. Обветшание было повсеместным, как и очевидное отсутствие жизни. Даже Индия, которая мало чего ожидала от радостей сельской жизни, удивилась тому, что за двадцать километров не встретила ни единой живой души: ни мужчину, ни женщину, ни ребенка, ни собаку, ни даже ворону.

– Время обеденное, – сказала Одесса. – Вот все и сидят за столом. Поэтому никого не видно. В двенадцать часов никого нет на улице.

Даже Фоли, городок, который мог похвастаться населением в три тысячи душ, казался заброшенным, когда они проезжали через него. Конечно, в центре были припаркованы машины, и Одесса утверждала, что видела лица в окне банка, а полицейский автомобиль свернул за угол в двух кварталах впереди, но город был необъяснимо пуст.

– А вы бы вышли в такой день? – спросила Одесса. – Все, кто в здравом уме, остаются дома под кондиционером.

Ради эксперимента Индия немного опустила стекло: жара взревела и обожгла ей щеку. Термометр на здании банка Фоли показывал сорок градусов.

– Боже мой! – сказала Индия. – Надеюсь, там, куда мы едем, есть кондиционер.

– Нет, – ответил Люкер. – Индия, когда я был маленьким и каждое лето приезжал в Бельдам, там даже электричества не было, разве не так, Одесса?

– Верно, оно и сейчас не всегда работает. Нельзя рассчитывать на генератор. В Бельдаме есть свечи. Есть керосиновые лампы. А тот генератор – не доверяю я ему. Но, деточка, у нас там целая куча бумажных вееров.

Индия печально взглянула на отца: куда ее везут? Какие преимущества мог иметь Бельдам перед Верхним Вест-Сайдом, даже перед Верхним Вест-Сайдом в невыносимейше жаркое лето? Люкер сказал Индии, что Бельдам ничуть не хуже Файер-Айленда, любимого места Индии, но неудобства Файер-Айленда лишь придавали ему живописности и привлекательности. Индия подозревала, что в Бельдаме не было благ цивилизации, и боялась, что ей будет не только скучно, но еще и по-настоящему некомфортно.

– Как там с горячей водой? – спросила она, решив, что это справедливый критерий для оценки места.

– Ой, на плите согревается в мгновение ока, – ответила Одесса. – Плиты греют что надо в Бельдаме!

Индия больше не задавала вопросов. От Фоли до побережья было немногим более пятнадцати километров. Поля сдали позиции, их место занял хлипкий усеянный пнями лесок из больных сосен и кустарниковых дубов. Местами подлесок, густой, коричневатый и непримечательный, был занесен белым песком. Тот то и дело взвивался над дорогой, а вдали вздымались песчаные дюны. C небольшого холма стал виден Мексиканский залив. Он был перламутрово-голубым, такого цвета, каким следовало бы быть небу. Пена, бившаяся на гребнях ближайших волн, казалась серой в сравнении с белизной песка на обочинах дороги.

Внезапно в поле зрения появился Галф-Шорс – курортный поселок с парой сотен домов и дюжиной магазинчиков. Фасады всех зданий были покрыты зеленой черепицей, а крыши – серой, все оконные решетки – ржавые. Даже если сейчас, в середине недели, здесь проживало действительно мало людей, это место, по крайней мере, сохраняло иллюзию многолюдности, и Индия позволила своей надежде возродиться. Затем, словно нарочно, чтобы развеять ее жалкие крохи, Люкер заметил, что этот участок побережья называют «Ривьерой для деревенщины». Он свернул на указателе с надписью «Автодорога Дикси Грейвс» на ленту асфальта, которая иногда терялась под тонкой пеленой белого песка. Галф-Шорс быстро остался позади.

По обеим сторонам дороги дыбились волнами мягкие белые дюны, там и сям встречались пучки высокой жесткой травы и заросли морских роз. Дальше в обе стороны раскинулась синяя вода, но только с левой стороны волны бились о берег. Одесса указала направо.

– Это бухта. Бухта Мобил. А Мобил там наверху – как далеко, вы сказали, мистер Люкер?

– Около восьмидесяти километров.

– Ну вот, его не видно, – сказала Одесса, – но он там. – А это, – указала налево, – вот это залив. Там ничего нет, вообще ничего.

Индия в этом не сомневалась.

Они ехали через другой район: всего пара десятков домов и совсем нет магазинов. Тонны раздробленных ракушек, выложенных на песке, образовывали подъездные дорожки и дворики возле домов. Лишь несколько домов не были заколочены, и это место казалось Индии последней стадией запустения.

– Это Бельдам? – спросила она тревожно.

– Боже правый, нет! – засмеялась Одесса. – Это Гаск! – сказала она таким тоном, как если бы Индия спутала Всемирный торговый центр с Флэтайрон-билдинг.

Люкер заехал на заправочную станцию, которая, как оказалось, была закрыта несколько лет назад. Индия никогда раньше не видела такие бензоколонки: тонкие и круглые, с красными стеклянными колпачками, что делало их похожими на слонов на шахматной доске.

– Здесь закрыто, – сказала она отцу. – У нас кончился бензин? – жалобно спросила она, желая все это время оказаться на углу Семьдесят четвертой улицы и Бродвея. (Как ясно она могла это представить!)

– Нет, все нормально, – сказал Люкер, останавливаясь за станцией. – Нам просто нужно сменить машину, вот и все.

– Сменить машину!

За станцией был простроен маленький гараж. Люкер вышел из «Фэйрлэйна» и распахнул незапертую дверь. Внутри стояли «Джип» и «Интернешнл Скаут», оба автомобиля с номерами Алабамы. Люкер взял ключ, который висел на крючке в гараже, забрался в «Скаут» и выехал задним ходом.

– Я хочу, чтобы ты помогла все перенести, Индия, – сказал Люкер, и неохотно и угрюмо Индия вышла из прохладной машины. Через несколько минут все сумки и коробки с едой, лежавшие в багажнике и на заднем сиденье «Фэйрлэйна», были свалены в «Скаут». «Фэйрлэйн» загнали в гараж, и дверь снова закрылась.

– Что ж, – спросила Индия, когда Люкер и Одесса взобрались на передние сиденья «Скаута», – а мне где сесть?

– Выбирай, – сказал Люкер. – Можно встать на подножку, сесть на колени к Одессе. Или… прокатиться на капоте.

– Что?

– Но если выберешь капот, то держаться придется крепко.

– Я упаду! – закричала Индия.

– Мы остановимся ради тебя, – засмеялся Люкер.

– Черт тебя побери, Люкер, да я лучше пешком пойду, я…

– Деточка! – вскрикнула Одесса. – Что за выражения!

– Далековато идти, – продолжил смеяться Люкер. – Давай, вот полотенце. Расстели его на капоте и садись. Мы будем ехать медленно, а если соскользнешь, постарайся не попасть под задние колеса. Я так любил кататься на капоте! Мы с Ли дрались за поездку на нем!

Индия боялась поцарапать ногу, стоя на подножке, а сидеть на коленях Одессы было немыслимым унижением. Когда Люкер отказался оставить ее у гаража и потом вернуться, она в гневе запрыгнула на капот «Скаута». После того как она устроилась на полотенце, которое ей вручила Одесса, Люкер выехал с заправки и направился в сторону побережья.

Ощущения от езды на капоте «Скаута» оказались не такими уж неприятными, несмотря на вьющийся белый песок, который проникал Индии под одежду и забивался в глаза. Даже под солнечными очками ей приходилось щуриться от яркого света. Люкер ехал медленно прямо вдоль линии прилива, широкие дуги пенистой воды то и дело пробирались под колеса. Чайки, песочники и птицы еще четырех видов, которых Индия не могла опознать, разлетались при их приближении. Крабы удирали прочь, а когда она выглянула из-за крыла, то увидела тысячи крошечных воронок в песке, через которые дышали панцирные создания. Рыба плескалась в прибрежных волнах, и Люкер, чей голос она не слышала из-за сильного прибоя, указал в сторону, где за светло-зеленой линией – должно быть, песчаной отмелью – резвилась стая морских свиней. По сравнению с этим берег Файер-Айленда был безжизненным.

Они проехали на запад примерно шесть километров. После того как Гаск оказался позади, домов они больше не видели. Изредка показывалась нить автодороги Дикси Грейвс, но машины по ней не ехали. Индия повернулась и крикнула через лобовое стекло: «Далеко еще?» Ни Люкер, ни Одесса ей не ответили. Ее рука коснулась капота, и она отдернула ее, обжегшись.

Люкер резко развернул «Скаут», и Индии пришлось цепляться изо всех сил, чтобы не соскользнуть. Волна крупнее всех остальных разбилась о переднее крыло, заливая капот и Индию.

– Лучше? – закричал Люкер, насмехаясь над ее явным неудобством.

Внутренней стороной рукава – единственной непромокшей частью одежды – Индия вытерла свое обиженное лицо. Она больше не поворачивалась. Солнце высушило ее всего за несколько минут. Шум волн, нежное покачивание «Скаута», урчание мотора под капотом и, главным образом, жар, наполнявший все сущее в этом уединенном месте, зачаровывали девочку так, что она почти позабыла о своем гневе. Люкер нажал на гудок, и она резко дернулась.

Он указал вперед и произнес: «Бельдам». Индия прислонилась спиной к лобовому стеклу, не заботясь о том, блокирует ли она обзор, и уставилась вперед. Они пересекли небольшую влажную впадину из морского песка и глины, усыпанную ракушками, напоминавшую дно реки, и вышли на длинную косу шириной не более пятидесяти метров. Слева был залив, вдали – чайки, летучие рыбы и морские свиньи, а справа – узкая лагуна с зеленой неподвижной водой, за ней – гораздо более широкий полуостров, пересеченный автодорогой Дикси Грейвс. Они проехали по этой узкой косе еще метров четыреста, и небольшая лагуна справа стала шире и заметно глубже. Теперь она увидела впереди россыпь домиков, не похожих на те, что построены в Галф-Шорс и Гаске: маленькие черепичные обувные коробки на бетонных блоках с ржавыми решетками. Это были большие причудливые старые дома, какие можно было найти на журнальных столиках в книгах об экстравагантной американской архитектуре.

Теперь она могла рассмотреть три обособленных дома в самом конце косы. Большие, высокие здания в викторианском стиле, выцветшие в однотонно серый, угловато вытянутые, с сотней мелких затейливых деревянных орнаментов. Когда они подъехали ближе, Индия заметила, что все три дома были одинаковыми, с одинаковыми окнами, одинаково расположенными на фасадах, и одинаковыми купольными верандами с трех одинаковых сторон. Каждый был направлен в свою сторону. Дом слева обращен к заливу, дом справа – к лагуне и полуострову, который вился от Галф-Шорс. Третий дом, в середине, выходил на конец косы, но вид с запада явно перекрывали высокие дюны, которые там образовались.

Дома располагались под прямым углом и примыкали к открытой площади с покрытыми ракушками тропками и невысокими кустарниками. За исключением этой растительности, все покрывал белый песок, а дома возвышались над волнистой поверхностью изменчивого пляжа.

Индия была в восторге. Какое имели значение перебои электричества и мытье головы в холодной воде, когда Бельдам целиком и полностью состоял из трех настолько великолепных домов?

Люкер остановил «Скаут» у кустарника, который делили между собой три дома. Индия спрыгнула с капота.

– Какой из них наш? – спросила она, и отец засмеялся над ее неприкрытым восторгом.

Он указал на дом на заливе.

– Это наш. А это Ли и Дофина – указывая на дом напротив, расположившийся у небольшой лагуны. – Водоем называется «Лагуна Эльмо». Во время прилива, как ты уже знаешь, воды залива впадают в Сэнт-Эльмо, и мы полностью отрезаны от мира. Во время прилива Бельдам превращается в остров.

Индия указала на третий дом.

– А это чей?

– Ничей, – ответила Одесса, вынимая из «Скаута» ящик с едой.

– Ничей? – удивилась Индия. – Какой чудесный дом – они все чудесные! Почему там никто не живет?

– Не могут, – ответил Люкер с улыбкой.

– Почему?

– Обойди и посмотри, – сказал он, вытаскивая первую сумку из «Скаута». – Обойди и посмотри, а потом возвращайся и помоги мне и Одессе распаковать вещи.

Индия быстро зашагала по тропинкам, пересекавшим общую территорию, которую Люкер называл двором, и увидела, как близко песчаные дюны в конце косы наступают на третий дом. Что-то заставило ее отстранить мысль подняться по ступенькам на веранду, и она обогнула ее. И остановилась.

Дюна белого песка – ослепляющая от солнца, бьющего прямо в глаза, – не просто наступала на дом, она практически уже начала его поглощать. Задний фасад дома был в порядке, но весь передний покрывал песок, возвышаясь над крышей веранды. Дюна грациозно проскользнула по веранде, замуровав дубовые качели, свисавшие на цепях с потолка.

Индия пробралась к другой стороне дома. Там ее ожидало то же самое, хотя песок забирался не так высоко, а его склон был более пологим. Ей хотелось зайти в третий дом и посмотреть, занимает ли дюна комнаты такими же пологими волнами, или стены и окна смогли удержать позицию. Сможет ли она добраться до окна и посмотреть через стекло внутрь дюны?

Она колебалась в углу веранды. Любопытство переполняло: она позабыла всю злобу на отца за то, что он привез ее в это богом забытое место.

Но все же что-то заставляло Индию воздержаться от подъема по ступеням веранды, что-то говорило не заглядывать в окна того дома, в котором никто не жил, что-то удерживало ее даже от того, чтобы ткнуть носком крупицы белого песка, просыпавшиеся с вершины дюны на землю у ее ног. Люкер позвал ее, и она побежала назад помогать ему разгрузить «Скаут».