Текст книги "Элементали"

Глава 6

После того как «Скаут» был разгружен, Индия обошла весь дом МакКрэев, комнату за комнатой. Вспоминая о холодной роскоши декора в доме Большой Барбары в Мобиле, она была удивлена домашними, но в то же время хорошо продуманными интерьерами этого здания. Люкер объяснил, что загородный дом был отремонтирован, когда они купили его в 1950 году, и, за исключением замены обивки, подушек и портьер, моментально гнивших в соленом воздухе, с тех пор его не трогали. По мнению Индии, не хватало всего-навсего ковров на деревянном полу, но Люкер сказал, что невозможно содержать ковры в чистоте, когда песок весь день гуляет по дому.

Все первые этажи в Бельдаме состояли из трех больших комнат: гостиной, которая тянулась вдоль одной стороны дома, а напротив нее – столовой в передней части и кухни в задней. Единственная ванная комната была оборудована в углу кухни. На втором этаже по углам расположились четыре спальни, каждая с двумя окнами и одной дверью, выходящей в центральный коридор. Узкая лестница вела на первый этаж, и еще более узкая – на третий. Верхняя часть каждого дома представляла собой тесную комнату с окнами с обеих сторон, которую всегда отводили для слуг.

Индии выделили спальню на втором этаже, с окнами на залив, а сбоку открывался захватывающий вид на губительную дюну, пожиравшую третий дом. В комнате находились железная двуспальная кровать с медными вставками, расписной туалетный столик, шифоньер, плетеный письменный стол и большой шкаф.

Пока Индия распаковывала вещи, в комнату вошел отец; он присел на край кровати и заправил пленку в свой «Никон».

– А ты какую комнату выбрал? – спросила Индия.

– Вон ту, – ответил Люкер, указывая на стену, которая была общей с соседней спальней в передней части дома. – Это моя комната с пятьдесят третьего года. Большая Барбара заселилась напротив меня.

– Итак, – сказал он, поднимая камеру и быстро делая пару снимков дочери, стоящей перед открытым чемоданом, – как тебе Бельдам?

– Очень нравится, – тихо сказала она, как бы намекая ему на то, что имеет в виду нечто большее.

– Я так и думал. Пусть даже это и край света.

Она кивнула.

– Знаешь, ты ведешь себя очень по-нью-йоркски, – продолжал отец.

– Почему это? – удивилась она.

– Первым делом распаковываешь вещи.

– С каких пор это стало исключительно нью-йоркским поведением? – защитилась она, замерев между чемоданом и комодом.

– Потому что когда ты закончишь, то захлопнешь его и засунешь под кровать – как видишь, чуланов в этих домах нет, – и скажешь себе: «Ну все, теперь можно заняться делом!»

Индия засмеялась.

– Все верно. Кажется, я думаю о Файер-Айленде.

– Да, – сказал Люкер, – но мы обычно проводим на острове два или три дня, – повернешь немного направо, и ты в тени. Одному богу известно, сколько мы проведем здесь. И, если ты не заметила, то я должен упомянуть, что здесь, в Бельдаме, не так уж и много развлечений.

– Тебе будет хуже, чем мне, – она пожала плечами, – по крайней мере, я недостаточно взрослая, чтобы изнывать от желания…

– Со мной все будет нормально, – ответил Люкер. – Я приезжал сюда всю свою жизнь, по крайней мере пока ты не родилась. Эта женщина – как Барбара ее называет – эта женщина и я приехали сюда однажды во время нашего медового месяца, и она возненавидела это место и сказала, что ноги ее здесь больше не будет. Мы задержались тут недолго, только и успели тебя зачать.

– Что? Ты думаешь, это случилось здесь?

Люкер пожал плечами.

– Мне так кажется. Само собой, мы с этой женщиной начали кувыркаться задолго до свадьбы, но она принимала таблетки. А в медовый месяц слезла с них – и мне не сказала, конечно же. А когда я узнал, мы здорово поругались и не занимались сексом примерно два месяца – так что по всем расчетам тогда было подходящее время для твоего зачатия.

– То есть ты говоришь, что я была ошибкой?

– Ну да, ты правда думаешь, что я хотел ребенка?..

– Но тогда это очень странно, – сказала Индия.

– Что именно?

– Что меня могли зачать здесь, и с тех пор я здесь впервые.

– Не думаю, что ты много об этом помнишь.

– Нет, – ответила Индия, – но это место не кажется мне совершенно чуждым.

– Когда твоя мать сказала, что ненавидит Бельдам, я думаю, что понял – с браком что-то не так. Но все же, так или иначе, с тех пор я сюда не ездил – так странно здесь находиться.

– Воспоминания нахлынули?

– Еще бы, – ответил он и махнул рукой в сторону окна. Индия, у которой были уже тысячи ее фотографий, сделанных отцом или его друзьями, без стеснения подчинилась и продемонстрировала позы и выражения лица, которые, как она знала, ему нравились.

– Но, – сказал он, возясь с экспозицией, – я просто хотел предупредить тебя, что развлекаться придется самой.

– Я знаю.

– А если станет совсем тошно, дай мне знать, и я подкину тебе таблетку.

Индия нахмурилась:

– Меня от них мутит.

– Я пошутил. Тебе здесь ничего не понадобится.

Волна громко разбилась о берег, и им пришлось перекрикивать шум. С залива подул ветер, и тонкие занавески нежно окутали Индию.

– Картины на стене – мои, – сказал Люкер. – Я рисовал, когда приезжал сюда. Раньше я думал, что стану художником.

– Отстойные картины, – беззлобно сказала Индия, – но ты хороший фотограф. Почему бы не снять их и не повесить твои снимки?

– Может, так и сделаю. Может, это даже станет проектом года, если я смогу набраться сил. Должен предупредить: Бельдам – место довольно вялое. Можно рассчитывать на два дела в день, одно из которых – встать с постели.

– Люкер, я смогу о себе позаботиться. Не беспокойся. Я привезла с собой то панно, которое хочу повесить дома над кроватью, и оно займет у меня вечность. Пока есть иголка и нитка, со мной все будет в порядке.

– Вот и отлично, – с облегчением сказал Люкер. – Обещаю, что не буду о тебе беспокоиться.

– Как долго мы здесь пробудем?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Зависит от обстоятельств. Не переживай.

– Не буду. А от каких обстоятельств?

– От Большой Барбары.

Индия кивнула – она поняла, что Люкер не хотел вдаваться в подробности, потому что этот вопрос еще не обсуждался. Распаковав вещи, Индия закрыла чемодан и задвинула его под кровать. Она села за туалетный столик, и Люкер сфотографировал ее отражение в зеркале.

– Встань у окна, – сказал Люкер спустя несколько секунд, – я хочу, чтобы на заднем плане был залив.

Вместо того чтобы подойти к окну, выходившему прямо на воду, она встала у другого окна и посмотрела на дом, находившийся в пятнадцати метрах от нее. Между двумя зданиями не было ничего, кроме квадрата нетронутого песка.

– Этот дом просто не дает мне покоя, – сказала Индия. – Кто им владеет? Он принадлежит Сэвиджам?

– Наверное… – нерешительно ответил Люкер.

– С ума сойти. В Бельдаме всего три дома, ты приезжаешь сюда тридцать лет подряд, но не знаешь, кому принадлежит третий дом?

– Нет.

Он фотографировал ее, быстро перемещаясь, чтобы захватить разные ракурсы, и, как показалось Индии, эти ракурсы не включали третий дом на заднем плане.

– Давай спустимся, – сказала Индия, – и посидим на улице. Я хочу, чтобы ты рассказал мне про Бельдам. Получается, ты практически держал это место от меня в секрете. Ты никогда не говорил, что здесь так замечательно!

Люкер кивнул, и через несколько минут они уселись на качели, висевшие под юго-восточным сводом веранды. Перед глазами был только залив, а если повернуться, то прямо позади виднелся дом Сэвиджей, но третий дом находился вне поля зрения за углом веранды. Индия хлопнула ладонями комара и спросила:

– Когда был построен Бельдам?

– Прапрадед Дофина построил все три дома в 1875 году. Один для себя и своей второй жены, другой для своей сестры с мужем, и третий для старшей дочери с мужем. И у всех были дети. Вероятно, он решил спроектировать однотипные дома, чтобы избежать споров о том, кому достался лучший – а может, просто хотел сэкономить. Ясное дело, в 1875 году здесь вряд ли можно было найти дешевые материалы и рабочую силу. Все нужно было доставлять на лодке из Мобила или, может быть, из Пенсаколы. Я бы и сам хотел побольше узнать о строительстве этих домов – это самое интересное. Может, Дофин знает, где хранятся записи – Сэвиджи никогда ни от чего не избавляются.

Люкер взглянул на дочь, чтобы убедиться, что ей все еще интересно. Она поняла и кивнула в знак поощрения.

– В любом случае, – продолжил он, – все три семьи проживали здесь с середины мая до середины сентября. Их было около двадцати человек, не считая слуг и гостей. Дело не в том, что летом здесь прохладнее, а в том, что в Мобиле было небезопасно. Многие умерли тогда от малярии. А дома перешли по наследству к другим Сэвиджам. Во время Великой депрессии два из них продали, этот дом и третий – хотя, по-моему, Сэвиджи сглупили, не оставив себе тот, что выходит на залив. Лоутон и Большая Барбара приобрели его в 1950 году у Хайтауэров, которые были должны им деньги, так что Лоутон принял дом в качестве оплаты. Мы начали приезжать каждый год и оставались с Большой Барбарой почти на все лето. Именно тогда Большая Барбара и Мэриэн Сэвидж стали такими хорошими друзьями. Они ожидали Ли и Мэри-Скот в одно и то же время. А мы: я, само собой, Дофин и еще Дарнли – играли вместе весь день. Мы с Дарнли ровесники.

– В третьем доме уже тогда никто не жил?

Люкер покачал головой.

– Никого с тех пор, как я здесь бываю. Конечно, он не всегда был покрыт песком. Не думаю, что дюна появилась раньше, чем лет двадцать назад. До этого дом просто закрыли, и никто не приходил. Не могу точно вспомнить, что там была за история. Как я уже сказал, дом продали во время Великой депрессии, и кто-то тут поселился. Но надолго они не задержались – думаю, на этом все. Дом купили, но больше никогда им не воспользовались, и когда Сэвиджи поднакопили денег во время Второй мировой, то выкупили его обратно. Как-то так – Дофин рассказал бы точнее.

– Почему люди, купившие третий дом, перестали туда приезжать? Что-то случилось?

– Не знаю, – пожал плечами Люкер. – Я не помню, в чем там было дело. Странно думать обо всем этом снова, я правда многое забыл. Мы приезжали сюда несколько лет, Ли и Мэри-Скот уже родились, а спустя еще несколько лет Дарнли начал проводить лето в парусном лагере в Северной Каролине. Тогда мы с Дофином по-настоящему сблизились. Я на три года старше него. Забавно, что ты зовешь дом третьим, потому что именно так мы всегда его называли. Раньше он меня пугал, и Ли тоже. Поэтому моя комната с той стороны – оттуда нельзя увидеть третий дом. Ночью мне было страшно смотреть на него, я боялся, что внутри что-то живет.

– Но ты дал мне комнату, которая выходит на него, – сказала Индия.

– Но ты не боишься, – ответил Люкер. – Я воспитал тебя так, чтобы ты не боялась подобных вещей.

– Песка теперь стало намного больше, чем когда ты был здесь в прошлый раз?

Люкер поколебался, прежде чем ответить. Он прихлопнул москита на руке.

– Не знаю, – сказал он. – Нужно пойти и посмотреть.

– Пойдем посмотрим, – согласилась Индия. – Хочу увидеть, как там. Возьми камеру, сделаешь снимки. Может, если мы сможем попасть внутрь, сфотографируешь меня в комнате, наполовину заполненной песком, – будет отпад!

– Ох, – мягко сказал Люкер, – не распаляйся так, Индия. В нашем распоряжении все время мира. В Бельдаме настолько нечего делать, что, может быть, тебе стоит приберечь немного развлечений на тот случай, когда станет по-настоящему скучно. – Он уперся ногой в половицы и толкнул качели по дуге вбок. Через открытое окно дома Сэвиджей было слышно, как Одесса раскладывает продукты по кухонным шкафчикам.

Глава 7

Индия, унаследовавшая от матери нежную кожу, пряталась под длинными рукавами и широкополой шляпой, пока Люкер проводил ей экскурсию по косе. Прямо от своего дома они отправились к широкой и пологой впадине, похожей на засохшее русло реки. Через это русло во время прилива лагуна Сэнт-Эльмо соединялась с заливом и полностью отделяла Бельдам от материковой части полуострова. Они прогулялись вдоль лагуны Сэнт-Эльмо – Индию восхитила красота спокойной зеленой воды.

– Не знаю, почему ты не рассказывал своим друзьям в Нью-Йорке про Бельдам, – сказала Индия. – Это же идеальное место для вечеринки в загородном доме. У твоих друзей есть деньги, они могли бы себе позволить прилететь на выходные. На Лонг-Айленде нет ничего подобного – ничего настолько укромного.

Люкеру не понравился вопрос, и для Индии это было очевидно.

– Бельдам – очень уединенное место, – наконец сказал он. – Это семейное место. Он принадлежит нам – МакКрэям и Сэвиджам. Мы никогда особо никого не приглашали.

– Вообще? – удивилась Индия. – В Бельдаме что, никогда не было гостей?

– Конечно, были, – ответил Люкер. – Много раз, наверное, но в последнее время нет.

– С каких пор?

Люкер пожал плечами.

– С тех пор, как Дофин окончил школу.

– А почему перестали приглашать гостей?

– Мы просто поняли, что гостям – людям не из нашей семьи – на самом деле не нравился Бельдам.

– Мне нравится, – сказала Индия.

– Ты из нашей семьи, дурочка.

– Иметь семью – это так странно, – задумчиво сказала Индия. – Со всеми этими людьми у тебя нет ничего общего, кроме родственных уз. Но тебе легче, потому что ты вырос в компании целой кучи людей. А у меня был только ты.

– Лучше просто я, чем я и твоя мать одновременно.

– И то правда! – воскликнула Индия. – Но что заставило вас всех внезапно перестать приглашать людей в Бельдам?

– Ой, ну, я не совсем уверен…

– Неправда, – запротестовала Индия. – Скажи, скажи.

– Ну, у Дофина тут была вечеринка. Сразу после окончания школы, и он пригласил на выходные кучу друзей…

– И ты был на ней?

– Тем летом я проходил дополнительные курсы в Колумбийском университете. Я не смог приехать. Но Большая Барбара и Ли были здесь, и все девочки ночевали в нашем доме. А мальчики остановились у Сэвиджей. Одесса и Мэриэн Сэвидж, конечно, тоже там были, следили за происходящим.

– И что-то случилось?

Люкер кивнул.

– Что?

– Не уверен…

– Что это значит?

– Это значит, что я не совсем уверен, что именно случилось. Наверное, ничего. Но все девочки ночевали в нашем доме, а две спальни на западной стороне – та, в которой сейчас ты, и вторая напротив – выходят на третий дом. В ту субботу они не спали допоздна, болтали, сплетничали, делали прически или чем там занимаются старшеклассницы, когда приезжают на пляж, – и увидели что-то снаружи.

– Что увидели?

– Ну, как они подумали, они увидели женщину…

– Женщину? Какую?

– Они не смогли толком рассмотреть. Просто женщину – толстую и в длинном платье, это все, что известно.

– Что она делала? Она просто гуляла по двору или что-нибудь такое? Может, это была Мэриэн Сэвидж.

– Мэриэн Сэвидж всегда была очень худой, даже до того, как заболела раком. А они видели большую толстую женщину – она гуляла по крыше третьего дома.

– Что?

– Она просто ходила по крыше над верандой, заглядывала во все окна и пыталась приоткрыть их снаружи. Они не смогли хорошо рассмотреть, потому что было очень темно. Они…

– Женщина забралась в третий дом?

– Не было там никакой женщины, – ответил Люкер. – Им померещилось. Это была коллективная галлюцинация или еще что-нибудь. Там никого не было. Ты видела, как тяжело попасть в Бельдам – никто не приедет сюда посреди ночи. Особенно толстая женщина в длинном платье. И на эту крышу невозможно подняться без лестницы, а наутро никакой лестницы не нашли. Им все это померещилось.

– Может, это была взломщица.

– Из толстых женщин получаются посредственные взломщицы, Индия. И к тому же зачем взломщику появляться здесь тогда, когда вокруг много людей, а не тогда, когда совершенно безлюдно? Эти девочки кричали, но женщина даже не обернулась на них.

– И куда она делась? Что с ней случилось?

– Девочки сказали, что она просто завернула за угол и исчезла, и больше они ее не видели.

– Может, она забралась в окно с другой стороны. На следующий день кто-нибудь заходил в дом?

– Конечно же нет. Не было никакой женщины. Но девочки испугались. Они разбудили Большую Барбару, Одессу, Мэриэн Сэвидж, и все вернулись в Мобил той же ночью. И с тех пор мы никого не приглашаем в Бельдам. И из того, что рассказывала Большая Барбара, у меня сложилось ощущение, что большинство людей сюда не приедут, даже если их пригласят.

Занятые этой беседой, они подошли к дому Сэвиджей. Люкер остановился и указал на легкое движение в темноте, видимое в окне второго этажа.

– Одесса готовится к приезду остальных. Она приезжает сюда так же давно, как и все мы. Ей отвели спальню на втором этаже – как раз ту, что выходит на третий дом, но она отказалась. Вместо этого заняла третий этаж. Он весь в ее распоряжении, и она утверждает, что жара ее не беспокоит. Спустя тридцать лет полагаю, что и в самом деле нет.

Люкер остановился у дома, и Индии показалось, что он скорее бы продолжил разговор об Одессе, чем завершил бы обход Бельдама. Она потащила его мимо дома Сэвиджей к самому краю косы. Здесь заходящее солнце бликовало резкими штрихами на бьющихся друг о друга волнах.

– Я ничего не смыслю в морской геологии или как она там называется, – сказал Люкер, – поэтому я не могу сказать, что здесь происходит. Но, когда я был в твоем возрасте, пляж здесь был намного больше, а теперь все под водой, и осталась всего лишь какая-то песчаная отмель – к тому же не самая безопасная. На вид она безопасная, но я бы не стал доверять этому виду. Когда я был маленьким, дюна только начинала формироваться, и Мэриэн Сэвидж все ворчала про песок, клубившийся на крыльце третьего дома. Тогда мы еще не знали, что весь дом накроет. Каждый раз, возвращаясь, мы обнаруживали, что дюна стала чуть выше. А теперь смотри – сказал он, стоя спиной к воде, – отсюда почти ничего не видно за песком.

Индия смогла разглядеть лишь большую часть второго этажа дома и единственное окно наверху. Ее ослепило солнце, отражавшееся в уцелевших стеклах.

Она прыгнула вперед и наступила на основание дюны. Текстура здешнего песка заметно отличалась от пляжного, чтобы можно было говорить об «основании дюны».

– Что ты делаешь? – резко спросил Люкер.

– Я собираюсь забраться наверх и посмотреть в окна. Пошли! – она не без труда сделала пару шагов вверх.

– Нет! – закричал Люкер.

Индия обернулась и улыбнулась: она его проверяла. Его нежелание говорить о доме самому, без ее расспросов, было очевидным.

– Ты все еще боишься его, – сказала она. – Ты боялся, когда был маленьким мальчиком, но и сейчас все еще боишься, – она стояла на несколько метров выше, чем он, и ее ноги медленно уходили в рыхлый мелкий песок.

– Да, – ответил он, – конечно, боюсь. Спроси Ли, и она скажет, что тоже боится.

– А Дофин? И он боится третьего дома?

Люкер кивнул.

– А что насчет Большой Барбары и Одессы?

– А им чего бояться? – спросил Люкер. – Они начали приезжать в Бельдам, будучи уже взрослыми. Думаю, дом, скорее всего, действует только на детей. В нем нет ничего странного, нет никаких историй о привидениях или еще чего-то. Наверное, это оттого, что дом был пустым и на него поддувало песком, а здесь было настолько скучно, что не оставалось ничего лучше, чем пугаться, вот и все.

– Тогда заберись сюда со мной и давай заглянем в окна. Я хочу посмотреть, не попал ли песок внутрь дома.

– Это небезопасно, Индия.

– Черт побери, Люкер, это гребаные песчаные дюны, а ты на них уже достаточно насмотрелся на Файер-Айленд, разве нет?

– Да, – ответил Люкер. – Но на острове были постоянные дюны, они…

– Дюны непостоянны, – нравоучительно сказала Индия, – вот что делает их дюнами, и, к тому же, эта всего метров пять в высоту.

Не дожидаясь разрешения отца, она повернулась и быстро зашагала к вершине. Ступни в сандалиях вязли в мелком белом песке, и она с трудом поднимала их. Она остановилась, сняла сандалии и бросила их Люкеру. Он поднял их, постучал ими по бедру и нетерпеливо взмахнул, ухватив за ремешки.

Индия направилась к окну слева, чтобы заглянуть в комнату, которая была копией ее собственной. Песок доходил до второго из четырех рядов оконного переплета.

Босиком Индия добралась до вершины дюны. Она бы соскользнула вниз, если бы не схватилась за одну из геральдических лилий, украшавших фриз второго этажа. Она подтянулась прямо к окну, чтобы как следует рассмотреть комнату, повторяющую ее собственную.

Впоследствии она не могла сказать точно, чего именно ожидала, но какими бы ни были ее ожидания, то, что она увидела, их не оправдало.

Комната, идеально соответствовавшая ее собственной по пропорциям, деревянной отделке и украшениям, была оформлена в стиле, который она опознала как поздневикторианский. Там находились кровать из красного дерева с четырьмя высокими столбами, увенчанными резными ананасами, шкаф, комод и туалетный столик из того же дерева и украшенные в том же стиле. На полу были расстелены грубые циновки, а стены покрыты полосатыми зелено-черными обоями. С молдинга на стене свисало несколько гравюр в темных рамах, слегка покосившихся на своих треугольных подвесках. На столике у кровати стоял графин из рубинового стекла, накрытый перевернутым рубиновым стаканом. Индия видела, что в нем все еще налита вода. На туалетном столике валялась куча кистей и открытая коробка с зеркалом, которые, как она подозревала, были набором для бритья.

Солнце светило прямо в окно, ярко озаряя одну часть комнаты и оставляя другую в тени. Собственная черная тень любопытства Индии тянулась по полу, словно испуганный призрак последнего обитателя комнаты.

Через открытую дверь в холл она могла слабо различить перила лестницы, ведущей на второй этаж.

Индия была очарована. Теперь, всматриваясь в сумрак комнаты, она увидела следы насилия, что учинило над этим местом безжалостное время. Зеркало в коробке для бритья треснуло, и осколок, упавший на комод, отражал пятно солнечного света на стене. Одна из подвесок у гравюр оборвалась, и Индия видела угол сломанной рамы, лежавший в дальнем углу кровати. Толстый слой красной пыли покрывал циновку прямо под портьерами, где сгнила бахрома. Но комната была на удивление нетронутой. Она с недоумением повернулась к отцу.

– Индия, что там? – спросил он обеспокоенно и раздраженно.

– Люкер, ты должен подойти сюда и посмотреть, это…

Геральдическая лилия, благодаря которой она все еще держалась в зыбучем оседающем песке, обломилась в ее руках. Ахнув, Индия упала прямо на дюну. Руки и колени ушли в песок, и она удивленно посмотрела на отца, который не поднимался ей на помощь.

– Поняла, что я имел в виду? – сказал он. – Спускайся.

Она попыталась встать, но не смогла устоять на склоне. Ступни утопали в песке, и когда она изо всех сил пыталась их вытащить, ее правая нога случайно пробила одну из нижних секций окна.

Мысль о том, что какая-то ее часть теперь действительно находится внутри этой чудесно сохранившейся спальни, испугала Индию. Что-то, что пряталось у стены, вне поля ее зрения, теперь схватит ее за ногу и затащит в окно. Что-то, что…

Она резко отдернула ногу и поползла прочь.

– Индия, что случилось? – прошипел Люкер.

– Я нечаянно, – прошептала она, откинувшись на песок и чуть скользнув вниз. Она поправила широкополую шляпу, которая сдвинулась набок. – Я разбила одно из стекол в окне, я не хотела, я…

– Все нормально, – сказал Люкер. – Ты не порезалась?

Она вытащила ногу и повертела ею из стороны в сторону.

– Нет, – сказала она, сама удивившись, что не обнаружила крови.

Оконное стекло, должно быть, уже было треснутым, и легкое давление ступни, добавленное к натиску песка, просто выдавило его внутрь.

– Спускайся, – сказал Люкер. – Спускайся уже, а то заработаешь столбняк в первый же день. У меня нет…

Он внезапно осекся, услышав какой-то, незаметный для Индии, звук.

– Это «Джип», – сказал он, – остальные приехали. Спускайся давай, – он бросил ей сандалии и побежал мимо дюны к другим домам.

Индия подняла сандалии с песка, осторожно удерживая равновесие на склоне. Но вместо того чтобы спуститься вниз, она повернулась и снова подошла к окну. Она не желала поддаваться беспричинному страху Люкера перед третьим домом.

С легким трепетом она снова посмотрела в окно, и, увидев, что комната не изменилась, почувствовала успокоение. На циновке лежало несколько крупных осколков разбитого стекла, уже покрывшихся небольшой горкой песка, просыпавшегося через отверстие. Стоило ей чуть сдвинуть ногу, он посыпался быстрее. Она чувствовала себя виноватой в том, что из-за ее неуклюжести песок наконец смог ворваться в комнату, хотя до сих пор ограничивался лишь первым этажом. Кто знает? Если бы не ее глупая ступня, песок мог бы подниматься сантиметр за сантиметром снаружи и полностью накрыть дом, не найдя надлежащего входа. Комната, бывшая идеальной, теперь была на пути к разрушению – и все по ее неосторожности. У нее появился соблазн пнуть второе стекло, и, если бы не боязнь пораниться, она вполне могла бы это сделать.

Она снова оглядела комнату. Если ее засыплет песком, почему бы не вытащить оттуда вещи? Она подозревала, что именно страх, а не уважение к чужой собственности удерживал Люкера от присвоения чудесных вещей, находившихся в этой комнате – и, вероятно, в других тоже. Отвернувшись от окна, она решила предложить вывезти из дома все ценное, пока его полностью не захватила дюна. Графин из рубинового стекла и стакан на прикроватном столике отлично бы подошли к ее кровати на Семьдесят четвертой улице.

Смотря через окно на графин, она думала о доме и гадала, сколько времени пройдет, прежде чем она вернется туда. Песок с шипением просачивался через отверстие в окне и сыпался на пол. У ног Индии образовалась небольшая воронка, из любопытства она сняла ленту с полей шляпы, развязала ее и начала болтать над ямкой. Опустила ниже – и ленту засосало в воронку. Тянуло настолько сильно, что шелк выскользнул из пальцев. Она уставилась в окно и увидела, как внутри комнаты лента просочилась на вершину холмика, образовавшегося на циновке. Как будто комната превратилась в огромные, медленно заполнявшиеся песочные часы; Индия завороженно наблюдала, как утопает лента. Девочка была настолько сосредоточена на шипении песка по шелку, что не обратила внимания на другой шорох в комнате, но когда внезапно подняла глаза, то увидела, что дверь в коридор осторожно закрывается.