Текст книги "Сионизм. Наикратчайшее введение"

К Смоленскину и его едва зародившемуся мировоззрению вскоре присоединяется группка читателей, коллег и последователей. Важнейшими из них были евреи из России – Мойше Лейб Лилиенблюм и Элиэзер Перельман, который позже сменил имя на Элиэзер Бен-Йехуда. Оба они появились на свет в традиционных еврейских семьях в Белоруссии, утратили веру в традиционный иудаизм и стали приверженцами движения «Хаскала». Они подхватили призыв Смоленскина к возрождению евреев как современной нации по образцу новых националистических движений в Европе. На самом деле Перельман, он же Бен-Йехуда, пошел дальше своих коллег и настаивал, чтобы иврит стал разговорным «национальным языком» еврейского народа, и произойти это должно не где-нибудь, а в Палестине, древнем доме евреев, которую следует воскресить в настоящем как национальную родину евреев. С этой целью в 1878 году он отправился в Париж изучать медицину, желая стать «продуктивным» членом рождающейся ивритоговорящей нации в Святой Земле. В октябре 1881 года он приезжает в Яффу. В семье Бен-Йехуды он и его жена впервые в современной истории говорят только на иврите.

Именно в этот момент в жизнь вторглась политика: весной 1881 года в Российской империи начинаются погромы. Но прежде чем мы обратимся к этим событиям и их влиянию на распространение современного еврейского национализма, а затем и сионизма, мы должны отступить назад и описать усилия нескольких групп и отдельных лиц, вдохновленных идеями по улучшению участи евреев, уже живущих в Палестине. И эти идеи были однозначно ненационалистическими.

Самой важной такой организацией был Всемирный еврейский союз, основанный в Париже в 1860 году для улучшения политических, социальных и экономических условий жизни евреев во всем мире, особенно в Северной Африке и на Среднем Востоке, и обучавший евреев, как стать «цивилизованнее» и тем самым заслужить эмансипацию. Это прежде всего означало привить им ценности современной «цивилизации» по французскому образцу и через французский язык, а также повысить их экономическую производительность, прежде всего за счет обучения их сельскому хозяйству и ремеслам. По этой причине в 1870 году к югу от Яффы, на земле, подаренной Союзу турецким султаном, открылась сельскохозяйственная школа «Микве Исраэль» («Надежда Израиля»). Целью этой школы было обучить уже живущих в Палестине евреев формировать небольшие сельскохозяйственные поселения и содержать себя экономически. Примечательно, что лидеры Союза как в Париже, так и в «Микве Исраэль» активно выступали против растущего еврейского националистического движения, а также против самой идеи о том, что евреи из других стран должны эмигрировать в Палестину. С началом погромов в 1881–1882 годах они активно поддержали эмиграцию евреев в США, а отнюдь не на Святую Землю.

Но с тех пор история – если говорить выспренно – радикально изменила свой ход. Хотя эмиграция евреев из Российской империи началась еще до погромов, в ответ на экономический кризис в самой империи, в особенности в еврейском обществе, однако насилие в отношении евреев (почти все считали, что его поддерживал царский режим, и, как мы теперь знаем, это мнение ошибочно) способствовало началу именно массовой эмиграции из Восточной Европы – в Западную и в США. Тем не менее скромное меньшинство эмигрантов отправилось в Палестину и составило то, что затем в сионистской хронологии было названо «Первой алией» (последнее слово буквально означает «восхождение», в географическом и духовном смысле имеется в виду восхождение от прибрежной равнины Палестины к Иерусалиму, расположенному на Иудейских холмах). Многие из этих эмигрантов приехали сюда по причинам, очень похожим на те, по которым их родственники и соседи эмигрировали в Америку или Южную Африку: не из-за политических или религиозных взглядов, а просто в поисках лучшей жизни для себя и своих детей.

Но небольшое количество этих иммигрантов все же переехало в Палестину, следуя четким, последовательным идеологическим мотивам: вере в идеи современного еврейского национализма, часто переплетавшиеся с утопическими социалистическими или толстовскими взглядами, все более распространявшимся в Российской империи, особенно среди молодежи.

Самая известная из таких групп была сформирована студентами в январе 1882 года в Харьковском университете на Украине. Эта организация, известная под аббревиатурой «Билу» («Дом Иакова! Вставайте и пойдем!», Исаия 2:5), сочетала в себе как националистические, так и социалистические идеалы. Сперва даже членам «Билу» было непонятно, куда они должны ехать, чтобы достичь своих целей. Вскоре они пришли к согласию, что единственным подходящим направлением является Палестина, где они могут создать образцовые эгалитарные сельскохозяйственные коммуны. К движению присоединилось около 500 молодых евреев, но большинство из них на самом деле были неспособны или не желали отправляться в Святую Землю и заниматься там сельским хозяйством. В первой группе «билуимцев», прибывшей в Палестину, было всего 14 человек, и за следующие несколько лет их число выросло до 53. Столкнувшись с проблемами ведения сельского хозяйства в Палестине, многие из этих юных идеалистов сдались и уехали из Палестины, по большей части в Америку.

Те, кто остался, прошли обучение в «Микве Исраэль», получили от школы помощь (несмотря на различие в идеологии) и начали организовывать небольшие сельскохозяйственные поселения.

Они ожидали получить существенно бόльшую поддержку со стороны гораздо более крупного движения, возникшего в Российской империи и в Румынии в начале 1880-х годов и известного как «Любовь к Сиону». Одним из наиболее важных идеологов этого движения был врач Леон Пинскер, который поначалу был сторонником Хаскалы, но с началом погромов разуверился в ее целях.

1 января 1882 года Пинскер опубликовал на немецком языке памфлет под названием «Автоэмансипация». В памфлете утверждалось, что антиеврейские настроения настолько укоренились в европейском обществе, что их невозможно преодолеть эмансипацией евреев, как бы евреи ни стремились «улучшить» себя в духе идеологии просвещения. Соглашаясь с новым националистским определением евреев, Пинскер был уверен, что единственное решение для них – покинуть Европу и основать самостоятельно обеспечивающее себя национальное территориальное образование. Хотя у Пинскера на первых порах не было уверенности, где должна находиться эта территория (возможно, в Аргентине или других странах с обширными безлюдными областями), он вскоре пришел к мысли, что такой национальной территорией может быть исключительно Палестина, благодаря своей исторической значимости и эмоциональной привязанности к ней массового еврейства. Пинскер быстро стал крупным и весьма влиятельным лидером зарождающегося движения «Любовь к Сиону».

Одной из задач этого движения и была поддержка иммиграции евреев в Палестину для устройства самостоятельно обеспечивающих себя сельскохозяйственных коммун. Однако движение «Любовь к Сиону» было гораздо менее идеологически однородным, чем «Билу», всегда испытывало нехватку средств и сдерживалось юридическими ограничениями, наложенными российским правительством. Поэтому оно не смогло решить серьезные проблемы горстки еврейских сельскохозяйственных поселений, фактически созданных в Палестине, которые вскоре обратились за помощью к французскому еврейскому филантропу барону Эдмону де Ротшильду. Барон ответил на их просьбу, и его финансирование и в самом деле имело решающее значение для выживания этих новых поселений, хотя даже с его помощью многие из них разорились из-за отсутствия у членов общины опыта, неудобной для сельского хозяйства местности Палестины и ее климата, опасного для здоровья.

Кроме того, Ротшильдом двигали исключительно филантропические соображения, которые резко противоречили не только идеологическим целям современного еврейского национализма, но в особенности – социалистическим идеалам многих поселенцев (что вполне естественно – он ведь был Ротшильдом). Как бы то ни было, растущее число поселений, отказавшихся от религиозных законов иудаизма, значительно уменьшило энтузиазм Ротшильда по поводу этой затеи. Вероятно, еще более шокирующим в его глазах было решение 1887 года, принятое небольшим числом религиозных евреев, находящихся среди поселенцев, которых он субсидировал. Решение было принято под диктат большинства правоверных раввинов как в Палестине, так и в Восточной Европе, и состояло в том, чтобы отказаться от сбора урожая в текущем году, поскольку это был субботний год, когда библейский закон запрещал евреям в Земле Израиля обрабатывать свои сельскохозяйственные поля или потреблять их продукцию. Хотя некоторые ортодоксальные раввины и предприняли попытки решить проблему с помощью фиктивной продажи земли неевреям, барон нашел это решение столь же ужасающим, как и неортодоксальный социализм светских и даже антирелигиозных поселенцев. В результате он потерял интерес к проекту, переключившись на помощь миллионам евреев, эмигрировавших из Восточной Европы в Новый Свет.

Более того, само движение «Любовь к Сиону» потеряло бόльшую долю своей привлекательности, поскольку насилие против евреев начало утихать в середине 1880-х годов и прекратилось в 1890-х годах, а возможно, и по более важной причине серьезнейших идеологических расколов в его рядах. Наиболее влиятельным был еврейский писатель Ашер Гинзберг, писавший под псевдонимом Ахад Гаам («один из народа»). Хотя в этом имени можно почувствовать популистские наклонности, Ахад Гаам был крайне далек от популизма: рефлексирующий интеллигент, принадлежащий к элите, он решительно доказывал, что вся инициатива по поддержке массовой еврейской эмиграции в Палестину и, что еще важнее, политическая цель достижения суверенной еврейской родины была идеологической и практической ошибкой. Эта инициатива была основана на неверном понимании основной цели современного еврейского национализма, состоявшей в национально-культурном возрождении среди евреев, прежде всего через возрождение языка и культуры. К этому Ахад Гаам добавил свой комплекс мировоззрений относительно трансмутации течений традиционного иудаизма в современные и отчетливо светские философские концепции, на которые повлияли разномастные европейские мыслители, включая позитивистов, социальных дарвинистов и Ницше. Только после подготовки элитарного авангарда из числа тех, кто усвоил философию традиционного иудаизма, уместна какая-либо эмиграция в Палестину или политическая активность в поддержку политической суверенности. Вскоре эта версия современного еврейского национализма была названа «духовным», или «культурным», сионизмом, в отличие от сионизма политического. Чтобы понять эти термины, мы должны отступить от темы появления современного еврейского национализма и его раннего воплощения в таких движениях, как «Билу» и «Любовь к Сиону», и перейти к вопросам создания сионистского движения как такового.

Глава 3
Теодор Герцль и создание сионистского движения (1897–1917)

Сам термин «сионизм», или, более точно, Zionismus по-немецки, изобрел в 1890 году еврейский националист Натан Бирнбаум, основатель журнала «Автоэмансипация» (Selbstemanzipation). Но, безусловно, широко известен этот термин стал благодаря деятельности и трудам человека, которого все считают основателем сионистского движения – Теодора Герцля.

Герцль был чрезвычайно сложной личностью. Даже после выхода десятков посвященных ему биографий и исследований истинное лицо Герцля остается в значительной степени скрытым. Он родился в Будапеште в 1860 году в обычной еврейской семье, относившейся к верхушке среднего класса. Семья принадлежала к немецкой культуре. Здесь разговаривали на немецком языке и стремились к социальной и экономической свободе. Многие утверждают, что Герцль до обращения к сионизму не имел никаких связей с иудаизмом. Но на самом деле это не так. Он и его семья молились в либеральной синагоге. Более того, они никогда не отказывались от полноценного включения в еврейское сообщество, что было возможно в Австро-Венгерской и Германской империях и пользовалось определенной популярностью среди евреев такого происхождения.

Точнее, подобно десяткам тысяч еврейских интеллектуалов в Европе того времени (в значительной степени выходцев из верхушки среднего класса), в первые десятилетия своей жизни Герцль верил, что его еврейство – просто случайность, которая не окажет никакого серьезного влияния на его жизнь, мысли и будущее. Даже столкновение Герцля с антисемитизмом в университете не заставило его разувериться в этом фундаментальном убеждении. Несмотря на то что Герцль учился в Венском университете на юриста, он очень хотел стать драматургом. Он стремился к этому до самой смерти, хоть и не достиг на этом поприще больших успехов. В то время Герцль зарабатывал на жизнь написанием эссе и журнальных заметок. С октября 1891 по июль 1895 года он находился в Париже в качестве иностранного корреспондента одной из самых влиятельных (особенно для германоязычных стран) либеральных газет тех лет – венской «Новой свободной прессы» (Neue Freie Presse). В 1895 году Герцль вернулся в Вену, где работал в этой газете редактором отдела культуры. Тем самым он приобрел значительное культурное влияние в австрийской столице и в германоязычном мире. Но это не имело ничего общего с его взглядами на «еврейскую проблему».

В период своего пребывания в Париже Герцль наблюдал и писал в газете о «деле Дрейфуса». Этот процесс начался в 1894 году с осуждения по обвинению в шпионаже капитана Альфреда Дрейфуса, еврейского офицера французской армии. Спор о виновности или невиновности Дрейфуса обернулся одним из важнейших политических кризисов во французской политике в конце XIX – начале XX века. Он завершился полным оправданием Дрейфуса в 1906 году. До недавнего времени повсеместно считалось, что Герцль стал сионистом под влиянием антисемитизма, вызванного делом Дрейфуса. После тщательного изучения его работ по делу Дрейфуса рядом историков оказалось, что это мнение ошибочно. Как и большинство евреев во Франции, после первого ареста Дрейфуса Герцль опасался, что капитан на самом деле был виновен, но надеялся, что это не так. Лишь после, став сионистом и начав смотреть на мир через призму сионизма, Герцль, что неудивительно, применил сионистский подход и к делу Дрейфуса.

Но все гораздо сложнее. Авторы многих работ до сих пор настаивают на том, что дело Дрейфуса оказало значительное влияние на Герцля в ходе его становления сионистом. Сам Герцль поддерживал этот миф в своих ретроспективных трудах и в процессе формирования своего имиджа.

Ясно, что примерно в середине 1890-х годов Герцль убедился, что антисемитизм – это неизменная и неизбежная черта европейского общества. Распространенная во времена Просвещения вера в то, что он исчезнет, подобно другим предрассудкам, не оправдалась. Герцль ни в какой мере не отказался от своей веры в силу прогресса и превосходства европейской цивилизации над другими. Но постепенно он пришел к мысли, что евреи – это нация, а не религиозное сообщество. Он видел единственное решение проблемы антисемитизма в том, чтобы евреям покинуть Европу и основать свое государство в другом месте. Как и Пинскер, Герцль поначалу не думал, что Еврейское государство должно находиться в Палестине. Он рассматривал также и Аргентину. Но вскоре Герцль пришел к выводу, что евреи Восточной Европы поддержат его идею, только если речь пойдет о Земле Израиля.

Увлекательная историческая головоломка: Герцль выработал свои взгляды, не имея никакого представления о трудах еврейских националистов тех лет. Он не знал о движениях «Билу» и «Любовь к Сиону», о противоречиях между сторонниками «Ахад-Гаама» и их противниками в лагере националистов. На самом деле он даже не мог прочитать большинство их работ, так как не знал иврита. Но даже труды, опубликованные на немецком, не были известны Герцлю, пока он не стал сионистом. Его идеология развивалась независимо – редкий случай.

Сначала Герцль попытался воплотить свои идеи на практике, убеждая влиятельных еврейских филантропов поддержать его. Но ему не удалось уговорить их. Филантропы посчитали его решение еврейской проблемы абсолютно непрактичным и идеологически опасным, тем более что признание того, что евреев невозможно интегрировать в европейское общество, могло поставить под угрозу еврейские общины, которые боролись за свои основные права, находясь среди антисемитов.

Продолжая обращаться за поддержкой к еврейским богачам, Герцль начал записывать свои идеи. Самым важным результатом его трудов стала книга «Еврейское государство» («Der Judenstaat»), написанная в 1895 году и опубликованная годом позже. Название этой небольшой книги обычно переводят на английский как «The Jewish State» («Еврейское государство»), но гораздо более точный перевод – «The Jews’ state» «Государство евреев». Это не придирка, а важный вопрос, который затрагивает глубинные основы мировоззрения Герцля. Государство, которое он описывал, было предназначено для евреев. Его не определяла еврейская культура, модернистская или традиционная, в том числе и актуальный тогда национализм таких мыслителей, как Ахад-Гаам. Последний считал Герцля невеждой, который не понимает, о чем говорит.

Таким образом, сионизм Герцля был чисто политическим – как в теории, так и на практике. Евреям как нации не нужна была новая культура, язык или концепция мессианской эпохи. Им необходимо было лишь одно: собственное национальное государство. Его создание навсегда решило бы проблему антисемитизма как для Европы в целом, так и для самих евреев. Когда все евреи, желавшие остаться евреями, эмигрировали бы в свое государство, те, кто этого не хотел, растворились бы в нациях и государствах, где они жили. Этот процесс никак не повлиял бы на культуру. Евреям как таковым не нужно было бы меняться. В своем государстве они могли бы говорить на любом языке, исповедовать (или нет) любое течение иудаизма и продолжать приобщаться к космополитичной европейской буржуазной культуре.

По сути, мечта Герцля о государстве евреев была откровенно утопической. Широко известно, что в «Еврейском государстве» он призывал к установлению семичасового рабочего дня. Флаг государства, по Герцлю, состоял из семи пятиконечных желтых звезд (а не шестиконечных звезд Давида) на белом фоне, что символизировало экономический и социальный прогрессивизм. Что еще важнее, его базовое представление о государстве не соответствовало стандартному определению государственного устройства с фиксированной законодательной, исполнительной и судебной системами. Вместо этого Герцль описывал федерацию самоуправляемых сообществ, добровольно объединяющихся для поддержания минимально необходимого для выживания уровня. В его государстве не предусматривались духовная иерархия, государственная религия и постоянная армия – в них не было нужды.

Здесь затрагивается один из самых спорных вопросов, часто возникающих в сионистских спорах со времен Герцля и до наших дней. Часто утверждают, что сионисты не обращали никакого внимания на то, что подавляющее большинство населения Палестины были арабами. Это обстоятельство должно было чрезвычайно усложнить план создания еврейской родины в Палестине. Однако такой подход неверен. Сионисты, такие как Ахад-Гаам, обсуждали «арабскую проблему» задолго до Герцля. Сам Герцль также явно ее обозначил. Однако его точка зрения стала неприемлемой для сторонников палестинского национализма. Герцль считал, что превращение Палестины в современное прогрессивное государство, с экономикой, основанной на самых актуальных на тот момент научных принципах возделывания земли и промышленного производства, неизбежно приведет к значительному улучшению жизни арабского населения в Палестине. Оно освободит их от феодального ига и от несправедливого владычества Османской империи, которая эксплуатировала их как политически, так и экономически. Следовательно, арабы неизбежно должны были осознать, что сионизм выгоден как евреям, так и им.

Такая точка зрения представлялась крайне наивной не только анти– и несионистам, рассматривавшим население Палестины если не как главное препятствие, то как одно из препятствий для осуществления сионистского проекта. Многие сионисты также пытались бороться с этой проблемой в течение последующих десятилетий.

Другим значительным препятствием для осуществления сионистского плана был контроль над Палестиной Османской империи. Не было причин предполагать, что османы задумаются об уступке части своих земель евреям. Герцль предлагал еще одно простое (а для других – полностью несбыточное) решение. Османская империя страдала от острого экономического кризиса, который уже привел страну к потере власти и престижа не только в своих границах, но в том числе и по всему миру. Эту проблему предлагалось решить массированными вливаниями капитала еврейских банкиров в османскую казну. Опять-таки, банкиры не были заинтересованы в участии в этом проекте и считали его смехотворным. Но Герцль все равно верил, что такой подход – это наиболее рациональное решение проблемы.

Герцль рассуждал, что, если османов не удастся убедить отдать Палестину добровольно, их могут заставить это сделать великие европейские державы. Он поставил себе цель добиться от этих держав активной поддержки сионистского проекта, и стремился к этой цели всю оставшуюся недолгую жизнь. Позже это назвали «хартией» – дипломатическим инструментом, дающим евреям право на родную землю в Палестине. Чтобы достичь своей цели, Герцль использовал все имеющиеся в его распоряжении средства и пытался заручиться поддержкой великих держав. Сначала кайзер Германии проявил некоторый интерес к его плану – не потому что беспокоился о евреях, а потому что надеялся получить стратегический плацдарм на Ближнем Востоке. Он даже дал Герцлю две личные аудиенции, чтобы тот рассказал о своих идеях. Но вскоре кайзер потерял к нему интерес. Герцль обратился к соперникам Германии, которые, как и кайзер, не поддержали его.

Хотя Герцль и не получил практически никакой поддержки от двух групп потенциальных спонсоров, чьего расположения он наиболее рьяно добивался – богатых евреев и великих держав, – множество евреев Восточной Европы и Балкан встретили его с огромным энтузиазмом, граничащим с настоящим преклонением. Когда он приезжал к ним, евреи тысячами окружали его, приветствуя Герцля как «царя евреев», несмотря на то что их лидеры-раввины клеймили его еретиком и нарушителем Божьих заповедей, стремящимся разрушить иудаизм. Причины личной популярности Герцля подробно разбирались в научной и массовой литературе. Без сомнения, он стал известен благодаря трем факторам. Во-первых, он выглядел как подобает. Его аристократичная осанка, черная борода и пронзительный взгляд зачастую напоминали облик древнего ассирийского царя. Его «экзотическая» внешность была семитской, но Герцль не был похож на обычного еврея. Сам факт, что он был знаменит среди неевреев, заставлял евреев восхищаться Герцлем. Это похоже на широко известный, но до конца не понятый феномен, когда сила «аутсайдера», пришельца извне, с периферии общества, противопоставляется силе «инсайдера», истинного члена группы. Часто этот феномен связывают с такими личностями, как Наполеон или Сталин. Еще менее поддается рациональному историческому объяснению тот факт, что Герцль излучал то, что его современник, немецкий социолог Макс Вебер, называл «харизмой»: свойство уникальной личности, благодаря которой она отличается от обычных людей. Таких личностей наделяют исключительными качествами. Этим качествам приписывается божественное происхождение, считается, что они присущи тем, кому суждено стать лидером и к кому надлежит относиться соответственно.