Текст книги "Сеятель Ветра"

Во дворе они снова сели на коней, снова минули райские виды Седьмого Неба, но Габриэль не мог прийти в себя после инцидента с Серафиэлем. Ему казалось, что безумец знал больше, чем они думали, а его свистящий голос предвещал катастрофу намного серьезнее, чем воровство магической Книги.

* * *

Вереща какие-то заклинания без слов, огромный метеор пролетел рядом с Даймоном. За мгновение ангел Разрушения увидел выпученное, полыхающее око размером с огромную площадь. Немного дальше мчалось целое стадо, кувыркаясь, визжа и налетая один на другого. Среди темноты рассыпались гейзеры разноцветных огней, выплевывающие снопы искр. Они разлетались, словно звезды, которые высыпают из ведра в окно в соседней вселенной.

Полынь без следа усталости несся галопом через мрак. Вспышка какого-то солнца на миг размазала полосы бело-голубого блеска, обрисовывая силуэт коня и наездника контуром разряда, словно барельеф на бляхе. Взрыв ослепил Даймона, какое-то время у него перед глазами прыгали только разноцветные брызги огней.

– Смотри, граница, – услышал он голос коня.

Он прищурил слезившиеся глаза. Действительно, перед ними, там, где темнота еще недавно казалась совершенно непроглядной, появилась тонкая, фосфоресцирующая серебряная и аквамариновая линия. Она становилась больше по мере приближения к ней, чтобы превратиться в стену вибрирующего света. Она выглядела как волна океана, остановленная в шторм.

– Заходим? – спросил Полынь.

– Да.

– Люблю это! – закричал конь, переходя в галоп. Свист ветра в ушах Фрэя перешел в рев, звезды превратились в золотой серпантин, а скорость вбила выдох назад в легкие.

«Я люблю это значительно меньше, чем он», – успел подумать ангел, пока конь не ударился в волну. Даймон был уверен, что стиснул зубы, но среди гула и грохота ему казалось, что он слышал собственный крик. Его затопила волна призрачного, сияющего аквамарина. Вибрирующая энергия проникала в него, он чувствовал пульсацию силы, словно падал в самое сердце гигантского существа. В голове проносились тысячи мыслей, но ни на одной он не смог сосредоточиться и понял, что ни одна не принадлежит ему. Невольно он закрыл глаза, поскольку вихрь серебристой зелени, появляющийся из ничего и проносящийся со свистом в аквамариновом сиянии, явно намерен поглотить его вместе с конем. Когда он уверился, что пройти не удастся, ощутил удар лошадиных копыт о твердую поверхность.

Он открыл глаза. Вид территорий Вне-времени компенсировал неприятные ощущения, связанные с переходом границы. Даймон любил смотреть на могучие махины, которые с незапамятных времен приводят в движение Вселенную. Огромные зубчатые колеса вращались, тихо поскрипывая. Деревянные колышки, хотя старые и потертые, с удивительным совершенством входили один в другой, натягивая ремни. Система передач и лебедки работала безупречно, натянутые тросы поднимали и опускали гири, рычаги всегда попадали в нужные места. Ангелы, назначенные обслуживать машины, часто жаловались, что механизм устарел, но это были необоснованные жалобы. Замысловатое, монументальное оборудование не ломалось никогда и требовало чуть ли не минимального обслуживания. Неутомимые в своем беспрерывном движении, они определяли траекторию звезд и планет, вращали космические зубья без малейшего отклонения или ошибки. Колеса, оси и перекладины тянулись до самого горизонта, создавая гигантский механизм, для обслуживания которого, как ни странно, не требовалось много крылатых. Естественно, включая работающих на внутренней стороне, непосредственно при небесных телах, их количество возрастало до миллиарда, хотя после пересечения границы Вне-времени можно путешествовать много дней и не встретить ни одного ангела.

Даймон смотрел на старые машины с симпатией. Их вид всегда его успокаивал, позволял снова поверить в величие и целесообразность замыслов Божьих. В работу, которую он делал, и такие минуты имели свою ценность. Деревянные колеса равномерно лязгали, ремни скрипели. Насыщенный дымкой воздух озарялся сиянием, не имеющим конкретного источника. Горизонт был невыразительной линией среди перламутровых и оранжевых испарений. Маслянистые отблески преломлялись на темном скользком дереве. Стук копыт Полыни стал тихим и глухим. Наездник и конь отбрасывали бледную, размытую тень.

– Место спокойней, чем это, существует в воображении самодовольного лицемера, – буркнул Фрэй. – Начинаю надеяться, что наш инстинкт охотника – это только атака мании преследования.

– Точно, – ответил Полынь. – Ожидать стоит только пастушьи пастбища и стада.

– Эй, постой! Там что-то движется. – Ангел приподнялся в седле, вытягивая руку. – Видишь?

Далеко между зубьями машин маячила невыразительная тень. Странно мерцала, и казалось, что она передвигалась нескоординированными зигзагами. Размером она равнялась деревянным шестерням.

– Существо, – произнес конь. – Дитя Хаоса.

– Зараза, – прошипел Даймон, вытягивая меч. – Тварь огромна!

Конь дернул головой, раздул ноздри, готовясь к бою. Темный силуэт перед ними дрожал, окутанный полосками мглы. Полынь увеличил шаг, ускорился, Даймон крепче обхватил рукоять меча. Его удивила встреча с драконом Тьмы на контролируемых Царством территориях. Дракон либо безрассудный, либо больной, чтобы забраться сюда. Так близко к границе его ждала только смерть. Фрэй не ожидал проблем, несмотря на преобладающие размеры твари. Он убил их так много, что готовился к быстрой рутинной схватке, что в уродливом виде напоминает убой. Ему не нравились такие встречи, но это была часть его работы. Хотя он и напрягал зрение, но не мог распознать, к какому виду принадлежит дракон. Он плохо его видел, а то, что смог рассмотреть, не казалось знакомым.

«У него странная форма», – промелькнуло в его голове.

Они находились уже достаточно близко, чтобы ощутить волны поразительной вибрации, которые испускала тварь. Они были такими сильными, что перехватывало дыхание, однако совершенно другими, чем известная энергия Хаоса. Наконец он узнал создание, очень удивился, чтобы сразу поверить своим глазам.

«Зараза, это никакая не тварь! Это Животное, Божья бестия».

– Стой, Полынь! – закричал Фрэй. – Не атакуй его!

Конь, явно сбитый с толку, и сам уже перешел на галоп. Сделал большую дугу, переходя на рысь, и остановился. Он скалил зубы, потрясая головой.

– Создание, – с неохотой проворчал он, – говорит, но я не понимаю его мысли. Будь осторожен, Даймон. Кровь твари остается кровью твари, несмотря на корону, которую оно носит.

Фрэй втянул воздух, пряча меч в ножны.

– Не нервничай. Все в порядке.

«Хотел бы и я в это верить», – подумал ангел.

Он все еще нечетко видел бестию, хотя и находился близко от нее. Она была огромной, как гора, но ее окружала дрожащая дымка и странный, замутняющий взор отблеск, который сиял, хотя казался темным.

От существа била невероятная мощь, схожая с ураганом. Даймон тихонько пытался рассчитать силу. Как у ангела Разрушения у него не было шансов, но он надеялся избежать столкновения. Он не представлял, с какой целью прибыла бестия. Обычно твари не появляются так близко от границ Вселенной. Столкнувшись с тварью, следовало рассчитывать на любой возможный вариант развития событий, поэтому Фрэй напряженно следил за размазанным пятном темного блеска, готовый отреагировать моментально. Он сжимал челюсти, и ему удавалось сохранять спокойствие, хотя внутри он дрожал. Полынь стоял неподвижно, словно статуя из черного металла, хотя Даймон чувствовал и его дрожь.

Если бы существо кинулось на них, они вынуждены были бы драться, а не убегать. Бестия без труда догонит Полынь. «Плохо дело, – подумал Фрэй. – Почему это выпало именно мне?»

Блестящая темнота вокруг твари загустела. Даймон почувствовал холодные капельки пота, стекающие по вискам. Его ждал действительно тяжелый поединок, и еще никогда до этого момента ему не приходилось сталкиваться в поединке с созданием, официально принадлежащим к высоким чинам Царства. И что с того, что бестия безумная, как мартовская химера? Даже если бы он победил, то не мог бы рассчитывать ни на что, кроме серьезных проблем.

Внезапно он дернулся, потому что мгла вокруг создания рассыпалась блестящими хлопьями. Ему многого стоило, чтобы удержать руку на луке седла и не вытянуть меч.

Он услышал вздох коня и сам застонал в душе, разглядев существо.

«Проклятье! Агнец! В недобрый час захотелось тебе, Полынь, пастушьих пастбищ».

Пушистая, белее снега овечка размером с большой холм повернула к ангелу косматую голову. Черные влажные глаза смотрели с невинным доверием. Когда она пошевелилась, на ее шее зазвенел колокольчик сладким серебристым звуком.

Даймон сглотнул слюну, а Агнец склонил голову.

– Приветствую, Разрушитель, – раздался в его голове голос, который не имел ничего общего с нежностью или мягкостью. – Ты рад?

– Некоторые вещи приносят нам радость, – начал он осторожно. – Не знаю, какую из них ты имеешь в виду.

– Я спросил, ты рад? – повторил Агнец глубоким вибрирующим шепотом, который ощущался даже на кончиках пальцев.

– Нет, – признался Даймон. – Нисколько.

– Кровь, – прошелестел шепот, – кровь и пожарище. Эти неприятности ожидаемы, однако более неожиданные, чем ваш разум может понять. Разве ты не волен радоваться, Разрушитель?

«Возможно, Царство больше бы процветало, если бы половина светлых не была безумцами», – хмуро подумал Даймон.

В это самое мгновение Агнец взорвался смехом, таким неприятным, что ангел скривился.

– Не стоит недооценивать, ангел Разрушений, слов, произнесенных с добрыми побуждениями. Ваши мысли, крылатые, как пыль на ветру. Бестия знает. Бестия чувствует. Мы несем послание радости тебе, Абаддон. Вот оно – кровь и пожарища. Не хочешь увидеть, потери будут только с твоей стороны. Мы насчитываем миллионы лет. Для нас конец едва ли интересный опыт, развлечение, которого мы не знали со времен эонов. Без страха, без печали. Страх и печаль принадлежат вам, крылатые. Я потерял время.

Агнец повернулся, а Даймон почувствовал безразличие, исходящее от последних слов. Бестия внезапно и полностью перестала им интересоваться.

– Подожди! – закричал он. – Ты сказал, что я должен увидеть. Ты хочешь мне показать?

– Сказал, – согласился Агнец. – Много вещей старался тебе показать. Не придут ли дни? Не запылают ли ночи? Пыль на ветру – мысли крылатых.

Ангела начало охватывать беспокойство. Он попытался понять, про что говорит бестия, но в голову приходили только мрачные мысли. А тем временем Агнца снова стала окутывать мгла, он явно собрался уходить.

– Объясни мне, что случилось? Ты про что-то знаешь, что имеет значение для Царства?

Из горла бестии вырвался оглушающий рев, и Даймон услышал в голове слова, прозвучавшие так, словно в бронзовый колокол били молотом. В этот момент Агнец начал меняться. Белая шерсть начала скатываться, вылезить клочьями и превращаться в скрученный спутанный мех. Морда удлинилась и превратилась в зубастую пасть с выступающими клыками. Посреди лба вырастали рога, крученые и острые. Они выглядели как семь ветвей сухого дерева, а один был сломан на половине. Налитые кровью глаза почковались на лбу бестии, она с трудом разлепила веки, покрытые липкой слизью. Глаза посмотрели на Даймона жутким взглядом мертвой рыбы. Их было семь, как и рогов. Голова торчала под странным углом, словно у твари была сломана шея.

– ЗНАЮ ЛИ Я? ВЕЩИ, КОТОРЫЕ Я ПОСТИГАЮ И ВИЖУ, ПЕРЕСЕКАЮТ ГРАНИЦЫ ПОНИМАНИЯ. ПЛАВИТСЯ ЖЕЛЕЗО В ГОРНИЛЕ, ТРЕЩИТ УГОЛЬ. НЕ ПОМОЖЕТ МЕЧ, НЕ ПОМОЖЕТ САРАНЧА, ПОГИБНУТ ТЕ, КТО ИМ ДОВЕРЯЕТ. РАЗВЕ МОРЕ КРОВИ, РУИНЫ И ПЕПЕЛ СПОСОБНЫ КРИЧАТЬ? СОЛНЦЕ КУПАЕТСЯ В КРОВИ, ПАДАЮТ ГОЛУБЫЕ БАШНИ. Я ВИЖУ! АБАДДОН, Я ВИЖУ! ЭТО ТВОЕ ВРЕМЯ! ПОРА КРОВИ И ПОЖАРИЩ. ПРИДЕТСЯ ТЕБЕ УМИРАТЬ МНОГОКРАТНО, АНГЕЛ РАЗРУШЕНИЯ. ГОВОРЮ, ЭТО ТВОЙ ЧАС, НО ПЛАТА – КРОВЬ, БОЛЬ И ПЕПЕЛИЩЕ. ТЕНЬ ЛОЖИТСЯ, О, АБАДДОН. ТЕНЬ И ТИШИНА. МЫ, БЕСТИИ, СЛЫШИМ ЕЕ. ВИДИМ ТЕНЬ И ДРОЖИМ. ДАЖЕ МЫ, КТО БЕЗ СТРАХА ПРИВЕТСТВУЕТ КОНЕЦ.

Фрэй вздрогнул. Теперь он не сомневался, о чем говорил Агнец, но не мог поверить.

– Существо не врет, – отозвался Полынь. – Оно коснулось Тени.

– Знаю, – прошептал Даймон.

Тварь медленно повернулась. Семь глаз посмотрели на ангела, из них текли кровавые слезы.

– ПОСТИГ? ПОНЯЛ, ПОЧЕМУ Я ПРИШЕЛ К ТЕБЕ?

Ангел кивнул.

– Постиг. А сейчас покажи мне то, что я должен увидеть.

Глава II

Во дворце все было насыщено тоном теплого темного золота, даже свет, что лил с канделябров. Зое подняла голову от бумаг, посмотрела на мозаику, украшающую стену над входом. Ангелица, одетая в длинные строгие одежды, подняла руку к потолку, наполненному звездами и солнцами. Вокруг порхали огнеглазые сильфы, застывшие в священных позах. На противоположной стене процессия саламандр с волосами, зачесанными в строгие прически, несла дары, которые складывали у стоп ангела с суровым выражением лица.

Зое вздохнула. Комната, названная мастерской, где она привыкла писать, скромная спальня, несколько соседних помещений и сад за высоким забором составляли единственный мир, в котором она чувствовала уверенность. Хотя она и знала почти весь дворец, кроме помещений для слуг и квартир джиннов, но настоящий дом был для нее тут. Земли, принадлежащие к доминиону ее госпожи, Пистис Софии, Дарительницы Знаний и Таланта, начальницы всех четырех хоров ангелов-женщин, были для Зое территориями неизведанными и полными опасностей, а все Царство казалось какой-то мистической страной, которую нужно любить, но скорее как символ, чем реальность. Конечно же ангелица знала, что мир существует, но покидала дворец так редко, что внешний мир ассоциировался у нее исключительно с туманными воспоминаниями закрытого портьерами душного паланкина. Она понимала, что существует Лимбо, окружающее Царство и представляющее что-то типа полоски ничейной земли и одновременно нижнего мира, отделяющего Небеса от Преисподней, существование самой Преисподней как резиденции Тьмы, а также территорий Вне-времени, но сама мысль о том, что когда-нибудь она могла бы посетить какое-то из этих мест, казалась ей настолько абсурдной, что даже смешно. Несмотря на это, Зое не была глупой или ограниченной. Все знания, какими она владела, она черпала из книг. Они были ее лучшими друзьями, они учили ее всему, что она должна знать про Вселенную и земли, раскрывали тайны функционирования Царства, воспевали его величие, рассказывали прекрасные истории о людях, ангелах и Боге. Благодаря им она никогда не скучала, не чувствовала одиночества. Она любила запах и шелест пергамента, точность древних гравюр, насыщенные краски иллюстраций, паутину карт. Зое любила слова, а они, благодарные за эту любовь, позволяли ей сплетать и свободно нанизывать их в трогательные истории – ей, проживающей изолированно в золотых стенах дворца, словно в дорогой шкатулке. Временами ангелице казалось, что это слова управляют ею, а не она ими, но даже тогда она была счастлива. В книгах, думала она, живет прошлое. Они также определяют настоящее, потому что то, что записано, становится каким-то образом реальностью; они увековечивают момент, будучи единственной записью того, что сразу исчезнет. Они представляют нас самих, поскольку мы останемся в памяти потомков такими, какими нас описали.

Она погладила кожаный переплет лежащего перед ней на столике манускрипта. Да, книга имеет силу, и благодаря Господу она также, хоть и скромно, но причастна к расширению библиотеки Вселенной.

Погруженная в мысли Зое не заметила, когда в комнату вошла Пистис София. Начальница женских хоров глянула на нее холодными бронзовыми, словно янтарь, глазами миндалевидной формы.

– Приветствую, Зое. Надеюсь, не помешала, – сказала она.

Ангелица вздрогнула. Ошеломленная, она соскочила с места, сгибаясь в поклоне.

– Извините, госпожа. Я задумалась и не услышала, как вы вошли!

– Успокойся, дитя. Ты ничем меня не оскорбила. Ты много раз оправдана, если задумалась над новыми историями.

– Не совсем, госпожа. Тратила время на глупые размышления о книгах, когда должна была написать рассказ, чтобы развлечь вас.

София нежно улыбнулась. Она выглядела как воплощение доброты, только на дне ее зрачков жил твердый, холодный блеск. Зое смотрела на нее с благоговением, не в состоянии себе простить глупой лени, из-за которой она играла в философа, вместо того чтобы работать и развлечь Софию. Она любила свою госпожу так сильно, как и книги.

– Не вини себя, моя дорогая. Разве я могу гневаться на автора чудесных «Услышанных историй»?

– Вы слишком добры, госпожа, – прошептала растерявшаяся Зое, заглядывая ей в лицо.

Пистис София была прекрасна. Волосы, не будучи светлыми, сияли глубоким отблеском золота и были искусно уложены. Кожа также сияла золотом, слегка натянута на высоких скулах. Темные брови и миндалевидные глаза дарили ее красоте экзотичность, а прямой длинный нос и полные губы придавали лицу решительное, хотя и властное выражение. Подбородок она слегка задирала, выставляя длинную, гладкую шею. В ушах качались изысканные сережки. Она была высокой, стройной, одевалась в тяжелое золотое платье, обнажавшее безупречные плечи. Она не шла, а плыла по полу, демонстрируя лицо как ценный подарок, который согласилась представить миру.

– Присядь со мной, Зое, – сказала она, показывая на софу.

– Да, госпожа. – Ангелица послушно отошла от стола, подождала, пока София займет свое место, и скромно присела на край дивана.

– Твои рассказы и стихи я нахожу трогательными, – Пистис дотронулась ухоженными пальцами до ожерелья из рубинов. – Господь одарил тебя настоящим талантом. Это не только мое мнение. Знаешь, ты одна из самых читаемых баснописцев в Царстве? Тебя читает масса крылатых, на улицах поют песни на твои стихи. Ты можешь волновать сердца, Зое.

Она с удовлетворением заметила, как смуглые щеки ангелицы покрывает румянец. Знаменитая поэтесса опустила темные, прикрытые длинными ресницами глаза в мозаичный пол. «Отлично, – констатировала София. – Она скромная, безнадежно наивная и очень хорошенькая. Она точно подойдет».

– Если бы словами можно было лечить затвердевшие души, – протянула она с грустью. – Ах, Зое, как просто было бы тогда в мире! Столько жестокости, столько зла происходит не только в Преисподней или на Земле, но и в самом Царстве. Даже могущественные ангелы берутся за меч и марают его в крови якобы по приказу Бога. А может ли в природе Бога быть склонность к кровопролитию?

Зое почувствовала, как сердце сжимается от печали. Госпожа настолько добра, что беспокоится о вещах, с которыми так немного или вообще ничего не может сделать.

«Чудесно, – подумала София. – Малышку так проняло, что она сейчас заплачет».

– Мечи, битвы, убийства в Царстве! Сможешь ли ты это понять? Ох, Зое, не верю, что Божьи ангелы действительно стали плохими. В их душах еще можно пробудить добро! Если бы вдохнуть в них любовь, научить правде. Война недостойна Божьих посланцев. Я уверена, что в душе они это чувствуют, знают про это и терпят, выполняя свои тяжелые обязанности, во имя Бога. Твои истории такие прекрасные, такие светлые, Зое, что я наполняюсь надеждой, что кто-то такой чистый, как ты, сможет указать заблудшим душам правильный путь. Разве это не было бы настоящей победой, поступком действительно благородным, который не сравнится со слащавой славой, полученной благодаря паре изящных рифм?

– Но госпожа, – осмелилась пробормотать Зое. – Я никогда не жаждала такой славы!

– Знаю, дитя, знаю. Это не тщеславие, а просто момент слабости. Ведь ты имеешь право радоваться таланту, которым по своей доброте одарил тебя Бог, даже если он служит для развлечения и занятия мысли. Это тоже полезно. Подумай, что те, кто читает твои слова, могли бы посвятить это время не только добрым делам, но и, например, злым. В таком случае хвала тебе, что пишешь.

– Ах, госпожа, – простонала раздавленная поэтесса. – Умоляю, скажите мне, что сделать, чтобы стать действительно полезной! Я ничего не умею.

«Готова, – обрадовалась София. – Может, перегнули, может, она слишком наивна, чтобы пригодиться? Хотя ее вид должен сделать свое».

Она профессионально оценила ее овальное лицо, прямой нос и темные густые волосы. «Миленькая, нежная, покорная и очень преданная. Что ж, попробуем».

– Но дитя! О чем ты говоришь? Я знаю, что ты сделаешь все, что в твоих силах! Нельзя требовать от тебя большего! Нельзя преодолеть предел своей природы! Не отчаивайся. Выше голову. Если бы я знала, что ты так отреагируешь, не пришла бы к тебе. Не хотела тебя беспокоить, я хотела только поделиться с тобой, как с подругой, собственными тревогами. Не принимай близко к сердцу, Зое. Мне и в голову не приходило тебя порицать. Не плачь. Возвращайся к своим бумагам. Ты так красиво пишешь, моя дорогая.

Ангел разразилась слезами.

– Ах, Зое, я не хотела обидеть тебя. Пойду уже, если мой вид тебя так расстраивает.

София встала, а Зое была не в состоянии попросить ее остаться или вымолвить хоть слово, поэтому она только согнулась в прощальном поклоне. Начальница женских хоров, довольная ходом разговора, проплыла к выходу, оставив придворную поэтессу, слезы которой падали на пергамент, размазывая бесполезные буквы, не приносящие ничего хорошего стихи в уродливые, неразборчивые иероглифы.

* * *

– Быстрей, Полынь, быстрей!

Свист ветра оглушал Даймона, вихрь бил в лицо, затрудняя дыхание. Конь хрипел от напряжения. Не было видно ни звезд, ни комет, только размытые полосы света.

– Давай же, кляча! Сам знаешь почему!

Полынь не тратил сил на ответ, мчась через мрак.

* * *

Узиэль, адъютант Габриэля, заглянул в его кабинет.

– В чем дело? Я сказал, чтобы мне не мешали! – рявкнул архангел Откровений.

Узиэль тряхнул кобальтовыми локонами.

– Прости, но прибыл Даймон Фрэй и требует немедленной встречи. Он выглядит очень уставшим, и я не думаю, что от него удастся легко избавиться.

– Проклятье, что тебе стрельнуло в голову, чтобы от него избавляться? Я уже иду к нему. Пусть подождет в библиотеке. И дай ему что-нибудь выпить, лучше вина.

Узиэль закрыл двери.

«Сборище кретинов, – подумал Габриэль. – Как обычно. Это чудо, что Царство еще держится. Избавиться от Даймона! Господи!»

Он открыл тайный проход за занавеской с единорогами и узким коридором прошмыгнул в библиотеку.

– Приветствую, Даймон! Гарпии за тобой гнались, что ли?

Ангел Разрушения действительно выглядел очень изнуренным. Круги под глазами, на щеках грязь, черная кожаная куртка и брюки покрыты пылью. Темные волосы, заплетенные в косу, были растрепаны и полны мусора.

– Я встретил Агнца, – произнес он охрипшим голосом, который наводил на мысли об эхе в катакомбах.

– Прекрасно! Еще только этого не хватало! Но это еще не повод парализовать движение на караванном пути, мчась во весь опор, чтобы встретиться со мной. Не думаю, что это того стоило. Я тоже скучал.

– Это мило, Габриэль, что ты рад меня видеть, но какого дьявола ты отключил око? Я не мог к тебе прорваться.

– Тут кое-что случилось, когда ты уехал.

– А я кое-что видел на территориях Вне-времени, – буркнул Даймон.

– И хотел про это поговорить через око? – архангел не мог удержаться от язвительности.

Фрэй посмотрел ему в глаза. Даже Габриэль немного смутился под взглядом этих бездонных, огромных зрачков, окруженных тоненькой фосфоресцирующей зеленой полоской.

– Я хотел с тобой поговорить в безопасном месте, где-то по пути.

– А что случилось?

– Агнец показал мне щель.

Габриэль подошел и положил руки на плечи ангела Разрушения.

– Послушай, я знаю, что в нормальной ситуации это очень важное дело, но тут случилась катастрофа. Украли Книгу Разиэля. Сам Разиэль атакован черной магией так, что до сих пор не пришел в себя. Извини, но в заднице я видел твою щель.

Даймон покачал головой.

– Не делай поспешных выводов, Габриэль. То, что я видел и что почувствовал, выглядит как деяния Тьмы. Агнец подошел к самой границе, чтобы вещать про события, которых я не хотел бы дождаться.

Габриэль замахал руками, поднимая глаза к потолку.

– Психи! Одни только психи! Агнец, Серафиэль! И все вещают. Успокойся, Даймон. Это безумие. Они любят вещать. И конечно же только о катастрофах. Они видят кровь, пепелища, дым, синюшные трупы, голые задницы и пустые шкатулки! Хватит с меня! Еще один вещун-псих – и я уйду в отставку.

Даймон выслушал это терпеливо, вздохнул и начал сначала.

– Послушай, я был там. Точно в щель ломится Тень. Я говорю про нападение на территории, соседствующие с Царством. Помнишь, когда в последний раз мы имели дело с Тенью?

Габриэль судорожно сглотнул. Давно, перед появлением человека, перед бунтом Люцифера. Даймон тогда еще был Рыцарем Меча, а архангелы – кучкой жаждущих власти щенков. Тогда Фрэй воевал с Тенью, с противоположностью самого Бога, Его проекцией, отраженной в вечной Тьме, и, чтобы спасти Царство, он осквернил святой предмет, Ключ к измерениям, касаться которого мог только Его Светлость. С того времени у него на руке страшный шрам в виде полумесяца, словно его правая ладонь улыбается. Он победил, открыв Бездну, куда затянуло Тень вместе с его армией. Но демиург Ялдабаот, который от имени Бога управлял тогда Царством, приговорил Даймона к смерти за святотатство. Но Бог его воскресил, сделал ангелом Разрушения с Ключом от Бездны, а архангелы свергли Ялдабаота и заняли его место. С тех пор Даймон был одновременно и живым, и мертвым, и, по пророчеству самого Бога, он единственный, кто мог удержать Тень от уничтожения мира.

– Я говорю о конце света, о днях гнева, Джибрил. Мне жаль, но в этом контексте пропавшая тетрадка, полная магических бормотаний, теряет значение.

– У тебя нет уверенности, – тихо сказал Габриэль.

– Нет. Но хватит кучи подозрений.

Скрипнули двери, и вошел ангел с вином.

– Выпей, Даймон. Ты устал. Почему не присаживаешься?

– Потому что за последние несколько дней насиделся в седле, – с кислой миной произнес ангел Разрушения.

– Ладно, что ты хочешь, чтобы я сделал?

– По крайней мере посмотри на это.

Габриэль возмутился.

– Как? Я не могу себе позволить бросить Царство хотя бы на один день.

– Используй силу и перенеси нас.

– Ты многого хочешь. У меня есть более важные дела.

Что-то зловещее засияло в бездонных зрачках Фрэя.

– Боюсь, тебя ждут дела куда важнее, Джибрил.

Габриэль вздрогнул. «Я отвергаю его потому, что не знаю, что начнется, если он не ошибается», – подумал он со страхом.

Даймон налил себе вина, посмотрел через хрусталь на рубиновую жидкость, а потом сделал большой глоток. Выпивка у Габриэля всегда была превосходной.

– Хорошо, – ответил архангел Откровений. – Покажи мне эту щель. Возьмем с собой кого-то нейтрального. Может быть, Рафаэля?

Даймон сделал еще один глоток.

– Может быть. Отличное у тебя вино, Габриэль.

* * *

Они стояли на плоском холме, где-то глубоко на территориях Вне-времени. Даймон готов был поклясться, что ни Габриэль, ни Рафаэль никогда сюда не добирались. Они оба посещали только большие города и важные места, не заморачивая себе голову остальным.

Территория выглядела дико и грязно. Степь простиралась до самого горизонта, заросшая пожухлой травой и пучками засохшего чертополоха под бледным, хмурым небом, словно накрытая перевернутой вверх дном миской. Не хватало только выбеленных ветром и временем звериных черепов и вылизанных дождем скелетов, но нигде, куда ни кинь взгляд, не было никаких следов, даже зловещих, живых тварей.

Над пустыней носился густой, тяжелый пар, невидимый, но ощутимый. Временами по траве пробегал шелест или стон, пригибавший к земле пожелтевшие стебли.

Было душно. Даймон попытался сделать глубокий вздох, но у него тут же закружилась голова. Он посмотрел на бледного как полотно Габриэля, который неглубоко дышал полуоткрытым ртом.

– Ну и что теперь скажешь?

– Плохо… Ужасная щель.

Фрэй вздохнул.

– Дело не в том, насколько она велика, а в том, что из нее исходит. Ну что, Габриэль, мы подверглись атаке Тени или у меня внезапная истерия?

– Не знаю. Господи, как у меня голова болит.

– Это из-за вибрации. Ты ее чувствуешь?

– Я не деревянный, Даймон. Через минуту сомлею. Как ты можешь спокойно стоять и болтать в этом адском потоке мрака?

Ангел Разрушения пожал плечами.

– Видимо, полутруп может.

Габриэль смутился.

– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Суть в том… чертовски болит голова. Я забыл, что хотел сказать.

– Вот почему я боюсь, что это Тень. Я за столько лет не помню таких мощных вибраций. Она валит с ног. Ты сразу ощутил, мне тоже плохо… А где Рафаэль?

Архангел Исцеления сидел на земле, а скромное бронзовое одеяние было покрыто пылью и сухой травой. Его позеленевшее, вспотевшее лицо искривила гримаса страдания.

– Рафаэль! Господи, что с тобой? – Габриэль склонился и схватил друга за плечо.

– Пппллооохооо мне-е-е… ду-ушно, – простонал архангел, бросая на архангела Откровений измученный взгляд. Он еще попробовал что-то сказать, но ему не хватило воздуха.

Даймон слегка поднял брови.

– Как ты думаешь, какое мнение у нейтрального эксперта, Габриэль?

– Все в порядке! Я видел достаточно. Возвращаемся в Царство.

Габриэль развел руки, окружая себя и двух других архангелов радужным свечением. Фрэй почувствовал незначительное покалывание, пробегающее по коже, а на мгновение – небольшое головокружение, когда мир вокруг него свернулся и закружился. Через долю секунды они оказались на террасе дворца архангела Откровений.

Путешествие с помощью силы и слов было мгновенным и удобным способом перемещения, доступным только могущественным жителям Царства, но этим не следовало злоупотреблять, поскольку оно сильно истощало и при этом надолго оставляло след в магической структуре пространства, после чего легко можно было определить, куда направлялся путешественник. Скорость, с какой они перемещались, приводила иногда к ошибочному мнению, что ангелы могут пребывать во многих местах одновременно.

– Вина! – Габриэль хлопнул в ладоши в тот момент, как только его ноги коснулись пола. – Лучшего! Полный кувшин! Садись, Рафаэль. Тут много воздуха, сейчас тебе станет лучше.

– Ничего, – прошептал архангел Исцеления, падая в кресло.

Даймон оперся спиной на балюстраду террасы.

– Господь испарился из Царства, как вода из лужи в солнечный день. Может, эта щель появилась естественным образом и не имеет ничего общего с Тенью, но все равно вызывает сильные нарушения на нашей стороне Космоса. Не нравится мне это, Джибрил.

Габриэль развел руками.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я не могу залепить ее. Никто из нас не справится с этой дырой. Я, скорее всего, могу усилить патрулирование этой территории. Если что-то начнет происходить, они сообщат.

Ангел Разрушения критическим взглядом посмотрел на свои грязные ногти и скривился.