Текст книги "Воскресни за 40 дней"

9

После нашего разговора Алексис убежал. Я хотел догнать его, но зачем? Продолжая стоять возле могилы его мамы, представлял, как он сейчас плачет или злится, ведь мир не может вернуть ему самого дорогого человека. И я не могу.

Я вернулся домой, чувствуя себя полным неудачником. Даже встретив «своего человека», не мог ничего сделать для того, чтобы спасти его. Все годы, пока мы жили в Амстердаме, он был у меня под носом, но мы оба не замечали между нами связь, красную нить, которой соединила наши жизни сама судьба.

Диана говорила, что связанные люди могут быть как друзьями, так и возлюбленными. Что ж, здесь определенно первое. Мне придется не только похоронить свои чувства под обломками надежды, но и попытаться хотя бы восстановить с Алексисом контакт после встречи на кладбище.

Он не помнил меня. И это было мне даже на пользу.

Вдруг мне в голову пришел вопрос: «Как я должен его спасти: духовно или физически?»

Из комнаты вышла Диана и набросилась на меня с расспросами:

– Ну что, ты встретил его? Как он отреагировал? Наверное, в шоке, ведь такое не каждый день происходит! Очень рада, что вы…

– Диана, пожалуйста, успокойся, – устало попросил я, обхватив ее за плечи. С милого личика исчезла воодушевленная улыбка, и она непонимающе захлопала ресницами.

– Что-то случилось?

– Тот человек под маской оказался… парнем, в которого я был влюблен четыре года назад…

Диана раскрыла рот и нервно засмеялась.

– Прости, это панический смех. – Она откинула выбившуюся прядь волос, облизнула губы и продолжила уже тише: – Я не знаю, что сказать. Узнать о том, что «твой человек» все это время был практически рядом с тобой, это… – Она затихла, не смея продолжать.

Меня вновь наполнило чувство тревоги, которое появлялось каждый раз, когда она радовалась за меня. Это не была зависть, а что-то другое, чего никак не получалось понять.

Я продолжал стоять и улыбаться ей в ответ: меня немного позабавил ее внешний вид.

– Так, прости, я тебя перебила. Продолжай.

Мы прошли в комнату и уселись за стол.

Мне пришлось приступить к самой болезненной части рассказа. Даже сейчас я ощущал переживания Алексиса. Мы будто являлись частями единого целого. Пусть абсолютно разные, пусть он младше меня на месяц, пусть у нас непохожие судьбы – невидимая нить связывала нас.

– Оказалось, что его мама умерла. Он сказал, если я верну ее, то спасу и его.

– Это ведь невозможно, Даан! Он считает, мертвые способны воскрешать или договариваться с высшими силами?

– Для него иного спасения, видимо, нет. К тому же он не узнал меня.

– А как его зовут? – Девушка обхватила щеки руками и уперлась локтями в колени. – И вообще, расскажи о нем, о ваших отношениях.

Ее заинтересованность удивила меня. Она первый человек, кому я осмелился поведать свою историю. И был благодарен ей за это.

– Его зовут Алексис.

Диана заметила, с какой нежностью и любовью было произнесено это имя, и улыбнулась.

– Нельзя сказать, что мы были в отношениях. – Я усмехнулся, глядя в горящие любопытством глаза Дианы. При свете камина они казались медовыми. – Мы учились в параллельных классах. Я был двоечником, а он – хулиганом-отличником. О нем слагали легенды. Не было в школе человека, который не слышал бы о нем.

– А чем он тебе понравился?

– Дело не в его красоте и обаянии. Если честно, я до сих пор не знаю, из-за чего так сильно полюбил его. Первый раз увидел Алексиса, когда он подрался с каким-то пацаном. У него под глазом наливался синяк, нос был ободран, волосы растрепались, и в тот момент он выглядел абсолютно непривлекательным оборванцем. Но, несмотря на это, мое сердце замерло при взгляде на него. С тех пор не проходило и часа без мысли о нем. Я был словно болен, каждый раз искал встречи с ним, хотя он не знал моего имени и вряд ли даже подозревал о моем существовании. За два года мы встретились взглядами раз пять, и каждый раз мне хотелось спрятаться.

– Однажды я не выдержал и решил на День святого Валентина подарить ему открытку. Он отверг мои чувства. Сейчас я понимаю, это было ужасно глупо, ведь он не знал меня. Когда мне признавались в своих чувствах незнакомые девушки, я старался как можно вежливее им отказать.

– Думаю, что ты поступил правильно, – негромко начала Диана. – Сомневаюсь, что были еще парни, которые признавались ему в любви.

– Будь я покрасивее, он бы, может, и смягчил тон. – Я ухмыльнулся, вспоминая равнодушные лица сверстников, глядящих на меня – уродливого мальчишку со взъерошенными волосами и в больших очках.

– А ты был некрасивым?

– Да, я порвал все детские фотографии с девяти лет. Мама устроила мне взбучку за это.

– Ты ошибаешься. Некрасивых людей не бывает. Бывают разные мнения и видения, – вдруг взбудоражилась Диана. – Если честно, я раньше тоже считала себя страшной. Я никому не нравилась, а если кто-то и обращал на меня внимание, то только бабники. Но после смерти узнала, что давно нравилась парню из параллельного класса. Он даже приходил ко мне на могилу.

– Так ты покончила с собой из-за этого? – Я был готов иронично захохотать.

– На то были и другие причины.

На этом наш разговор закончился.

Диана отправилась в свою комнатку, оставив меня сидеть возле камина и размышлять о пережитом: самоубийстве, воскрешении и Алексисе.

Когда я вновь его встретил, то уже не мог сидеть на месте и думать о чем-нибудь другом. Все мои мысли были заняты только им. Даже в сплетении ветвей за окном на фоне пылающего заката я видел его лицо и вспоминал прошлое.

Сегодня Алексис открылся для меня с новой стороны. Раньше я вспоминал о нем как о самодовольном парне. Жил надеждами, что он умеет испытывать жалость и сострадание. Теперь мои чаяния оправдались – характер Алексиса не ограничивался одним лишь эгоизмом. Я не мог предположить, что еще нового узнаю о нем, но сам процесс раскрытия его настоящей личности доставлял удовольствие.

10

Рано утром, когда Диана мирно посапывала в своей теплой постели и солнце только-только начинало озарять городок, я направился к дому Алексиса.

Весь город спал.

Я почти бесшумно перелез через забор и оказался во дворике. Теперь оставалось самое сложное – войти в дом. Призраки моего типа могли касаться неодушевленных предметов и животных, поэтому ни о каком прохождении сквозь стены не было и речи.

Мой взгляд упал на небольшую крытую деревянным куполом веранду. По своему дизайну она напоминала один из проектов в передачах об обустройстве загородных домов. В детстве я любил смотреть такие выпуски, с интересом наблюдая за тем, как преображается старый коттедж или заброшенный двор.

Я заметил движение на веранде и подошел ближе. Алексис лежал в круглом плетеном кресле-качалке, завернувшись в мягкое вязаное одеяло кремового цвета. Я не смог сдержать широкую улыбку. Он спал, словно маленький ребенок.

На улице еще было прохладно. Я проверил плотность одеяла: слишком тонкое, чтобы спать под ним в такую погоду. Рядом на стуле лежала стопка пледов. Я взял самый теплый и укрыл им Алексиса. Тот сквозь сон почувствовал это и медленно открыл глаза.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, слегка приподняв голову.

– Э-э-э-э, – я правда не знал, что ответить, – пришел проведать тебя.

Алексис недовольно замычал и укрылся одеялом с головой.

– Идиот, не мог подождать до утра?

– Но ведь уже утро. Шесть часов.

– Я говорю про нормальное утро, часов так с десяти. – Алексис высунул голову из «кокона».

– Тебе нравится спать на улице?

– Не то чтобы… – Парень сжал губы и потянулся. – Мама очень любила. И иногда, когда мы приезжали сюда из Амстердама отдохнуть, обязательно спали тут вместе. – Он закрыл глаза и, казалось, вновь задремал.

Я сел рядом с ним, кресло-качалка подо мной скрипнуло.

– Кажется, я просил дать мне поспать, – недовольно пробубнил Алексис.

Ответить я не успел. Свет в доме зажегся. Из окна послышался шум, и на фоне задернутых занавесок проскользнула тень.

– Бли-и-ин, – Алексис был готов расплакаться, – эта недотепа сейчас включит свою идиотскую музыку и обязательно поставит магнитофон на подоконник!

Так и произошло. Бодрая смуглая шатенка выглянула в окно и включила «No Control» One Direction. Песня, к несчастью Алексиса, оказалась громкой и энергичной. Заснуть под такое не представлялось возможным, даже если бодрствовать до этого пять дней. Идеальная пытка.

Сначала Алексис сопротивлялся, пытался скрыться под одеялом, ворочался, затем затихал, лежа неподвижно. Но уже спустя полминуты он выглянул наружу и повернулся в сторону окна. Такого злобного взгляда я не видел еще ни разу в жизни.

– Пора вставать! – Уж не знаю, как эта девушка умудрилась перекричать песню. – Папа приедет с минуты на минуту уставший и голодный!

– Выруби это сейчас же! – огрызнулся парень.

Она не расслышала его и скрылась в комнате.

Мне стало жаль Алексиса. Только представьте: вы спите, и тут кто-то в шесть часов утра прямо над ухом врубает музыку на полную. Я возненавидел бы весь мир за свой прерванный сон и весь день и вечер ходил и огрызался бы. Может, поэтому Алексис такой грубый?

Я продолжал сидеть и выслушивать его ругань из-под одеяла.

– Ты воплощение самого дьявола, черт тебя подери! – То была самая приличная фраза из всех мной услышанных.

– А кто она тебе? – решился спросить я.

– Сестра, Мона.

Преодолевая себя, борясь с усталостью, слипающимися веками и состоянием, когда готов завалиться спать в любом месте, Алексис все же встал, не забывая заодно проклинать всех, кого только можно.

– Я разогрею пиццу! – радостно объявила Мона. Она вытирала мокрую голову полотенцем и была только в обтягивающих лосинах и майке.

После душа невыспавшийся Алексис сел за стол на кухне и опустил голову, пока сестра грела завтрак. Я стоял рядом с ним.

– Садись уже, – вслух обратился ко мне Алексис и отодвинул стул.

Мне стало очень приятно.

– Ты что-то сказал? – Мона обернулась.

В дверь позвонили, когда засвистел вскипевший чайник. Девушка сняла его с плиты и босиком пошла в коридор.

Открылась дверь, зашуршали пакеты, раздались женский и мужской голоса, от которых Алексис недовольно замычал.

– Мона, ты так похорошела за этот год! – восторженно заявил высокий мужчина, проходя с тяжелой ношей на кухню. – Можно смело выдавать замуж!

В ответ девушка обняла отца и забрала у него пакеты.

Папа Алексиса был крепким мужчиной с зачесанными назад светлыми волосами, идеально выбритым подбородком, яркими голубыми глазами и выразительными скулами. На вид ему примерно сорок пять, не больше, но черный шелковый костюм скостил года три.

– Ну, здравствуй, сын.

Широкой сильной рукой мужчина отодвинул стул и сел напротив Алексиса. Я с интересом стал наблюдать за отношениями отца и сына.

– Зачем ты приехал? – Алексис даже не поднял голову, чтобы посмотреть на папу.

Тот озадаченно сложил руки.

– Хотел увидеть вас.

– Целый год нормально сидел в Амстердаме, а тут неожиданно захотел?

– Не разговаривай так с… – только начала Мона, но отец молча прервал ее взмахом руки.

Он выпрямил спину и прочистил горло.

– Послушайте, вы уже год живете здесь одни.

Вернее, Мона и раньше жила, она уже взрослая. А вот ты, Алексис, еще несовершеннолетний. Ты должен жить со мной…

– Я ничего тебе не должен после того, что ты сделал.

– Ты ведь понимаешь, что это был несчастный случай. Нельзя же всегда жить прошлым.

– А ты понимаешь, что этого можно было избежать? – Алексис повысил голос, но отец продолжал говорить все так же спокойно.

– Я не заставляю навсегда уезжать из Фризенвейна, просто в Амстердаме смогу дать тебе достойное образование. Я приглядел тут участок для ведения бизнеса.

Это мой подарок на твое восемнадцатилетие. К тому моменту, как это место обустроят, ты повзрослеешь и прочувствуешь вкус работы. Тогда и переедешь обратно.

– А ты не слышал, что дарить подарки заранее нельзя?

– Все будет оформлено на тебя в день рождения. Сразу после завтрака, хочешь того или нет, я отвезу тебя туда.

Вены на шее Алексиса вздулись от злости. Он вцепился в край стола, словно собираясь опрокинуть его на отца. Мона поставила разогретую пиццу, салат, молоко и сэндвичи. Отец поблагодарил дочь и положил себе всего понемногу.

– Ешь, почему ты сидишь? – спросил он заботливо.

– Да пошел ты!

Он выскочил из-за стола и, не оглядываясь, убежал. Мужчина так и остался сидеть с поднятой вилкой.

Алексис лежал на кровати в своей комнате, уткнувшись лицом в большую мягкую подушку, и этим напоминал мне диснеевскую принцессу. Я начал разглядывать комнату: разбросанные диски, книги, одежда, рваные плакаты на стенах, куски которых валялись на полу; задернутые шторы и неубранная постель. Комната настоящего меланхолика. Просто в голове не укладывалось: меланхолия и Алексис.

– У тебя такой бардак.

– Ну, спасибо, Капитан Очевидность.

Он отвернулся.

Из-за беспорядка я не мог усидеть на месте: мысли метались, и ни одну из них было не поймать. Моя мама говорила: что у человека в комнате, то у него и на душе. Но это было правдой лишь отчасти. В моей комнате всегда царил порядок, но в душе властвовал хаос.

Я начал раскладывать все по местам. По крайней мере, поднимать вещи с пола. Здесь были и школьные учебники, и диски с «Голодными играми» и «Гарри Поттером». Ничего удивительного для Алексиса, ведь это одни из самых популярных фильмов за всю историю человечества. А вот наличие этого фильма в «скромной» коллекции дисков ввело меня в легкий ступор.

– Тебе нравится «Титаник»?

Я обернулся к парню. Он лежал на кровати и наблюдал за мной, опершись на подушку.

– Нет, сопливая драма. Но мне нравится момент, когда все умирают.

– Зачем же тебе тогда диск?

– Это Моны.

Ну да, конечно. Я не смог сдержать ухмылку и положил диск в стопочку на столе.

– А ты смотрел? – заинтересованно спросил Алексис.

– Нет, не смотрел.

– Хо-хо! Серьезно?

– Отец не разрешал мне смотреть этот фильм.

Я с горечью вспомнил былые дни. Они были серыми и скучными. В сериалах у детей бурная жизнь, но в реальности все подростковое бытие состоит из школы, колледжа, ора родителей из-за неубранной комнаты и проблем с учебой. А, и еще несчастная любовь. Как же я мог забыть о ней?

– Когда по телевизору показывали «Титаник», папа сразу переключал на спортивные телеканалы, а возвращался к фильму ближе к концу, когда все умирали. Помню один случай. Я не смог сдержать слез и спрятался за диваном, чтобы поплакать, папа сидел и равнодушно продолжал смотреть, а потом переключил на политическую передачу.

Короткая исповедь вызвала ощущение опустошенности. Один из черных гробиков моих воспоминаний, которые я так тщательно старался захоронить, вдруг раскрылся. Теперь он растворился, а вместе с ним часть груза, что лежал на сердце.

Взгляд Алексиса стал задумчивым.

– А почему ты прятался за диваном?

– Мне не разрешали плакать. Мама ругала за это постоянно. Я был очень сентиментальным и ранимым ребенком.

– У тебя жуткие родители.

– Знаю. По крайней мере они старались быть такими. – Я продолжил маленькую уборку. – Кстати, а как зовут твоего отца?

– Бертольд…

Мы услышали приближающиеся к комнате шаги. Возле дверей стояла Мона. Волосы уже заплетены в косу, а вместо халата – серое домашнее платье.

– Ты собрался?

– Дверь закрой, – сквозь зубы процедил ее брат.

Мона молча вышла.

Алексис вскочил с кровати и подошел к шкафу. Он стянул с себя футболку и бросил ее в сторону. Я машинально потянулся к его одежде и поднял с пола. От нее веяло теплом, пахло чем-то особенным и необычным – это был запах тела Алексиса. Резкий, но приятный. Он стоял отвернувшись, словно поддразнивал меня, демонстрируя свою оголенную спину и бедра, плотно обтянутые серыми джинсами. Падающий свет очерчивал каждый мускул на его теле. Придавал коже нежно-бежевый оттенок, а волосам – цвет пшеницы.

Я был не в силах отвести восхищенный взгляд от Алексиса. Прошла всего пара секунд, но для меня они, наполненные любованием, растянулись на несколько часов. И я был готов смотреть дальше.

Алексис нашел в шкафчике подходящую кофту. Вид парня в ней заставил что-то внутри меня всколыхнуться. Подобные чувства я испытывал ранее, только когда фантазировал о наших отношениях.

Вещичку эту и кофтой-то назвать сложно: рукава до локтя из сетчатой ткани, как и часть, начинавшаяся чуть ниже сосков. Лишь грудь прикрыта квадратным куском бледно-голубой ткани. Торс фактически оголен.

– Ты пойдешь со мной? – вывел меня из раздумий голос Алексиса.

– Да, конечно.

Мы спустились. Возле ворот уже ждало такси. Алексис пропустил меня в машину первым. Я почувствовал себя девчонкой, каких у него был миллион.

Минут десять машина двигалась по знакомым улицам, проехала мимо моего дома и свернула направо. Дальше я уже не наблюдал за происходящим снаружи. Ранний подъем дал о себе знать – мы сидели и зевали.

Не знаю, сколько прошло времени. Я был на грани сна и уже не мог мыслить ясно.

– Приехали, – выдернул из дремы голос водителя.

Мистер Бертольд протянул ему деньги и попросил подождать. Взмахом руки он повелел сыну выйти.

– Вот и это место. Отличный вид!

Мы вышли. Я еще долго протирал глаза, не веря тому, что видел. Это мой любимый пригорок!

Бертольд не упустил возможность пофантазировать перед сыном, чтобы пробудить в нем интерес:

– Здесь мы построим большую двухэтажную гостиницу для приезжих, установим фонтан, сделаем ресторан…

Я чувствовал себя так, словно меня ограбили. Опять. Приятные воспоминания и эмоции, испытанные тут, медленно покрылись трещинами, готовые разлететься на тысячу осколков. И каждый раз, когда отец Алексиса гордо перечислял, что он собирается здесь построить, эти трещины разрастались все сильнее.

Алексис без капельки заинтересованности слушал Бертольда и смотрел под ноги – даже слегка колыхающаяся на ветру трава была для него занятнее отцовских планов.

– И в итоге… – не мог угомониться мужчина.

– Я все понял! Эх… спасибо тебе за этот чудный подарок, папа! – Явный сарказм.

Отец постарался проигнорировать тон сына:

– Строительство займет полгода, не меньше. Это если говорить о проекте и его частичной реализации, без внутреннего обустройства.

– Зачем ты решил построить эту махину в такой глуши? Сюда не так много гостей приезжает.

– Неправда, сын. Я заранее изучил спрос на номера в местной гостинице и поспрашивал жителей по поводу приезжих и их отношения к новым местам для отдыха. Результат превзошел все ожидания. Плюс я договорился с рекламными компаниями.

Меня поражали настойчивость и предусмотрительность отца Алексиса. О таком папе мечтают все! Не каждый год родитель дарит тебе бизнес, стоимостью превосходящий пожизненную среднестатистическую зарплату в Амстердаме. Мой отец фиг что оставил бы мне в наследство. Да и подарков мне не дарил, как и мама. За эту заботу я и начал уважать мистера Бертольда. Но! Реализовать его планы на моем любимом месте казалось дикостью не только по отношению ко мне, но и к пригорку в первую очередь. Это преступление против природы!

– Ты доволен, сын мой? – радостно спросил мужчина с чувством выполненного долга, а на лице так и читалось: «Какой же я отличный папочка! Теперь он точно станет относиться ко мне хорошо».

– Нормально.

Ответ убил меня второй раз. Такие планы, и всего лишь «нормально»? Да Алексис просто не ценит, что имеет.

«Кто бы говорил».

Выражение уверенности на лице мужчины треснуло, как банка с кипятком. Он поправил воротник и направился к машине договариваться с водителем.

Алексис подошел ко мне и спросил:

– Тебя что-то беспокоит?

– Это место… Я очень люблю его.

– И ты, естественно, не хочешь, чтобы его осквернили? – заинтересованно спросил он.

– Конечно же, не хочу! Только представь: этот пригорок так прекрасен. Идеальное место для того, чтобы остаться наедине с собой. А его хотят испортить, построив большое здание! Зачем?

Я так эмоционально и громко высказал свое мнение, что меня должны были услышать мистер Бертольд с водителем. Алексис даже не дрогнул.

– И как же ты собираешься остановить стройку?

– Я не знаю…

– А я знаю. – Алексис улыбнулся, и в моей душе зародилось сомнение. – Если тебе так сильно хочется спасти пригорок, я могу попросить отца построить здание в другом месте.

– Правда?

– Но! – Ах, вот то, что меня ждало, когда речь шла о чем-то нужном! – Я ничего не делаю просто так.

– И чего же ты хочешь?

Хитрая улыбка на лице Алексиса стала шире. Он показал мне три пальца.

– Три желания. Три действия, и твое любимое местечко спасено.

– А в чем же заключаются эти действия?

– Они довольно легкие, так что ты справишься. Можешь приступить к ним прямо сейчас.

– Но я же не знаю, что делать.

– А у тебя есть выбор? Откажешься – твое местечко погибнет. Согласишься – оно спасено. Ты просто должен сделать для меня три вещи.

Выхода нет. Алексис искусно играл на эмоциях и говорил до ужаса сладким, но в то же время ядовитым голосом. И я поддался его чарам.

– Хорошо, согласен.