Текст книги "Джастин Кейс"

12

Жизнь продолжала преследовать Джастина. На второй неделе занятий, когда он шел к раздевалке после физры, тренер по атлетике оттащил его в сторону.

– Кейс! – рявкнул Тренер. – Ты не думал всерьез заняться бегом?

Боб навострил уши. Он любил хорошенько побегать.

Джастин смотрел куда-то вбок.

– Эй, Кейс! Ты меня слышал?

Джастин кивнул.

– Ну так как? Нам не хватает людей в этом году.

– Я не умею бегать.

– Чушь, – выпалил Тренер. – Посмотри на себя. Немного потренироваться, и сможешь бегать кроссы хоть круглые сутки.

Джастин уставился на Тренера с недоверием. Дэвид Кейс никогда не выглядел как спортсмен. Одно дело поменять гардероб, и совсем другое – собственное телосложение.

– Кейс, ты что, слабоумный? – нетерпеливо огрызнулся Тренер. – Раз так, то ты непригоден.

Джастин покачал головой. «Я же ненавижу спорт, – подумал он. И в следующую же секунду: – Супер!»

Тренер закатил глаза.

– Ответь, Кейс. Просто ответь хоть что-нибудь.

– Ладно, – сказал Джастин. Боб завилял хвостом.

Питер усмехнулся, когда услышал новости.

– Тебе понравится, – сказал он. – Не сразу, конечно, сначала будет кромешный ад. Но со временем привыкнешь.

Джастину было все равно, понравится ему или нет, сразу или потом. Кроссы представлялись ему неким извращенным способом саморазрушения, который заключался в бесконечных изнурительных забегах по неприглядным городским окраинам под аккомпанемент едких издевок садиста-тренера, чью жизнь загубила посредственность.

Команда Тренера ни разу не завоевала титул чемпиона графства. Сам Тренер не вырастил ни одного будущего олимпийца. Еще ни один выпускник средней школы Лутона не возвращался туда спустя годы и не заявлял, что бег сыграл важнейшую, да что там говорить, ключевую роль в его жизни. Надбавка к зарплате за те три дня в неделю, когда Тренер терпел презрение и равнодушие бесталанных подростков, и близко не покрывала размах его разочарования.

Даже зная все это, Джастин втайне был рад открывшимся для него спортивным перспективам. Никогда еще ему не говорили, что он вообще способен бегать, уж тем более целый день. Дэвид Кейс определенно не атлет, но Джастин? У Джастина явно были задатки.

Его тело уже и так начало незаметно меняться. За последние восемнадцать месяцев он вырос на пятнадцать сантиметров. Его ноги, всегда непропорционально длинные по отношению к торсу, стали еще длиннее, а ступни вытянулись на два с половиной размера. Но весь он был какой-то мягкий, медлительный. Требовалось немалое воображение, чтобы представить, что он когда-нибудь изменится.

На первой же тренировке его погнали наматывать круги по школьному стадиону в бешеном, как ему казалось, темпе. Боб радостно скакал вокруг. Через десять минут Джастин начал выдыхаться. Тридцать минут спустя он свалился на обочине дорожки, с трудом переводя дыхание: дрожащие ноги свело судорогой, легкие горят, горло пересохло, живот ходит вверх-вниз. Боб лизнул его лицо, а потом изящно опустился рядом, чтобы вздремнуть.

– Слабак! – прошипел кто-то из команды.

Один за другим они пробегали мимо по серой спортивной дорожке, и каждый пытался отличиться самым уморительным оскорблением:

– Привет, бабуля!

– Кис-кис-кис.

– Придурок.

– Вставай, Психейс!

Последнее крикнул Тренер.

Джастин едва слышал оскорбления. Его больше волновало, как восстановить приток кислорода к мозгу.

Питер ничего не сказал, когда пронесся мимо, но его молчание было исполнено сочувствия.

Семерых из пятнадцати мальчиков в команде Джастина отобрали потому, что они смогли убежать от местных полицейских. Еще пятерых принудили к участию шантажом, поскольку с их академической успеваемостью приходилось искать другие оправдания, чтобы оставить их в школе. Когда Тренер ненадолго отлучался, большинство из них пользовались моментом, чтобы затянуться сигареткой прямо у дорожки.

Джастин не курил, и вместо этого продолжал бегать, обнаружив со временем, что в предсказании Тренера была доля правды. С каждым днем он бежал все лучше и лучше. Прогресс шел медленно, но верно. Вскоре у него четче обозначились крепкие граненые мышцы на ногах и нижняя челюсть. Он стал выглядеть по-другому – стройнее, подвижнее, – и, самое главное, оказалось, что он может бежать почти без остановки. Бывали моменты, когда его грудь сдавливало от напряжения и нехватки кислорода, мускулы начинали молить об остановке, но боли требовалось все больше времени, чтобы подступить, и она беспокоила его все меньше, становилась все привычнее. Он мог не сбавлять темп все дольше, а если удавалось бежать наравне с Питером, он ликовал.

Ему помогал пес, с легкостью и изяществом грациозно скакавший рядом. Когда Джастин падал духом, он сосредотачивался на Бобе, на его легкой поступи, на его благородном облике.

Джастин бежал и думал: «Я борзая, мне нет равных среди собак. Я несусь сквозь пространство и время со скоростью мысли. Неизвестное – вот моя добыча, и я придавливаю ее к земле одним грациозным прыжком».

Он явственно ощущал, как его лапы отбивают двойной ритм по дорожке, как его узкая морда рассекает воздух, и не слышно ни звука, только стук его огромного благородного сердца. Он бежал бесшумно. Он прыткий пес, он гончая в безжалостной погоне за зайцем, тугой лук, звенящая стрела. Много минут подряд он был грациозен и полон радости.

Оскорбления сыпались на него все реже, по крайней мере от Тренера.

– Как я пробежал? – Джастин задыхался, ноги у него дрожали, все тело было покрыто потом.

– Господи, – пробормотал Тренер, уставившись на секундомер. – Десять тысяч метров меньше чем за тридцать восемь минут.

Джастина распирало от гордости. Еще пару недель назад он едва тащился по дорожке.

У него появилась надежда.

Возможно, ему удастся убежать от чего угодно.

13

Джастин свистнул: «Пошли, Боб! Гулять!»

Боб развернулся и прыгнул на хозяина, чуть не сбив его с ног. Большой пес, почти метр в холке. Джастин почесал его за ухом. Хороший мальчик.

Краем глаза он видел, как мать украдкой за ним подсматривает. «В чем дело, – подумал он с ехидством. – Никогда не видела воображаемых собак?»

Она была чем-то обеспокоена; наверное, волновалась, что присутствие такого огромного зверя опасно для его младшего брата, хотя Чарли не выглядел испуганным. В любом случае имеет же он право выбрать себе животное по вкусу. Если подумать, почему мать и отец сами не обеспечили его домашним животным? Кто знает, может, будь у него настоящая собака, его бы не так мучили страхи.

А может, и точно так же.

Джастин хотел снова увидеть Агнес, но нерешительность перевешивала это желание. Он ведь еще мальчишка, у него нет ни опыта, ни обходительности. Он не гений и не секс-гигант. Пес у него, конечно, красивый, но его не существует. Короче, ничего особенного он собой не представляет.

Поэтому он вдвойне удивился, когда Агнес сама ему позвонила спустя чуть больше месяца после их знакомства.

– Джастин Кейс, наконец-то. В телефонном справочнике двенадцать Кейсов, а твой номер, представь себе, одиннадцатый.

Джастин онемел от удивления.

– Эй, ты там где?

– Я… я просто… это… – «Отлично, – подумал он, – не хватало еще стать заикой».

– Короче, мне надо с тобой увидеться. Встретимся через десять минут в кафе на Уэст-стрит.

Агнес повесила трубку.

Джастин уставился на телефон. С чего вдруг она позвонила? Может, у него провалы в памяти. Может, они с Агнес частенько встречаются в кафе поболтать о… О кризисе в международной экономике, например.

Его собственная жизнь будто перестала ему принадлежать.

Он вошел в кафе.

– Столик для одного? – спросила официантка высокомерным тоном.

– Для двоих. – Он слегка запнулся.

Она указала на столик, втиснутый между туалетом и кухней. Он прошел мимо и выбрал отгороженный угол с видом на улицу, сел и заказал чашку чая. Нечеловеческим усилием воли ему удалось растянуть ее почти на полчаса, за которые Агнес так и не явилась. Его охватили сомнения и ненависть к себе.

Он уже собирался оплатить свой жалкий счет и выползти на улицу, воя от почти физической боли, когда заметил за окном ее розовую припрыгивающую челку. Сегодня она нарядилась гейшей: яркое цветастое кимоно, короткие зеленые бархатные кюлоты, белый тональник, огромные темные очки и туфли-сабо на платформе. На плече у нее висела полосатая пластиковая папка.

Она послала ему воздушный поцелуй через стекло и вошла в кафе. Джастин ссутулился от неприятного чувства, что его заставили ждать.

Агнес подошла к столу, улыбаясь:

– Привет, Джастин Кейс. Извини, пожалуйста, что опоздала.

– Привет, – пробормотал он, глядя в пол.

Она не шевелилась, пока он не поднял на нее глаза, затем сдвинула очки на кончик носа и уставилась ему прямо в глаза, улыбаясь едва заметной, но невероятно соблазнительной улыбкой:

– Я страшно рада тебя видеть.

– Я… – начал было он, но понял, что не может закончить фразу. Он потянулся к Бобу и одной рукой сжал теплую эластичную кожу на шее пса.

«Интересно, я влюбился? – подумал он. – А она?» У его ног Боб приподнял бровь и взглянул на хозяина.

Джастин наблюдал, как Агнес усаживается напротив, взмахивает крошечным носовым платком, украшенным цветами вишни, и робким мурлычущим голосом гейши заказывает ромашковый чай. Когда она вновь повернулась к нему, то показалась похожей на безликое экзотическое насекомое. Ему было не по себе оттого, что он не видел ее глаз.

Она подняла с пола папку, положила ее на стол между ними и придвинулась поближе.

– Прости, что так долго их печатала. Но… – Тут она помолчала для пущего эффекта и перешла на шепот: – Но подождать стоило.

Под столом Боб перевернулся на бок, картинно потянулся, закрыл глаза и захрапел. Агнес открыла папку, вытащила стопку листов с «превьюшками», положила их перед Джастином и откинулась на спинку стула.

Он взял первый.

Мальчик на фотографиях был худым, почти тощим, с довольно длинными волосами и бледной кожей. На снимке, помеченном крестиком, он стоял, засунув руки в передние карманы джинсов. Фото было сделано сбоку, и он смотрел в камеру так, будто только что обернулся. На слегка смазанном лице читались недоверие и беспокойство.

Только спустя долгое мгновение Джастин понял, что разглядывает самого себя.

– Ну как? – сказала Агнес.

– Что – ну как?

– Ну как, что думаешь? Шикарно получилось?

Шикарно? Он бы так не сказал. Он был совершенно на себя не похож. Бледный, нервный, хорошо одетый незнакомец. С точки зрения его главной цели это было потрясающе. С любой другой – жутко до дрожи.

– Я не так выгляжу.

Она торжествующе просияла.

– Не так выглядел. Пока я тебя не увидела.

Он задумался над ее словами.

– И что ты собираешься с ними делать? – спросил он наконец, просматривая остальные «превьюшки».

– Забудь про них. Давай лучше про тебя. Не могу поверить, что нашла тебя в такой дыре, как Лутон.

Джастин поморщился.

– Не пугайся ты так. Тебе, собственно, делать ничего не придется. Ты и так идеален, какой есть.

«А какой я есть?»

– Но прежде чем снимать дальше, мы должны кое-куда съездить. Когда у тебя есть время?

Время у него было всегда. Он взглянул на Агнес. Интересно, она хочет с ним переспать? А он с ней?

– Куда мы должны съездить?

– В Лондон.

В Лондон? Да опаснее только в Багдаде или, может, в Кигали. Он наблюдал, как Агнес не спеша листает свой ежедневник, будто она каждый день каталась в эту столицу городских ужасов, даже не задумываясь, что ее там ждет: международный терроризм, таксисты-маньяки, отпущенные на домашний уход психи, которые сталкивают ничего не подозревающих туристов под поезда.

Его передернуло.

– Давай на вокзале в следующую субботу в девять утра?

У Джастина не было ни ежедневника, ни планов, так что он сказал «да».

14

Задолго до того, как Эйнштейн придумал свою теорию относительности, любой ребенок мог сказать, что некоторые дни тянутся медленнее других, а иная неделя может превратиться в целую вечность.

Десять дней до новой встречи с Агнес Джастин чувствовал себя спутником, зависшим в открытом космосе и бешено вращающимся вокруг своей оси. Бывало, он сидел на уроке, уставившись на огромные черно-белые школьные часы, в деталях воображая свою трагическую гибель в бетонных джунглях или свои грядущие любовные подвиги, а очнувшись много часов спустя, обнаруживал стрелки ровно в том же положении. Это противоречило каким-то там законам физики, о которых он знал бы больше, если бы внимательнее слушал на уроке. Он пребывал в застывшем мире без линейного движения и уже перестал надеяться, что день, которого он в равной степени ждал и страшился, когда-нибудь наступит.

Через четверть секунды он наступил.

Джастин проснулся в назначенное утро, натянул старенькую зеленую ветровку поверх новой одежды, заново встроился в стремительный поток обычного времени и отправился на встречу с Агнес.

Лутон – городок небольшой, и до вокзала было всего пятнадцать минут пешком. По дороге он представлял их день и в который раз мысленно готовился ко всем сценариям, получившим за время ожидания целый набор чрезвычайно эротических концовок. Это помогло ему на время забыть свои обычные ужастики, в которых его похищала эстонская мафия, подрывали защитники прав животных или протыкал ножом озлобленный водитель автобуса. Последние десять ночей он снова и снова погружался в мир полугрез, в котором Агнес не могла от него оторваться; и с каждой ночью их игры становились все сложнее, все эротичнее и изощреннее. В какой-то момент реальность и фантазия поменялись местами, и его воображаемая жизнь стала намного ярче, чем настоящая.

Но теперь, при безжалостном дневном свете, его охватили сомнения. Может ли влечение к сексу побороть его страх перед опасностью? И каковы вообще его шансы по этой части? Он, похоже, в какой-то степени нравится Агнес, но в какой? Немножко? Очень? Настолько ли, чтобы заняться с ним сексом в поезде?

Он представил, как встречает ее на платформе, представил, что у нее красные глаза и заплаканное лицо, представил, как она просветлела при его появлении, как они едут вдвоем в тесном старомодном купе полупустого поезда. Она признается, как сильно страдает. Обычное увлечение превратилось в его воображении в подавленную страсть; она говорит, что перестала спать по ночам, потому что без конца думает о…

Он остановился на углу, подождал, пока машины его пропустят, и перешел дорогу.

Тут она смутится.

И вдруг бомба… нет!

Он представил себя опытным соблазнителем. Она смотрит на него этаким умоляющим взглядом, и наступает момент, когда никакие слова больше не нужны. Ее рот чуть приоткрыт, глаза широко распахнуты, она подносит руку к его щеке, и тогда он ее целует, сперва нежно, а потом страстно, смелее, чем она ожидала от какого-то неопытного юнца вроде него, и он будет целовать ее до тех пор, пока она не отстранит его и не начнет умолять: «Джастин, не надо». Но он не послушает, ведь на самом деле она этого хочет, и вот не прошло и секунды, как он уже расстегивает ее рубашку, задирает юбку, запускает руку между бедер, чтобы дотронуться до мягкого теплого изгиба ее… ее… ну, вы понимаете.

На ходу он врезался в какую-то девушку и вышиб мобильный у нее из рук на тротуар.

– Извините, – пробормотал он в ответ на ее гневный взгляд. И поспешил дальше, опустив голову.

Агнес будет жадно смотреть на него и стонать в его объятиях: «О боже, Джастин, перестань, нам нельзя, ты еще маленький!» – но они не перестанут. Он чувствовал ее губы у своего уха и слышал, как она шепчет хриплым, будто чужим, голосом:

– О, Джастин, вставь мне как следует…

БАХ.

Внезапно он оказался на земле, не до конца понимая, что с ним произошло. В первое мгновение он совсем не чувствовал боли, но через пару секунд она пронзила лоб и растеклась по телу с такой силой, что ему свело живот. Ему пришлось лечь, чтобы не нырнуть головой в кружащийся тротуар.

«О боже, тот самый голос!» – мелькнула у него мысль.

Вокруг собиралась толпа. Боб поскуливал и тыкался мордой Джастину в шею.

Джастин подумал: «Снайпер. Меня подстрелили».

Он с трудом сел, пытаясь нащупать на лбу липкую влагу, сочащуюся из огнестрельной раны. Сзади его бережно поддерживали за плечи чьи-то руки. Он сфокусировал взгляд, отчаянно прочесывая толпу в поисках киллера и дымящейся пушки в сточной канаве.

И ничего. Никакой крови. Никакой огнестрельной раны. Никакого орудия убийства. Ничего, кроме…

Фонарного столба.

Он врезался в железный фонарный столб. Ударом ему чуть лицо сквозь затылок не вышибло.

Какая-то старуха ткнула его клюкой:

– Ты что, придурок, слепой, что ли?

Сзади девочка с добрым лицом, густыми каштановыми волосами и такими же глазами, как у Питера, крепко держала Джастина, чтобы он не упал. Некоторое время она постояла рядом, слегка наклонив голову, прислушиваясь к беззвучному гулу спутанных мыслей, который исходил от его мозга, будто песня в плохом исполнении.

«Неудивительно, что он во все врезается», – подумала она.

Затем она наклонилась, потрепала Боба по спине, расправила юбку на ободранных коленках и нырнула в толпу. Ей было интересно узнать, когда их пути пересекутся снова.

А на тротуаре время замедлилось и поплыло, как грамзапись на пятнадцати оборотах в минуту. Джастин оперся на руку какой-то полной женщины средних лет с детской коляской, неуверенно встал и продолжил путь вместе со своим псом.

15

На вокзале он рассказал Агнес, что случилось. Она осмотрела шишку у него на лбу.

– Ты же не просто так вписался в фонарный столб?

– Именно что просто так, – нетерпеливо ответил Джастин. – Только я не сам, я почувствовал ее, она меня направляла. Я слышал ее голос.

– Что она сказала?

Джастин избегал ее взгляда.

– Не помню. Но это было ужасно. Как будто она издевалась надо мной.

– Ты уверен, что это не какая-нибудь сволочь мимо проходила?

– По-твоему, у меня слуховые галлюцинации? – Голова гудела, и он начинал сердиться.

– Я такого не говорила.

У перрона с визгом затормозил поезд.

– Пошли, – сказала она. – Это наш.

Народу в вагоне было много, так что сесть рядом они не смогли. Джастину полегчало. Не время соблазнять девушку, когда у тебя на лбу пухнет фиолетовая шишка размером с детский кулак.

Он смотрел в окно на прерывистую полосу зелени, протянувшуюся между Лутоном и Лондоном. С другого конца вагона доносилось щелканье фотоаппарата Агнес.

«Я вижу новостройку компании “Барратт”. Я вижу бешеную корову. Я вижу поле с пестицидами. Я вижу птицу со сломанным крылом. Я вижу…»

Он увидел потрепанного дряхлого осла с прогнувшейся спиной и поникшей головой, неподвижно стоявшего посреди общипанного поля. К своему ужасу, Джастин почувствовал, что у него на глазах выступили слезы.

В оконном отражении он видел, что на него уставилась какая-то девушка.

Он обернулся, чтобы получше рассмотреть, кто сидит напротив по диагонали. У соседки были короткие толстые ноги, короткое толстое тело, тусклые светлые волосы и огромные, как у эльфа, уши. Она развернула карту Лондона, разложила ее на походном рюкзаке, который стоял у нее в ногах, и улыбнулась ему.

– Извините, – сказала она Джастину с сильным акцентом. – Вы знаете, как я найду вокзал Виктория?

Он взял протянутую ему карту и стал внимательно изучать. В Лондоне он ориентировался не лучше ее, но чувствовал долг оказать помощь гостье.

– К сожалению, я не знаю, – сказал он в конце концов, возвращая карту.

– Может быть, вместе мы могли ее находить, да? – Она смотрела на него из-под белесых ресниц.

– Я с подругой, – неловко пояснил Джастин, показывая на Агнес.

Девушка изогнулась, чтобы получше разглядеть соперницу. Агнес широко улыбнулась и сфотографировала их обоих. Девушка обернулась к Джастину с досадой:

– Ну что ж. В другой раз, может быть?

Джастин кивнул. Они уже подъехали к станции. Он вскочил, протиснулся между пассажирами, спешащими на пересадку с огромными чемоданами, и догнал Агнес на платформе.

– Ну, – сказала она. – Кто же твоя новая подружка?

– Это ты про Фродо?

– Не будь таким жестоким. Она на тебя запала. Значит, работает.

– Что работает?

– План твоего преображения. Скоро они будут набрасываться на тебя, как…

– Как кто? Стервятники? Вампиры? Пингвины?

Она повернула к выходу из вокзала:

– Сюда. Тут недалеко, пешком дойдем.

– Куда мы идем?

В ответ она взяла его за руку и прибавила шагу.

Агнес вела его по лабиринту мрачных обшарпанных улочек в районе вокзала, пока они не свернули в какой-то узкий проход между домами. Вывеска на щербатой кирпичной стене гласила: «Стэйбл-Лэйн». Идеальная обстановка для появления беззубого громилы с пианинной струной, который удавит обоих, выпотрошит трупы и бросит валяться в куче перекрученных кишок, вытекающих на холодную землю.

– Пришли, – сказала Агнес, остановившись у дверей серого, ничем не приметного здания, если не считать мигающих оранжевым неоном букв «АЮ», оставшихся от надписи «СДАЮ». Агнес позвонила, дождалась тихого гудка и толкнула дверь.

Внутри была узкая лестница. Они поднялись на площадку, и вслед за Агнес Джастин вошел в тяжелые железные двери, за которыми обнаружилось просторное помещение с низким потолком и черными шелковыми обоями. Все пестрело красками и узорами. На стенах висели тяжелые зеркала в золоченых рамах, из-за которых создавалась иллюзия, что комната тянется во всех направлениях до бесконечности. На просторах полированного дубового пола были разбросаны восточные ковры; на коврах стояли вешалки с одеждой. Сотни галогенных лампочек мерцали на потолке, как звезды.

Джастин будто очутился внутри старинного пасхального яйца. Пахло тут, как в трюме корабля, возвращающегося из Вест-Индии, – чем-то экзотическим и дорогим. «Гвоздикой, – подумал он. – Ладаном. Корицей».

Его глаза не сразу привыкли к крошечным лампочкам, отражавшимся и умножавшимся в зеркалах. Теперь он разглядел круживших по комнате представительниц странного женского подвида. Одни были в джинсах и на платформах, другие в ярких костюмах или платьях, но все невероятно высокие, невероятно холодные, с немыслимыми прическами и ненормально длинными ногами. У них были застывшие глаза и надутые губы. Они хихикали и сплетничали, но их лица превращались в презрительные маски при виде Джастина.

– Модели, – шепнула Агнес. – Они налетели сразу, как только это место открылось. Как муравьи на пикник. Непонятно, откуда они узнают.

«Господи, – подумал Джастин, – опять мода». Почему не что-нибудь попроще, вроде санскрита или статистики?

Агнес взяла его за руку и провела через комнату. За длинным деревянным рабочим столом спиной к ним стоял высокий эндоморф, весь какой-то округлый, узкоплечий, с продолговатой головой и медлительный, как тибетский монах. На нем были мягкие широкие брюки и толстый угольно-серый кардиган, распущенный по краям, так что отдельные шерстяные нити свешивались чуть ли не до пола. Джастин гадал, откуда он родом, и остановился на нескольких вариантах: Япония, Франция, Индия. Когда он повернулся к ним лицом, Джастин увидел, что глаза у него холодные и колючие, как осколки стекла.

– Привет, Айван, – сказала Агнес.

Мужчина расцеловал ее в обе щеки.

– Всегда рад, дорогая. – Кивнув, он указал на покупательниц, и его глаза сузились. – Извини за бардак, пожалуйста.

Агнес чуть улыбнулась:

– Разумеется. Ты, похоже, процветаешь.

– На жизнь хватает. – Несмотря на экзотическую внешность, по-английски Айван говорил хорошо и без акцента.

Агнес придвинулась к нему поближе, понизила тон и кивнула на Джастина:

– Айван, посмотри, какого я мальчика нашла.

Джастин поморщился. Нашла мальчика. Как будто речь о старой перчатке на тротуаре.

– Ну? – Она говорила тихо. – Что скажешь?

Айван смотрел на Джастина, изучая его с равнодушной отстраненностью человека, который повидал слишком много незаурядных лиц. Он поднес элегантный узкий палец ко лбу и вопросительно посмотрел на Агнес.

– Шишка временная, – прошептала она.

Он снова посмотрел на Джастина и пожал плечами.

– Да, – сказал он наконец. И еще раз: – Да.

Джастин съежился в своей ветровке и начал пятиться к выходу.

Агнес его остановила, крепко ухватив за плечо.

– Айван, это мой друг Джастин Кейс.

– Очень рад. – Айван слегка поклонился Джастину с мрачной учтивостью. – Чем могу служить?

– Его нужно… обработать.

Айван кивнул.

– Да, разумеется. – Он подавил зевок.

– У Айвана чутье, – шепнула Агнес. – Третий глаз, считай.

Джастин представил себе этот третий глаз, запрятанный в кармане штанов Айвана, влажный и склизкий, как кальмар.

На другом конце комнаты из примерочной вышла девушка в платье с воланами, которое делало ее похожей на сову и нисколько не подчеркивало ее болезненную красоту. Ее подруга одобрительно закивала.

Джастин смотрел на них в недоумении.

– Итак, – сказал Айван, разглядывая Джастина и теребя пальцами черную пуговицу. – Костюм не пойдет. Может, пальто?

– Как скажешь, – отозвалась Агнес. – Что-нибудь эффектное. Для фотосессии.

Айван прищурился.

– Есть кое-что подходящее.

Он исчез и через несколько минут вернулся с длинной дубленкой серо-голубого цвета с черными пуговицами. Он небрежно перебросил ее через руку и несколько раз похлопал. От пальто поднялись маленькие облачка пыли. На замшевой поверхности остался бледный след от ладони Айвана.

– Крой слишком узкий для тех, кто может себе такое позволить, – сказал он. – Стройный мужчина с деньгами – редкость.

Джастин уставился на пальто. Оно походило на незаконного отпрыска яка и футбольного мяча.

Айван заметил взгляд Джастина и пожал плечами:

– Хочешь – бери, не хочешь – не надо.

– На тебе совсем по-другому будет смотреться, – сказала Агнес, взяв пальто и протягивая его Джастину.

«Хорошо бы оно смотрелось совсем по-другому», – подумал Джастин, повернулся, растопырил руки и позволил Агнес надеть его.

Он покраснел. Он думал, что выглядит как псих, но при этом пальто сидело на нем как влитое. Оно было гораздо легче и мягче, чем казалось на вид, а его меховое тепло ласково обволакивало. Он повернулся к Агнес, и она подпихнула его к огромному золоченому зеркалу. Мимо прошла одна из моделей, пощупала его рукав и что-то одобрительно пробормотала.

Джастин посмотрел на себя. Потом на Агнес. На ее лице промелькнула улыбка.

– Хорошо.

«И увидел Бог, что это хорошо», – подумал Джастин.

– Айван, – крикнула Агнес. – Идеально подходит.

Джастин почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он ни за что не мог позволить себе такую вещь, даже если бы захотел. Он в ярости отвернулся, но Агнес схватила его за руку и тихо прошептала на ухо:

– Брось, Джастин. Тебе не надо платить. Тут бартерная экономика. Мои снимки с тобой стоят куда дороже любого пальто. Просто возьми его, ладно?

– Не нужно оно мне. – Джастин стащил пальто и швырнул Агнес: – Забирай.

Она посмотрела на него снисходительно:

– Ты же слышал Айвана, ни один богач в него не влезет. Так почему бы тебе его не взять.

Она отнесла пальто Айвану, и тот аккуратно завернул его в черную ткань, положил в бумажный пакет цвета топленого молока и с безразличным видом протянул Джастину. Он даже слегка поклонился, и у Джастина возникло ощущение, что над ним издеваются.

Агнес взяла пакет:

– Спасибо, Айван.

Спокойное лицо Айвана оставалось безразличным.

– Когда-нибудь он мне отплатит.

Она посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Что сказал. – Айван пожал плечами. Правильный овал его лица отвернулся от них и повернулся снова, как труба перископа.

Джастин отошел в другой конец комнаты, скрестил на груди руки, словно обороняясь, и принялся напевать под нос, чтобы перекрыть их голоса.

Через минуту-другую он заметил, что в комнате наступила тишина. Агнес и Айван смотрели на него в упор. У Агнес было очень серьезное лицо.

– Надеюсь, ты не против, Джастин. Я рассказала Айвану про твою историю с судьбой.

Похоже, теперь Айван им заинтересовался. Чем дольше он смотрел, тем больше Джастину становилось не по себе. У него задергался глаз.

Наконец Айван заговорил, так тихо, что Джастину пришлось подойти поближе, чтобы расслышать.

– Мне доводилось наблюдать судьбу, – сказал Айван.

Сердце Джастина тревожно заколотилось. Они теперь стояли на расстоянии вытянутой руки, так что Джастин чувствовал исходивший от его кожи запах дорогого парфюма.

– И могу тебе сказать наверняка, – нараспев протянул Айван, в то время как Агнес не сводила с него глаз. – Ты точно обречен.

У Джастина перехватило дыхание.

– За свою жизнь, – сказал Айван тихо, – ты понесешь невосполнимые потери. А потом и сам умрешь, причинив невыносимую боль близким. И все это с тобой произойдет, вопрос только когда, а не если.

Джастин слегка пошатнулся.

– Вот все, что тебе нужно знать о судьбе.

Джастину захотелось вырваться из объятий этого вкрадчивого голоса.

– Уходим, – сказал он Агнес.

– Но…

– СЕЙЧАС ЖЕ.

Он схватил ее за руку, но она вырвалась, так что он вышел один, с грохотом захлопнув за собой железную дверь.

– Прощай, Джастин Кейс, – крикнул ему вслед Айван, и его лицо осветила недобрая улыбка. – Удачи тебе.

Джастин спустился по лестнице, замешкался из-за задвижки на двери и наконец вывалился в узкий проулок. Сердце бешено колотилось у него в груди. Когда Агнес догнала его, он обернулся с видом загнанного зверя и вцепился ей в плечи.

– Он чудовище.

– Знаю. Но у него классные вещи. И он бывает очень щедр, когда захочет. – Она высвободилась и стала рыться в слоях оберточной бумаги.

– Давай, надень и скажи, как ощущения.

Она протянула ему пальто. Ее лицо смягчилось.

– Пожалуйста, Джастин. Пожалуйста.

Он не мог ее переспорить, да, впрочем, и не хотел, поэтому взял и надел пальто. Боб обнюхал его и зарычал, учуяв козу, а Агнес отщелкала несколько кадров подряд: «Джастин смущен». «Джастин напуган». «Джастин сердит».

Джастин отвернулся от вспышки.

– Превосходно, – пробормотала Агнес. Она взяла его за руку и повела назад на большую улицу к захудалому индийскому ресторанчику с разноцветными фонариками в окне. – Теперь отпразднуем.

Он почувствовал прикосновение ее пальцев сквозь гладкую кожу рукава и вздрогнул.