Текст книги "Не засыпай"

Глава пятая

Среда, 8:11

Это была не кирпичная стена. Это был детектив Джек Лавель. Он изучал место преступления пресыщенным взглядом копа из убойного отдела, который повидал столько убийств за пятнадцать лет работы, что и не пересчитать. На нем были джинсы и бомбер из коричневой кожи. Он тоже направлялся в отдел к началу смены, когда поступил звонок.

Хэллидей стиснула зубы, готовясь бороться за то, что считала своим. Она ни за что не собиралась отступать от дела только потому, что прожженный детектив решил пройтись мимо и украсть его.

– Детектив Лавель, – мило сказала она. – Я полагаю, вы заглянули, чтобы узнать, не нужна ли ваша помощь. Мне не нужна.

– Я вижу, детектив, – произнес он, не шелохнувшись.

– Хорошо. Я полагаю, вы направляетесь обратно в участок.

– Я не могу.

– Почему?

– Капитан хочет, чтобы я поработал с вами над этим делом, – ответил Лавель. – Как напарник, – добавил он, заприметив зло загоревшиеся глаза Хэллидей.

– Я думала, вы работаете один.

– Так и есть, – сказал он, сев на корточки, чтобы поближе увидеть жертву. – Но я не всегда получаю, что хочу. Введите меня в курс дела. Удалось идентифицировать жертву?

– Пока нет, – ответила Хэллидей после раздраженной паузы. – Я не нашла ни кошелька, ни мобильного телефона. Тело обнаружила уборщица. Мы полагаем, что жертва сняла квартиру на «Эйрбиэнби» или на похожем сайте. Уборщица обычно не приходит в дни, когда квартира сдана. Видимо, этим утром владелец забыл отменить уборку.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

Хэллидей прошла к другому краю кровати и посветила фонариком на подушку рядом с трупом.

– Я думаю, что он был не один, – заметила она, зафиксировав луч на подушке с вмятиной от головы. – Кто-то лежал в кровати рядом с ним. Скорее всего, женщина.

– Почему женщина?

Лучом фонарика она подсветила одинокий длинный волос на подушке. Криминалисты возьмут его, когда прибудут.

Полупустая бутылка вина стояла на столике рядом с кроватью.

– Бокалов нет. Полагаю, они пили прямо из бутылки.

– Лаборатория в кратчайшие сроки изучит бутылку. Я скажу им, чтобы они проверили отпечатки и ДНК. Возможно, на горлышке осталась слюна.

– Нам также понадобится токсикологическая экспертиза, – добавила Хэллидей.

– Зачем токсикологическая?

– Я думаю, что жертва была в наркотическом опьянении. Это объяснило бы отсутствие травм от самообороны. Нам нужно узнать имя квартировладельца и выяснить, кто снял ее, – сказала Хэллидей. – Нам также нужно раздобыть людей, чтобы проверить, не было ли выкинуто орудие убийства в мусорки неподалеку, а еще собрать и просмотреть записи с видеокамер. Я уверена, что в этом доме их полно.

– Я выяснил у консьержа имя владельца и подробности, когда поднимался сюда, – ответил Лавель. – Владелец улетел в Гонконг. Командировка. Я договорился с командой патрульных, они помогут с рутинной работой.

Внезапный рокот на улице оповестил их о прибытии криминалистов. Хэллидей и Лавель ждали в гостиной, пока фотограф-криминалист снимал спальню. Остальные настраивали оборудование в коридоре у лифтов.

– Детектив Хэллидей, – позвал кто-то из дверей.

Хэллидей направилась к порогу, где патрульный, который вместе с уборщицей спускался в мусороприемник, покачивал в руке, одетой в перчатку, белый пакет.

– Откуда мы знаем, что это именно тот мусор, который выбросила уборщица? – спросила Хэллидей, развязывая ручки мусорного пакета и заглядывая внутрь.

– Ольга уверена на сто процентов. Она укажет это в своих показаниях. Она говорила, что мусора было немного. Это единственный пакет, который подходил под описание.

Хэллидей поворошила мусор внутри пакета рукой в перчатке. Там были огрызок яблока и пустой стаканчик из-под йогурта того же производителя, что и в холодильнике. На дне лежали скомканные желтые листочки для заметок. На одной из бумажек черным маркером было написано: «НЕ ЗАСЫПАЙ». На других были не менее странные сообщения: «НЕ ОТКРЫВАЙ ДВЕРЬ», «НЕ ОТВЕЧАЙ НА ТЕЛЕФОН».

– Детектив Хэллидей, вам лучше подойти сюда, – позвал Лавель. – Вы захотите это увидеть.

Она протянула мусорный пакет эксперту-криминалисту для сбора улик и присоединилась к Лавелю в спальне. Пока она осматривала мусор, фотограф стянул простыню, чтобы продолжить снимать жертву. Без простыни стали видны подошвы ног убитого. Они были изрезаны и сильно окровавлены.

– Многочисленные порезы на ступнях, – констатировал Лавель.

– Странно. Зачем старательно резать ступни жертвы, оставив на ее теле всего одну колотую рану? – Хэллидей присела у изножья, чтобы поближе посмотреть на порезы. – Будто бы убийца не мог определиться, сдерживаться ему или нет.

– Может, у убийцы фут-фетиш, – предположил Лавель. – Зачем еще изрезать стопы в лоскуты?

– Чтобы добыть крови. – Хэллидей поднялась. Ее глаза осматривали спальню. – Убийце нужна была его кровь.

– Зачем убийце понадобилась его кровь? – спросил фотограф. Он нагнулся и прокрутил линзы в объективе, чтобы крупным планом взять стопы жертвы.

Хэллидей пробежала фонариком вокруг кровати в поисках ответа. Луч задел маленькую каплю крови на плюшевом сером ковре. А затем еще и еще одну. След вел к жалюзи. Хэллидей потянула за шнур и подняла их, обнажив большое окно во всю стену.

Кровью написанное на стекле сообщение гласило: «!ЬСИНСОРП». Вспышка камеры осветила комнату, когда фотограф сделал снимок.

– Невнятица какая-то, – сказал он.

– Это зеркальная надпись. Она сделана задом наперед, чтобы ее можно было легко прочитать с улицы, – ответила Хэллидей.

– И что тут написано? – спросил фотограф, сделав несколько фотографий.

– Тут написано: «ПРОСНИСЬ!»

Глава шестая

Среда, 8:35

Голуби воркуют у моих ног, пока я дремлю на лавочке в парке. Мое тело покачивается, двигаясь влево-вправо, будто маятник, когда я проваливаюсь в сон, резко просыпаюсь, и так снова и снова. Все это время меня гложет чувство, словно что-то не так.

Я вздрагиваю от сирены пожарной машины. Я открываю глаза и тут же слепну от солнца. Прикрывая лицо рукой, я часто моргаю, пока глаза привыкают к яркому свету. Дезориентация пропадает, будто лопнувший пузырь, когда очертания, возникшие в слепящем свете, превращаются в арку.

Я в Вашингтон-Сквер-парке. Об этом говорит мне арка. Я часто прихожу сюда летом выпить кофе и насладиться солнцем перед тем, как направиться к психбольнице, в квартале от которой находится мой офис.

На колене лежит бумажный пакет с остатками апельсинового кекса с маком и пустой кофейный стаканчик с высохшей молочной пенкой на крышке. Это мой стандартный завтрак навынос. Единственное, чего не хватает – моего телефона, который я обычно оставляю на своем столе, прежде чем пойти сюда, чтобы отдохнуть от непрекращающихся весь день рабочих звонков.

Теперь, когда глаза привыкли к свету, я замечаю, что в сером небе нет ни одного голубого просвета. Оглянувшись вокруг, я вижу и другие несоответствия.

Люди ходят по парковым дорожкам в шарфах и застегнутых пальто – или в свитерах бледных цветов, подходящих их понурым лицам. На деревьях нет сочной летней листвы. Как раз наоборот. Кизилы и вязы представляют собой массивы хрупких веток в последних муках увядания. Кучи опавших листьев разбросаны вдоль тропинки – они сорваны ветром, который наполнен легко узнаваемым холодком приближающейся зимы.

Я растеряна оттого, что уже почти зима, ведь мое последнее воспоминание перед тем, как я проснулась на этой скамейке, было таким: я сидела за залитым солнцем столом у офисного окна, печатая на ноутбуке, а на улице стоял прекрасный летний день.

Стационарный телефон отрывисто позвонил.

– Лив слушает, – сказала я в трубку.

И вот я просыпаюсь тут, на скамейке.

Я моргаю, чтобы разорвать паутину из остатков сна, виноватых, должно быть, в моем замешательстве. От холода я не чувствую рук. Я сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы восстановить кровообращение. Делая это, я замечаю, что они покрыты надписями.

В детстве я писала на руках, пока мама не вышла замуж за супруга номер два. В отличие от меня, Стейси, дочь Рэндела от первого брака, всегда возвращалась из школы чистенькой. Стейси никогда не писала на тыльных сторонах ладоней и не рисовала на них каракули. Ее хвостик на голове всегда был аккуратным.

– Почему ты не можешь быть как Стейси? – спрашивала мама, отправляя меня в ванную отмывать руки. – Старайся больше не писать на руках, Лив. Ты же девочка, – говорила она мне с южным акцентом, который подхватила, чтобы не выделяться на чванливом деревенском фоне Рэндела.

Это был отголосок ее предыдущей жизни, когда она, мать-одиночка, обслуживала столики в ресторане в Джерси, который, как заявлялось, подает лучшие стейки на Восточном побережье. Там-то мама с Рэнделом и встретились. Он пришел в стейк-хаус поесть, находясь в командировке. Мама обслуживала его столик. Три недели спустя они поженились. Я держала букет. Я держала букет на всех ее свадьбах.

Несмотря на попытки мамы вылечить мою привычку карябать на руках, видимо, она ко мне вернулась. Я пристально смотрю на украшающие кожу спирали, выведенные синей и черной ручками. Линия идет под рукава моего свитера. Под каждой костяшкой написаны буквы, складывающиеся в слова: «Н-Е З-А-С-Ы-П-А-Й».

У запястья написано: «НЕ СПАТЬ! Я ЗАБЫВАЮ ВСЕ, КОГДА ЗАСЫПАЮ».

Для усиления я дважды это подчеркнула. Я уснула прямо тут, на этой скамейке в парке. Не могу не задаться вопросом, что же я забыла.

Шорох в кустах спугивает голубей, с курлыканьем они взмывают вверх в кутерьме крыльев и падающих перьев. Я чувствую, что среди всей этой суеты кто-то пугающе пристально следит за мной. Кто бы это ни был, он исчезает, как только птицы улетают прочь. Я в опасности. Нутром чую.

Я встаю, бегу из парка и останавливаюсь только на тротуаре у входа в свой офис. Я замираю, чтобы посмотреть на людей, вращающихся в карусельных дверях, будто в прядильном станке. Я не присоединяюсь к ним. Я так потрясена, что просто не могу подняться в офис.

Вниз по улице есть кафе, где я обычно покупаю обед. Я решаю выпить кофе, чтобы успокоиться. Уже на углу я вижу, что кафе закрыто. Его окна заколочены.

Рядом стоит моя парикмахерская. Я ныряю внутрь, влекомая необъяснимым желанием увидеть знакомое лицо.

– Я могу вам помочь? – спрашивает женщина с синими кончиками волос, складывающая полотенца за стойкой.

– Стиви тут?

– Стиви переехал в Майами после свадьбы.

– Стиви женился? – удивленно спрашиваю я. Я считала Стиви не только парикмахером, но и другом. – Стиви ничего не говорил про свадьбу, когда в последней раз стриг меня.

– Это, должно быть, было давно, – говорит она.

– Почему?

– Потому что вы явно давно не стриглись.

Мой взгляд смещается на длинноволосую женщину, стоящую за парикмахером. На долю секунды я шокирована внезапным появлением этой женщины будто бы из ниоткуда. Затем меня озаряет, что эта женщина – я. Я едва узнаю себя. Я похудела. Мои волосы очень длинные, и их цвет темнее моего естественного оттенка. Я неуверенно пропускаю волосы сквозь пальцы.

Парикмахер неправильно понимает мой жест.

– У меня сейчас окно, если вы хотите подстричься.

Мне нравится эта идея. Может, если я снова буду выглядеть как я, пузырь нереальности, поглотивший меня, когда я проснулась в парке, лопнет.

Она усаживает меня в кресло у раковины, отклоняет мою голову, с шипением включается вода. Геометрические формы висящей наверху люстры пробегают по потолку, гипнотизируя меня, пока парикмахер втирает шампунь во влажную кожу головы. Я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться под нежные всплески воды.

– Ну все, – объявляет она, выключая кран.

Женщина насухо вытирает мои волосы черным полотенцем и оборачивает голову другим, словно тюрбаном, прежде чем проводить меня до ближайшего кресла.

– У вас прекрасные волосы, – восхищается парикмахер, скользя пальцами сквозь мокрые пряди. Она спрашивает, как меня стричь.

Я описываю свою обычную прическу. Годами я ношу шикарную короткую стрижку, которая подсвечивает зеленоватый оттенок моих светло-карих глаз и акцентирует внимание на широких скулах.

Она чикает ножницами, и первые пряди падают на пол. Они продолжают падать, пока белый кафель у моих ног не закрывается ими и мне на ухо не начинает реветь фен.

На кассе меня накрывает паника, когда я понимаю, что у меня с собой нет кредитки. К счастью, я нахожу пачку денег в кармане и расплачиваюсь наличкой.

Открыв стеклянную дверь салона, я чуть не сталкиваюсь с одетым в угольно-черный костюм мужчиной, в спешке идущим по тротуару. Сердце замирает. Он выглядит как Марко. У него резкие черты лица и смоляно-черные волосы, а в походке читается такая же дерзкая самоуверенность.

– Извините, – говорит он, обходя меня.

Это не Марко. На мгновение от сокрушающей грусти я не могу дышать.

Глава седьмая

Двумя годами ранее

– Лив. Лив. Просыпайся.

Я просыпаюсь, непонимающе моргая, пока нечеткое пятно, склонившееся надо мной, не превращается в Марко. Его шоколадные глаза смотрят сверху вниз на мое сонное лицо, пока он нежно трясет меня за плечи. Долго смотрю на него – слишком сонная, чтобы сказать хоть слово. Мои глаза открыты. В остальном я еще в глубоком сне.

– Лив, пора вставать, – говорит мне Марко. Киваю и на секунду засыпаю, прежде чем заставить себя встать.

– Который час? – сонно бормочу я.

– Начало двенадцатого.

– Ты, должно быть, шутишь! – я резко сажусь и слегка облокачиваюсь на подушку за спиной. – Марко, тебе нужно было разбудить меня час назад.

– Я пытался. Поверь. Никогда в своей жизни не видел кого-то настолько уставшего.

Марко открывает жалюзи, дернув за продолговатый грузик на шнуре. Когда солнечный свет заливает спальню, я закрываю лицо рукой.

– Марко, закрой жалюзи. Солнце убивает меня, – я накидываю покрывало на голову, чтобы укрыться от слепящих лучей.

Ничего не сказав, Марко уходит на кухню. Он возвращается с кружкой очень крепкого кофе, над которой поднимается пар. Я пью его, валюсь обратно на подушку и засыпаю, никак не реагируя на кофеин, разливающийся по телу.

На планете нет ни одного тоника, который смог бы меня разбудить. Только не после вечеринки, которую закатил для меня Марко. Я не засыпала так поздно со времен колледжа. И не пила так много шампанского с тех пор, как топила свои печали на третьей свадьбе матери, когда мне было семнадцать. Должно быть, это было предзнаменованием того, что произошло позже. Она погибла через пару лет, когда ублюдок, за которого она вышла замуж, въехал в полуприцеп, будучи вусмерть пьяным.

Может, поэтому я ненавижу пить шампанское, хоть прошлой ночью и не сказала об этом Марко, когда он достал бутылку «Боланже». Мы праздновали мое повышение до должности старшего штатного автора журнала. Я буду писать тематические статьи и материалы по заданию руководства, но в основном – про еду. Мой редактор говорит, что еда – это новая поп-культура.

Повышение было делом небыстрым. Я работаю в журнале «Культура» шесть лет. Пришла туда сразу после года адской работы преподавателем в моей первой школе. Мне повезло получить временную должность в издательстве «Культуры». За прошедшие шесть лет временная работа стала постоянной. Теперь меня наконец повысили. Я смаковала свою новую должность. Может, не самая высокая, но я жопу рвала, чтобы получить ее. Я засыпаю, едва слыша сильный всплеск воды, пока Марко моется в душе при спальне.

– Ты все еще не встала! – его удивленное замечание встряхивает меня.

Я открываю глаза и вижу, как он проходит через спальню, обернув белое банное полотенце вокруг талии. Он надевает синие брюки-чинос и подходящую по цвету рубашку с серыми шестиугольниками, застегивает ее, а потом снова исчезает в ванной. Когда он выходит, его смоляно-черные волосы аккуратно причесаны. От него пахнет одеколоном с ароматом океанского бриза.

– Похоже, ты готовишься к горячему свиданию! – шучу я.

– Я завязал со свиданиями. У меня есть девушка.

– Да? Я ее знаю?

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я стараюсь притянуть его к себе, чтобы он упал на меня сверху, мои пальцы трудятся над его верхней пуговицей.

– Боже, мне бы хотелось, но давай как-нибудь в другой раз.

Он нежно убирает мои руки от рубашки.

Мы с Марко встречаемся почти три месяца. Он отличается от всех моих предыдущих парней. Может, потому что он европеец и обладает европейской чувствительностью. Он многое сделал, чтобы я ощутила, что обо мне заботятся, чего я никогда не испытывала прежде. Не могу вспомнить, чтобы была так влюблена. Отрицательная сторона этого – я не уверена, что Марко чувствует то же самое. Думаю, чувствует, но уж точно не буду его об этом спрашивать. Я поняла на собственном опыте, что задавать слишком много вопросов – это идеальный способ разрушить отношения.

Марко всегда разграничивает разные сферы жизни у себя в голове. Мы видимся два или три вечера в неделю, когда он не путешествует по работе, а делает он это много. Марко бросил работу в финансах и организовал технологический стартап. Что-то связанное с рекламным программным обеспечением. Он часто в дороге – зарабатывает деньги и заключает сделки.

– Куда ты? – я облокачиваюсь на большую подушку.

– У меня деловой обед с инвестором. Помнишь? Вчера ты сказала, что пойдешь со мной. Вот почему я разбудил тебя. В другом случае я бы дал тебе поспать подольше.

– Я совсем забыла! – издаю я стон.

Технически это неправда. Я слабо припоминаю, как на пьяную голову пообещала пойти с ним. Очень скоро я об этом пожалела. Однажды я была довеском на деловом обеде, пока Марко очаровывал инвестора, и едва ли таким я представляю себе приятное воскресенье, проведенное вместе с молодым человеком. Марко очень замотивирован, но я хочу, чтобы в выходные он делал паузу в своих поездках и сделках.

– Я выгляжу ужасно. Мне не хватит времени собраться, – я пробегаю рукой по своим взъерошенным волосам.

– У тебя полно времени, чтобы собраться, – он надевает часы.

Я корчу рожу зеркалу на стене, удивляясь тому, что мои волосы торчат в десятке разных направлений. С такой короткой стрижкой я выгляжу простушкой. Из-за нее глаза кажутся больше, а лицо – острее и неувереннее. Я смотрюсь намного моложе, чем женщина, которой стукнула тридцатка.

– Марко, ты меня возненавидишь, если я пропущу обед?

Разочарование пробегает по его лицу столь быстро, что я сомневаюсь, не вообразила ли я его себе.

– Ты не обязана приходить, Лив. Решать тебе. Дин приведет Эмили, но я не говорил ему, что ты обязательно придешь, – он пожимает плечами, оставляя остальное недосказанным.

Мне нравится, что Марко не давит на меня. До этого мне попадались доминантные парни, которые ждали, что я буду приходить по первому зову. Марко совсем не такой. С ним легко. Поэтому мне хочется делать так, чтобы ему было хорошо.

– С другой стороны, я пойду. Будет весело, – говорю я с наигранным энтузиазмом.

– Отлично! Тебе понравится Эмили.

Я подозреваю, что все это время он знал, что я соглашусь. Неужели я предсказуема?

– Чем занимается Эмили? – спрашиваю я через несколько минут после душа. Я достаю из шкафа Марко льняные штаны и синюю кофту с открытыми плечами. Я держу несколько своих нарядов у него в квартире. Иногда я иду от него на работу, когда остаюсь на ночь, так как он живет в нескольких кварталах от моего офиса у Вашингтон-Сквер-парка.

– Она дизайнер. Дамские сумочки и аксессуары. Очень талантлива. Дин говорит мне, что в эту отрасль очень тяжело пробиться.

Я часто это слышу. Рынок наводнен дизайнерами, которые хотят, чтобы их заметили. Эффект «Проекта Подиум». Некоторые дизайнеры потрясающи, но все равно с трудом выживают на перенасыщенном рынке. В наши дни все дело не в том, насколько ты хорош как дизайнер, а в том, кого ты знаешь или сколько подписчиков у тебя в соцсетях. Продает именно известность. Я делюсь с Марко подобными мыслями на этот счет, пока одеваюсь.

– Если тебе понравится коллекция Эмили, тогда, возможно, ты могла бы организовать заметку в «Культуре».

Он говорит это беззаботным тоном, но я чувствую, что он ждет. Я бросаю взгляд на его отражение в зеркале, пока наношу губную помаду. Он сидит на краю кровати, с непроницаемым лицом натягивая носки.

– Это не по моей части, хотя я всегда могу спросить обозревателей моды из нашего журнала – может, они заинтересуются, – предлагаю я.

Я начинаю подозревать, что реальная причина того, что Марко хочет, чтобы я пошла, – в том, что я встречусь с Эмили и подключусь к организации бесплатной рекламы ее бренда в своем журнале. Я тут же чувствую себя плохо от собственных нехороших мыслей. Марко не манипулятор. Если бы он хотел, чтобы я помогла жене его инвестора с бесплатной рекламой, он бы прямо попросил об этом. С другой стороны, обычно он не проводит встречи по воскресеньям.

Я непривычно молчалива, когда мы покидаем квартиру.

Марко чувствует мое беспокойство. Он обнимает меня, когда мы выходим на улицу.

– Как насчет того, чтобы покататься на велосипедах после обеда?

У Марко коллекция горных велосипедов. Я всегда предполагала, что он хранит горный велосипед поменьше для девушки, с которой в данный момент встречается, – чтобы она каталась вместе с ним по выходным.

До встречи с Марко я в последний раз садилась на велосипед еще в детстве. Мой отец научил меня кататься, когда мне было пять и мы поехали в Англию повидаться с его семьей. Это последнее яркое воспоминание о нем перед тем, как он ушел от мамы годом позже.

Марко – заядлый велосипедист. После нашего второго свидания я одолжила велик у друга и каталась в одиночестве до тех пор, пока не уверилась, что смогу составить Марко компанию в его заездах по выходным. Кроме того, я сама начала втягиваться. Мы даже говорим о том, чтобы объехать Францию на велосипедах в октябре.

– Я бы с радостью, но я договорилась с Эми пойти сегодня на кикбоксинг. Она уже записала нас.

– Мне казалось, что ты ненавидишь кикбоксинг.

– Меня все больше затягивает. Тренер говорит, что у меня есть потенциал.

– Что он подразумевает под потенциалом?

– Он говорит, что у меня хорошая техника, но я слишком несмело бью. Почему бы вместо этого тебе не зайти ко мне сегодня? – предлагаю я Марко. – Я приготовлю ужин. Назови любую кухню, и я закачу тебе пир.

Марко выглядит заинтригованным. Он знает, что я отлично готовлю. Моя страсть к кулинарии началась после того, как мама погибла в автокатастрофе. Готовка стала моей терапией. Для себя я ходила на кулинарные курсы «Кордон Блю». Я даже подумывала о карьере в кулинарной отрасли, пока не решила, что писать о еде мне нравится больше, чем работать в ресторанном бизнесе. Больше всего на свете я люблю баловать друзей ресторанными блюдами в домашних условиях. Удивительно, но вместо того, чтобы принять мое приглашение, Марко предлагает пойти куда-нибудь поесть.

– Может, позовем Эми и Бретта?

Марко тут же хмурится.

– Ну же, Марко! Двойное свидание. Будет весело.

– С Бреттом? – усмехается он. – С Доктором «Я Бог»? Все, о чем он говорит – это список его пациентов и как он в одиночку спасет человечество. Ему совершенно неинтересно говорить о чем-то, что не касается его. Что же до Эми, каждую нашу встречу мы спорим о политике. Это напрочь убивает всю атмосферу.

– Не будет никаких споров, – говорю я не совсем убедительно, так как их политические дискуссии могут выходить из-под контроля. – Я попрошу Эми попридержать коней.

Мы оба знаем, что это маловероятно.

– Лив, тебе придется свыкнуться с мыслью, что мы с Эми не ладим. Я знаю, она твоя лучшая подруга, и ты хочешь, чтобы мы нравились друг другу, но мы с ней так же похожи, как огонь и вода. Мы слишком разные.