Текст книги "Вор"

Глава пятая

Сотворение Земли и рождение богов

Земля была одна. Не было у нее спутника. Тогда взяла она частицу изнутри себя и сотворила Солнце, и стало оно первым богом. Но пришло время, и оно покинуло Землю. Обещало всегда посылать ей свой свет в течение дня, но ночами она опять оставалась одна. Тогда взяла она частицу изнутри себя и сотворила Луну, и стала она первой богиней. Но пришло время, и Луна тоже покинула Землю. Обещала посылать ей свой свет в течение ночи, чтобы Земле не было одиноко, но обещания Луны ничего не стоят, иногда она посылала лишь немного своего света, а иногда совсем забывала. И, когда забывала, лунный свет угасал, и Земле опять становилось одиноко.

И тогда дохнула она в небесную твердь и сотворила Небо. Небо окутало землю со всех сторон и стало ей спутником. Обещало, что останется с ней навсегда, и Земля была счастлива. У Земли и Неба родились дети. Первыми из них были горные хребты, и старше всех была Гефестия. Потом появились и другие дети, и были это великие океаны и Срединное море. А младшими детьми были реки Сеперкия и Скандер.

Однажды Небу захотелось узнать, как оно выглядит, и Земля создала тысячи богинь и рассыпала их по всему миру, чтобы они, как зеркала, отражали Небо. И были это озёра. Небо любовалось на себя в зеркала. Было оно то голубым, то белым от облаков, иногда чернело и сияло россыпью звезд, а когда садилось солнце, Небо было прекраснее всего. И оно возгордилось собой. Оно свысока смотрело на Землю, круглую и бесцветную, и презирало ее.

– Я такое прекрасное, – говорило оно Земле, – а ты унылая и скучная. Только и есть в тебе красивого, что озёра. – И он целыми днями смотрелся в воду и не разговаривал с Землей. Тогда Земля собрала пыль с горных вершин и сотворила снег, собрала пыль из долин и сотворила черную плодородную почву, и засеяла почву семенами деревьев и цветов, и покрылась зелеными лесами и яркими красками, и сказала Небу, что теперь она тоже красивая. Но он не сводил глаз с озер, отражавших его славу. Они родили ему детей, и были это небольшие реки и ручьи. Земля приревновала, и окружила озёра деревьями, и скрыла от взоров Неба.

Небо рассердилось. Взяло оно черной почвы из долин Земли, взяло снега с горных вершин, перемешало и рассеяло по всему миру. И из каждой пылинки появился человек. Одни были темные, как почва из долин, другие белые, как снег. Поэтому, хоть мы все происходим из Земли, мы должны благодарить Небо, потому что это оно создало людей. Но Небо было нетерпеливо и не вложило в работу того старания, какое дала бы Земля. Люди получились маленькие и слабые, лишенные дара богов. Небо послало людей расчистить леса по берегам озер, чтобы оно снова могло смотреться в воду, но у людей не хватило сил повалить деревья.

Земля посмотрела, как они пробираются через ее леса, и спросила:

– Зачем ты сотворил их?

И Небу стало стыдно, оно сказало, что хотело увидеть озёра, и Земле стало стыдно, она сказала, что хотела сберечь Небо для себя одной. Небо пообещало, что будет смотреться в озёра лишь изредка, а Земля пообещала, что скроет за деревьями только часть озер. И стали они счастливы.

Но Земля стала смотреть на людей, сотворенных Небом, и ей стало жаль их. Они мерзли и голодали. Тогда она дала им огонь, чтобы согреться, и семена, чтобы посеять. Сотворила животных для еды, но люди все равно не знали благодарности за ее дары. Они благодарили только Небо за то, что оно сотворило их. Тогда Земля рассердилась и задрожала от гнева, и дома, построенные людьми, рассыпались, и животные, прирученные ими, испугались и разбежались, и поняли люди, какую совершили ужасную ошибку. И с тех пор всегда одни благодарили Землю за ее дары, а другие благодарили Небо за то, что оно сотворило их.

* * *

Волшебник умолк, и мы еще долго сидели в молчании вокруг костра. Потом Софос спросил:

– Жители Эддиса всерьез верят во все это?

Я невольно расхохотался, и все взгляды устремились на меня.

– А что, в городе Саунисе кто-то всерьез верит, что Девять богов победили гигантов в битве за Землю? Что Первый бог рассеивал божков направо и налево и что его женой была землеройка и ему всегда удавалось ее перехитрить? – Я подложил руки под голову. – Нет, Софос, никто в это не верит. Это просто религия. Людям нравится ходить по праздникам в храм и делать вид, что какой-то бог радуется никчемным кускам коровьего мяса, которые ему подносят в жертву. А потом люди съедают остальное. Для них это просто повод забить корову.

– Ген, ты говоришь как человек знающий. Что тебе об этом известно? – спросил волшебник.

Я сел, придвинулся к костру и ответил:

– Моя мать была родом из горной страны. Там все точно так же. Люди ходят в храм, всем нравится после ужина слушать старинные легенды, но они не ожидают, что бог вдруг появится у них на пороге и постучится в дверь.

– Да?

– Да, – ответил я, и мой язык окончательно сорвался с привязи. – А вы делаете много ошибок. Даже название страны произносите неправильно. Жители гор называют свою страну Иддис, а не Эддис. И вы забыли рассказать, как Земля плакала из-за того, что Небо не обращает на нее внимания, и океаны стали солеными.

– Неужели?

– Да, я же сказал, мне мама в детстве рассказывала эти легенды. Я их все знаю наизусть и знаю, что жители называют свою страну Иддис.

– Да будет тебе известно, Ген, что Иддис – это старинный вариант, он был в ходу до прихода захватчиков. С тех пор произношение многих слов изменилось, а горцы по-прежнему говорят так, как привыкли за много столетий. «Эддис» сейчас произносится по-другому, хочется этого местным жителям или нет.

– Это их страна, – проворчал я. – Им лучше знать, как она называется.

– Ген, нельзя сказать, что Иддис – неверное название. Это просто старинный способ произносить то же самое слово. Большая часть цивилизованного мира движется вперед. Скажи, какие еще ошибки я допустил.

Я рассказал ему обо всем, что заметил. Большей частью это были пропущенные эпизоды.

Когда я закончил, он ответил:

– Всегда интересно послушать различные версии народных сказаний. Но не думай, Ген, что рассказы твоей матери точь-в-точь соответствуют исходным текстам. Я изучал их много лет и не сомневаюсь, что в моих руках побывали самые точные версии. Иногда переселенцы вроде твоей матери не могут вспомнить некоторые моменты, поэтому они сочиняют новые детали вместо упущенных и забывают, что первоначальная история звучала по-другому. Эти мифы сотворены великими рассказчиками много веков назад, и в руках простого народа они неизбежно портятся.

– Моя мать за всю свою жизнь ничего не испортила, – с жаром возразил я.

– Не обижайся, – сказал волшебник. – Я уверен, она делала это ненамеренно. Просто у нее не было образования. Люди необразованные редко понимают хоть немного в том, о чем они рассуждают каждый день. Она, наверное, даже не знала, что твое имя происходит от более длинного варианта Эвгенидес.

– Знала, – возразил я. – Это вы ничего не понимаете. Вы никогда не знали мою маму и ничего не понимаете о ней.

– Не говори глупостей. Разумеется, я о ней слышал. Она упала из окна четвертого этажа на вилле барона Эруктеса и погибла, когда тебе было десять лет.

В сосновой хвое у меня над головой вздохнул ветер. Я совсем забыл, что все это было указано в моем деле. Там же перечислялись все мои преступные подвиги. Королевские судьи тщательно записали весь жизненный путь карманника мелким почерком на листках бумаги, сшили их и хранили в тюремном архиве.

Волшебник увидел, что ранил меня слишком глубоко, и заговорил опять. Его голос так и сочился снисходительностью:

– Может быть, я ошибаюсь. Может быть, имя Ген передается из поколения в поколение. Титул королевского вора стал в Эддисе наследственным, и, наверное, нынешнего вора зовут Эвгенидес. Возможно, он приходится тебе родственником. Возможно, ты в родстве с высокопоставленным лицом. – Он ухмыльнулся. У меня горели щеки, я чувствовал, что краснею до корней волос.

– Эвгенидес, – я почти заикался, – был богом воров. Нам всем дают имя в его честь. – Я отскочил от костра и протопал к своему одеялу. Ночь была прохладная, я завернулся в шерстяной плащ и признался себе, что в этом споре волшебник одержал верх. С ним, похоже, согласились все.

* * *

Наутро волшебник был доволен собой, как кот. Поль приготовил завтрак, и мы собрались в дорогу, стараясь не оставлять у тропы никаких следов своей стоянки. Софос и Амбиадес набрали опавшей хвои и присыпали кострище. К полудню мы добрались до вершины горного хребта и с ужасом окинули взглядом предстоящий спуск.

– Никуда я не пойду, пока не пообедаю, – заявил я. – Нет желания погибать на пустой желудок. – Я говорил развязно, однако был совершенно серьезен. Волшебник хотел силой подтолкнуть меня, но я уперся. Он огрел меня перстнем по голове, но и это не подействовало. Ни за что не тронусь в путь, не отдохнув. На этом крутом сыпучем склоне понадобится не только вся моя ловкость, но и последние остатки сил, сохранившиеся в ногах после королевской тюрьмы. Я зарылся пятками в землю. Тогда мы все-таки пообедали.

После еды мы начали спуск. Я хотел идти последним, но Поль не дозволил. Тогда я пошел предпоследним, и приходилось увертываться лишь от камней, сыпавшихся из-под ног Поля. Волшебнику, шагавшему первым, доставались не только камни Поля, но и мои, Софоса и Амбиадеса. Я отправил вниз несколько булыжничков специально для него, но, когда один из камней, выбитых ногой Поля, пришелся прямо в затылок Софосу, мне стало стыдно. Никто не остановился посмотреть, сильно ли он ранен. И лишь когда мы дошли до конца осыпи – добрых семьдесят пять футов вниз – и очутились на твердой породе, Поль осмотрел парня.

– Повернись, – велел он.

– Ничего страшного, – ответил Софос, хотя в глазах еще стояли слезы. – Крови же нет. – В подтверждение этому он всмотрелся в свою ладонь. Поль потер шишку, вздувавшуюся на затылке, и подтвердил: жить будет.

– Я не хотел, – сказал он, искренне извиняясь за то, чего не смог предотвратить. – Может, отдохнем?

– Могли бы еще раз пообедать, – вставил я и заработал гневный взгляд волшебника.

Софос сказал, что все хорошо, и мы снова тронулись в путь. Здесь не было никаких сухих русел, по крайней мере поначалу. Мы шли поперек склона по козьей тропе, петлявшей между камней. Я чувствовал себя словно букашка на скатерти. Не следят ли за нами сверху? Меньше всего хотелось, чтобы меня поймали на пути через Эддис в компании главного волшебника королевства Саунис, а здесь мы, пять человек, бредущих по траве не выше колена, были как на ладони. Я спросил у волшебника, к чему была вся утренняя секретность, если сейчас нас может увидеть каждый прохожий.

– Нас может увидеть только тот, кто идет по этой же тропе, – ответил он, – а здесь редко кто-нибудь появляется. Если не будем оставлять никаких долговременных следов, то никто не догадается, что мы тут проходили. Для спуска в Аттолию есть пути получше.

Я посмотрел на оставшуюся наверху осыпь и согласился:

– Надо думать. А из леса нас не увидят?

– Нет, скорее всего, там никого нет.

Я фыркнул:

– Успешный вор не рассчитывает на события, которые произойдут «скорее всего».

– Успешный вор? – переспросил волшебник. – А тебе-то откуда знать?

Я в печали покинул поле боя.

* * *

Через четверть мили мы спустились по особенно крутому склону и очутились на крохотном плато, выложенном каменными плитами. По краям росли старые оливковые деревья. В глубине плато, больше похожего просто на широкий карниз, темнело устье пещеры, уходящей в толщу горы. Пещера скрывалась в тени смоковницы, притулившейся в расщелине. Где-то во тьме из камней пробивался родник, по мощеной канавке вытекала струйка воды. Возле канавки стоял крохотный храм, футов десяти в высоту, выстроенный из мраморных блоков с миниатюрными мраморными колоннами.

– Смотрите, – повел рукой волшебник. – Вот место, где мы должны были обедать. Взгляни, Софос. Это твой первый языческий храм. – Он пояснил, что алтарь посвящен богине ручья, берущего начало в пещере. Возможно, он был построен тысячу лет назад. Волшебник показал, с каким мастерством обработан мрамор: каждый камень идеально прилегает к остальным. – Глядя на такие маленькие храмы, легко понять, как устроены храмы большие. Все дело в масштабе. Если в главном храме речного бога каждая колонна составлена из четырех частей, то и здесь их будет четыре и все стыки будут сделаны одинаково.

Софос был восхищен не меньше волшебника. Они скрылись внутри, чтобы посмотреть на статую богини, и вышли совершенно потрясенные. А Амбиадесу было скучно.

Волшебник заметил его выражение и сказал:

– Пойми, Амбиадес: если ты знаешь религию человека, то легко сможешь им манипулировать. Вот почему отец Софоса считает, что в стране не должно быть больше одного пантеона богов. Я приведу несколько примеров.

Мы двинулись в путь по тропинке, прорезанной водами ручья за многие века. Идти было легко. На крутых участках в камне были даже выбиты ступеньки: за тысячу лет немало почитателей приходили поклониться святыне. На ходу Амбиадес увлеченно слушал волшебника. Было ясно: он проявляет интерес только к тому, что считает для себя полезным. А в естествознании не видит никакого смысла.

Волшебник начал задавать вопросы. Довольно долго Амбиадес отвечал на каждый из них, потом в разговор вступил Софос, и Амбиадес все больше и больше мрачнел. Я пытался вслушиваться, но до меня долетали лишь обрывки. Пару раз Амбиадес рыкнул на Софоса, тогда волшебник отослал младшего ученика в хвост колонны и стал читать лекцию только старшему. Я с удивлением услышал, как у меня за спиной Софос и Поль болтают, точно старые друзья. Полю хотелось узнать, что так разозлило Амбиадеса.

– Описание горных хребтов. Он такие вещи не любит и поэтому слушает невнимательно. Но даже при этом он знает больше меня.

– Ну так догоняй.

– Я бы с удовольствием, если отец разрешит остаться.

– Как это?

– Поль, ты же понимаешь, о чем я. Если он узнает, что я хочу остаться, непременно отзовет.

– А ты хочешь остаться?

– Да, – твердо ответил Софос. – Мне нравится учиться, и волшебник совсем не такой страшный, как мне показалось сначала.

– Правда? Передать ему это?

– Только попробуй. И отцу тоже не говори. Ты же знаешь, отец хочет, чтобы учеба закалила мне характер. А тебе не кажется, что волшебник гораздо добрее, чем выглядит на первый взгляд?

– Трудно сказать, – ответил Поль.

– Ну, ко мне он совсем не так суров, как к Амбиадесу.

– Тут дело скорее в Амбиадесе, – предположил Поль.

– Да я и не возражаю. Амбиадес – парень хороший. Он умен, хотя иногда бывает слишком… как бы сказать…

– С норовом? – подсказал Поль.

– Вспыльчив, – нашелся Софос. – Мне кажется, его что-то беспокоит. – Он переменил тему: – Ты знаешь, куда мы направляемся?

Я навострил уши.

– В Аттолию, – ответил Поль, что, по-моему, было давно уже очевидно.

– И больше ты ничего не знаешь? Тогда почему ты здесь?

– Твой отец послал, присмотреть за тобой. И закалить характер.

– Нет, правда? – рассмеялся Софос.

– В точности так.

– А по-моему, волшебнику был нужен надежный человек, и отец сказал, что без меня он тебя не отпустит.

Наверняка так и было.

Мы подошли к крутому склону, и пришлось двигаться чуть ли не ползком. На спуске Поль отступил назад и пошел за спиной у Софоса, оборвав разговор. Софос приблизился ко мне.

– Тебя правда назвали в честь бога воров?

– Правда.

– Как же родители смогли понять, кем ты вырастешь, когда ты был совсем маленьким?

– А как родители смогли понять, кем станешь ты, когда ты был совсем маленьким?

– Мой отец – герцог.

– А моя мать была воровкой.

– И тебе тоже предстояло стать вором?

– Так считали почти все в семье. Отец хотел, чтобы я пошел в армию, но я его разочаровал.

Позади нас Поль что-то проворчал. Должно быть, не сомневался, что отцовское разочарование имеет под собой почву.

– Твой отец? Правда?

В голосе Софоса звучало такое удивление, что я оглянулся и спросил:

– А что тут такого?

– Ну, я думал… – Софос зарделся, и я подумал: может, у него в голове хранится специальный запас крови для того, чтобы он почаще краснел.

– Что тебя удивляет? – спросил я. – Что мой отец служил в армии? Или что я вообще его знал? Ты думал, я незаконнорожденный?

Софос открыл рот и закрыл, не издав ни звука.

Я сказал ему, что нет, я появился на свет вполне законным путем.

– У меня даже есть братья и сестры, – сообщил я. – От того же самого отца.

Бедный Софос, кажется, был готов провалиться сквозь землю.

– Чем они занимаются? – спросил он наконец.

– Один из братьев служит в армии, а другой – часовщик.

– Правда? А он может сделать мне новые часы, такие, как сейчас носят, – чтобы сзади были не круглые, а плоские? – Казалось, он заинтересовался, и я хотел было сообщить, что Стенидес сделал свои первые плоские часы два года назад, но тут волшебник заметил, что Софос болтает со мной, и отозвал его.

Пока он обгонял меня, я громко сказал:

– Мои сёстры даже вышли замуж и стали честными домохозяйками. – Ну, в общих чертах их можно назвать честными.

Долина, прорезанная ручьем, нигде не углублялась настолько, чтобы зваться ущельем. Ее края постепенно расступались все шире и лишь временами перемежались отвесными скалами. Впереди расстилалась Аттолия, а справа тянулось море. До самого горизонта уходила цепочка островов, продолжавшая горный хребет, который мы только что миновали. На дальней стороне Аттолийскую долину замыкал другой хребет, и оттуда брала начало река Сеперкия. Она петляла по равнине, то приближаясь к Гефестийским горам, то отступая на много миль. Почти дойдя до побережья, река утыкалась в каменистые отроги у подножия гор и снова поворачивала к Гефестийскому хребту. Там горы слагались из мягкого известняка, и река прорезала себе проход к Саунису. Она текла мимо королевского города и наконец впадала в Срединное море.

– Здесь гораздо больше зелени, чем дома, – отметил Софос, ни к кому конкретно не обращаясь.

И верно. Вокруг Сауниса все было коричневым и засушливо-золотистым, а эта страна переливалась всеми оттенками зеленого. Даже оливковые рощи, тянувшиеся по склонам ниже нас, были куда ярче, чем серебристо-серые деревья по ту сторону хребта.

– Восточные ветра, натыкаясь на горы, проливаются здесь дождями, – объяснил волшебник. – В Аттолии каждый год выпадает вдвое больше дождей, чем у нас.

– Отсюда вывозят вино, инжир, маслины и виноград, а также зерно. В Аттолии хватает пастбищных земель для собственного скота, и нет нужды покупать овец в Эддисе, – со знанием дела произнес Амбиадес, и волшебник расхохотался:

– О боги, да ты, оказывается, слушал внимательно!

Мне подумалось, что Амбиадес улыбнется, но он только нахмурился и не произнес ни слова, пока мы не остановились на ночлег. Да и там заговорил лишь для того, чтобы поругать Софоса. Странное поведение, если учесть, каким довольным он казался у костра накануне вечером. Не понимаю, почему Софос так хорошо к нему относится. Чуть ли не боготворит. Осталось только построить миниатюрный храм и водрузить Амбиадеса на алтарь.

Может быть, обычно Амбиадес ведет себя более приязненно. Волшебник, видимо, не любит, когда ученики подолгу дуются, и мне показалось, что он высоко ценит Амбиадеса, хоть иногда и называет его болваном.

* * *

После ужина Софос спросил волшебника, знает ли тот еще какие-нибудь истории о богах. Волшебник начал рассказывать об Эвгенидесе и о громовых стрелах бога Неба, но вдруг прервался.

– Это ведь твой бог-покровитель, – сказал он мне. – Расскажи Софосу о его подвигах.

Не знаю, чего он от меня ждал, но я пересказал легенду, как слышал от матери, и он ни разу не перебил.

Рождение Эвгенидеса, бога – покровителя воров

Много лет прошло с тех пор, как был создан человек. Людей стало много, и они расселились по всему свету. Однажды Земля шла по своим лесам и повстречала лесоруба. Он плакал, и топор лежал рядом с ним.

– О чем ты плачешь? – спросила Земля. – На тебе нет ран.

– О госпожа, – ответил лесоруб. – Рана моя велика, ибо я плачу не о своей боли, а о чужой.

– Что за боль? – спросила Земля, и лесоруб рассказал: они с женой очень хотят детей, но нету их, и оттого жена печалится, целыми днями сидит дома и плачет. А он, лесоруб, как вспомнит о слезах жены, тоже плачет.

Земля утерла слезы на его щеках и сказала:

– Приходи снова в лес через девять дней. Тогда я принесу тебе сына.

Лесоруб пошел домой, и рассказал обо всем жене, и через девять дней снова направился в лес. Богиня спросила:

– Где твоя жена?

Лесоруб объяснил: она не пришла. Легко повстречать в лесу богиню, куда труднее убедить в этом жену. Та решила, что муж лишился рассудка, и стала плакать еще больше.

– Иди, – сказала Земля, – и вели своей жене прийти завтра, иначе не будет у нее ни детей, ни мужа, ни дома. И случится это прежде, чем кончится день.

Лесоруб пошел домой, к жене, и умолял ее пойти в лес. И, чтобы не огорчать его, она согласилась. На следующий день она пришла вместе с мужем, и Земля спросила ее:

– Есть у тебя колыбель?

Женщина сказала – нет. Легко потакать мужу, который вдруг выжил из ума, куда труднее объяснить это соседям. Если она попросит у них колыбель для ребенка, которого пришлет богиня, все поймут, что муж лишился рассудка.

– Иди, – сказала Земля, – добудь колыбель, маленькую одежду и одеяла, иначе завтра к этому времени у тебя не будет ни ребенка, ни мужа, ни дома.

И лесоруб с женой пошли к соседям. Соседи эти были хорошие люди. Они дали лесорубу с женой все, о чем те просили, и не стали задавать вопросов, потому что им было ясно, что их соседи лишились рассудка.

На следующий день в лесу Земля спросила:

– Принесли вы колыбель?

И лесоруб с женой ответили:

– Да.

– А одеяла? А всё, что нужно для младенца? – И когда они сказали «да», Земля показала им младенца, которого держала на руках. Лесоруб с женой подошли ближе, и жена спросила:

– У тебя есть для него имя?

У Земли не было для него имени. Боги знают сами себя и не испытывают нужды в именах. Только люди дают имена всему, даже богам.

– Тогда мы назовем его Эвгенидес, – сказала жена лесоруба. – Это значит «благородный».

Она взяли Эвгенидеса в дом, и он стал им родным сыном. Иногда Земля приходила в облике старухи и приносила ему подарки. Пока он был маленький, то и подарки были маленькие: волчок, который переливался разными цветами, мыльные пузыри, подолгу висевшие над колыбелькой, одеяло из мягчайшего кротового меха, чтобы согревать зимой. Когда малышу исполнилось пять лет, она подарила ему способность понимать языки всех животных вокруг. Когда ему исполнилось десять, она наделила его даром призыва, чтобы он мог беседовать с младшими богами ручьев и озер.

Когда Эвгенидесу исполнилось пятнадцать, Земля хотела подарить ему бессмертие, но ее остановило Небо.

– Куда ты идешь? – спросило оно.

– Повидать моего сына, – ответила Земля.

– Какие у тебя могут быть сыновья, кроме моих? – сказало Небо.

– У меня есть мой сын и лесоруба, – сказала Земля, и Небо рассердилось. Оно пошло к дому Эвгенидеса и обрушило на него громовые стрелы, и рассыпался дом, и Эвгенидес с родителями в страхе убежали в лес. Небо искало их, но лес принадлежал Земле и во имя Земли не выдал их.

Небо рассердилось еще сильней и закричало на Землю:

– Не будет у тебя сыновей, кроме моих! Не будет у тебя народа, кроме моего! – И обрушил свои громовые стрелы на деревни, где люди благодарили Землю за ее дары, но пощадил деревни, где люди благодарили Небо за то, что оно их создало.

И Земля тоже рассердилась, и сказала, что не будет носить на себе его народы, и задрожала от гнева, и разрушила деревни, которые пощадил Небесный бог. И по всему свету деревни народов Земли и деревни народов Неба лежали в руинах, урожай в полях сгорел, животные разбежались, а люди в страхе молили о пощаде, но Земля и Небо, ослепнув от гнева, не слышали их.

Все народы на свете могли тогда погибнуть, но их крики услышала Гефестия. Она была старшей из детей Земли и Неба и почти равнялась им по силе. Она пошла к каждому, заговорила с ними и сказала:

– Почему Земля не может иметь детей, каких хочет? Посмотри, сколько детей у тебя.

И Небо вспомнило своих детей, которыми были ручьи и реки, и увидело, что они задыхаются в огне, зажженном его громовыми стрелами.

Гефестия пошла к Земле и сказала:

– Почему ты не хочешь носить на себе народы Неба? Посмотри, сколько у тебя своих народов.

И Земля посмотрела и увидела, что ее народы дрожат от страха, нет у них ни крова, ни пищи, дома их разрушены, пожитки сгорели. Люди Неба тоже дрожали от страха и молили ее смирить свой гнев и простить, ежели обидели ее. И Земля смирила свой гнев, и Небо тоже смирило свой гнев.

И спросила Гефестия:

– Почему они должны страдать, когда вы гневаетесь друг на друга? Отец, отдай мне свои громовые стрелы. А ты, мать, отдай мне силу колыхать земную твердь. И пусть люди больше не страдают от вашего гнева.

Земля отдала силу колыхать земную твердь, а Небо пообещало отдать свои громовые стрелы. Пообещало оно также не причинять зла Эвгенидесу, но взяло с Земли слово не делать ему больше драгоценных подарков и не наделять бессмертием никого, кроме его, Неба, детей. Земля пообещала, и между нею и Небом воцарился мир.

Люди Земли и люди Неба снова построили себе дома, собрали разбежавшихся животных и засеяли поля, но с тех пор в каждой деревне стали возводить два алтаря: один – чтобы благодарить Небо за то, что создало их, другой – чтобы благодарить Землю за ее дары. И стали все народы почитать обоих богов. А во времена великой нужды они молились не только Земле и Небу, но и Гефестии, прося, чтобы вступилась она за них перед своими родителями.

* * *

– Когда ты рассказываешь, то говоришь совсем не так, как обычно, – заметил Софос.

– Потому что мать рассказывала мне именно так, – ядовито ответил я.

– Мне понравилось.

– На сегодня хватит, – сказал волшебник. – Эвгенидес и Небесный бог подождут до завтра. – А мне добавил: – Похоже, твоя мать услышала легенду и пересказала ее на свой лад.

– Ну конечно, – осклабился Амбиадес. – Она же была воровкой.

Той ночью я впервые после тюрьмы спал некрепко. Проснулся, когда над горами взошел месяц. Перекатился на спину посмотреть на звезды и увидел Амбиадеса. Тот сидел на своем одеяле.

– Чего не спишь? – спросил я.

– Тебя караулю.

Я посмотрел на остальных троих. Все спали.

– Дежурите по очереди?

Амбиадес кивнул.

– И давно вы так?

– С последней таверны.

– Правда? А я от усталости и не замечал. – Я с сожалением покачал головой и снова уснул.