Текст книги "Если честно"

Я: Хорошо. Поговорим завтра.

Никаких тебе «люблю тебя» или «пока тебе тоже» не последовало.

Глава 6

На следующее утро я проснулась, надеясь получить от Эшли сообщение с извинениями за то, что она отшила меня накануне. Вместо этого высветилось сообщение с незнакомого номера.

Незнакомый номер: Привет, Саванна. Это Джордж. Грэйс дала мне твой номер. У меня большая контрольная в среду, и мне реально нужна твоя помощь в подготовке. Ты всерьез говорила, что готова позаниматься со мной?

Мое сердце дрогнуло. То есть он не ненавидел меня после того, как мы разошлись в коридоре? Либо так, либо он действительно отчаянно нуждался в помощи. В любом случае я была готова загладить свою вину за все те глупости, что умудрилась наделать за эти несколько недель.

Я: Конечно. Как насчет сегодня после обеда? В час? У меня?

Джордж: Твой адрес у меня в навигаторе. До скорого.

Мне надо было серьезно подготовиться, если я хотела быть во всеоружии к нашему занятию. К счастью, дом до сих пор оставался в приличном виде благодаря вчерашнему визиту съемочной группы. Воспоминание о телесъемке заставило меня поежиться. Мама очень на меня разозлилась, хотя я изо всех сил пыталась держаться «позитивно». Я ведь не сказала ничего ужасного, правда? Она и ее друзья наверняка зависнут где-нибудь допоздна, и я решила провести вольный пятничный вечер, занимаясь расследованием для статьи, над которой мы Грэйс работали.

С помощью миссис Брандт я узнала, что сведения о финансовых ресурсах школ находились в публичном доступе. Мы подали заявку на получение записей и обнаружили, что на школьном сайте был опубликован лишь «краткий обзор», в котором значилась общая сумма, предназначенная на все виды спорта. Мы же хотели увидеть детали.

Базовая зарплата школьного бейсбольного тренера выглядела слишком высокой. Тут точно происходило что-то подозрительное, и я решительно собиралась разобраться в этом.

Раздался легкий стук в дверь спальни, и мой желудок сжался. Мама приотворила дверь и просунула в нее голову. Я закрыла лэптоп и села в позу лотоса.

– Я думаю, мы должны обсудить то, что произошло на записи шоу, – сказала мама, садясь на край моей кровати. Мне хотелось натянуть одеяло на голову, чтобы избежать этого разговора любой ценой, но такой вариант казался мало осуществимым.

– Мам, мне очень жаль, как все в результате получилось, – сказала я, – но мне кажется, у них есть хорошие кадры из тех отрывков, где я была более позитивна.

– Знаешь, как работает реалити-ТВ, Саванна? Они хотят продать самую сенсационную историю, какую только могут. Эта запись будет законной добычей для какого-нибудь редактора, который не знает нас и которого не волнует, какие последствия могут иметь твои слова. Ты сама вручила им оружие.

– Разве мы не можем попросить Арден пропустить некоторые сцены ради нас?

Мама отрицательно помотала головой.

– Она контролирует только процесс записи на камеру. После этого материал попадает в редакционную группу. Я надеюсь лишь на то, что у кого-то окажется более заманчивая история и они сосредоточатся на ней.

У меня внутри все оборвалось. Мама опустила голову на руки и тяжело вздохнула.

– Что сделано, то сделано.

– Мам…

– Я знаю, что ты сожалеешь, Саванна. И я в конце концов переживу эту историю. Но прямо сейчас, думаю, я просто огорчена.

– Как я могу загладить свою вину? – спросила я. Мамин гнев я могла перетерпеть, но ее огорчение ранило меня очень глубоко. Гнев рвет тело на части и вгрызается во внутренности, а огорчение – это медленная ноющая боль, которая поселяется у вас в груди на гораздо более долгое время. Я могла справиться с яростью и неистовством маминого гнева. Но ее огорчение причиняло страдание.

– Мне надо подумать, – сказала она, вставая с кровати. Я закрыла глаза и слушала удаляющийся звук маминых шагов по коридору и снова открыла глаза, только услышав, как закрывается дверь в ее спальню.

Мама наверстывала работу над проектом клиента и, к моему восторгу, была занята, пока я готовилась к занятиям с Джорджем. Я убедила ее держать Фиеро при себе на тот случай, если Джордж не очень любит собак.

– Джордж – это двоюродный брат Грэйс, да? – поинтересовалась мама.

Я поведала ей несколько мелочей о нем, не осмелившись рассказать правду о моей панической атаке в день нашего знакомства. Или о прискорбном случае, когда Джордж на машине чуть не задавил меня в первый же учебный день. И уж о чем я точно не рассказала ей, так это о том, как у меня трепетало в животе при мысли о его приходе или о том, как ясно я представляла себе нашу победу в трехногой гонке и как он крепко прижимает меня к себе после пересечения финишной линии.

– Да, это он, – сказала я с делано безразличным видом. Но мама все сразу просекла.

– У тебя тени на веках? – спросила она с легкой улыбкой.

– Учеба дается мне наилучшим образом, когда я чувствую себя на высоте, а дымчатый макияж глаз реально заводит меня на занятия высшей математикой, – отговорилась я.

– Понятно, – сказала мама, – я подержу Фиеро наверху. Желаю тебе хорошо провести время с Джорджем.

Фиеро немного поскулил, когда я плотно закрыла дверь в мамину комнату и начала свою миссию по избавлению дома от любых компрометирующих деталей, на которые мог наткнуться Джордж.

Часы уже показывали 12:56, и я сидела за нашим кухонным столом, с нетерпением постукивая по нему карандашом. Меня изводила неопределенность от того, что я не знала, был ли он из тех, кто приходит рано (боже, пожалуйста, только не это), вовремя (чуть более приемлемо) или опаздывает (гораздо ближе к моему стилю). Вот почему я так редко тусуюсь с новыми людьми – большую часть времени незнание их повадок заставляет меня нервничать сильнее, чем знакомство того стоит.

Я постаралась спрятать и скрыть все постеры и декоративные подушки с мотивационными лозунгами, которыми мама наводнила дом, чтобы избежать в разговорах во второй половине дня слов «потеря веса» и «здоровый образ жизни». Едва я закончила запихивать в шкаф подушку с надписью «Ешь меньше сахара, ты и так сладкая!», как послышался стук калитки на подъездной дорожке.

Часы только что переключились на 12:57. Из ранних. Я бы хотела сделать вид, что удивилась, но это не соответствовало истине.

Я распахнула переднюю дверь и увидела Джорджа с поднятой рукой, готового постучать в дверь. Он отступил назад в удивлении.

– Я слышала, как подъезжает твоя машина, и обогнала тебя, – сказала я. – Входи.

Странно было видеть Джорджа у себя дома, как будто столкнулись два моих разных мира. Он стал рассматривать наши с Эшли детские фотографии, расставленные по дому, я внезапно пожалела, что не выбрала более нейтральную территорию для занятий. Он видел мою личную жизнь, которую я обычно не показывала ребятам, с которыми занималась.

– Лагерь Снупи? – спросил он, указывая на фотографию, где я рыдала, потому что меня заставили держаться за руку талисмана Снупи.

– Это снято в те времена, когда Mall of America было круто. Мы ездили в лагерь Снупи каждое лето, – пояснила я.

– Мне кажется, у меня есть точно такая же фотография с моей сестрой. Только в нашем случае это она орала как резаная, – сказал он.

– У меня было очень подозрительное отношение к костюмам талисманов. До сих пор с этим борюсь, если честно, – призналась я.

Я отвела Джорджа на кухню, где организовала место для занятий с бумагой для черновиков, несколькими карандашами и таймером на случай, если захотим попрактиковаться в тестах. Лично я лучше работаю в сложной ситуации, поэтому для меня задания на время – это всегда хороший разогрев для занятий математикой.

– Итак, в чем тебе больше всего нужна помощь? – спросила я, пододвигая к нему лист бумаги и карандаш. Он взял карандаш и начал медленно вертеть его между пальцами, а потом достал свой учебник и шлепнул его передо мной, указывая на раздел с квадратичными функциями.

– Квадратичные функции? Так это же чертовски интересно! – воскликнула я.

– Тебе когда-нибудь говорили, что из тебя получилась бы идеальная мисс Фризл[3]3
  Учительница из мультипликационного сериала «Волшебный школьный автобус».


[Закрыть], если бы кто-нибудь решил переснять «Волшебный школьный автобус»? – спросил он, ухмыляясь.

– А тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что мисс Фризл моя любимая героиня и это для меня комплимент?

– Если честно, я ни в ком не встречал такого энтузиазма к математике, – сказал Джордж, – ты планируешь заниматься ею в колледже?

– Я планирую поехать в штат Индиана, чтобы изучать инженерное дело. А ты? Что ты намерен делать после того, как мы навсегда сбежим из Спрингдейла?

– Скорее всего, что-нибудь связанное с музыкой. Я хочу поехать куда-нибудь, где есть консерватория с классом саксофона, но не могу пока решить, хочу ли я профессионально играть или преподавать.

– О, что угодно, только не учить маленьких детей играть. Эшли раньше играла на флейте, и слушать это было невыносимо, – призналась я.

Он улыбнулся.

– На самом деле это мое любимое занятие. Мне нравится помогать детям осознавать, что музыкой можно заниматься всю свою жизнь. Музыка похожа на тайный язык, на котором они могут говорить с другими музыкантами со всего света, и неважно, кто и откуда.

– Это вообще-то очень мило, – сказала я. Мы встретились глазами и несколько секунд смотрели друг на друга, прежде чем я снова опустила взгляд на учебники. – Итак… Квадратичные функции…

– Можно мне сначала что-нибудь выпить? – спросил Джордж.

– О боже, я действительно самая ужасная хозяйка в мире. Да. У нас есть вода, молоко, апельсиновый сок и какая-то диетическая газировка.

– Диетическая… что? – переспросил он.

– Га-зи-ров-ка, – сказала я по слогам. – Ну, знаешь, типа диетической колы.

– Ты хочешь сказать, содовая?

– Я хочу сказать, что ты теперь живешь на Среднем Западе, Джордж, и тебе надо смириться с газировкой вместо содовой, куда бы ты ни пошел.

– В таком случае я буду диетическую.

– Диетическую – что? – переспросила я. – Если ответишь правильно, я даже положу тебе льда.

– Газировку. – Он поморщился и затем широко улыбнулся. – Диетическая кола моя слабость, иначе бы я так легко не сдался.

– Ну-ну, конечно, – улыбнулась я так же широко.

Я принесла стакан с колой, он картинно отхлебнул из него и издал громкое «ах!», как в рекламе, чем очень рассмешил меня. Я придвинула к себе бумагу и начала писать вверху страницы заголовок «Квадратичные функции, глава 3», когда передняя дверь открылась и в кухню ввалился чрезвычайно взволнованный Фиеро.

– Фиеро захотел поздороваться, – сказала мама, входя следом за ним.

Пес буквально набросился на Джорджа, изо всех сил стараясь обслюнявить все его лицо. Джордж почесал ему за ушами, именно так, как тому нравилось, и они моментально стали лучшими друзьями. Заслужить милость Фиеро легко – просто дайте ему что-нибудь со стола или хорошенько почешите за ушами, и он будет есть у вас с ладони.

– Ну вот, Джордж, теперь ты знаком с пуделем-монстром Фиеро. А это моя мама, – сказала я.

– Ким, – представилась мама, пожимая его руку.

– Приятно познакомиться, Ким, – улыбнулся Джордж, а я мысленно возблагодарила богов, что он не назвал маму миссис Алверсон. Ее всегда выбивало из колеи, когда ей приходилось объяснять, что вообще-то она больше не миссис Алверсон.

– Ты двоюродный брат Грэйс, да? – спросила мама. Я бросила на нее предупреждающий взгляд, чтобы она не выдала, как много мы о нем говорили. Мне хотелось сохранить хоть какую-то видимость безразличия.

– Да, – сказал он, – мы переехали из Южной Каролины, чтобы быть поближе к родственникам. Плюс у отца новая работа.

– Очень жаль, что тебе пришлось менять школу в последний год, – сказала мама.

– В предпоследний год, поэтому все не так трагично. Кроме того, я не очень-то любил свою школу в Южной Каролине. Думаю, нам всем нужны были перемены, – сказал Джордж.

Миллион вопросов сразу завертелся у меня в голове. Что произошло в его старой школе? Почему ему было не жаль уезжать? Разве у него не было друзей, которые остались там? Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не выпалить все эти вопросы разом.

– Ну что ж, я рада слышать, что здесь тебе больше нравится, – сказала мама. Она посмотрела на нас обоих, и я округлила глаза, подавая ей сигнал, принятый у всех подростков – «оставь нас в покое». Уголки ее губ чуть приподнялись в улыбке, когда она заметила мой взгляд.

– Хорошо. Не стану мешать вам, – сказала она. Значит, мы заключили некоторое подобие мира после утреннего разговора. Шторм еще не стих, но по крайней мере мы снова разговаривали. Я восприняла это как шаг в нужном направлении.

Мама попыталась убедить Фиеро пойти с ней обратно наверх, но он удобно устроился под столом, свернувшись около ноги Джорджа. И было не похоже, что он собирался куда-либо уходить. Мама покачала головой и стала подниматься по лестнице с кофе в руке.

– Обычно он не ведет себя так уверенно с незнакомцами, – сказала я, указывая на пуделя, задремавшего у ног Джорджа.

– Думаю, его, возможно, ободряет то, что у нас похожие прически, – сказал он, – и он думает, что мы одной породы.

Я аж хрюкнула от смеха и быстро закрыла лицо руками. Мне не пришло в голову, что соломенно-рыжеватые кудри Джорджа делают его похожим на пуделя, но теперь, когда он сам это упомянул, сходство казалось поразительным.

– Ну, к счастью для вас обоих, вам это идет, – сказала я.

Его лицо залила краска смущения, такая же яркая, как и в школьном коридоре на прошлой неделе. Я почувствовала горячий румянец и на своем лице, а все из-за того, что я признала – Джордж самую капельку, совсем чуть-чуть был хорош собой, насколько может быть хорош долговязый семнадцатилетний парень.

– Спасибо, придется мне оставить положительный отзыв в Yelp на странице Supercuts, раз тебе она так нравится.

– Засчитано.

– Грэйс говорила мне, что ты очень хорошо пишешь, – сказал он, вертя карандаш в руке.

– Ты говорил обо мне с Грэйс? – спросила я, улыбаясь еще шире.

– Я выяснил только основное. Надо было удостовериться, что ты действительно в состоянии помочь.

– А при чем тут мои писательские способности?

– Я не просил Грэйс делиться со мной этой информацией. Я также не просил ее рассказывать мне, что ты знаешь все тексты рэпов Эминема, – сказал он.

– Неужели ты хочешь сказать, что у тебя не было периода любви к классике 2002 года – фильму «8 миля»? – удивилась я.

– Не думаю, что кто-либо из ребят нашего возраста любил его, – засмеялся он.

– Ну, по правде говоря, я старше тебя.

– Чуть-чуть!

– Я старше большинства в своем классе. Я родилась в сентябре.

– Ну, тогда у нас всего восемь месяцев разницы.

– В собачьих годах это четыре с половиной года.

– Даже если у меня волосы как у пуделя, это не значит, что ты можешь измерять наш возраст в собачьих годах, – сказал он. – Как там в этой песне… «Если бы у тебя был один выстрел…».

– Не давай мне повода, я могу продолжать весь день, – сказала я, хихикая.

– «…или одна возможность…».

– «…заполучить все, что ты когда-либо хотел, в одно мгновение, воспользовался ли бы ты ей или позволил ей ускользнуть…» Я не буду продолжать, это слишком, – едва выговорила я, покатываясь со смеху.

– Я впечатлен, – сказал Джордж.

– Очень немногим удается лицезреть Саванну Мутную. Ты должен чувствовать себя польщенным.

– О да, так и есть.

Я сунула ему под нос лист бумаги, на котором уже начала писать некоторое время назад.

– А теперь к делу. Квадратичные функции…

Глава 7

Пытаясь восстановить мир с мамой, я начала свое утро с приготовления льняных блинчиков. Если мне не удастся вымолить прощения, приготовив ее любимый завтрак, путь к нормальным отношениям обещает затянуться.

Чтобы убить время, я попробовала позвонить Эшли в слабой надежде на то, что она уже проснулась. И все потому что я на миллион процентов уверена – если бы я могла спать сколько захочу, то каждый день просыпалась бы только к ужину.

– Сестренка? – спросила она.

– Сестренка! Ты не спишь? – спросила я.

– Уже нет, – пробурчала Эшли.

– Извини, – сказала я, искренне сожалея, что мои подозрения оправдались. – Мы с мамой в конце концов поругались из-за шоу.

– Ты в порядке? – поинтересовалась она.

– Думаю, справлюсь. Она применила подход «я не знаю, как ты сможешь загладить свою вину» и «я не злюсь, я просто разочарована». И это хуже, чем если бы она просто на меня наорала.

– О, крошка, – посочувствовала сестра.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты приехала домой, – сказала я, откусывая кусок свежего блинчика. – Я не уверена, что смогу справиться с эфиром «Сбрось вес» без тебя.

– Может быть, вы помиритесь до этого.

– Крайне маловероятно. Мама отходит от серьезных обид по меньшей мере неделю. Поверь мне, уж я-то знаю, поскольку именно я причиняю ей большую часть этих самых обид.

– Может быть, она сделает исключение теперь, когда вы живете вдвоем. Я буду надеяться на лучшее.

– Хвала небесам за твой оптимизм. Я почти верю, что сегодня утром она спустится вниз в более добродушном настроении, как будто ничего не произошло.

– Я могу тебе перезвонить попозже? – вдруг спросила Эшли. – Я очень поздно легла спать.

– Конечно! Да, извини что я тебя разбудила!

– Это ничего, – промычала она. – Поговорим позже.

– Люблю тебя! – сказала я, когда она положила трубку.

Через несколько минут после разговора с Эшли я услышала, что дверь маминой комнаты медленно, со скрипом открывается. Она спустилась вниз и прошла на кухню, где сидела я с самой широкой улыбкой, какую смогла изобразить.

– Мам, я испекла для тебя льняные блинчики. Что ты хочешь к ним? – спросила я.

– Я не голодна, – пробормотала она.

– Уверена? Я сделала их суперздоровыми для тебя.

Мама провела рукой по растрепанным после сна волосам и вздохнула.

– Я, наверное, пойду и полежу еще.

– Ну хоть возьми их с собой, – протянула я тарелку с блинчиками. – Было бы глупо позволить им пропасть.

– Хорошо, – ответила она.

Итак, судя по всему, разыгранное ею примирение, когда Джордж был у нас в доме, оказалось фальшивкой. Принято к сведению.

Когда я думала, что мне никогда не было так одиноко, как в первый день после отъезда Эшли на учебу, я и не представляла, насколько одиноко мне будет, когда я не смогу общаться и с мамой тоже. Она целыми днями оставалась в своей комнате, дуясь настолько долго, насколько возможно, прежде чем уйти на работу. Каждый раз при моих попытках поговорить с ней она придумывала отговорку, почему не может выйти из комнаты.

В качестве моральной поддержки на вечер, когда показывали эпизод «Сбрось вес» с нашим участием, я пригласила к нам Грэйс, так как мама фактически была потеряна для общества всю неделю. Подруга принесла с собой домашнюю работу по математике, чтобы позаниматься до начала шоу, и упаковку своих любимых тропических мармеладок. Я никогда не могла понять ее страсть к мармеладкам, но она клялась, что они помогали ей создать правильный настрой на учебу.

– Что ты чувствуешь в связи со своим телевизионным дебютом? – спросила она, закидывая мармеладку в рот.

– Нервничаю, как и положено, – сказала я, – мне заранее стыдно.

– Да ладно, думаю, все не так уж плохо, – приободрила Грэйс.

– Надеюсь, ты права, – сказала я и приступила к следующей странице домашней работы, записывая свое решение на листе с задачами.

– Как прошло занятие с моим двоюродным братом? – спросила она.

– На прошлой неделе? С Джорджем? Хорошо. Мы больше не в состоянии войны, если это то, что тебя интересует. Я бы не сказала, что мы друзья, но ведем себя цивилизованно.

Она разглядывала меня несколько секунд, а потом на ее лице появилась хитрая улыбка.

– Ты стопудово втюрилась в моего двоюродного братца.

– Ну, я бы так не сказала.

– Сначала Матео, теперь Джордж… Я думаю, тебя нельзя подпускать близко к еще кому-нибудь из членов моей семьи, – поддразнила Грэйс.

– Мы хорошо провели время, вот и все. Он даже не сообщил мне о том, как написал контрольную, так что вряд ли мы повторим наши занятия или еще что-либо в таком духе. Кроме того, я более чем уверена, что ему не нравлюсь.

– Ага… А ты просила его написать тебе о результатах контрольной?

– Нет, – ответила я, сгребая ладонью мармеладки.

– Он не умеет читать мысли, Савви. Если ты хочешь, чтобы люди тебе писали, скажи им, что ты этого хочешь, – сказала она.

За нашими спинами послышался скрип ступенек, это из своей спальни вышла мама – первый раз с того времени, как вернулась с работы. Увидев Грэйс, она изобразила учтивую улыбку.

– Какой сюрприз видеть тебя, Грэйс.

– Я не могла пропустить дебют Савви на телевидении, – ответила Грэйс с такой же улыбкой.

– Начало через две минуты, – сказала мама, опускаясь на диван. Она вытащила свой телефон, без сомнения, готовясь к тому, чтобы твитнуть выпуск в прямом эфире. Я сделала звук телевизора громче, ожидая, когда тяжелая дробь барабанов из музыкальной заставки «Сбрось вес» наполнит гостиную.

Лорен МакВей, ведущая «Сбрось вес», снова появилась на экране нашего телевизора, и я нервно втянула воздух. Мы понятия не имели, куда вставят наш блок, как долго меня будут показывать в сравнении с другими конкурсантами из маминого сезона. Наверное, хорошо, что Грэйс была с нами. Мама, по крайней мере, постарается не выходить из себя в ее присутствии.

– Хотите мармеладку, Ким? – спросила Грэйс.

– О боже, нет, дорогая. Саванна, если хочешь перекусить, на кухне есть банановые чипсы, – добавила мама. Даже сейчас, за несколько минут до того, как у нее мог случиться нервный срыв из-за того, что ее дочь публично высмеет ее на общественном телевидении, она все равно умудрилась вставить ремарку о том, что именно мне следовало есть. Уже съеденные мною мармеладки перевернулись у меня в животе.

После того как на экране мелькнули лица двух других конкурсанток из маминого сезона, появилось наконец ее лицо. Маму сняли во дворе, она бегала с Фиеро, смеясь, когда он носился вокруг нее. Я повернулась чтобы посмотреть на мамино лицо – оно осунулось, как будто она задержала дыхание на все время нашего сюжета.

Мама говорила о том, как шоу изменило ее и вернуло ей уверенность, дав возможность по-настоящему быть собой – и все это с фотографиями из детства, смонтированными под ее голос. Когда я подумала, что мое сердце уже больше не выдержит, голос Лорен МакВей прозвучал одновременно с кадрами между съемками интервью с мамой, в которых показали меня, и я выглядела скучающей.

«Но не все на вашем пути и не всегда будут оказывать вам поддержку», – сказала Лорен МакВей. Я заледенела и не могла пошевелиться всю следующую минуту, пока перед нами разворачивался телевизионный сюжет.

«Моя мама вернулась совершенно другим человеком после шоу», – говорила я и выглядела при этом так, будто мне то ли скучно, то ли я сержусь на что-то во время интервью. Затем они переключились на дополнительные кадры – я сижу у стола и верчу вилку, а мама смеется над Фиеро в другом конце комнаты. Это был момент, когда я не знала, что они снимают.

Голос Лорен МакВей наложили на кадры так, словно это она задавала вопросы в тот день, а не Арден, продюсер. «К лучшему, да? Разве она тебя не вдохновила?»

«Вдохновила? Я бы сказала, принудила – более подходящее слово. Это перемена в образе жизни, к которой нам пришлось приспособиться. Нас теперь узнают люди в магазине. Маленький городок в Индиане, где все всё про тебя знают, несколько ограничивает возможности».

Лорен теперь занимала весь экран, качая головой. «Это маленькое напоминание о том, что не все будут полностью поддерживать вас на вашем пути. Но вам решать, продолжать ли бороться и делать то, что правильно для вас. После перерыва мы вернемся к Анне Мари и ее семье в Остине, Техас».

Звук рекламы непачкающихся брюк заполнил все пространство нашей гостиной. Я не осмеливалась поднять глаза ни на маму, ни на Грэйс, зная, что если посмотрю на них, то обязательно разревусь. Редакторы искромсали мое интервью, выбирая и соединяя куски так, чтобы я выглядела как можно более отвратительной. Как бессердечная толстая дочь, которая демонстрирует в интервью зависть к новой жизни своей матери. Меня тошнило от каждого его кадра.

Грэйс накрыла своей ладонью мою руку и сжала ее. Я не могла ответить тем же, потому что совершенно застыла. Арден пообещала сделать так, чтобы все выглядело «позитивно». Она даже заставила меня переснять ответы в более позитивном ключе! Может быть, именно это они и делали все время – пытались заставить меня говорить самые нелепые вещи, одновременно убеждая маму, что изо всех сил хотят показать ее с лучшей стороны? И ведь я перед съемкой чувствовала какой-то подвох. Я знала, каким ядовитым может быть реалити-шоу, как оно манипулирует людьми, и особенно шоу, которое на всю страну высмеивает людей из-за их веса. Но даже зная это, я была ошеломлена.

Наконец я набралась храбрости и посмотрела на маму. Она все еще сидела, уперев взгляд в экран, не в состоянии полностью переварить кошмар, в который превратился сюжет, снятый о ней. Ее брови сошлись на переносице, когда она встала и нависла надо мной.

– Я предупреждала тебя об этом интервью, – холодно сказала мама. Слишком холодно. Каждое ее слово было словно лед. – Но, конечно, вместо этого ты сделала то, что хотела. Я не могу даже разговаривать с тобой сейчас. Не могу…

– Мам… – начала было я, но едва сдерживаемые слезы мешали мне говорить.

– Ты знала, как много это для меня значит, – сказала она. – Ты обещала…

– Прости…

– Грэйс, мне жаль, что тебе пришлось увидеть это, – объявила она, посмотрев по сторонам. Потом подхватила свои ключи с крючка у двери.

– Лучше не садись за руль в таком состоянии, – сказала я голосом, сдавленным от сдерживаемых слез.

– Новость дня! Я мать. Ты ребенок. И я буду делать что хочу и когда хочу, – заявила мама. Она вышла, не оглянувшись, и хлопнула входной дверью. Я услышала, как она заводит «Ниссан», потому что Грэйс заблокировала мамину машину на подъездной дорожке. Мы с Грэйс сидели молча, пока фары машины удалялись вниз по дороге.

Когда свет их совсем пропал в темноте, я громко разрыдалась.

– Дело не в тебе, – сказала Грэйс, успокаивающе гладя меня по спине.

– Я сказала все это, Грэйс, – удалось выдавить мне, – они отредактировали, но я все равно сказала.

– Потому что ты так думала, – сказала она. – Да пошли они куда подальше за то, что заставили тебя говорить то, с чем ты не согласна. За то, что перевернули с ног на голову слова, которые ты на самом деле сказала.

– Я просто хотела ее поддержать, – сказала я. Я и вправду этого хотела. Хотела быть спокойной и собранной, какой, по мнению Эшли, я могла бы быть. Я хотела быть сильным миротворцем, пока сестры не было дома. Я хотела, чтобы у меня снова были нормальные отношения с матерью без ее помешательства на весе, стоящего между нами.

– Думаю, ты чертовски сильно пыталась ее поддержать, – сказала Грэйс. – Я знаю, твоя сестра не согласилась бы с этим, потому что она никогда бы не сказала ничего плохого о твоей маме, но она, твоя мама, невероятно несправедлива к тебе. Все эти сомнительные замечания обо всем что ты ешь – это по определению не круто со стороны родителей.

– «Потому что мы так много знаем о воспитании детей».

– Я знаю одно – родителям не должно быть позволено заставлять своих детей чувствовать себя как дерьмо, если они отказываются следовать их сектантским взглядам.

Я пожала плечами:

– Не думаю, что она это специально.

– А это имеет значение? – спросила Грэйс. – Она не на твоей стороне, когда делает все эти замечания. Она делает это в своих интересах.

– Она мать. Я ребенок, – повторила я мамины слова. – Мне просто придется смириться с этим, пока я отсюда не уеду.

– А как насчет того, чтобы некоторое время пожить с отцом? – спросила Грэйс.

Я фыркнула.

– С Шери? Два месяца жизни с ними чуть не свели меня с ума.

– Я просто хочу сказать, что у тебя есть и другие варианты. Тебе не обязательно оставаться здесь.

– Понимаю, но мы справимся. Я смогу жить здесь. Я смогу дотянуть до колледжа, – сказала я.

Грэйс протянула ко мне руки, словно приглашая меня упасть к ней в объятия.

– Я всегда на твоей стороне, крошка. Мы против всего мира.

Грэйс предложила остаться со мной, пока не вернется мама, но я понимала, что ей пора было возвращаться домой, и убедила ее, что если она уедет, со мной все будет в порядке. Мне очень хотелось, чтобы она осталась, или спросить, могу ли я пожить у нее дома в ближайшем будущем, но совесть не позволяла стать такой обузой.

Грэйс ушла, а я легла на кровать и подтянула колени к груди. Я читала в интернете, что если создать давление вокруг торса, это вызовет успокаивающий эффект во время панической атаки, но на самом деле мне казалось, что я задыхаюсь. Я сменила положение, распластавшись на кровати подобно морской звезде, и почувствовала, как дрожь словно вытекает из кончиков пальцев рук и ног. По мере того как паника отпускала тело, мое дыхание, быстрое и прерывистое, постепенно становилось более ровным и спокойным.

Почему Эшли мне до сих пор не позвонила? Если она посмотрела шоу, то не могла не знать, что я сейчас схожу с ума. Я старательно убеждала себя, что она, вероятно, либо была на занятиях, либо тусовалась с друзьями и не успела еще посмотреть выпуск. Однако в глубине души мне казалось, что Эшли тоже на меня злится. Она ведь предупреждала о необходимости сохранять мир, пока ее не было дома. И она злится теперь, что я нарушила его, да еще и публично.

Я бессознательно начала набирать номер, который знала наизусть с самого детства.

– Саванна? – спросил отец, подняв трубку на другом конце линии. Я на несколько мгновений задержала дыхание, осознавая, какую совершила ошибку, позвонив ему. Может быть, если он не услышит мое дыхание, то повесит трубку.

– Саванна, я знаю, что это ты, – сказал папа.

– Привет, – пропищала я.

– Уже поздно. Что случилось?

– Ты смотрел шоу?

– Нет. У нас действует строгое правило не смотреть «Сбрось вес», – сказал он.

Я машинально скручивала пальцами уголок одеяла и пыталась вспомнить, когда мы в последний раз разговаривали по телефону. Должно быть, это было несколько месяцев назад.

– Пап, это было просто ужасно. Они пришли сделать интервью со мной для продолжения шоу и выставили меня совершенно испорченным ребенком. Мама ужасно зла, – пожаловалась я.

Папа вздохнул.

– Мама знала, как ты относишься к этому шоу. Она знала, как мы все к нему относимся. И она не могла не понимать, соглашаясь на это интервью, что оно не будет наполнено дифирамбами.

– Пап, я так старалась, чтобы она была довольна. Я… я не знаю, простит ли она меня когда-нибудь за это.

– Она тебя простит. Просто дай ей время.

– А нельзя мне переждать у тебя? – спросила я.

Папа на несколько мгновений замолчал.

– Сейчас середина учебного года, и ты не можешь каждый день тратить час на езду в школу и обратно, – наконец сказал он.