Текст книги "Смерть и прочие хэппи-энды"

– Не переживай, я тоже предпочитаю забывать. И я только откладываю, не отменяю. Ты понимаешь это, не так ли?

– О, я понимаю, – заверяет Изабель. – Я просто надеюсь, что Берт тоже поймет.

Я смеюсь, потом смеется и она. Хорошо, что она может признать абсурдность некоторых слов и ситуаций.

Мы переносим встречу на следующую среду, но отныне с оговоркой, что мне ее, возможно, придется отменить. Эту оговорку я должна теперь добавлять ко всем своим договоренностям. Мы прощаемся, однако Изабель почти сразу же перезванивает с сообщением о том, что Берт согласился отменить заказ. Ее голос звучит теперь совсем по-другому – она кажется счастливой оттого, что ее не занесут в черный список.

– Мы закажем в среду цыпленка с сумахом и кокосовым кускусом, – мурлычет она.

– Звучит здорово.

– И поскольку не придется готовить, у меня появится больше времени для тебя. И мне хочется провести с тобой как можно больше времени!

Такого я от Изабель не ожидала.

Беспокойство сестры, письмо Энди и звонок Гарри все изменили – и я чувствую себя намного сильнее. В психологическом плане.

И хотя в физическом аспекте по-другому, я все же не готова принять смерть.

Несмотря на всю мою первоначальную решимость избегать знахарских методик, теперь мне интересно: может ли помочь один из альтернативных методов лечения от Анны-Марии? Получив столько стимулов для жизни, я бы хотела прожить хоть немного подольше, пожалуйста!

Знаю, знаю. Я лицемерка. Я пытаюсь торговаться без особых на то прав, потому что раньше особо не задумывалась о Боге или Вселенной, но надеюсь на некоторую безусловную щедрость со стороны кого-то из них. На то, что мне могут добавить еще немного времени.

Я оставляю сообщение на автоответчике Анны-Ма-рии с извинением за то, что долго не выходила на связь. И она немедленно перезванивает:

– Где ты была? Я не слышала о тебе с тех самых пор, как мы встречались за поздним завтраком. Я оставила тебе минимум пятнадцать сообщений!

– Вот как? – отзываюсь я. – Странно. Я не получила ни одного.

– Ты и не настроена слышать, – заявляет Анна-Мария. – Они были мысленные. – И смеется: – О, подруга, я шучу. Я просто рада слышать твой голос!

– Мне нужна твоя помощь, Анна-Мария.

Ее тон сразу же меняется:

– Слушаю. В чем проблема? Вот блин, забыла спросить. Ты ведь делала анализ крови?

– Да, но не волнуйся, все хорошо. – Тут я лукавлю. Просто обнаружила, что правду очень сложно открывать по телефону. Лучше дождаться реальной встречи и поговорить. – Но я чувствую какую-то негативную энергию, – продолжаю я, удивляясь, что говорю на ее жаргоне.

– Ты? – переспрашивает она странно-взволнованно. Будто тоже не может поверить, что я так говорю. – Какая негативная энергия? Злые духи? Какого они цвета? Ты их видишь?

– Нет, – отвечаю я, осознавая, что ее жаргон так и остался иностранной тарабарщиной. – Я чувствую, что надо мной нависла темная туча. И я хочу что-то с этим сделать. Я ощущаю ужасную усталость.

Я остаюсь довольна своим ответом – в нем ведь содержится и правда.

– Ты пьешь достаточно воды? – деловито интересуется она. – Очень важно, чтобы ты избегала обезвоживания. Пей побольше – даже больше, чем хочется. Это первое дело.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Так уж совпало, что я пью много воды. Я постоянно испытываю жажду, а во рту ощущается соленый металлический привкус, который никак не проходит.

– Теперь я могу сама посылать тебе энергию рэйки, но, думаю, в данных обстоятельствах лучше нам будет обратиться к кому-нибудь еще. – Ее голос звучит все более властно. И торжествующе: в конце концов, она много лет пыталась обратить нас к духовности и теперь считает, что наконец-то добилась успеха. – Я знаю одну женщину, удивительного мастера рэйки, по имени Рита. Еще она очищает ауру. Полностью улавливает все излучения. Я давно ее не видела, но она лучшая. Я ей доверяю. Некоторым в этой области, знаешь ли, нельзя верить – очень уж много шарлатанов.

– Серьезно? И почему я не удивлена… – Я прикусываю губу. Сейчас следует отбросить скептицизм.

Однако Анна-Мария не обращает на это внимания:

– Но Рита – настоящий специалист. Когда ты хочешь с ней встретиться? Я попробую уговорить ее втиснуть тебя в график. Она ведь очень востребована.

Интересно, во что же такое я втискиваюсь?

– Я свободна на следующей неделе, – отвечаю я. – Кроме среды – я поеду к сестре.

– Что ж, чем скорей, тем лучше. Как насчет этой субботы?

– Нет, тоже не смогу.

Мы с Оливией собрались выбрать ей свадебное платье. И ничто не может быть важнее.

– Тогда в воскресенье?

– Ага, это будет отлично. Если она работает и по воскресеньям.

– Подруга! Энергия никогда не спит. Она работает двадцать четыре часа семь дней в неделю. Рита, возможно, будет занята, она ведь очень популярна, но стоит попробовать. Берет сорок этих ваших земных фунтов. Нормально?

– Вполне. Если это работает.

– Конечно, это работает. Только ты должна верить. Да! Я проверю, свободна ли она, и перезвоню тебе.

Через десять минут Анна-Мария перезванивает. Кажется, я уже начинаю верить. Подруга сообщает, что Вселенная нам улыбается. У мастера рэйки имеется два «окна» днем в воскресенье, несмотря на ее занятость и популярность, поэтому Анна-Мария тоже заказала сеанс. Оказывается, Рита живет в Нисдене[25]25
  Район в Лондоне рядом со станцией метро Нисден на Юбилейной линии метрополитена.


[Закрыть], и Анна-Мария вызывается забрать меня. Наверно, хочет убедиться, что я не передумаю.

Она ведь понятия не имеет, как сильно я на это надеюсь. И передумать поэтому никак не могу.

День 69-й

Я пытаюсь сохранять спокойствие, но получается не очень.

Я выхожу из лифта, быстро оглядев себя в карманное зеркальце, а затем иду с колотящимся сердцем вниз к бару «Водный Осколок», высматривая его через открытый лестничный пролет точно так же, как делала всегда. Гарри уже там, сидит у окна. На столе напиток – без сомнения, его обычная водка с тоником.

Он смотрит в свой телефон, и его лицо освещено светом экрана, серебрящегося в сумраке зала. Его густая темная челка свисает на глаза. Он в повседневной одежде: черный кашемировый свитер с глубоким вырезом, в котором виднеется белая футболка, узкие черные джинсы.

Я ощущаю еще один всплеск волнения. Делаю глубокий вдох, а затем подхожу к нему. Гарри поднимает глаза, словно почувствовав мое приближение, отбрасывает телефон и вскакивает на ноги.

Он наклоняет голову, осторожно оглядывая меня, а затем, будто разрешив себе быть оптимистичным, широко и с облегчением улыбается.

– Прекрасно выглядишь, – говорит он. – А я волновался… – Он заключает меня в объятия и прижимает к груди. Я чувствую его знакомый запах и вспоминаю обо всем, чего мне не хватало.

– Ты ожидал, что я сгорблюсь и съежусь?

– Не знаю, чего я ожидал. Я просто очень рад тебя видеть. И ты выглядишь вызывающе шикарно. Как тебе это удается?

– Смерть мне к лицу, – заявляю я. – И еще наложенный макияж и это тусклое освещение.

Он улыбается:

– Прежняя добрая Салли. Все еще умеешь пошутить в критической ситуации.

Неужели я действительно это умею?

Мы садимся на обитые бархатом стулья и смотрим на Лондон, пульсирующий у наших ног миллионами мерцающих огоньков, словно откликаясь на ритм музыки, звучащей в баре. Мой собственный пульс зашкаливает.

Тауэрский мост, красивый при дневном свете, еще более элегантен ночью; Тауэр-42[26]26
  Tower 42 – один из высочайших небоскребов в центре Лондона.


[Закрыть] с зеленой освещенной крышей светится ярко, как огромный полированный изумруд. Люблю этот вид. Люблю Лондон. Раньше я даже не догадывалась, как сильно люблю.

Я оборачиваюсь и ловлю на себе изучающий взгляд Гарри. Он откидывает голову назад и смеется, отмахиваясь от того, что для любого другого могло стать неловкой оплошностью.

– Извини, но я просто… Не знаю. Наверно, не стоит продолжать эту фразу. Я просто. Точка.

Он кивает, будто и сам немного сбит с толку. Будто для него эта встреча – тоже в какой-то степени сбывшаяся мечта.

– Эта фраза мне подходит, – замечаю я. – Возможно, короткая, но я поняла.

– Ты всегда понимала, верно?

Между нами странное чувство, что все это так нормально и в то же время так хрупко. Словно мы оба хотим признать, как это печально, но боимся сказать вслух, чтобы не разрушить очарование.

Некоторое время мы молчим, глядя друг на друга.

– Давай не будем грустить? – предлагаю я. – У меня это не очень хорошо получается.

– Да, не очень, – отзывается Гарри. – Думаю, теперь я это знаю. Могу я сказать всего один раз? Что мне очень, очень грустно.

– Ха! Ну ладно. Но только один раз, – соглашаюсь я. – И если тебе интересно, мне тоже.

Гарри протягивает мне меню напитков.

– Извини, я начал без тебя. Ты готова сделать заказ? Я готов к дозаправке.

– Я выпью свой обычный коктейль, – отвечаю я, хотя, по большому счету, мне все равно. В последнее время я не употребляю алкоголь, но, думаю, довольно странно прийти в коктейль-бар и не выпить. Спиртное для меня теперь на вкус как яд, но, наверно, говорить об этом не стоит.

– Хорошо, – кивает Гарри. И я понимаю, что сказала это так, будто он должен знать мои вкусы.

– Ты помнишь?

– Эй! Сколько раз мы приходили сюда? Ты всегда пила одно и то же.

– Как и ты. Держу пари, это водка с тоником.

– Это обнадеживает, не так ли? – замечает Гарри. – Знать, что некоторые вещи не меняются.

Он делает знак официанту и заказывает мне «Королевский джулеп»[27]27
  Джулеп – алкогольный коктейль на основе бурбона (или другого крепкого спиртного напитка), воды, дробленого льда и свежей мяты.


[Закрыть] и еще одну водку с тоником.

– О, и бутылку воды, – добавляет он, глядя на меня.

Он знает, что я легковес в этом деле. Я ощущаю, как напрягаются мускулы на моем лице, и понимаю, что я, видимо, вся – одна большая страстная улыбка. Я ничего не могу с собой поделать. К счастью, выражение его лица не меняется. Предупредительное, открытое.

Его широко расставленные глаза блестят, как раньше. И все же теперь он выглядит немного по-другому. Не знаю почему. Еще недавно я бы ничего не сказала из вежливости – я бы просто сидела и молча гадала. Но теперь мои приоритеты сместились: больше нет времени сидеть и гадать, поэтому я решаю выяснить.

– Ты выглядишь отлично, Гарри, – ляпаю я, – но что-то в тебе как будто изменилось. Что это?

Прямолинейность, как оказалось, раскрепощает.

– Да? – Он ощупывает свое лицо кончиками пальцев. – В каком смысле изменилось?

– Понятия не имею. В каком-то. Только, пожалуйста, не говори, что ты вколол себе ботокс!

– Я что, похож на парня, который колет ботокс?

«Да!» – думаю я, но отвечаю:

– Нет. – Я еще не настолько храбрая, чтобы говорить все, что я думаю. Потом до меня доходит: – Ты что-то сделал со своими зубами?

– О-о! Мои зубы. – Он проводит языком по сияющей верхней челюсти, словно вдруг вспомнив о ее существовании. – Я поставил виниры.

– Красиво!

– Спасибо.

– Но почему? Я не думала, что ты из таких парней.

Гарри пожимает плечами:

– Если действительно хочешь знать, мне предложила это сделать Мелисса.

– В самом деле?

Я ощущаю, как внутренне ощетиниваюсь при одном упоминании ее имени. Ее сразу стало как будто очень много. И подобная реакция вызывает раздражение у меня самой. На что я только надеялась? На счастливое воссоединение?

– Никогда не думала, что тебя беспокоят зубы.

Гарри замечает, что мой тон изменился, и неловко откидывается на спинку стула, свесив руку.

– Меня – нет. Ее беспокоили.

– А если бы я попросила тебя исправить зубы, ты бы это сделал?

Полегче, зеленый дракон, полегче!

– Зачем? Разве они тебя беспокоили?

– Нет. По правде, мне они нравились. У твоего слегка кривого резца была какая-то индивидуальность.

Гарри смеется:

– Именно поэтому я сейчас с тобой.

– Ну… и еще потому, что я умираю.

Я ощущаю, как он напрягается. Что ж, у меня было три недели, чтобы привыкнуть к такому положению дел.

– Прости меня, дорогая.

– Давай сменим тему. Я не хотела заговаривать об этом… Так где ты был? Я имею в виду твою поездку.

– В Мюнхене, – отвечает он. – Следующая остановка – Милан.

– А мне нравится твоя жизнь.

– А вот сейчас ты на самом деле меня расстраиваешь.

– Я этого не хотела. Просто мне нравится слушать рассказы о приятных вещах.

– Но это, однако, работа. И не настолько уж приятная.

– А как Мелисса?

Гарри едва не подпрыгивает на месте. Но я ничего не могу с собой поделать – мне нужно знать, и я решила спросить, раз уж он все равно расстроился.

Он отбрасывает назад свои волосы.

– Я слышал, она в порядке. Мы больше не вместе. Я думал, ты знаешь.

Теперь моя очередь подпрыгивать.

– Нет, не слышала… Мне очень жаль, Гарри.

– Нет, тебе не жаль.

– Ты прав. Не жаль.

Мы обмениваемся понимающими улыбками, а потом хохочем.

Вот так новость! И что, интересно, она значит?

– Так что же случилось?

– Ничего такого уж эпического, – отвечает Гарри. – Просто чувства сошли на нет. – Он глубоко вздыхает. – Мы не могли бы поговорить о чем-нибудь другом?

– Конечно. Должно быть, это все еще больно?

Он бросает на меня обеспокоенный взгляд.

– Нет. Просто не хочу расстраивать тебя разговорами о ней. Я в курсе, что сказал уже слишком много. Давай скажем так: это был не мой звездный час.

– Да, правда, – говорю я. – И я думаю, ты приберегал его для меня.

Его лицо вытягивается. Он неловко ерзает, будто вспоминая. Но интересно, помнит ли он каждое слово, каждый жест, каждый нюанс? Как помню я. Я с головой погружаюсь в воспоминания…

– Я видела тебя сегодня в местных новостях, – сказала я тогда, не успел он еще снять пальто. – В репортаже о торговых центрах. Ты был на заднем плане, а потом мелькнул и на переднем. – Я заметила, как он побледнел. – Твоя рука лежала на плече какой-то девушки. Она выглядела очень милой.

– Не понимаю, о чем ты, – отозвался он. – С какой стати мне быть в торговом центре?

– Забавно, что ты именно это сказал… Мне вот тоже интересно. Но это определенно был ты. Ну, или ты, или мужчина, притворяющийся тобой, в твоей куртке цвета хаки, оранжевых кроссовках и с твоим лицом!

Гарри стоял передо мной в куртке цвета хаки, в оранжевых кроссовках, и его лицо застыло.

– Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, Дженнифер, – произнес наконец он. Плохой знак.

Он называл меня по имени, только когда злился.

Он снял пиджак и бросил его на перила лестницы.

– Я имею в виду, каковы были шансы на это? Это же просто местные новости. В любом случае она никто. Просто знакомая по работе, с которой мы подружились. Я бы рассказал тебе о ней, но у меня нет времени на разговоры.

– Ты серьезно?

– Да.

– Тогда нам надо найти время поговорить, – сказала я.

И мы поговорили. Гарри уверял меня, что он и Мелисса – ее имя всплыло довольно быстро – на самом деле не более чем друзья.

– Мужчины и женщины не могут быть друзьями, – возражала я. – Потому что секс всегда мешает.

– Это просто идея из долбаного фильма, – парировал он.

– Ладно, – сказала я. – Да, мне нравится этот фильм. И мне просто грустно, что ты думаешь, будто у нас никогда нет времени поговорить.

– Ну, это не так.

– Что ж… ты хочешь расстаться?

– Нет. Нет! Вовсе нет, – ответил Гарри – воплощенная невинность. – Если только… ты не хочешь.

Вот так он себя и выдал.

Он засунул руки в карманы и начал расхаживать по комнате:

– Значит, ты этого хочешь? Расстаться?

Ну, это была моя реплика, верно? Потому что это именно то, чего он хочет, просто не может сказать. Это будет означать, что он виноват, а ни один мужчина не желает оказаться виноватым. Так что теперь я окончательно убедилась, что права насчет Мелиссы, и мне захотелось покончить со всем этим сразу.

Что я и сделала – облегчив ему задачу. Я сказала, что да, возможно, он прав, у нас нет времени на разговоры, и, возможно, это симптом умирающих отношений. Наверно, подсознательно мы избегали искренней беседы, потому что боялись, что она закончится слезами.

Гарри молча слушал, поэтому я продолжила и дала ему зеленый свет на выход из отношений. И добавила, что, если он захочет стать Мелиссе больше, чем «просто другом», – пусть так и поступит.

Он ответил, что это совсем не то, чего он хочет, и он не понимает, почему я давлю на него.

– Вовсе нет. Но я не могу избавиться от ощущения, что за этой вашей дружбой кроется нечто большее, чем ты говоришь.

– Что ж, ты ошибаешься.

– Разве это так важно? Я ведь права насчет того, что между нами все кончено. Не так ли?

– Да, – произнес Гарри, и мое сердце екнуло. – Определенно это именно то, чего ты хочешь.

И он повернулся ко мне спиной, как бы подчеркивая, что это мое решение и теперь я прошла точку невозврата.

Мы попытались нормально провести вечер, притворившись, будто все в порядке, и что мы все еще близки, и что мы вполне зрелые люди, способные продолжить серьезный разговор утром, но через некоторое время он сказал:

– Наверно, мне лучше пойти домой. В смысле, зачем тянуть? Мне просто нужно было, чтобы ты мне доверяла.

И он надел свою куртку цвета хаки и ушел.

Вот так я загнала себя в угол и сама закончила нашу историю, самоустранившись из его жизни. Через месяц я услышала, что он сошелся с Мелиссой.

– Не расстраивайся, Салли, – говорит Гарри сейчас. – Какое значение это имеет теперь? Мы здесь, не так ли?

– Типа того, – отзываюсь я. – Но мне нужно поговорить об этом. Чтобы разобраться в своих мыслях.

– Понимаю, – кивает он. – Но я честно думал, что ты хотела расстаться. Может, я тупил, но именно так истолковал твои слова. Прости, что неправильно понял намеки. – Похоже, он искренне сожалеет. Он потирает лоб и вздыхает. – Сидеть здесь сейчас и разговаривать об этом как-то нелепо, разве нет? Я ощущаю себя… таким глупцом. После твоего письма я почувствовал себя ужасно.

– Я написала это не для того, чтобы ты чувствовал себя ужасно. Я хотела, чтобы ты узнал, вот и все.

Гарри дергает плечом.

– Мне очень жаль. Поверь, мне никогда еще не было так жаль.

– Мне тоже, – говорю я. – Не знаю, почему я так боялась бороться за тебя, сказать, как сильно я переживала. Наверное, я не хотела выглядеть глупо, и все же ты прав, посмотри на нас сейчас.

Он печально кивает.

– Так ты на самом деле хотела бороться за меня?

– Да. Но мне хотелось, чтобы и ты за меня тоже боролся.

– О Боже. – Он проводит рукой по моей щеке и подбородку. Жест такой нежный, что причиняет боль.

Я тысячу раз представляла этот момент, еще задолго до болезни, но никогда не думала, что Гарри может быть таким теплым и чувствительным, как сейчас.

Официант приносит наши напитки, и Гарри протягивает мне коктейль.

Потом поднимает свой бокал:

– За старых друзей.

– За старых дураков, – уточнила я. Он смеется, и мы выпиваем.

Мой язык немедленно щиплет.

– Вон там горшок с цветком, – показывает Гарри.

– Думаешь, стоит?

От его глаз разбегаются лучики грустной улыбки. Он устраивает небольшую сценку, выливая мой коктейль в цветочный горшок, и возвращается.

– Моя тетя тоже не умела пить. Это многого тебя лишает, разве нет?

С винирами или без, но он все еще был мне близок. Каким-то образом он угнездился прямо в моем сердце. И кажется, никогда его не покидал. Как некоторым людям такое удается? Занимать места, которые они необязательно заслужили.

– Ну, – снова заговаривает Гарри, наливая мне воды, – как поживают твои подруги?

– Оливия – отлично. Она выходит замуж.

– Это же крышесносное известие!

– Она очень счастлива.

– Она наверняка потрясена твоими новостями.

Я молча киваю, ощутив на мгновение спазм в горле.

– А Анна-Мария… остается Анной-Марией.

– О, Анна-Мария. Она всегда меня смешила.

– Думаю, она действует так на всех.

– Я даже не сомневаюсь. – Он потягивает водку, глядя в свой бокал. – Так что… а что ты собираешься делать со своим оставшимся временем?

– Ну, сейчас я все еще работаю.

– Серьезно?

– Да, я должна. Ну ладно, не должна, но хочу. Это идет мне на пользу. Мой рабочий день сократился, и, наверно, я скоро уволюсь, но пока это дает мне цель.

– Боже, это так стоически. Я бы, наверно, захотел бы сбежать на какой-нибудь пляж и напиться в дрова.

Я усмехаюсь:

– Ну да… Мы все думаем, что сделаем нечто подобное, но когда это случается, поступаем по-другому. Мы цепляемся за то, что кажется безопасным.

Гарри берет меня за руку:

– Слушай, давай добавим немного раскованности и перейдем на тот диван. Он как раз освободился. – Он подает знак официанту, чтобы тот взял наши напитки. Я иду с ним, наслаждаясь ощущением своей руки в его, и мы садимся на большой диван. Он обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, точно так же, как раньше.

Как будто ничего не изменилось.

– Я так рада, что мы смогли встретиться, Гарри, – говорю я. – Но так жаль, что это все. Конец пути.

Я ничего не могу с собой поделать. Одинокая теплая слеза стекает по моей щеке.

– Эй! Что случилось с женщиной, которая не грустит?

– Мужчина напротив нее слишком мил. – Это звучит приглушенным шепотом.

– Я больше никогда не буду милым снова, – произносит он, вытирая мою слезу. – Черт! Черт! Черт! Как, черт возьми, это могло случиться? С тобой, самой удивительной из людей?

– Потому что дерьмо случается. Даже когда ты удивительная, – пытаюсь я пошутить.

Он притягивает меня ближе.

– Ты всегда делала меня счастливым.

– Я? – Против моей воли слезы берут верх. – Перестань быть милым! – Я уже практически плачу в голос. – Гарри, знаешь, ты никогда не говорил мне этого, когда мы были вместе.

– Я говорил! Всегда говорил, что люблю тебя.

– Это другое дело, – возражаю я сквозь рыдания. – Люди могут жрать друг друга и при этом говорить: «Я люблю тебя». Как будто это все меняет.

Он протягивает мне бумажную салфетку:

– Возьми.

– Я что, паршиво выгляжу?

– Да.

– Спасибо. Продолжай в том же духе. – Я вытираю глаза и сморкаюсь так деликатно, как только могу. – Большую часть времени я в порядке. Я не всегда так выгляжу, честно.

– О чем ты говоришь? – спрашивает он изумленно. – Ты вовсе не обязана быть в порядке. Все это ужасно. Тебе позволительно и поплакать.

– Я знаю, знаю. Но я не хочу. Не сейчас, с тобой! Я такая идиотка, Гарри. Как я вообще тебя отпустила…

– Пожалуйста, не накручивай себя.

Он целует мои мокрые щеки, потом смотрит на меня с нерешительностью:

– Есть идея. Ты не обязана отвечать сейчас, но… Ты позволишь помочь тебе? Я хочу быть рядом с тобой. Если хочешь.

Так, нам нужно сейчас сделать паузу.

Вы это слышали? Пожалуйста, засвидетельствуйте это, если я начну думать, что мне показалось.

– Ты серьезно? – спрашиваю я. – В смысле, действительно хочешь сделать это для меня? Пройти через все это дерьмо, грязь, уродство?

– Ну, может, это уж слишком. – Гарри улыбается, рассеянно играя с моими пальцами, как делал раньше. – Да!!! Сквозь все это дерьмо, грязь, вонь, уродство, омерзение… – Он ловит мой взгляд и осекается. – Ладно, теперь я зашел слишком далеко. – Его глаза улыбаются. – Но серьезно, да! Я готов. Я имею в виду, очевидно, в то время как ты все еще работаешь, я все-таки тоже должен работать, но… но когда я тебе понадоблюсь, обещаю, я буду рядом.

Я сглатываю:

– О Боже, Гарри. Я никогда не думала, что услышу это от тебя.

– Почему же? Я такой ужасный?

– Нет, нет! Конечно, нет.

И я снова ругаю себя за все свои неуместные подозрения.

Гарри предлагает отвезти меня домой.

– Не волнуйся, я могу вызвать «Убер».

– Не глупи, тебе больше не нужно исполнять свой номер «я такая независимая и самодостаточная». Сейчас я здесь. Меня не будет по крайней мере дней десять. Прими мою помощь, пока можешь.

– Десять дней? – вздыхаю я.

– Извини. Ты знаешь, как это бывает. Но я могу вернуться в любое время.

Я киваю. Он такой искрений.

– Ладно, водитель! Отвези меня домой, пожалуйста. Адрес тот же. Ничего не изменилось.

«Абсолютно ничего, – добавляю я про себя. – Пока».

Мы выходим из здания, держась за руки, улыбаясь и чувствуя себя уютно друг с другом, как будто сумели вернуться в прошлое. На мгновение я даже могу притвориться, что снова чувствую себя хорошо. Моя рука в его руке помогает мне забыть о болезни.

Мы идем вместе по улице, и Гарри обнимает меня, защищая от осеннего ветра и сырости. Мы приближаемся к зданию, где он живет, – переоборудованному промышленному складу. Проходим через атриум[28]28
  В современной архитектуре атриумом называется центральное пространство общественного здания, освещаемое, как правило, через проем в перекрытии.


[Закрыть] и останавливаемся у лифта.

– Я бы пригласил тебя зайти, но ты выглядишь уставшей.

– Я и правда устала, – подтверждаю я.

Мы спускаемся на лифте вниз к подземной парковке. А вот и он. Винтажный «Мерседес», стоящий на своем обычном месте. Я вздрагиваю.

– Ты в порядке? – спрашивает Гарри.

Я помню, что у его автомобиля – самый неудобный салон из всех возможных, а еще жесткая подвеска. Его следовало бы уже продать на металлолом. Дорогой металлолом, конечно, но тем не менее. Но Гарри, я думаю, любит эту машину больше, чем когда-либо любил женщину. Это, наверное, самые долгие отношения в его жизни.

– Тебе никогда не нравилась эта машина, верно?

– Да, никогда.

Мы трясемся и подпрыгиваем, пересекая Лондон, и наконец он останавливается, втиснувшись в единственное свободное место на парковке перед моим домом.

– Я бы пригласила тебя зайти, – говорю я. – Но, боюсь, меня может стошнить.

– О, извини. С тобой все будет в порядке?

– Как только я выйду из этой машины и глотну свежего воздуха, то да.

– Я должен был подумать об этом. Надо нам было ехать на «Убере»!

– Я преувеличиваю, конечно, все не так плохо. Спокойной ночи, Гарри.

Он наклоняется, поворачивает меня лицом к себе и коротко целует. Обхватывает мое лицо ладонями, и его губы встречаются с моими. Мое тело расслабляется, как будто и не было никакого разбитого сердца. Никакой боли.

Я здесь с ним, именно там, где должна быть, и снова чувствую волнение от нашего первого поцелуя…

В тот день я пошла на корпоратив в городской бар вместе со своими коллегами. Это был один из баров с отделкой из стекла и хрома и новомодными дизайнерскими лампами. Мы отмечали победу в одном сложном трудовом конфликте. Это была важная победа, поэтому наша компания оплатила вечеринку в баре на всю ночь.

– Этот парень смотрит на тебя, – сказала мне Эйфа.

– Не говори глупостей… – Я быстро оглянулась. Я поняла, о ком она, – я ведь тоже его заметила. Да это было и нетрудно: он очень привлекательный.

– Он точно смотрит не на меня.

– Точно на тебя. Он глазеет на тебя уже целую вечность.

Я смутно догадывалась об этом, но думала, что схожу с ума.

– Нужно ли мне что-нибудь сделать? – спросила я.

– Да! Улыбнись ему.

– Не могу. Это слишком явно.

Эйфа пьяно усмехнулась:

– Ради Бога. Мужчины понимают только явные намеки.

Она была уверена в себе благодаря своей молодости и красоте.

– Я чувствую себя так неловко, – проговорила я вполголоса, как будто он мог меня слышать, находясь на противоположной стороне переполненного, шумного бара.

– О чем это вы говорите? – поинтересовалась у нас Пэтти.

– Тс-с, – прошептала я. – Говори потише.

Эйфа, кажется, забавлялась этой сценой.

– Пэтти, не оглядывайся пока, но вон тот парень все время смотрит на Дженнифер.

– Не смотри! – произнесла я резко. Но поздно.

Парень понял, что мы говорим о нем. Улыбнулся и поднял бокал. Я в ужасе отвернулась.

– Черт… – простонала я. – Он понял, что мы его заметили.

– Улыбнись ему, Дженнифер.

– Не глупи.

В этот момент, словно спасая меня, из туалета вернулась Мия.

– Что я пропустила?

– Ничего, – ответила я. – Пойдем домой.

Но Эйфа не собиралась никого отпускать:

– Ни за что. Не сейчас. У босса есть задание.

Мия озадаченно на нее посмотрела. Эйфа кивнула на противоположный угол зала:

– Видишь симпатичного парня вон там?

– Не смотри! – попросила я, но опять слишком поздно.

– Он строит глазки нашей Дженнифер.

– И ты хотела уехать? – удивилась Миа. – Подойди к нему!

Я порылась в сумке в поисках кредитной карточки компании.

– Мы уходим.

– Ради Бога, подруга, ну что ты потеряешь, улыбнувшись ему? – Эйфа была как собака, вцепившаяся в кость. – Улыбнись! Ну же, сделай это для нас. Просто чтобы доказать, что ты можешь.

И тогда я посмотрела на него. И улыбнулась, чувствуя себя по-дурацки.

Парень поднялся с места и, обойдя бар, направился к нам.

Мне от стыда захотелось провалиться сквозь землю.

– Привет, я – Гарри, – спокойно заговорил парень. – Могу я угостить вас коктейлем?

Вблизи он оказался еще красивее. Слишком хорош для меня.

О чем я только думала?

– Спасибо, но я уже ухожу, – отказалась Пэтти.

– Я тоже, – подхватила Эйфа.

– И я, – повторила за ними я.

– Нет, ты не уходишь, – возразила Мия. – Тебе нужно оплатить счет, а мы должны бежать. Увидимся завтра в офисе!

С этими словами они похватали свои вещи, да и были таковы.

Я посмотрела им вслед, чувствуя, что осталась с призом, необязательно хорошим. Словно тебя оставили с коробкой пончиков «Криспи Крим».

Гарри уселся на барный стул рядом со мной, самоуверенно и без малейшего смущения. Я улыбнулась, чувствуя себя неловко и жалко.

– Я – Дженнифер, – сказала я, не придумав ничего более оригинального.

– Очень приятно, Дженнифер. Это твой день рождения? У тебя был такой вид, будто ты празднуешь.

– Мы что, так громко разговаривали?

– Нет, – ответил Гарри, – нисколько. Ты просто казалась очень счастливой.

– А, точно. Мы только что выиграли дело в суде по трудовому конфликту. Я из отдела кадров. Ты еще не заскучал?

– Не совсем, но продолжай в том же духе, и я смогу, – он весело улыбнулся. У него был красивый рот, хорошие зубы, но с одним кривым резцом, будто остальные его сторонились.

Какое облегчение! А иначе он показался бы слишком уж идеальным.

– Поздравляю с победой! – сказал он.

– Ты очень любезен. – Я зачем-то тряхнула волосами. Я никогда не встряхиваю волосами. – А ты чем занимаешься? – спросила я.

– Я куратор в сфере искусства.

– Правда?

– Да, правда. Ты что, мне не веришь?

– Нет, верю, конечно. Просто это… Я никогда бы не подумала.

Гарри усмехнулся:

– А что бы ты подумала? Страховой агент?

Я разволновалась:

– Нет, нет! Я просто не ожидала. Я имею в виду, ты здесь и ты не банкир. Ты, должно быть, довольно уникален.

Возможно, я сама рыла себе яму поглубже.

– Спасибо. Мне нравится эта версия. Я довольно уникальный куратор. Но я работаю в нескольких крупных городских банках. Так что ты почти права.

– Если честно, я рада, что ошиблась.

– Ты что-то имеешь против банкиров?

Я скорчила гримасу:

– Разве только я?

Гарри засмеялся:

– Значит, ты работаешь не в банке?

– В строительной компании, – ответила я. – Наверно, это положит конец дальнейшему обсуждению моей работы.

– Не совсем. Ты играешь важную роль в жизни людей. Я же просто покупаю им картины.

– Может быть, но, в конце концов, кадры – это кадры, а картины – это искусство. Ты приносишь радость. Боже мой! Только послушай меня. Кажется, я выпила слишком много шампанского.

– А я собирался предложить тебе еще бокал.

– Невежливо было бы отказаться, – улыбнулась я. На душе стало радостно и легко. Мы выпили по бокалу «Моет».

Гарри спросил о моих предпочтениях в искусстве, и я ответила, что мне нравятся Уорхол, Моне и Хокни, а потом спохватилась, что это, наверно, слишком банально. Но Гарри стал рассказывать о них истории, а я начала таять от его знаний и звука его голоса.