Текст книги "Смерть и прочие хэппи-энды"

Он мог бы говорить о чем угодно, и меня бы это зацепило. Мы придвинулись друг к другу и отгородились от окружающего мира, и опомнились, только когда бар начали готовить к закрытию.

Я совсем забыла о времени, а прошло между тем не меньше двух часов.

– В Галерее Саатчи[29]29
  Музей современного искусства в Лондоне, основанный в 1985 году Чарльзом Саатчи. Является одной из самых популярных лондонских галерей.


[Закрыть] есть несколько картин Иеронима Босха, которые мне нужно посмотреть, – сказал Гарри. – Хочешь сходить со мной?

– Да! – ответила я, обрадовавшись тому, что он предложил новую встречу, хотя никогда и не интересовалась полотнами Босха.

– Это было бы здорово. Ты ведь понятия не имеешь, о ком я говорю, верно?

– Ни малейшего!

– Не волнуйся, я могу рассказать о нем все и даже то, что ты не хотела бы узнавать. Как насчет субботы?

– Звучит неплохо. – Я постаралась произнести это небрежно, но мои наверняка раскрасневшиеся щеки выдали притворство.

Гарри настоял на оплате всех напитков, включая и напитки моих коллег.

Не захотел и слышать о том, что это был наш корпоратив и у меня есть кредитка компании. А после попросил номер моего телефона.

– Я позвоню тебе, – сказал он. – Но прибереги субботний день для меня. И не гугли об Иерониме Босхе.

– Я это имя даже произнести не могу, не то что загуглить.

– Хорошо. Мне хочется посмотреть на твою реакцию, когда ты впервые увидишь его работы, – он подмигнул.

– Я точно не буду это гуглить. Никогда.

Гарри поймал для меня такси и, когда я собиралась сесть в салон, потянул меня к себе и поцеловал. У него была уверенность мужчины, который умеет целоваться. Я растаяла в его руках.

И вот теперь мы сидим в его машине, целуясь, а я снова таю, как воск.

А позже, в тишине раннего утра, я долго лежу на диване, глядя в потолок, и вспоминаю наш вечер.

Я снова и снова прокручиваю в голове все, что сказал Гарри, каждое обещание, каждое слово. Я так и знала. Я так и знала! Я поддалась предубеждению моих подруг против него, и испугалась за свою гордость, и предпочла счесть его виноватым… Но теперь он вернулся в мою жизнь, и я за это благодарна. В конце концов я забираюсь в постель и засыпаю.

Мне снится, что меня кто-то обнимает. Я поднимаю взгляд, ожидая увидеть Гарри, но вижу свою маму. Она улыбается мне, как бы приглашая пойти с ней, но я отвечаю, что еще не готова к ней присоединиться. Она понимающе кивает и отпускает меня.

День 68-й

Оливия назначила мне встречу в свадебном магазине в Мейфэре[30]30
  Ме́йфэр или Ме́йфэйр (англ. Mayfair) – престижный район в Центральном Лондоне.


[Закрыть]. Ох уж эти работники модной индустрии! Я радуюсь, что она уже на месте к моему приезду, иначе я чувствовала бы себя неловко и неуместно, как в шикарных парикмахерских. Она бросается ко мне и взволнованно обнимает. И я не могу не заметить ее обручальное кольцо – бриллиантовое с изумрудными вставками.

– Ух ты, это шикарно, – говорю я, взяв ее за руку, чтобы получше рассмотреть. – Дэн постарался с выбором кольца! Теперь это кажется тебе реальным?

– Почти. Примерка платья, безусловно, сделает это реальным окончательно.

Девушка-консультант – само очарование.

Она помогает Оливии выбирать из обилия платьев, указывая на фасоны, которые могли бы ей подойти, пока сама Оливия скользит по облакам шелка и шифона и откладывает понравившиеся на отдельную вешалку.

Я тихо сижу, наблюдая за ее волнением.

– Я могу предложить вам бокал шампанского? Или, может, вы предпочитаете газированную или негазированную воду?

– Шампанское для невесты, пожалуйста, – просит Оливия.

– Я бы выпила негазированной воды, если можно, – говорю я.

– Ты в порядке? – шепчет Оливия. – Что-то ты притихла. Я повела себя бесчувственно, сунув кольцо тебе под нос.

– Не глупи, – я закатываю глаза. – Мне очень понравилось твое кольцо. Я просто наслаждаюсь шоу.

Консультант возвращается с шампанским и водой.

– О, это одно из моих любимых, – замечает она, глядя на Оливию, взявшую кремовое атласное платье с открытыми плечами, украшенное перьями. Подруга поворачиватся ко мне, прижав к себе платье:

– Как я выгляжу?

– О Лив, – ахаю я, – оно прекрасно! Я говорю – да.

– Отлично. Я примерю все это, пожалуйста, – она указывает на ворох платьев, которые отложила. Консультант собирает половину платьев.

– Сначала возьмем эти. Пойдемте в примерочную комнату, вам там будет удобнее.

Оливия бросает на меня взгляд.

– О-о, – произносит она, поднимая свой бокал. – Пойдем! Дадим волю фантазии.

Нас проводят в экстравагантную комнату, украшенную хрустальной люстрой и несколькими позолоченными зеркалами в стиле французского будуара.

Консультант развешивает платья, затем выдвигает розовый бархатный занавес перед Оливией, которая с самым торжественным видом скрывается за ним. Сквозь щель я мельком вижу ее в сексуальном кремовом белье. На мне же – большие черные панталоны. Нижнее белье тоже может, и весьма красноречиво, рассказать о ваших планах на жизнь.

Через пару минут Оливия выпархивает из-за занавеса в потрясающей органзе. Она похожа на кинозвезду. Платье идеально на ней сидит, а ниже колен начинаются волны из полупрозрачной кремовой ткани.

– О, Лив, ты великолепна! – не могу я сдержать восторженного возгласа. – Но как мы выберем? Ты будешь потрясающей во всех платьях.

– Дженнифер – моя самая большая поклонница, – поясняет Оливия консультанту. – А я – ее. Мы знаем друг друга уже много лет.

– Как мило!

– Да, – подтверждает Оливия, – это нечто особенное.

Мое сердце колотится.

Она оглядывает себя в одном из зеркал, кусая губы, как будто не может поверить, что это ее отражение. Потом кружится на месте, рассматривая себя со всех сторон.

– Оно шикарно, – решает она, – но не совсем то, что нужно. Уверена, мы узнаем то самое платье сразу, как только увидим его.

– Я встречалась с Гарри прошлым вечером, – говорю я.

Оливия прекращает свое кружение и бросает на меня в зеркало взгляд, полный ужаса.

– Гарри? – переспрашивает она, повернувшись и подбоченившись, с таким видом, будто ее бросили у алтаря. – И когда же ты собиралась рассказать мне?

– Сейчас, – заявляю я.

– Черт побери! – Оливия шагает взад-вперед, не в силах устоять перед искушением посматривать на себя в зеркало. – Ладно, придержи это пока. Я хочу полностью сосредоточиться на тебе, когда ты начнешь о нем рассказывать. Обсудим это за ланчем.

– Идет, – соглашаюсь я. – Я тоже хочу полностью сосредоточиться на тебе.

Оливия поворачивается к консультанту:

– Ничего, если Дженнифер сделает фото? Я согласовала это с Венецией, и она дала «добро».

– Да, она говорила мне. Конечно, без проблем.

Оливия оглядывается на меня:

– Можешь снять на свой телефон? А то вдруг я случайно покажу Дэну.

Я смеюсь:

– Конечно.

И она выходит передо мной в каждом платье, принимая самые разнообразные позы.

На мгновение я представляю, что присутствую на ее знаменательном дне. Тут я могла бы загрустить, но вспоминаю, что в мою жизнь вернулся Гарри, и решаю остаться счастливой.

Администратор в «Клубе Искусств» любезен и приветлив. Здесь пахнет роскошью и богатством, дорогими свечами, наполняющими воздух ароматом корицы и гвоздики, пьянящим лосьоном после бритья и дорогими духами. Наверняка все это прекрасно, но для меня немного чересчур. У меня даже кружится голова.

Мы проходим через элегантный зал, наполненный гулом разговоров, следуя за модно одетой официанткой. Красные подошвы ее «лабутенов» мельтешат на полированном черно-белом мраморном полу. Мы идем мимо роскошного бара, кожаные табуреты которого заняты молодыми банкирами в строгих костюмах, едящими устрицы, пьющими шампанское, уткнувшимися в смартфоны из страха что-нибудь пропустить.

Это место пахнет деньгами, здесь полно русских, американцев, арабов и европейцев. Я чувствую себя так, словно мне подарили прощальный взгляд на сверкающий мир Оливии. Нас проводят к столу и принимают заказ.

– Ну так что, расскажи мне о Гарри, – начинает Оливия.

– Он позвонил мне, – я усмехаюсь.

– Когда?

– Не знаю, может, пару дней назад. Пригласил выпить.

– И ты не позвонила мне сразу?

– Я знала, что ты будешь волноваться обо мне.

– Почему же? Мне стоит волноваться?

– Нет. Он был великолепен.

– Отлично! – Оливия отпивает шампанское и смотрит на хлебную корзинку. – Во французском багете ведь нет углеводов, верно? А, да и хрен с ним. – Она берет кусочек и начинает намазывать его маслом. – Давай определим значение слова «великолепен», когда оно употребляется по отношению к Гарри.

Я сокрушенно цокаю языком. Оливия никогда не станет хорошо к нему относиться – даже теперь, когда он позвонил мне.

– Похоже, он искренне беспокоился за меня. Был очень добр и заботлив.

Оливия жадно жует хлеб.

– Кто бы мог подумать? Старина Гарри выполз из своей норы и поступает правильно. Вот уж никак не ожидала.

Ее слова звучат так холодно, что, если бы вы могли взять их в руки, они бы немедленно сломались, как тонкие хрупкие льдинки.

– Так где же Мелисса? Бросил и ее тоже?

– В некотором роде.

– Все еще боится обязательств?

Я свирепо смотрю на нее.

– Да брось, – отмахивается она, – сними эти розовые очки. У него проблемы, не так ли? В смысле, давай не будем перехваливать этого придурка. Ему почти пятьдесят, он никогда не был женат, и он поступил с тобой паршиво. Ты горевала несколько месяцев после его ухода. Или забыла?

– Спасибо, что напомнила, – говорю я. – Тебе не приходило в голову, что мы все могли ошибаться? И что теперь он хочет быть со мной? Заботиться обо мне. И я тоже этого хочу!

Оливия морщится:

– Правда?

– Да!

Она удивленно наклоняет голову.

– А, ну да. Не обращай на меня внимания. Прости, прости, прости… – Она закусывает нижнюю губу. – Ах, Джен, я такая пустомеля! И это, наверно, странно выглядит. Как будто я все еще злюсь на него. И мне было странно примерять эти свадебные платья… зная, что тебя там не будет. И… я не знаю… Гарри. Конечно, это хорошо, если он будет рядом с тобой. Я рада, честно. Я ведь знаю, как много этот кусок дерьма значит для тебя!

– Спасибо, – криво ухмыляюсь я. – Не буду спорить.

Официант приносит наши салаты.

Оливия ворошит вилкой свой латук.

– Я просто хочу для тебя самого лучшего, – произносит она, – будь осторожна.

– Знаю. Ты как родитель. Говоришь жесткие вещи, но только в моих интересах.

– Ну, кто-то же должен… Слушай, а теперь посмотрим фото? Нам нужно решить, какое из этих чудесных платьев подходит мне лучше всего.

Мы принимаемся обсуждать каждое платье, пока едим, а потом задумываемся каждая о своем. Оливия прерывисто вздыхает, допивает свое шампанское и заказывает еще бокал.

– Ты довольно много пьешь, – говорю я. – Все в порядке?

– Ты не пьешь. Вот поэтому и замечаешь. Но в любом случае я в порядке. А ты как? Если честно, выглядишь уставшей.

– Это теперь мой постоянный вид. Привыкай к этому.

– Нужно отвезти тебя домой, – решает Оливия.

– Уж лучше я проведу время с тобой, чем стану созерцать свой пупок дома, это точно.

Она откидывается на спинку стула и вытягивает свои длинные ноги.

– Черт, Дженнифер! Все кажется настолько нормальным, что я почти забываю ужасную правду. Как будто мы начинаем верить в альтернативную реальность.

– Может, так и нужно. Лишь бы помогало.

– Верно. – Оливия, слегка улыбаясь, вертит на пальце свое обручальное кольцо. – Письма помогли, не так ли?

– Так и есть. Спасибо. Именно ты вдохновила меня на это.

У меня почти слетает с языка, что завтра я собираюсь с Анной-Марией к целительнице – мастеру рэйки, но затем я снова включаю голову. Я знаю, Оливия наверняка скажет, что я чокнулась, и совсем недавно я вполне могла бы с ней согласиться.

Но что, если я не сошла с ума?

Что, если Анна-Мария – единственная из нас, кто прав?..

День 67-й

Вождение Анны-Марии меня шокирует.

Она подрезает водителя грузовика, да еще и орет на него, как будто это его вина. Он показывает ей средний палец, и она сигналит:

– Пошел ты!

– О Боже, – говорю я, – Анна-Мария, ты чуть не убила нас!

Я понимаю, что все еще хочу жить, потому что погибнуть в аварии вышло бы быстро и не слишком мучительно, но я пока предпочла бы этого избежать.

– Не-а, – легко откликается она. – Я буду жить до девяноста пяти лет. Это написано в моей карте рождения. Жаль, что ты не сделала такую же – ты могла бы лучше подготовиться. Могла бы изменить свою судьбу.

Чуть ранее я уже рассказала Анне-Марии свою новость.

– Большое спасибо, – говорю я. – Но, возможно, тебе стоит получить второе мнение.

Она фыркает, словно я сказала нелепость.

– Тебе тоже. Я имею в виду, врачи не всегда правы.

Я невесело улыбаюсь:

– Именно за этим мы и едем на встречу с Ритой.

– За Риту! – произносит она, как праздничный тост.

Интересно, что Анна-Мария как будто ничуть не встревожена моими новостями. С одной стороны, такая реакция бодрит, а с другой – как-то странно раздражает.

Она заверяет, что все излечимо с правильным целителем. И отказывается признавать, что есть нечто, что не может быть исправлено с энергетической помощью.

Первое, что я должна сделать, – это отбросить негативное мышление, говорит она, и открыть разум.

Я отвечаю, что мой разум полностью открыт.

«Меня не так-то просто одурачить», – сообщает на это она.

Каким-то чудом мы добираемся до Нисдена без происшествий. Мы подъезжаем к обычному ряду террасных домов с сетчатыми занавесками и ржавыми коваными воротами. Анна-Мария пытается припарковать свой автомобиль.

Она проезжает сначала вперед, где много свободного места, а затем сдает назад и резко останавливается, будто и так достаточно потрудилась.

– Приехали, – объявляет она, выключив двигатель.

Багажник машины вызывающе выдается на проезжую часть, как пятая точка Кардашьян. Анна-Мария поправляет боковое зеркало, словно это меняет дело, и выбирается из машины. Я следую за ней по узкой дорожке, вымощенной крупным булыжником, стараясь не наступать на стыки.

К окну рядом с желтой входной дверью прикреплена радужная картинка с надписью: «Здесь живет любовь. И Рита тоже».

Я вздыхаю с облегчением – по крайней мере, у Риты есть чувство юмора.

– Нервничаешь? – интересуется Анна-Мария.

– С чего ты взяла? Я выгляжу нервной?

– О, подруга, – протяжно произносит она. – Это пойдет тебе на пользу. Известно, что Рита лечит даже рак. Если уж она способна на это, то может вылечить что угодно.

Нам открывает крошечная женщина с седыми волосами, и с первых же секунд меня почти сбивает с ног запах ладана.

– Привет, мои дорогие. – Она улыбается и слегка кланяется, сложив руки. – Намастэ.

– Намастэ, – откликается Анна-Мария, поклонившись в ответ.

Я тоже бормочу это слово, но почти неслышно, себе под нос.

– Рита, – почтительно говорит Анна-Мария, – большое спасибо, что приняли нас так быстро.

– Да, спасибо, Рита, – улыбаюсь я.

На Рите розовый кафтан с рисунком и фиолетовые бусы в несколько рядов. На лице ни следа косметики, так что ничто не скрывает ни складок, ни морщин. Всем видом она как бы говорит: «А что скрывать?»

У нее босые ноги. Я гляжу на ее пальцы, кривоватые и с пожелтевшими ногтями. Возможно, некоторые вещи все же лучше прятать.

Анна-Мария начинает снимать свои кроссовки, и я следую ее примеру, надеясь, что на мне приличные носки. Видимо, это необходимое условие. Да и вообще, кто я такая, чтобы осуждать Риту? Анна-Мария снимает носки и открывает красивый педикюр.

Я оставляю свои на ногах. В этот странный момент я вдруг понимаю, что больше не нуждаюсь ни в педикюре, ни в маникюре, ни в уходе за лицом, и ощущаю горечь, хотя все равно почти ничего из этого не делала. Забавно, что подобные глупые, несущественные детали кажутся вдруг такими важными…

Рита ведет нас по темному коридору. Запах здесь совершенно невыносим. Я замечаю благовонную палочку с горящим кончиком на маленьком отделанным позолотой столике. Даже удивительно, на что способна всего лишь одна палочка! Рядом с ней – оливково-зеленый стационарный телефон со старомодным диском. Давненько я не видела таких аппаратов! А наверху наверняка окажется уборная с ванной в форме авокадо и с розовой плиткой. Этот дом как будто застыл во времени. Да, поклонники семидесятых заплатили бы хорошие деньги, чтобы здесь оказаться.

И не ради рэйки.

Мы следуем за Ритой в небольшую гостиную. Стены тут увешаны яркими изображениями индийских богов. Дымится другая благовонная палочка. Меня от этого начинает подташнивать.

– Не желаете ли чаю? – спрашивает Рита.

– Да, пожалуйста, – отвечает Анна-Мария и смотрит на меня. – Тебе понравится Ритин чай. Ты никогда не пробовала ничего подобного! Она отказывается выдать мне рецепт, да, Рита? Она делится своими силами, но не зельями.

Рита улыбается:

– Кое-что нужно оставлять и при себе.

Пока она заваривает чай, мы сидим в тишине и ждем ее возвращения.

Анна-Мария закрывает глаза и вытягивает руки, соприкасаясь большим и указательным пальцами. Наверно, медитирует.

– Сказать ей, что именно со мной не в порядке? – шепнула я.

– Рите не нужно ничего говорить, – отвечает она, не открывая глаз. – Вероятно, она уже знает. Она хороша в подобных вещах.

– Ух ты, – только и произношу я.

Кажется, я начинаю верить во все это.

Рита возвращается с маленьким золотым подносом и двумя чашками.

И пока мы пьем чай, она сидит очень прямо, глубоко вдыхает и смотрит на нас. В ободке своей чашки я замечаю трещинку и стараюсь ее не касаться.

Анна-Мария что-то благодарно мычит.

– Чай замечательный, – говорю я Рите, как будто пытаясь заслужить ее расположение. Она ждет, когда мы допьем. Гуща на дне кажется невкусной, но я глотаю и ее, убеждая себя, что она восхитительна.

– Ну, с кого начнем? – интересуется Рита.

– Пускай Дженнифер будет первой, – отвечает Анна-Мария. – Ей важнее. Если на это потребуется больше часа, просто продолжайте. Я не возражаю против сокращенного сеанса.

Я благодарно улыбаюсь Анне-Марии, все еще пытаясь проглотить остатки чайной гущи. «Спасибо тебе», – шепчу я одними губами. И внезапно ощущаю прилив духовности.

– Тогда иди за мной, дорогая, – говорит мне Рита.

Мы поднимаемся в заднюю спальню с большим массажным столом, занимающим практически все свободное место. На нем аккуратно разложено белое полотенце. Комната выглядит уютной и теплой, с неизменными ароматическими палочками, чадящими серым дымком. В углу виднеется маленькая раковина.

Рита выключает свет. Видимо, мне требуется лечь на стол. Сейчас.

– Ты уже пробовала рэйки, дорогая?

– Нет, никогда.

– Ладно. Ложись на стол, устраивайся поудобнее, а потом я все объясню.

– Мне нужно что-либо снимать? – уточняю я.

– Как хочешь, дорогая, – говорит она. – Это не массаж. Я буду держать руки над твоим телом и двигаться вокруг твоей ауры. Я работаю над твоим духовным «я», а не физическим. Я только дотронусь до твоего затылка. Возможно, ты захочешь снять кардиган, если станет слишком жарко.

Я снимаю кардиган, бросаю его на стул, забираюсь на массажный стол и ложусь на спину.

– Ты напряжена, дорогая, – замечает Рита. Интересно, она видит это по моему лицу или читает мысли? Если действительно так хороша. – Постарайся расслабиться. Если ты почувствуешь неудобство, я остановлюсь.

Она протискивается мимо моего ложа и моет руки в раковине. Затем пробирается обратно.

– А теперь, дорогая, очень глубо-о-око вдо-охни… и выдохни. Вдох… и выдох.

Я делаю в точности то, что она сказала. Странным образом это меня успокаивает, как и тембр ее голоса.

– Это принесет тебе наслаждение, – обещает она. – На моей практике еще никто после своего первого опыта не уходил без ощущения, что произошло нечто замечательное.

От ее голоса по моим рукам бегут мурашки, и я ловлю себя на том, что отпускаю свои страхи, растворяюсь в ее заботе…

Я закрываю глаза. Слышу щелчок выключателя, и звук, чем-то напоминающий песни китов, наполняет комнату. Он кажется жутковатым, но при этом и успокаивающим. Рита стоит надо мной. Я слышу ее шепот и открываю один глаз на случай, если она обращается ко мне. Рита стоит с молитвенно сложенными руками, крепко зажмурившись. Я быстро закрываю свой хитрый глаз. Она подходит ко мне сзади и проводит ладонями чуть ниже моего подбородка, так близко, что я ощущаю их тепло.

Я чувствую травяной запах ее мыла.

– Подумай о своих целях, дорогая, – произносит Рита. – Попроси то, что тебе нужно.

На несколько мгновений я задумываюсь.

– Думаю, мне…

– Не так громко, дорогая. Держи свои мысли в голове. Ты говоришь с энергией.

Я киваю. Я должна раскрыть свой разум, напоминаю я себе. Я должна говорить с энергией.

«Ну, привет, энергия, – говорю мысленно я. – Не могла бы ты найти для меня лекарство? Если это вообще возможно? Не хочу показаться наглой, но я бы пожила еще немного. И если я прошу слишком много, то помоги мне хотя бы со сном. Чтобы я не просыпалась постоянно в три утра. Это было бы хорошим началом».

Травяные ладони Риты скользят по моим щекам и зависают там на несколько минут. Затем она поднимает ладони к моему лбу и в конце концов просовывает мне под голову. Она прикасается ко мне, как и говорила. И так нежно, что это доставляет удовольствие. Рита стоит там, кажется, целую вечность, и я ощущаю странное, волшебное тепло на животе. Хотя она больше не дотрагивается до меня, я чувствую каждое ее движение, расслабляюсь под жаром ее ладоней.

А следующее, что я помню, – как она легонько трясет меня за плечи:

– Просыпайся, дорогая.

Песни китов закончились. Рита ставит чашку чая на столик рядом со мной. И стакан воды.

– Ты крепко заснула, – поясняет она. – Я дам тебе время прийти в себя, а потом мы поговорим. Я скажу, что почувствовала, но пока оставлю тебя на несколько минут. Пожалуйста, выпей это.

У меня кружится голова. Я стараюсь дышать глубоко и размеренно, чувствуя, как возвращаюсь в свое тело. Это очень странное ощущение.

– Спасибо, – произношу я вслух в пустой комнате. – Спасибо, энергия.

Потом сажусь на столе и оглядываюсь.

Я будто растворилась здесь, отпустила свой страх. И это было потрясающе. Я пью из чашки, как сказала Рита. Я потягиваю чай, который на вкус восхитителен, и мне теперь не нужно убеждать себя в этом. Все хорошо.

Рита возвращается в комнату. Постепенно прибавляет свет с помощью реостата, и я моргаю, привыкая к нему. Мне не терпится услышать ее выводы. Она передает мне мой кардиган:

– Надень это, дорогая. Температура твоего тела сейчас упадет, и ты можешь замерзнуть. – Она усаживается на стул рядом со мной. – Ты плохо себя чувствуешь, дорогая, и я вижу, что ты давно испытываешь усталость.

– О, Рита, это удивительно, – отзываюсь я. – Это правда.

Ее веки вздрагивают, как бы говоря, что она все знает и не нужно ее перебивать.

– Но ты сильный человек, – продолжает она, – и люди всегда будут высасывать твою энергию. Слабые люди похожи на вампиров – они тянут энергию из сильных. И кто-то высасывает твою. Кто это?

Я теряюсь. Я не знаю, что ответить, и думаю, что Рита подскажет, – но она молчит.

– Не знаю, – наконец признаюсь я.

– Думай! – твердо велит она. – Есть какой-то человек, отношения с которым приносит тебе печаль.

– Ну там, Гарри…

– Да! – восклицает она, воздев руки. – Это он! Гарри. То Имя, которое пришло ко мне.

Я чувствую себя сбитой с толку.

– Но я не думаю, – проговорила я, – что Гарри имеет какое-то отношение к моему нынешнему самочувствию. Я имела в виду, что когда-то…

– Энергии нет дела до времени, – перебивает Рита. – Ты страдаешь из-за этого человека. Он послужил для тебя негативной силой. И твое тело чувствует это. Оно в шоке. Переживает травму.

– Да, – соглашаюсь я, – вы правы.

Рита кивает.

– Хотя я все равно не думаю, что сейчас это из-за него, – промямлила я.

Лицо Риты мрачнеет.

– Это из-за него! – кричит она. – Из-за Гарри! Этот человек высосал твою энергию. Для меня это очевидно. Но теперь он мертв!

– Нет! – ору я. Даже завываю, как зверь, всем нутром. Рита закрывает уши руками. – Нет! Я ведь только что видела его. В пятницу!

– Он умер для тебя, дорогая, – ворчит она. – И ты не должна больше думать о нем. Я скорректировала нанесенный им ущерб. Он вампир и высасывал из тебя все соки. Но теперь он мертв для тебя.

Я ощущаю, что меня трясет.

– Вы говорите ужасные вещи, Рита.

Она недовольно морщится:

– Я здесь не для того, чтобы рассказывать тебе сказки, Джейн.

– Дженнифер.

– Это моя работа, и я должна ее делать.

– Но все же…

Рита резко поднимается с места. Ее колени касаются моих пальцев, и я отшатываюсь.

– Иногда трудно услышать правду, – заявляет она, отодвигая стул.

«О, тебе ли не знать», – думаю я. Теперь Рита кажется мне довольно пугающей.

Мне хочется уйти, но я словно приросла к столу.

Рита делает глубокий вдох, затем медленно выдыхает.

– Сегодня вечером тебе, наверное, будет плохо.

Ее тон снова мягкий, будто она перевернула страницу и это новая глава в нашей истории.

– У тебя начнется сильная головная боль. Это будет уходить плохая энергия. Но ты должна пить много воды – и через два дня почувствуешь себя новой женщиной.

Она выхватывает у меня чашку, словно я потеряла право пить ее знаменитый чай, не говоря уж о рецепте. У меня складывается впечатление, что Рита не любит, когда ей противоречат.

От запаха благовоний меня тошнит. От чая теперь тоже мутит. Да и все хорошие эмоции, которые я испытывала буквально минуту назад, вызывают сейчас тошноту.

– Мне позвать Анну-Марию? – спрашиваю я, дрожа.

– Подумай над тем, что я сказала. Я очистила твою ауру, но некоторые устойчивые энергии могут остаться. Если так произойдет, тебе нужно будет вернуться, чтобы я могла окончательно их удалить. Теперь отдохни здесь, пока не почувствуешь себя уверенно. Я подожду тебя внизу. С Марианной.

– Спасибо, Риа, – говорю я, нарочно неправильно.

– Рита, – поправляет она.

Я жду, когда она уйдет, встаю из-за стола и принимаюсь мерять шагами крошечное пространство между столом и стеной, обхватив себя руками и пытаясь успокоиться и согреться, пока не решаю, что нахожусь здесь уже достаточно долго.

Мне хочется сбежать. Я не могу ни секунды больше оставаться в этой смешной маленькой комнате с ее тошнотворными запахами и дешевыми репродукциями, глядящими на меня так, будто знают, что я не верю в это. Я быстро спускаюсь вниз по ступенькам и возвращаюсь в гостиную. Они обе смотрят на меня. Яркая и веселая Анна-Мария с энтузиазмом кивает мне, будто хочет, чтобы я ей подмигнула. Мол, «я чувствую себя немного лучше». Рита же серьезна и спокойна. Я роюсь в сумочке и протягиваю ей сорок фунтов.

– Большое спасибо, Рита. Я обязательно вернусь. – Я поворачиваюсь к Анне-Марии и прошу у нее ключи от автомобиля. – Мне нужно прогуляться. Я подожду тебя в машине.

Она бросает на меня любопытный взгляд и шепчет:

– Ты кричала?

– От восторга, – я улыбаюсь.

Анна-Мария тоже улыбается, уверенная в том, что это успех. Она понимающе кивает мне и отправляется вслед за Ритой. Я же выхожу на холодный осенний воздух и глубоко его вдыхаю. Мир вокруг, кажется, начинает вращаться, отчего сначала я хватаюсь за дерево, а потом меня и вовсе рвет за бордюр.

Я сажусь на низкую садовую ограду. Приторный запах ладана все еще наполняет мои ноздри. Вкус чая как будто застрял в горле. Я думаю, что больше никогда не смогу подойти к магазину здоровой пищи, возвращаюсь к машине и беру бутылку воды. Моя одежда воняет. Волосы тоже. И первое, что я решаю сделать по возвращении домой, – это принять ванну.

Когда Анна-Мария открывает водительскую дверцу и запрыгивает за руль, я лежу в машине в ознобе, по-прежнему чувствуя тошноту.

– Она удивительная, правда? – говорит Анна-Мария.

– Удивительная, – отвечаю я.

– Но это довольно утомительно, правда? – весело продолжает она, вставляя ключ в замок зажигания. – Может, ты будешь чувствовать себя странно день или два. Это ведь твой первый раз. Это как наркотик. Первый раз всегда самый сильный.

– Да, – соглашаюсь я, хотя никогда в жизни не принимала лекарства сильнее ибупрофена.

Странности Анны-Марии ей к лицу, но не мне. Она едва оглядывается через плечо, когда выезжает с парковки, затем выравнивает машину и едет вперед, причем ее боковые зеркала все еще отвернуты.

– Твои зеркала, Анна-Мария, – замечаю я.

Это старая машина, какая-то модель «Моррис Майнор», и в ней нельзя регулировать зеркала изнутри.

– Блин, – отзывается она, – вечно я забываю.

Она бьет по тормозам, останавливая машину прямо посреди дороги, выпрыгивает и поправляет боковое зеркало.

– Спасибо. – Она забирается обратно. – Я бы поехала домой, даже не замечая этого.

– Приятно слышать. – Я решаю больше никогда не садиться в машину, если за рулем будет Анна-Мария. Может, она и доживет до девяноста пяти, но я не уверена, что целой и невредимой.

Анна-Мария бредит Ритой всю нашу мучительную поездку домой.

– Тебе станет лучше, Дженнифер, – говорит она, – я чувствую это. Ты уже выглядишь лучше.

Я гляжу на себя в кривое зеркало на солнцезащитном козырьке. Анна-Мария либо лжет, либо ослепла, что весьма вероятно, если судить по ее вождению.

– Ты говорила ей, что со мной? – спрашиваю я.

Ее лицо становится задумчивым.

– Я не знала, что с тобой не так, верно? До сегодняшнего дня. – Она поворачивает ко мне голову, и ее глаза широко распахиваются от волнения.

– Пожалуйста, следи за дорогой, – прошу я.

Анна-Мария тут же повинуется, но продолжает искоса наблюдать за мной.

– Она все правильно поняла? – И, не дожидаясь моего ответа, сама заключает: – Она это сделала, все угадала! Вот почему ты закричала! Она потрясающая, разве нет? Не могу поверить, – она крутит руль, – у нее просто рентгеновское зрение!

– Она была просто невероятна, – говорю я.

Мы выезжаем на главную дорогу, довольно ровную и прямую. Какое облегчение!

Мне не хочется отвлекать ее от вождения, но я должна спросить:

– Так что ты сказала ей обо мне, когда бронировала встречу?

– Ничего, – отвечает Анна-Мария. – Почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно.

Она откашливается:

– Ну… возможно, я сказала ей, что вокруг тебя негативная энергия. Как ты сама упомянула. – Она шумно вздыхает и смотрит в зеркало заднего вида – по-моему, впервые. – И кажется, я добавила, что у тебя был токсичный парень. Ты знаешь. Гарри. Вот и все.

– О, – произношу я. – Ясно.

Все становится на свои места. Анна-Мария тоже никогда не любила Гарри. Я отворачиваюсь и смотрю в окно, наблюдая, как мимо проносятся серые пятна домов.

– На следующей неделе я собираюсь на термослуховую терапию. Ты тоже должна пойти! – говорит Анна-Мария.

Я понятия не имею, о чем она. И отвечаю:

– Спасибо, но я пас.

– Принято. Но если ты передумаешь… – Анна-Мария включает радио в машине. – «Спайс Герлз»! – обрадованно восклицает она. И оставшуюся часть пути мы слушаем какую-то непонятную станцию, передающую оптимистичный ретро-поп. Анна-Мария подпевает. М-да. Вы можете забрать девушку с вечеринки, но вы не можете забрать вечеринку у девушки…

Как только я переступаю порог своего дома, то первым делом набираю теплую ванну, добавляю пену и долго отмокаю, совершенно несчастная, глядя на радужные пузырьки и размышляя о том, что сегодня сделала. И о чем я только думала?