Текст книги "Прекрасная, как река"

Я перепрыгивала с камня на камень, стараясь не поскользнуться на пене, покрывавшей самые мелкие из них. Нашла обломки фарфора и осколки битого голубого стекла. Собрала несколько плававших деревяшек и минут двадцать стояла неподвижно, фотографируя большую цаплю – она задумчиво ходила взад-вперед, уставившись на воду, словно надеялась, что ужин сам проплывет между ее ходулями. Вдалеке Этьен принялся махать мне руками. Медленно, чтобы не спугнуть птицу, я отошла и вернулась к ним.

– Ну что? Каков наш план?

Мне всегда надо заранее знать план. Даже в отпуске, даже если нет никаких дел. Когда у меня запланировано какое-то действие, сначала мне надо представить его, визуализировать: по какой дороге будем идти, кого встретим, где поедим. И если в последнюю минуту план меняется, мне надо срочно обновить его до последней версии. Этьен закатил глаза.

– Фабьена и планы… Надо сходить к машине за спальными мешками и все приготовить для ночевки в гостиной. Уборкой займемся завтра.

– Трудно было?

– Что?

– Рассказать мне, каков план.

– Нет, не трудно. Просто твоя манера все контролировать немного бесит.

Жюли толкнула его локтем. Очевидно, она знала его еще недостаточно хорошо и эта поездка дала ей возможность узнать его получше. Я взглянула на Этьена, почесывая подбородок:

– Как же мне нравится твой патерналистский тон. Будь у тебя борода, было бы еще убедительнее.

Позади нас раздались крики, и мы втроем обернулись. Поодаль на пляже дурачилась группа девушек-подростков. Они хохотали и фотографировались. Я невольно им позавидовала.

– Мне бы тоже хотелось иметь друзей.

Жюли поперхнулась кока-колой.

– У тебя нет друзей?

– Есть Анна, но она живет в Калифорнии.

– И больше никого?

– Нет.

– Ай-ай… Ну и ну.

– А у тебя?

– У меня есть компания из универа, подруги из старшей школы, с которыми мы до сих пор встречаемся, есть хорошая подруга на работе и еще моя самая давняя лучшая подруга.

Это оказалось сильнее меня, и я вслух сказала:

– Ах, этот заветный титул: лучшая подруга…

Этьен посмотрел на меня и спросил:

– Кстати, а куда подевалась Алиса?

28 декабря 1996 года: планктон среди тюленей

Алиса была самой популярной девушкой в профшколе городка Де-Соль. А еще она говорила слишком громко, слишком много и часто загоняла преподавателей в угол щекотливыми вопросами. Втайне я называла ее Королевой старших классов. Для меня было загадкой, как ей удавалось привлекать к себе всеобщее внимание.

Как-то раз я пошла в школьную библиотеку взять книгу о секретах обаяния. Автор считал, что все проще простого: надо улыбаться. И только. Я принялась за дело. Каждый раз при встрече с кем-то я улыбалась. Обаяния вокруг, скажу я вам, было немного, по крайней мере по моим наблюдениям: ни в школе, ни в магазине, ни на улице никто не улыбался мне в ответ. На меня вообще редко кто обращал внимание.

Во время рождественских каникул я работала в магазине одежды Aster, и Алиса как раз пришла за покупками вместе с родителями. Я сделала вид, что не заметила их, но краем глаза наблюдала, складывая детские футболки. Она искала свитер для отца и украшения для матери. Я не сразу поняла, в чем фишка, но потом она протянула отцу свитер, и он громко рассмеялся: на горчично-желтом фоне был изображен олень с красным носом. А для матери она выбрала широкополую шляпу и жемчужные бусы. Потом они пошли между рядов паровозиком, напевая рождественские мелодии. Это меня рассмешило. Заметив меня, Алиса резко остановилась.

– Привет, Фабьена! Давно тут работаешь?

Я удивилась, что ей известно мое имя: в школе мы никогда не общались.

Королева не просто заговорила со мной, а даже проявила интерес. Я сделала над собой усилие, чтобы не начать заикаться. Знаю, это смешно, но в те годы раскрепощенные подростки производили на меня впечатление. Да и сейчас тоже.

– Меня взяли в начале каникул.

Наверно, перед походом в магазин Алиса ела пончик: на губе справа, внизу, осталась сахарная пудра. Немного, но достаточно, чтобы заметить и сказать ей об этом.

– У тебя что-то в уголке рта.

Я была горда собой: показала Алисе, что не восхищаюсь ею, и честно сообщила, что она гуляет у всех на виду с грязным ртом. Ее глаза расширились от удивления. Прикрыв губы рукой, она сказала:

– Ничего себе! Ты что, заеды никогда не видела?

Я не только никогда не видела никакие заеды, но даже никогда о них не слышала. Слово показалось мне красивым и протяжным. Я чуть не сказала об этом Алисе, но сдержалась.

– А это заразно?

Я тупила все больше и больше. Как ни странно, ей это показалось забавным.

– А говорить такую ерунду заразно?

Мы рассмеялись, хотя я всегда с трудом распознавала интонации. Непонятно было, шутка это или оскорбление. У меня вспотели ладони, но я продолжала складывать одежду.

– Я устраиваю вечеринку в субботу. Хочешь прийти?

Я выронила брюки, которые укладывала на полку. Королева приглашает меня в свое королевство! Не стану же я показывать, что меня еще никогда не приглашали на вечеринку. Я пустила в ход оружие, которое работает всегда, – юмор.

– Пойду, если только будут пончики с сахарной пудрой, – сказала я, указывая на ее рот.

Алиса жила в двадцати двух минутах ходьбы от меня. В день вечеринки я специально проснулась рано и прогулялась до ее дома пешком. Мне спокойнее, когда я заранее знаю, в каком буду квартале, какой пойду дорогой и как выглядит дом. В течение дня я многократно просматривала маршрут, который нарисовала, чтобы унять тревогу. Среди гостей наверняка будут наши одноклассники, но от этого не легче: не говорить же о школе, чтобы с кем-то подружиться. Поэтому всю субботу я прокручивала в голове варианты, с чего начать разговор.

1. Привет, как дела?

2. Давно знаешь Алису?

3. А у тебя красивый свитер. Где купила?

4. Ты живешь недалеко отсюда?

5. Чем займешься на каникулах?

Я не знала, что надеть. Это рождественская вечеринка? Мама предложила платье. Только не это! Наверняка будут танцы, поэтому мой выбор пал на черные легинсы, длинную футболку с Бобом Марли и клетчатую рубашку, которую мама давно хотела порвать на тряпки: ей надоело, что я все время хожу в одном и том же. Я купила четыре таких рубашки. Даже сейчас, когда мне очень нравится одежда или обувь, я покупаю ее сразу в двух, а то и трех экземплярах.

Алиса пригласила меня к девяти вечера. Без пяти девять я стояла перед ее домом. Боясь опоздать, вышла заранее, ибо встречи существуют для того, чтобы являться на них с точностью до минуты. Но в доме 280 по улице Було не было никаких признаков бурной вечеринки – там даже свет не горел. Я подобрала с земли картонку и уселась на сугроб перед домом с пирогом в руках. Да, я приготовила для Алисы пирог. Я прочитала в книге по этикету, что нельзя ходить в гости с пустыми руками.

В четверть десятого я прыгала на месте посреди улицы, пытаясь согреться. В эту минуту парадная дверь открылась, и я услышала голоса. До меня дошло, что вечеринка в цоколе. Я слезла со своего айсберга и пробралась внутрь. Тут гремела музыка и было жарко. Все мое тело благодарило меня за то, что я наконец-то оказалась в тепле. Сняв пальто, сапоги и шапку, я спустилась по десяти ступенькам в подвал, держа блюдо с пирогом.

Я часто считаю вещи вокруг, но, когда волнуюсь, делаю это автоматически, бессознательно. Свет был тусклым, и я искала, куда бы поставить десерт. Гости сидели небольшими группами прямо на полу по углам помещения. Через какое-то время я разглядела Алису – она лежала на диване. Я присела сказать, что пришла.

– Привет, Алиса.

Она взглянула на меня, как будто не узнавая. От нее разило алкоголем. Парень рядом с ней водил пальцами по ее волосам. Внезапно, как будто в озарении, она вскочила и воскликнула:

– Фабьена! Я думала, ты не придешь!

И тут же крепко меня обняла. Достаточно крепко, чтобы мне это понравилось. Потому что я выношу только такие объятия. Какой смысл в простом прикосновении? Она оторвалась от меня, взяла мою руку и подняла вверх.

– Эй, ребята! Это Фабьена! Она офигенно прикольная девчонка, вы с ней поласковей!

От ее слов не было никакого толку – никто не отреагировал. Я хотела воспользоваться моментом и поболтать с ней, но она ушла наверх с тем парнем, который сидел с ней на диване. Удивляло, что никто не двигался с места. Я походила по дому в поисках хоть кого-то, с кем можно пообщаться. Заглянув в гараж, нашла там кота Алисы. Следующие полчаса я сидела на полу и гладила его.

Когда я вернулась к остальным, меня поразила увиденная картина: в точности лежбище тюленей, среди которых я почувствовала себя планктоном. И по размеру, и по смыслу: по-гречески это значит «блуждающий». Вот и я блуждала среди них. Хорошо хоть, музыка была неплохая.

Я села на диван и в какой-то момент, сунув руку под подушку, достала маленькую зеленую липкую трубку. Мне никогда не приходилось курить, но я знала, что в эту штуку насыпают траву. Достав из кармана ключи, я принялась ее чистить и за час полностью оттерла от липких остатков. Все равно болталась там одна, как планктон, – хоть что-то полезное сделала.

Когда Алиса спустилась со своим парнем, играла песня «Longview» группы Green Day. Я сидела там же, положив трубку на видное место, на подлокотник дивана. Она была начищена до блеска. Тот, кто ее потерял, будет рад найти ее в таком виде. Я спросила у Алисы, где ванная. Пока искала мыло для рук, музыка стихла. Я замерла.

– Черт! Кто трогал мою трубку?

Я незаметно высунула голову за дверь, посмотреть, что происходит. Это был парень Алисы. Кто-то включил свет, и все столпились вокруг него.

– Тут смолы оставалось на кастрюлю гашиша! А теперь пусто. Пипец, она как новая!

Кто-то качал головой, прикрывая рот ладонью с таким видом, будто случилось убийство. Обычно я без труда признаю свою ошибку, но в тот момент интуиция подсказывала, что лучше держать рот на замке. Я вышла из ванной не подымая глаз и побежала наверх надеть пальто и сапоги. Вдруг я почувствовала, что за мной кто-то идет, – Алиса схватила меня за плечо.

– Ты все правильно сделала. Меня достало, что он все время ходит отмороженный.

Я хотела сказать, что пальцем бы не коснулась трубки, если бы знала, что нельзя, но решила сыграть в крутую девчонку.

– Да, я в курсе.

Смешно: как я могла быть в курсе? Я вообще не знала, чья это трубка. Но Алисе, кажется, понравился мой ответ – она сказала, что ей не терпится увидеть меня снова. Прежде чем закрыть за собой дверь, я услышала, как один парень крикнул:

– Эй, народ! У нас тут пирог!

Раздался всеобщий радостный вопль, и я рассмеялась.

Я вышла на холод, улыбаясь, воодушевленная. У меня появилась подруга.

Обаяние Марселя

– Почему не отвечаешь?

Я вертела в руках камень – точно как мама. Отвечать не хотелось, но Этьен не отстал бы.

– Ты же знаешь, Алиса поступила в колледж, и мы потеряли друг друга из виду.

– Да, но ты говорила, что нашла ее.

– Это правда, я долго ее искала. Даже к ее родителям ходила, чтобы узнать, как с ней связаться. Ее мама дала мне номер телефона.

В ожидании продолжения Жюли с Этьеном смотрели на меня с таким видом, будто я рассказывала что-то захватывающее. Они ловили каждое мое слово, чем рассмешили меня.

– И?

Жюли обгладывала косточки, оставленные Этьеном. Интересно, как в нее все это влезало?

– Не знаю, я еще не звонила.

Жюли перестала жевать.

– А чего ждешь?

– Наверное, не знаю, что сказать.

– Это же просто. Напомни ей какие-нибудь ваши подростковые истории. Мы с девчонками всегда так делаем, когда собираемся, это же весело.

– Спасибо, буду иметь в виду.

Я повернулась к Этьену сказать, что его подруга – золото, и у меня кольнуло в сердце. Он плакал, глядя вдаль.

– Эй… что случилось?

– Брижит была мне как мать. Ты хоть плакала после ее смерти?

Мне не понравилась его интонация. Хотелось спросить: это что, такой конкурс, но я не смогла – было слишком жаль его.

– Зачем тебе это?

– Не знаю, но у меня такое впечатление, что тебе все равно.

– Мне не все равно, Этьен, просто я реагирую не так, как ты.

Я сменила тему, напомнив ему о некоторых забавных моментах.

– Жюли, а ты в детстве когда-нибудь стригла себя?

– Сама? Нет.

– Моя мама работала в магазине одежды, и мне было запрещено носить джинсы – она считала, что это для мальчиков. Вечно покупала мне вельветовые штаны, а я их ненавидела. Однажды вечером я взяла кухонные ножницы и обстригла себе волосы до ушей.

– О нет!

– Да, я пошла к ней в комнату и заявила, что теперь я Фабьен и мне нужны джинсы. Мама раскричалась, а папа – он читал в постели – просто закрылся книгой, чтобы я не видела, как он смеется.

Вытирая слезы, Этьен рассмеялся.

– Выглядело просто жутко! У тебя остались фотографии? Ты должна показать их Жюли.

– Эй, я все равно была красивая. Но знаешь, что хуже всего, Жюли? Мне их все-таки купили, эти чертовы джинсы, только я не смогла их носить. Когда я их надевала, у меня на бедрах начинала гореть кожа.

– Это как?

– Я только недавно узнала, что это связано с повышенной тактильной чувствительностью.

– Из-за аутизма?

– Да.

– Теперь каждый раз, надевая джинсы, буду думать о тебе.

Я засмеялась.

– Наверное, я должна сказать спасибо?

Уже почти стемнело, когда мы забрали остатки ужина и поднялись по небольшой набережной, которая соединяла пляж с бульваром. Через дорогу было видно, что в одном из окон дома горит свет – в гостиной кто-то есть. Я повернулась к Этьену:

– Ты уверен, что в доме было пусто, когда ты его обходил?

– Ну да, уверен. А что?

Я показала пальцем на дом.

– Посмотри!

– Конечно, оставлять дверь незапертой на восемь месяцев не лучшая идея.

Я промолчала. Это же из-за меня мы так долго не приезжали. Переходя дорогу, Этьен ворчал без остановки, а Жюли умоляла его все бросить и вернуться в Монреаль.

Было трудно отделаться от мысли, насколько же очевидно, что они встречаются недавно. Иначе она бы уже знала, что он много говорит, но мало делает. Я попросила Жюли не волноваться, и мы поднялись по лестнице на второй этаж. Дверь оказалась заперта. Я постучала три раза, на что с другой стороны кто-то ответил двумя ударами.

В изумлении я посмотрела на Этьена и Жюли: что это значит? Игра в перестук с незваным гостем повторилась дважды, пока я не потеряла терпение.

– Ладно, хватит уже дурака валять.

Мужчина медленно открыл дверь, он как будто ждал нас. Посмотрев мне в глаза, он сказал:

– Рад познакомиться, Фабьена. Ты так же прекрасна, как твоя мать.

Я не успела отреагировать, как Этьен шагнул к нему, оттеснив меня от порога.

– Это ты Марсель?

– А ты Этьен? Мои искренние соболезнования, я о Жизели.

– Ее звали Брижит. Это ты придумал Жизель, типа вторая жизнь, ты и твоя идиотская секта.

Я посмотрела Марселю в глаза и сказала:

– Теперь, когда она умерла, переименуете ее в Мортаделлу? Раз уж покромсали ее имя.

Марсель прижал руку к сердцу и на несколько секунд закрыл глаза. Затем, глядя ввысь, начертал в воздухе крест. Это безумие, но он показался мне красивым: карие глаза, обаятельная улыбка и вьющиеся волосы до плеч. Когда мама о нем рассказывала, у меня в голове всегда возникал образ отталкивающего уродца. С одного взгляда я поняла, что мама пыталась объяснить мне все эти годы словами: «Он очарователен!»

Наблюдая за ним, Этьен рассмеялся.

– Если не возражаешь, обойдемся без ритуалов. Полагаю, ты прощаешься со своими апартаментами? Теперь дом принадлежит нам.

– Долго же вы думали, прежде чем решились приехать. Неуважительно по отношению к Жизели, разве нет? Он ваш благодаря мне: это мне она хотела его отдать, но я отказался.

Я едва успела отступить на шаг, когда Этьен замахнулся и врезал гуру по носу. От звука удара у меня мурашки по спине побежали. Я, конечно, не врач, но, судя по крови на белой рубашке Марселя, я бы поставила пятьдесят баксов на то, что у него сломан нос. Марсель набросился на Этьена, и они стали колотить друг друга на лестничной площадке, а мы с Жюли закричали. Она схватила меня за руку, и через несколько секунд мы оказались на улице. До нас доносились крики:

– Не тебе учить меня уважению! «Лунный круг»! Ну что, увидал звезды? Проваливай ко всем чертям, и чтоб духу твоего здесь не было! Хватай свою рясу и вали. Ясно?

От шока я не сразу заметила, что напротив дома собралось с десяток человек. Несколько минут спустя на пороге появился Марсель с голым торсом, он прикрывал нос краем рубашки. Люди принялись его оскорблять:

– Эй, Марсель! Нарвался, наконец?

– У меня есть бетонные ботинки, могу одолжить, если вдруг надумаешь в речке искупаться!

– Тебе идет эта тряпка на лице, почаще так наряжайся!

Он прошел мимо меня. Надо было сказать ему, что так надувать людей – отвратительно. Что если бы он встретил мою мать много лет назад, она бы дала ему пинок под зад, осмелься он хоть подумать, что она станет ему подчиняться. Единственное, на что меня хватило, – показать средний палец. Первый раз в жизни.

Когда спустился Этьен, собравшаяся толпа зааплодировала. Несколько человек даже подошли пожать ему руку и поздравить. Один мужчина вышел вперед и сказал:

– Спасибо, что навели порядок!

Я больше не могла мыслить здраво. Это была слишком долгая и напряженная, полная неожиданностей неделя. Сев на крыльцо и обняв колени, я зарыдала. Надолго.

28 декабря 1996 года: черный окунь

Алиса позвонила мне, когда я развешивала постеры в своей комнате. Я сделала магнитофон потише – Шарль Азнавур пел «Je m’voyais déjà». Диск с лучшими его хитами я попросила на Рождество, а мама нашла странным, что я хочу именно его, а не альбом модных групп. Не то чтобы они мне были неинтересны, но я подумала, что еще успею их наслушаться.

С модой я никогда не заигрывала, ибо считаю ее изменницей. Сначала она разжигает страсть, а когда все начинают сходить от нее с ума, убегает на цыпочках, оставляя после себя разочарование. Мне больше по душе пропустить волну мимо, а уж потом самой решить, когда пришло время познакомиться с новой музыкой. В семь лет у меня был кассетный радиоприемник, и я слушала и переслушивала альбом фолк-рок-группы Beau Dommage. Снова и снова, пока не выучила все слова наизусть. Потом был основоположник рок-н-ролла Джерри Ли Льюис и все, что попадалось под руку и хватало за душу. Теперь все это хранится у меня в голове, в папке «Музыка», вместе с другими любимыми исполнителями.

Мама два раза постучала:

– Телефон! Это Алиса!

Длина провода кухонного телефона позволяла мне говорить и в комнате, хотя мама повторяла, что ей не нравится играть в лимбо[6]6
  Лимбо – танец-игра, заключающаяся в том, что человек должен выгнуться назад и пройти, следуя ритму танца, под низко установленной планкой. – Прим. пер.


[Закрыть], когда она пытается добраться до ванной. Но мне звонили так редко, что ей можно было не опасаться боли в спине.

– Алло?

– Фаб! У меня для тебя хорошая новость: вчера на тебя запал Симон!

Я попыталась понять, о ком она говорит. В моей голове каждый человек, которого я встречаю, пронумерован. Прическа, цвет, особенности волос – эти данные обрабатываются в первую очередь. Затем – лицо, одежда и обувь. А слова зачастую сохраняются с регистрацией по времени и дате, что впоследствии можно использовать как улику.

– Кто такой Симон?

– Лучший друг моего парня!

– Окей, и что?

– Можно будет погулять парочками! Эй, да не тормози ты!

Слыша Алисин восторг на другом конце провода, я подумала, что мне надо бы тоже порадоваться. Не успела я показать ей свою радость, как она уже выстроила план.

– Сегодня вечером все вчетвером идем в кино. Встречаемся в восемь!

Я бы предпочла, чтобы мы пошли к ней домой, но не осмелилась сказать об этом. Ненавижу кинотеатры: там слишком темно, звук чересчур громкий и очень резкий запах попкорна. Я позвонила узнать, какие фильмы будут показывать в восемь.

«Шапка Санта-Клауса», «Гора без тебя», «Нарушитель праздника».

Я слишком мало знала Алису, чтобы угадать, какой из этих фильмов выбрала бы она. Захотелось почитать рецензии или краткое содержание – получить представление о том, что будем смотреть. Часто мне хочется знать заранее даже концовку, чтобы к ней подготовиться. Не люблю сюрпризы – ни хорошие, ни плохие.

Аппетит пропал, и я почти не ужинала. Все-таки для меня это в новинку – гулять два вечера подряд. Мама хотела меня отвезти, но я предпочла пойти пешком. У меня еще была куча времени, чтобы продумать несколько вариантов развития событий. Я представляла, как мы с Симоном разговариваем о том о сем.

В кино я пришла заранее и воспользовалась моментом, чтобы посмотреть на игровые автоматы – их устанавливают в холле специально на время праздников. Узнав нескольких ребят, которые были на вечеринке у Алисы, я поздоровалась. Меня переполняла гордость. Было чувство, что я часть их компании.

Я поглядывала на часы и нервничала все сильнее: так можно и начало фильма пропустить. Алиса, Габриель и Симон все не появлялись. Я села на лавочке и заметила их только в 20:22: они играли на одном из аркадных терминалов.

– Алиса! Мы же опоздаем! – сказала я, подходя.

– Опоздаем куда?

Я была озадачена.

– На фильм.

Переглянувшись, все трое заржали.

– Говорила же, она прикольная! Какой еще фильм – мы пришли в кино поиграть на автоматах! А ты серьезно думала, что мы собирались смотреть «Шапку Санта-Клауса»?

Я не поняла, что плохого в том, чтобы посмотреть этот фильм, но засмеялась вместе с ними. При виде Симона я удивилась. Должно быть, вчера у Алисы я не разглядела его в гуще народу на полу: у меня в голове не отыскалось ни одной папки с его именем. Не слишком высокий, волосы темные, глаза голубые. Вообще-то не совсем в моем вкусе, но поскольку я его чем-то заинтересовала, то надо попробовать дать ему шанс. А вдруг это и есть любовь?

Мы провели вечер, гуляя от автомата к автомату и играя по очереди. Несколько раз выходили на площадку перед кинотеатром, чтобы парни могли выкурить косяк. Мне было мучительно выносить крики, неоновые огни, шум игровых автоматов, запах масла. Не знаю, была ли это попытка меня соблазнить или он просто обкурился, но Симон постоянно пытался меня рассмешить, тыча пальцем мне под ребра. Это было довольно утомительно, и я никак не могла понять, что в этом смешного. Или просто манера флиртовать? Наверное, я выглядела глупо, потому что он сказал Алисе:

– А вчера мне показалось, что она классная…

Я взглянула на людей в холле кинотеатра – похоже, им всем было весело.

– Дай мне тоже затянуться.

Все трое в изумлении переглянулись, словно я сказала что-то неприличное.

– Ты куришь травку?

Алиса была в шоке.

– Нет, но сейчас да.

Зажав косяк между большим и указательным пальцем, я сделала несколько затяжек так же, как это делали они. Я почувствовала, как дым опускается в легкие, и стала задыхаться. В груди запекло, словно я проглотила огненный шар и горсть камней в придачу. Габриель хотел забрать косяк, но я жестом попросила его подождать. Мне хотелось еще. Затем я передала косяк Алисе, которая, как мне казалось, была опытнее в этом деле. Я с нетерпением ждала обещанного ими безудержного веселья.

Вернувшись в холл кинотеатра, мы принялись играть в гонки на мотоциклах. Час спустя я присела на скамейку и закрыла глаза. Из колонок звучали фортепианные композиции из альбома «A Charlie Brown Christmas» в исполнении Винса Гуральди[7]7
  Винсент Гуральди (1928–1976) – американский джазовый пианист и композитор.


[Закрыть]. Я знала этот альбом наизусть и слушала его с начала октября, хоть мама и считала, что я еще не доросла до такой музыки. Воображая себя пианисткой, я постукивала пальцами по джинсам.

Я всегда выделываю разные фигуры пальцами, когда хочу успокоиться, но тут выдала настоящее представление, и это было потрясающе: я сама была музыкой. Каждая нотка отзывалась в моем теле. Я исполнила все остальные песни, то и дело пуская в ход обе руки. Словом, я была звездой этого вечера. Когда музыка закончилась, я медленно открыла глаза и поняла, что Алиса сидит рядом со мной, в первом ряду. По виду – упоротая в ноль.

– Ого… Ты реально круто играешь на пианино.

Тем временем из колонок зазвучала «Hound Dog» Элвиса.

– Ты должна видеть, как я танцую!

Неторопливо поднявшись, я повернулась к ней спиной и, запустив руки в волосы, взъерошила их. Ноги мои плавно пришли в движение, бедра стали покачиваться из стороны в сторону. Развернувшись к ней, я стала изображать певицу. В одной руке у меня был микрофон, другая вращалась, как пропеллер.

Никогда раньше не слышала, как Алиса смеется. По крайней мере, так громко. Мне словно кто-то под коленки въехал, и я с хохотом повалилась на пол. Как только нам удавалось немного успокоиться, мы случайно встречались взглядами и снова помирали со смеху. Глядя на нас, проходившие мимо люди тоже начинали смеяться. Но веселье мое прошло в один миг, когда я почувствовала, что джинсы промокли.

Так было всегда: мочевой пузырь и смех у меня тесно взаимосвязаны. Сняв шерстяной свитер, я обвязала его вокруг талии, чтобы прикрыть попу. У Алисы потекла тушь, она вытирала глаза.

– Что такое, больше не танцуешь?

– Я описалась.

Я ожидала, что она захохочет с новой силой, но нет, она поступила лучше – она была полна сочувствия. Это меня добило.

– О нет, Фабьена!

Глядя на ее открытый рот и округлившиеся глаза, я вспомнила о черных окунях, которых ловила летом. Снова рухнув на пол, я уткнулась головой в колени и смеялась до тех пор, пока мне не стало плохо. Когда я встала, Алиса умоляла меня потанцевать еще, но надо было идти.

Мы пошли попрощаться с ребятами, игравшими в автогонки. Джинсы натирали мне бедра, но я старалась не подавать виду. Симон попросил мой номер телефона и записал у себя на ладони.

На улице, перед кинотеатром, я взяла с Алисы обещание хранить в секрете мое маленькое происшествие, и мы пошли каждая своей дорогой. На морозе джинсы стали жесткими, как картон. Хотелось поскорее вернуться домой. Что я ненавижу зимой, так это то, что не видно тротуара. Я никогда не наступаю на линии, потому что представляю, что это большие лезвия бритвы и если я наступлю на них, они отсекут мне полноги.

Медленно падал снег. Действие косяка прошло, но мне так хотелось есть, что я бы одна уплела целую мясную запеканку. Закрыв за собой дверь, я увидела, как мама вытирает посуду.

– Ну? Что это был за фильм?

– «Потоп».

– А! Не слышала о таком. И как, хороший?

Я сняла пальто, стянула обвязанный вокруг талии свитер. Увидев мои штаны, мама рассмеялась.

– Ого! Потоп! Значит, вечер прошел хорошо. Это же здорово, Фабьена!

Я побежала в душ. Это и вправду было здорово. Наконец-то я почувствовала себя немного похожей на остальных подростков. Чтобы сделать сходство почти идеальным, мне не хватало только парня.