Текст книги "Свет первой любви"

Глава 6

Некоторые из родственников Кеннета удивились, когда было названо имя Майры, но выдержка не изменила никому – никто не подал виду, что удивлен. Что же до сэра Бейли, то он просто рвался сообщить каждому, что является баронетом из Пенвит-Мэнора, что это всего в трех милях от Данбертона и что он, баронет, несказанно счастлив посетить столь высокородного джентльмена, как его сосед.

Никто из приглашенных, кроме гостей из Пенвита, еще не прибыл, чем и воспользовалась одна из тетушек Кеннета, сообщившая ему, что Джулиана Уишерт желает прогуляться по зале. Услышав это, девушка вспыхнула; граф же поклонился и, разумеется, проявил галантность. Тетка была в восторге. Они прошлись по зале, после чего направились к сестре графа.

– Хелен! Майкл! – окликнул он родственников. – Могу я представить вам мисс Майру Хейз и сэра Эдвина Бейли? Сэр Эдвин Бейли унаследовал Пенвит-Мэнор. Моя сестра и зять, виконт и виконтесса Энсли, – добавил граф, обращаясь к гостям.

Сэр Эдвин поклонился и разразился речью, Майра же сделала реверанс. Энсли улыбнулся. Хелен, поджав губы, взглянула на Джулиану.

– Моя дорогая мисс Уишерт, – проговорила она, перебив сэра Эдвина на полуслове, – как вы сегодня обворожительно элегантны! Вы должны сказать мне, кто вам шьет. В наше время так трудно найти хорошую модистку. Конечно, вы необыкновенно миниатюрны. Я безумно завидую вам. Не желаете ли пройтись со мной по зале? Мне кажется, здесь очень душно…

Хелен взяла девушку под руку и увлекла ее за собой, попутно обронив, что восхищается белокурыми волосами Джулианы и ее синими глазами.

– Мне очень жаль темноволосых женщин, – проговорила виконтесса, – белокурые гораздо изящнее и женственнее.

Сэр Эдвин же продолжил свою речь – продолжил с таким видом, словно его и не перебивали. Энсли с удивлением взглянул на него и вежливо улыбнулся, после чего обратился к Майре с каким-то вопросом.

Кеннет с некоторой досадой отметил, что сестра вела себя так же, как и мать, только, к сожалению, манеры у нее были хуже. Он подумал, что крайне несправедливо со стороны Хелен обрушивать свой гнев на Майру. Логичнее было бы злиться на него, Кеннета. Но к несчастью, Майра была сестрой Шона Хейза. Граф понял, что совершил непростительную ошибку: ему не следовало вступать в общение с семьей из Пенвита, по крайней мере сейчас, когда его мать и сестра находились в Данбсртоне. Что ж, он, пожалуй, и не будет с ними общаться – потом, после этого вечера. Но сегодня вечером он в качестве хозяина дома обязан быть любезным с Майрой.

Бросив взгляд на дверь, граф убедился, что прибыли новые гости, и поспешил им навстречу.

Майра впервые в жизни оказалась на балу, где играл настоящий оркестр. И впервые в жизни видела столь роскошную большую залу, такую огромную, что здесь одновременно могли танцевать множество пар.

Данбертоновский бал был, без сомнения, замечательным событием. Майра знала, что надолго запомнит этот вечер. У нее не было недостатка в кавалерах. Сначала она танцевала с сэром Эдвином, открывая бал; на второй танец ее пригласил виконт Энсли, а затем еще один галантный кавалер.

Майра готова была сквозь землю провалиться. Впервые в жизни она оказалась в таком неловком положении. Еще можно было бы примириться с обществом сэра Эдвина – конечно же, они появились неприлично рано, – поскольку Майра прекрасно понимала, что он человек не злой и даже не очень вульгарный. К тому же находиться в его обществе, как на людях, так и вдвоем, – к этому ей придется привыкать, хотя от нее потребуются немалая выдержка и чувство юмора. Но куда труднее оказалось не обращать внимание на пренебрежение, высказанное ей графиней Хэверфорд с соблюдением всяческих приличий и Хелен – с полным нарушением приличий.

Когда-то Хелен полагала, что любит Шона. Возможно, так оно и было. Но ей помешали бежать с ним. Она была сбита с толку, оскорблена, опозорена, пусть и не публично. Поэтому ненависть к семейству Хейз стала для нее глубоко личным делом. По крайней мере, так казалось Майрс. Она не видела Хелен с тех пор, как все произошло, даже не знала, перестала ли Хелен ненавидеть Шона.

Вскоре сэр Эдвин понял, почему виконтесса Энсли так неприлично оборвала его при знакомстве. Заметив, что граф вывел на середину залы молоденькую мисс Джулиану Уишерт, он с усмешкой проговорил:

– Именно это я и заподозрил, как только нас представили лорду и леди Хокингсфорд и очаровательной мисс Уишерт, дорогая моя Майра. Попомните мои слова: здесь затевается брак между мисс Уишерт и графом Хэверфордом. Это будет прекрасная пара. Теперь, когда я понял, что леди Энсли вскоре станет близкой родственницей мисс Уишерт, мне понятно также, почему эта леди выказала ей такое предпочтение. Хорошо бы и вам познакомиться с мисс Уишерт, поскольку очень вероятно, что вы с ней, мисс Хейз, будете соседками. Желательно также, чтобы вы с ней стали подругами. Мамочка всегда говорит: если две семьи живут по соседству, им обязательно надо подружиться. А вы занимаете почти такое же положение, что и мисс Уишерт, хотя, выйдя замуж за его сиятельство, она, конечно, встанет на более высокую ступень. Равно как брак со мной возвысит вас.

Да, конечно, мисс Уишерт замечательно подходит ему, думала Майра. Она очень молода, большеглаза и невинна. Без сомнения, ее нетрудно подчинить своей воле. Она макушкой едва достает ему до плеча.

А граф в этот вечер выглядел просто угрожающе красивым и элегантным. Он был в черном фраке, в панталонах до колем, в расшитом серебряной нитью жилете и белой батистовой рубашке с кружевами. Все соседи находили такое сочетание цветов довольно мрачным, но сэр Эдвин уверял их, что его сиятельство одет по последней моде. Майра думала, что любой другой джентльмен выглядел бы в такой гамме бесцветно, но граф Хэверфорд – с его высоким ростом, прекрасным телосложением и белокурыми волосами – был великолепен.

Майру беспокоило, что она пришла к такому выводу. Но ведь он всегда был хорош собой. Отрицать очевидное, пытаться найти недостатки в его внешности было бы слишком уж… по-детски, ибо граф выглядел безупречно.

Жаль, что она согласилась танцевать с ним вальс! Если бы она этого не сделала, ей удалось бы удержать сэра Эдвина подле себя и можно было бы проигнорировать явно недоброжелательное отношение матери и сестры графа; Но Майра согласилась, и он напомнил ей об обещанном вальсе, едва она появилась. И вот граф уже рядом с ней, вот он склонился к ее руке. Хэрриет Линкольн и миссис Мизон смотрели на Майру с удивлением и завистью. Более того: казалось, все взгляды были устремлены на нее, когда граф вывел ее на середину залы. Это был первый вальс. Гости колебались, прежде чем начать этот танец, – колебались гораздо дольше, чем перед любым другим танцем – будь то кадриль или менуэт.

– Надеюсь, мисс Хейз, что вам здесь весело? – сказал граф, прежде чем зазвучала музыка.

– Да, благодарю вас, милорд, – ответила. Майра. За сегодняшний вечер он был первым кавалером, на которого она смотрела, снизу вверх. Интересно, поняла ли Хелен, как ранило Майру ее замечание насчет роста мисс Уишерт? А потом исчезло все – все наблюдения и все бессмысленные попытки завязать светскую беседу! Оркестр заиграл вальс. Граф взял ее за руку, обняв другой рукой за талию! Майра прикоснулась к его плечу и почувствовала – несмотря на легкость своего прикосновения, – что плечо это крепкое и мускулистое. И еще она ощутила жар его тела, запах одеколона, почувствовала его взгляд на себе. И тут в сознании ее что-то перевернулось – и все мысли мигом вылетели у нее из головы. Она чуть не споткнулась при первом же движении.

– Па очень простые, – проговорил граф. – Не нужно только напрягаться. Я буду вести, а вы следуйте за мной.

То был завуалированный упрек хороши воспитанного человека по поводу ее неловкости. Майра взглянула ему в глаза.

– Я не опозорю вас, милорд, сказала она. – Я не наступлю вам на ногу и – что было бы еще хуже для вашей репутации – не заставлю вас наступить на ногу мне.

– Надеюсь, этого не произойдет, – сдержанно улыбнулся граф.

Майра вспомнила па, поймала ритм и почувствовала, как он направляет ее. Они закружились по зале, и она всецело отдалась танцу. И при этом восхищалась мужчиной, танцующим с ней, – высоким, серьезным и изящным. Это настоящее волшебство, такое, каким она всегда его себе представляла, промелькнуло в голове у Майры. Однако прочь все мысли, сейчас время не думать, а чувствовать…

Но вскоре она вновь вернулась к реальности и осознала, что находится в бальной зале Данбертона, что танцует вальс с графом Хэверфордом. И улыбается от удовольствия, глядя в его неулыбчивые глаза. Майра огляделась и увидела гостей, увидела красные банты, зеркала, свечи. Наверное, он считает ее очень наивной – так наслаждаться танцем!..

– Майра, – его голос звучал напряженно, почти резко, – ведь не может быть, чтобы вы хотели выйти за него, верно?

– За сэра Эдвина? – спросила она, широко раскрыв глаза.

– Он напыщенный и скучный человек, – продолжал Кеннет. – Через месяц он доведет вас до безумия.

Чары окончательно развеялись.

– Полагаю, милорд, – проговорила она, – что моя помолвка и предстоящее замужество касаются только меня. Равно как и мои чувства к сэру Эдвину Бейли.

– Вы приняли его предложение, зная, что у вас нет выбора? Вы что же, останетесь совсем нищей, если откажете ему? Он выгонит из дома вас и вашу матушку?

– Этот последний вопрос вам, очевидно, стоило бы задать ему, – ответила Майра. – В конце концов, сэр Эдвин – ваш сосед и друг, разве не так? Я. же не являюсь ни тем, ни другим, хотя, по несчастливой случайности, и живу в трех милях от вас. Ваши вопросы, милорд, неуместны.

– Вальс сейчас кончится, – сказал граф, немного помолчав. Отступив на шаг, он поклонился и подал Майре руку. – Ваши нервы на пределе. Позвольте проводить вас в буфет, где вы выпьете прохладительного и сможете успокоиться.

Интересно, подумала Майра, это из-за вальса он говорит так необдуманно? Тогда, на берегу, он спросил у нее, почему она гуляет одна. Возможно, ему кажется, что положение графа Хэверфорда дает ему право вмешиваться в жизнь менее родовитых соседей. Да как он смеет?! Впрочем, нервы ее действительно были напряжены до предела – ее ужасала мысль о том, что сейчас она вернется к сэру Эдвину и опять услышит, какая честь оказана и ей, и ему самому в эти последние полчаса. И Майра приняла предложенную графом руку.

– Вы очень изящно вальсируете, – говорил граф, ведя ее в переднюю комнату, где для гостей, не желающих дожидаться ужина, были приготовлены всевозможные напитки. – А я испытал новое и весьма приятное чувство, танцуя с дамой, которая почти одного со мной роста.

Он сказал «почти», подумала она. А ведь так приятно танцевать с тем, кто выше тебя! Зачем же он все испортил? Это было настоящее волшебство, которое она запомнит надолго.

Майра сумела убедить себя в том, что так даже лучше – он все испортил. Воспоминания о волшебстве, связанные с Кеннетом – именно с Кеннетом, – это совсем не то, что ей хотелось бы взять с собой в новую жизнь, ожидающую ее в скором времени.

Граф вел себя крайне неприлично. Он являлся хозяином этого бала и прекрасно сознавал, что гости весь вечер не сводят с него глаз. Конечно, это вполне понятно. Кеннет недавно вернулся с войны. Хотя его отец умер семь лет назад и он с тех пор носит графский титул, даже и это было в каком-то смысле непривычно, по крайней мере, для гостивших у него родственников, а также для гостей, живущих неподалеку от Данбертона. Конечно, граф находился в центре внимания.

Если к этому добавить интерес, вызванный присутствием в доме Джулианы Уишерт, и внимание, которое он должен был так или иначе уделять ей, то сомнений не оставалось: за ним следят с огромным любопытством. Когда же он пригласил на вальс Майру Хейз, это вызвало любопытство совсем другого рода, потому что, как полагали все, за исключением, возможно, его матери и Хелен, у них с Майрой никогда не было никаких отношений до самого последнего времени, несмотря на то что они с детских лет жили всего в трех милях друг от друга.

Сейчас ему следовало вести себя очень осмотрительно. Он танцевал с соседкой, с семейством которой его семья враждовала уже несколько поколений. Их семьи только что примирились в результате усилий нового главы ее семьи, ее нареченного. Поэтому сейчас граф Хэверфорд должен был с величайшим тщанием соблюдать все приличия.

А как он повел себя вместо этого? Казалось, из его жизни выпало около двадцати минут. Смешно! Они вовсе не выпали. Просто это были минуты волшебства, восторга, романтики, которые как-то вышли из-под его контроля, и это его встревожило. Если не считать первых неуверенных шагов, Майра оказалась искусной и изящной партнершей и так ловко расположилась в его объятиях, словно была создана для них.

Если граф в эти минуты и думал о чем-то, так только о том, какой она была, когда он впервые увидел в ней молодую женщину. С каким удовольствием она ускользала от горничных и тех, кто был к ней приставлен ради ее безопасности! А ускользнув от них, давала себе полную волю. Ботинки и чулки зачастую отбрасывались, шпильки отправлялись в карман, волосы свободно развевались на ветру… Ах, эти волосы – густые, блестящие, угольно-черные! Майра бегала и кружилась, смеялась и карабкалась на камни и не один раз позволила ему поцеловать себя.

И вот, пока они танцевали, она снова стала той девчонкой – девчонкой, поработившей его, девчонкой, от которой у него кружилась голова. Его тревожило то, что он так легко утратил чувство реальности. Когда же усилием воли стряхнул с себя наваждение, то обидел ее, разговаривая с ней совершенно неуместным тоном. Майра была совершенно права, сказав ему об этом.

– Положить вам что-нибудь на тарелку? – спросил он, войдя с ней в буфетную, в которой, к счастью, было не очень много гостей.

– Нет, благодарю вас. – Она высвободила свою руку. – Только чего-нибудь попить.

Майра подошла к закрытой створке двери. Граф же направился к чаше с пуншем и наполнил два бокала, не дожидаясь, когда лакей их обслужит.

Сейчас нужно поговорить на какую-нибудь банальную тему, думал он, возвращаясь к Майре, а потом проводить ее к Бейли. После чего он забудет о ее присутствии на балу. Но тут к ним подошел один из его юных кузенов, прежде стоявший в группе молодых людей, беседовавших, пожалуй, слишком громко и смеявшихся слишком уж весело.

– Послушайте, Хэверфорд, – обратился он к Кеннету, – вы что, не видите, где она стоит?

Послышались женское хихиканье и веселые мужские смешки.

– Ясное дело – видит, – проговорил другой дальний родственник так же громко. – А почему, по вашему мнению, он так торопится? Давай же, не стесняйся.

И снова все засмеялись.

Майра вопросительно посмотрела на молодых людей. Кеннет же поднял голову и увидел неизбежную ветку омелы в середине дверной рамы, прямо над Майрой. Она проследила за его взглядом. Встревожившись, густо покраснела и, наверное, убежала бы, если бы Кеннет не преградил ей дорогу, широко разведя руки, в каждой из которых держал бокал.

Поскольку за последние два дня он перецеловал всех особ женского пола, его веселым молодым родственникам, а также нескольким родственникам постарше, также находившимся в буфетной, показалось бы очень странным, если бы в этом случае граф не проявил свою обычную галантность. Склонившись над Майрой, он коснулся губами ее губ. Губы Майры дрожали, и она ничего не могла с собой поделать. Кеннет стал целовать ее крепче, пытаясь унять эту дрожь. Затем, сообразив, что поцелуй может слишком затянуться – а это было бы непростительным нарушением приличий, пусть даже они и стояли под омелой, – граф поднял голову.

– Необходимо соблюдать условности, – сказал он, глядя в широко раскрытые глаза Майры, заслоняя ее от взглядов восторженно аплодирующих гостей. – Если вы стоите здесь, миледи, то должны отвечать за последствия.

Он подал ей стакан. Рука ее, протянувшаяся за стаканом, дрожала. Майра отвела его руку в сторону.

– Мне расхотелось пить, – сказала она.

– Успокойтесь, Майра, – улыбнулся граф. – Сейчас Рождество, а у меня есть родственники, получающие огромное удовольствие, если им удается вогнать кого-нибудь в краску. Два дня я только и делал, что целовал тетушек, кузин и всех прочих леди, которые, к своему несчастью, оказывались под этой мерзостью, когда я находился рядом с ними. И каждый раз родственники смеются, веселятся и хлопают в ладоши. Остается только спросить: как будут они развлекаться, когда праздник закончится и омелу уберут? Конечно, что-нибудь да придумают. Их так легко позабавить, что даже страшно за них становится. Остается только посочувствовать им.

Кеннет говорил до тех пор, пока страх не исчез из глаз Майры. Оправилась она довольно быстро и охотно взяла у него бокал, когда он еще раз предложил его.

– Я приехала сюда потому, что так решил сэр Эдвин, – сказала она. – Но он собирается уехать завтра утром и вернется лишь к нашей свадьбе, весной. Надеюсь, что до того времени вы не сочтете себя обязанным поддерживать отношения с Пенвитом.

– Мне кажется, – проговорил Кеннет, – что мой прадед приговорил вашего только потому, что хотел скрыть свою собственную причастность к контрабандной торговле. Полагаю, презрение и укор со стороны тех, кто знал об этом, были почти таким же наказанием для него, как и ссылка – для его жертвы.

Неужели моя семья по-прежнему должна испытывать чувство вины, а ваша – стыда?

– Вам прекрасно известно, что вражда, существующая теперь между нашими семьями, милорд, никак не связана с той стародавней враждой, – проговорила Майра с презрительной усмешкой. – Вероятно, восьмилетнее отсутствие вынудило вас счесть пустяком или даже забыть, что…

Она внезапно замолчала и, весело улыбнувшись, пригубила из своего бокала. Взглянув через плечо, Кеннет увидел, что к ним приближается сэр Эдвин Бейли.

– Я не нахожу слов, милорд, – начал тот, – чтобы выразить всю полноту моей признательности за проявленную вами любезность. Вы удостоили мою нареченную величайшей чести, пригласив ее на танец на балу в Данбертоне, где присутствует множество других достойнейших леди… Не это ли проявление подлинного добрососедства? А проводить ее после танца в буфет – знак истинной дружбы, если могу взять на себя смелость так выразиться. Это – счастливое начало новой дружбы между Данбертон-Холлом и Пенвит-Мэнором.

И, разумеется, подумал Кеннет, этот человек пришел бы в восторг и счел бы за любезность, если бы увидел, как граф Хэверфорд целует его нареченную под омелой. Кеннет склонил голову.

Неожиданно лицо сэра Эдвина приобрело озабоченное выражение

– Говорят, – сообщил он, – что опять пошел снег, милорд. Ваши слуги это подтверждают, хотя и уверяют, что снег не очень густой.

– А мы здесь в тепле и безопасности, – улыбнулся Кеннет. – Но мне пора к гостям, в залу. Пожалуйста, присоединяйтесь к мисс Хейз и выпейте пунша.

Сэр Эдвин счел себя обязанным выразить графу благодарность за это предложение, но тотчас же снова заговорил о снегопаде. Баронет опасался, что за ночь снега нападает столько, что утром он не сможет отправиться домой. А ведь матушка его опасно больна… Правда, мисс Хейз, добавил он, может возразить, что в письме от его сестры, прибывшем сегодня утром, не содержится подобного утверждения, но он-то, сэр Эдвин, прекрасно знает своих сестриц, в особенности Кристобел, старшую. Знает, потому и умеет читать между строк не хуже, чем сами строки. Не будь его матушка тяжело больна, она сама написала бы ему, дабы уверить своего сына, что он может наслаждаться обществом своей невесты – он поклонился Майре, – нисколько не беспокоясь ни о ней, ни о сестрах.

– И все же, полагаю, – сказал Кеннет, чтобы успокоить сэра Эдвина, – ваша матушка и сестры наверняка вызвали бы вас, если бы дела обстояли так плохо.

Но сэр Эдвин, хотя и рассыпался в благодарностях за заботу его сиятельства, не позволил себя утешить. Он заявил, что сердцем чувствует: матушка очень нездорова. Ведь у его сиятельства тоже есть мать и сестра, и, стало быть, он должен понимать, о чем идет речь. Сэр Эдвин воспользовался благосклонностью милорда и взял на себя смелость обратиться к нему с просьбой только потому, что его сиятельство уже показал, что он настоящий сосед и друг.

Кеннет поднял брови и задался вопросом: сможет ли он спокойно прожить до конца дней своих, находясь всего в трех милях от этого человека?

– Я должен безотлагательно вернуться домой, – продолжал сэр Эдвин. – И счел бы непростительным нарушением сыновнего долга, если бы промедлил хотя бы еще минуту. Не имеет значения, что со мной нет ни моего камердинера, ни багажа. Значение имеет одно: я вернусь в лоно своей семьи, пока не поздно, чтобы еще раз заключить в объятия мою дорогую матушку. Я бы попросил вас, милорд, предоставить карсту и горничную, чтобы моя невеста мисс Хейз по окончании бала вернулась к себе в Пенвит-Мэнор.

Майра Хейз поспешно проговорила:

– Я вернусь домой сейчас, вместе с вами, сэр Эдвин! Я уверена, что при таких обстоятельствах граф Хэверфорд простит нас за столь ранний уход.

– Я был бы крайне огорчен, что должен оставить вас здесь одну, мисс Хейз, если бы не тот факт, что вы находитесь в доме нашего соседа и друга, – заявил сэр Эдвин. – И я не. стану откладывать свою поездку даже на то время, которое требуется, чтобы добраться до Пенвит-Мэнор. В глубине, души я опасаюсь, что из-за снегопада путешествие очень скоро станет вообще невозможным.

– Тогда я поеду вместе с вами, – неожиданно проговорила Майра. – А его сиятельство сообщит обо всем моей матушке.

Но сэр Эдвин, несмотря на глубочайшую признательность мисс Хейз за ее заботу о будущей свекрови, сказал, что не может пренебрегать приличиями и не позволит своей невесте путешествовать наедине с ним.

– Разумеется, я велю сопроводить мисс Хейз домой после бала, – сказал Кеннет.

За эти любезные слова графу пришлось выслушать долгую благодарственную речь сэра Эдвина. В конце речи баронет снова заявил, что не может терять ни минуты. Однако после этого он потерял еще несколько минут, проводив Майру в бальную залу, туда, где ее близкая подруга миссис Линкольн, стоявшая рядом со своим мужем, беседовала с кем-то из гостей.

Полчаса спустя Кеннет проводил баронета в путь, еще раз заверив, что позаботится о том, чтобы мисс Хейз доставили домой в целости и сохранности. Снег сейчас не гуще, чем был днем, заметил Кеннет, и, стало быть, ни к чему тревожить приехавших на бал соседей и предупреждать их, что они, возможно, не попадут сегодня домой. Очень может быть, что не пройдет и часа, как снегопад прекратится.