Текст книги "Страсть за кадром"

Мэри Джойс
Страсть за кадром

ПРОЛОГ

– Ты не можешь умереть! Пожалуйста, не умирай! – шепотом умоляла Бретт Ларсен.

Больница была расположена в Манхеттене, в нескольких кварталах от дома ее матери.

Пока санитарная машина мчалась сквозь августовский ливень, два медика пытались сохранить едва заметные признаки жизни. Бретт стояла на коленях возле носилок, придерживая холодные, уже синеющие ноги матери.

«Теперь все понятно, – думала Бретт, – здесь все замешаны. И не моя мать была тому виной. Почему она никому не рассказала? Все могло бы быть иначе. Но теперь это уже не имело значения. Она должна выжить».

– Мама, я тебя люблю.

Санитарная машина остановилась. Двери словно сами открылись, и, прежде чем носилки опустили на землю, мрачная темнота оживилась от галогенных ламп и шума моторов. Бретт спрыгнула на тротуар и сразу же была атакована репортерами.

– Ваша мать хотела покончить жизнь самоубийством? Есть сообщения, что ваш дед тоже умер сегодня. Можете ли вы подтвердить это? Знаете ли вы причину ссоры между вашей матерью и ее отцом? Дадите ли вы свою фотографию как глава «Ларсен Энтерпрайсиз»?

Бретт, ошалевшая от этих вопросов и сплетен, с помощью окружавших ее охранников устремилась за двойные двери. Ее ввели в пустую комнату и, сказав, что доктор сразу же сообщит ей о каких-либо новостях, оставили одну.

Бретт упала в кожаное кресло, ее одежда была растерзана, а длинные темные волосы растрепанные и мокрые. Она прижала колени к груди и сидела, раскачиваясь взад-вперед; ее зеленые глаза уставились в никуда. Она надеялась, что скоро приедут ее жених и дорогая тетя Лилиан. Бретт никогда бы не пережила ужас прошлой недели без них; она нуждалась в них и теперь – все это Бретт осознавала, борясь с охватывающей паникой.

В сотый раз с тех пор, как она оставила квартиру матери, Бретт взглянула на часы и вдруг поразилась увиденной дате: ирония судьбы. Как все это могло произойти в день ее рождения? Так много случилось в день ее двадцатишестилетия. «Почему-то мать всегда старалась быть высокомерной в день моего рождения», – устало размышляла она, вспоминая торжество, которое устроила мать в день ее десятилетия.

Глава 1

– Я перебросила мяч через сетку больше раз, чем ты, – хихикнула Бретт, забираясь на залитый солнцем солярий. Она бухнулась в белый в голубую полоску шезлонг и покрутила своей косой, как прыгалкой. Раш, двухлетний эрдельтерьер, уселся на холодный пол около нее.

– Ха, но я всегда бегаю быстрее тебя в гору с пляжа, – отпарировала Лизи Пауэл, ее лучшая подруга, вскарабкиваясь на плетеный диванчик и вытягивая шею, чтобы посмотреть на рабочих, поднимавших огромный брезентовый тент над южной лужайкой Кокс Коува.

Большое загородное поместье в Сандс-Пойнт на золотом берегу Лонг Айленда было подарено тете Бретт, Лилиан, ее мужем, господином Нигнлем Коксом.

– Что это за парень в розовой рубашке? – спросила Лизи и чуть не свалилась, наклонясь, чтобы рассмотреть его.

– Это Ян Векефорд. Мама сказала, что он дизайнер, – ответила Бретт, подскочив к окну.

– Он сказочный, – проворковала Лизи.

– Сказочный? Ходить с шарфом на шее в августе! Да он ничтожество!

– Это называется аскотом, – проинструктировала Лизи, отбрасывая светлые локоны. – Я видела это в кино.

– Как бы ты ни называла его, я все равно считаю его странным, – пробормотала Бретт.

– Посмотри на эти грузовики! – сказала Лизи, загипнотизированная караваном машин, растянувшихся от дорожки до служебного входа. Кажется, будет такое торжество… – воскликнула она, ошеломленная всей этой активностью.

– Хм, возможно, но я чувствую себя всегда такой потерянной на маминых праздниках, – тихо ответила Бретт.

– Это не мамин праздник. Это твой день рождения, – возразила Лизи.

Бретт вздохнула. Она не хотела уменьшать энтузиазм своей подруги, но знала свою мать.

Вдруг Раш, виляя хвостом, бросился к двери встретить свою хозяйку. Лилиан Ларсен Кокс. Лилиан была художником – ее владение было для нее и мольбертом, и холстом, и сумкой для красок и кисточек.

– Так, я думаю, вы мечтаете о ленче. Судя по вашей одежде, у вас было бурное утро, – подмигнула она им и улыбнулась.

В свои пятьдесят шесть лет Лилиан была статной женщиной, чистые голубые глаза ее отражали одухотворенность и теплоту. Копна белокурых волос теперь была подернута сединой, и, когда люди описывали ее как величественную особу, она с шуткой замечала, что при пяти футах восьми дюймах ее широкие плечи опираются на более полную, чем когда бы то ни было, фигуру. Лилиан смотрела на жизнь, как на экстраординарный банкет, и с возрастом ей казалось, что она приближается к десерту.

– Ну, кто победил в теннисном турнире? Девочки захихикали.

– Я думаю – мы проиграли, – сообщила Бретт.

– Надеюсь, вы вдвоем победите любую непогоду, – Лилиан, довольная, рассмеялась и повернулась к повару, который накрывал на стол.

– Я так люблю, как она говорит, – прошептала Лизи, восхищаясь смешением акцентов шведского, английского и американского языков, которые никогда не портили ее речь.

Бретт соглашаясь кивнула, ее ярко-зеленые глаза блестели. Дело было не в том, как говорила ее тетя, а в том, что она говорила.

Лилиан понимала больше, чем любой знакомый ей взрослый.

Бретт, Лизи и Лилиан сели за круглый стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, и с тарелками с нарисованными земляничками. Лизи, болтая ногами, скрипела стулом, пока Бретт не стрельнула в нее взглядом. Бретт не была уверена, что это никого не нервировало и что в конце концов она не упадет.

Лизи была маленькой и хрупкой, как дрезденская куколка, девочкой и постоянно заставляла Бретт осознавать свои габариты, поскольку выглядела на голову выше своей лучшей подруги. С другой стороны, Лизи чувствовала себя крошечной по сравнению с ней и, по секрету, мечтала иметь такие же блестящие темные волосы, как у Бретт, и такие же длинные тонкие ноги.

Когда Лилиан принесла салат из авокадо и крабы, украшенные травой, Лизи сказала:

– Все выглядит прекрасно, миссис Кокс. Это так восхитительно. – Она толкнула Бретт, которая разливала лимонад. – Как ты можешь быть такой спокойной? Тебе будет десять лет. Это значит – у тебя уже две цифры!

– Но у тебя три цифры, – поддразнила Бретт, напоминая, к огорчению Лизи, что ей девять с половиной лет.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Ты чувствуешь, что ты уже подросток? – Лизи вздохнула и повернулась к Лилиан, чтобы узнать ее мнение. – Подростки такие невозмутимые. Моему брату Дэвиду восемнадцать, и он учится в колледже в Калифорнии. Он даже умеет водить машину.

– Ты уверена, что он действительно придет? – Бретт старалась не показать своего волнения.

Этим летом Дэвид занимался с Бретт и Лизи математикой – своим «коньком» и единственной проблемой, возникавшей у них в Далтоне, частной школе. Лизи была на стипендии. За эти недели Бретт влюбилась в Дэвида и мечтала иметь такого брата.

– Да, я уверена, – ответила Лизи, надеясь, что в последний раз.

Она никак не могла понять, почему Бретт так понравился ее старший брат. Дэвид – нормальный парень, но не предмет для мечтаний.

Тишину полудня нарушил стук массивной входной двери, сопровождаемый потоком команд, произносимых громким, настойчивым голосом. Слова, сначала непонятные, по мере приближения становились более отчетливыми и, казалось, привнесли с собой неистовую энергию урагана. Бретт напряглась, ожидая появления матери.

– Мне безразлично – делайте так, – огрызнулась Барбара на одного из рабочих, входя в солнечную комнату.

Барбара Ларсен Норт вошла с видом драматической актрисы:

– Устройство праздника всегда доставляет мне жуткую головную боль, – сказала она и приложила руку ко лбу, прикрывая от солнца голубые глаза.

Лицо Барбары, посвежевшее после утреннего массажа, было таким подвижным и экспрессивным – как лицо ребенка. В самом деле, всем верилось с трудом, что ей 32.

– Как хорошо, что я здесь. С таким народом ничего не будет готово к приезду гостей. Добрый день, тетя Лилиан! Бретт, ты и Элизабет – ну просто отвратительны! Что заставило вас подойти к столу в таких платьях! – Она прошла дальше в комнату, расправляя складки платья, которое облегало ее фигуру. Мода говорила, что этот фасон устаревает, но мужчины мечтали о ней, а для женщин ее фигура была предметом зависти. – Почему ты меня не поприветствуешь?

Бретт поднялась со стула и оставила дежурный поцелуй на подставленной щеке, боясь испортить прическу матери. Ее белокурые волосы были уложены не совсем модно, однако и это ее не портило.

Было недостаточным назвать Барбару красивой. Пристальный взгляд, а каждый не преминул бы это сделать, приносил чувство удовлетворения, как будто бы исполнялось что-то сокровенное.

– Хелло, мама, – настороженно сказала Бретт, стараясь уловить настроение матери.

– Девочки все утро играли и выглядят довольно-таки прилично для ленча. Это не чаепитие с королевой… – вступилась за них Лилиан.

– Вы играли все утро? Перед началом твоего праздника у вас будет измученный вид, – сказала Барбара с возмущением.

Лицо Бретт омрачилось. Ее день рождения! Никто и не узнает, что она здесь.

– На празднике мы будем прехорошенькие, миссис Норт, – сказала Лизи. – Мы сейчас поднимемся наверх и немного отдохнем. Пошли, Бретт.

Барбара уселась в кресло напротив Лилиан, положив ногу на ногу, и бросила сумку рядом с собой.

Лилиан закурила сигарету и сказала:

– Я хочу поговорить с тобой об этом празднике, Барбара. Твой Ян Вексфорд много сделал для него, однако я не вижу, чтобы что-то было сделано для детей.

– Почему, тетя Лилиан? – начала сладко Барбара. – Ян Вексфорд устраивает самые лучшие торжества и танцевальные вечера. – Она оторвала лепесток фиалки и нервно теребила его.

– Я прекрасно знаю, как господин Вексфорд может устраивать торжества, Барбара, но я согласилась предоставить Кокс Коув только для того, чтобы отметить десятилетие Бретт, – сказала Лилиан.

– Но десять лет – такая важная дата, и ты должна согласиться, что тема Китая, задуманная Яном, просто восхитительна. Представь, этот праздник будет иметь историческое значение! – Лепесток фиалки, теперь крошечный шарик, выпал из ее пальцев.

– С каких это пор такие предприятия имеют историческое значение? – огрызнулась Лилиан.

– Будет также представление и для детей, – защищаясь, сказала Барбара.

– Сколько ты ожидаешь детей? Барбара растерялась:

– Ээ… около дюжины.

– Двенадцать детей из двухсот гостей! – Лилиан со злостью затушила сигарету.

– Так много ее маленьких друзей летом в отъезде, что дюжину в любом случае можно посчитать за сотню, – подсчитала Барбара.

– Ты не могла подождать хотя бы неделю? Я уверена, что Бретт поняла бы тебя, и тогда много ее друзей пришло бы к ней, – сказала Лилиан.

– Но тогда было бы поздно отмечать праздник «Августовское полнолуние», – настаивала Барбара.

– Меня не волнует этот праздник. Мне интересен день рождения Бретт, который, как мне кажется, занимает последнее место в твоей голове. – Она встала и пошла к двери. – Уже поздно что-либо изменить, но я хочу, чтобы ты знала, что ты не обдурила меня, и я уверена – Бретт тоже.

Оставшись одна, Барбара раздраженно смяла подол платья. Чтобы успокоиться, она закрыла глаза.

Приглашения – красные открытки, надписанные золотом, – прочитала: «27.08.72 г, в шесть часов вечера покорнейше просим присутствовать на торжестве по поводу праздника „Августовское полнолуние“ и десятилетия мисс Бретт Ларсен». Каждому лично они были вручены. Список гостей, рассчитанный на то, чтобы шокировать и успокаивать, включал баронов с Уолл-стрит, кинозвезд, известных общественных деятелей и даже гуру. У Барбары была своя стратегия приглашения гостей, она поддразнивала их лакомым кусочком большого веселья и гостями, уже принявшими ее приглашение. Как ей нравились звонки тех, кто любой ценой хотел попасть на эти вечеринки. Обычно в августе никогда не случалось никаких событий, но Барбара так все организовала, что знала: ее имя обретет огромную популярность.

Открыв глаза, она потянулась к сумочке, достала розовую коробочку для пилюль, вытряхнула две успокоительные таблетки и проглотила их, запивая лимонадом. «Эта вечеринка будет незабываемой!» – поклялась она и вышла из комнаты.

Глава 2

Бретт и Лизи широко раскрытыми глазами уставились на те принадлежности, которые Серж внес в комнату. Поверх черного кожаного саквояжа они увидели: фен, щипцы, склянки с гелями и помадами, а также флакончики с лаком для волос. Еще он принес ящик с парикмахерскими принадлежностями.

– Теперь твоя очередь, новорожденная, – сказал Серж с чуть заметным акцентом. – Только что я сотворил шедевр для твоей мамочки, а сейчас я поколдую над тобой.

– О! Должно быть, вы принесли весь первый этаж Блюмингдейла, – прошептала Лизи с благоговением.

«Будет очень забавно», – подумала Бретт, вспоминая, как красиво выглядела ее мать, выходя от парикмахера. Она подмигнула Лизи и спросила:

– Господин Серж, когда вы покончите со мной, смогли бы вы сделать что-нибудь и с Лизи?

– Конечно, мой ангел. В твой день рождения – все, что ты хочешь.

– Он очень милый, – прошептала Лизи, в то время как Серж сушил волосы Бретт.

– Как это будет выглядеть? – спросила Бретт.

– Это очень сложно объяснить. Я должен сконцентрироваться, – сказал Серж, оглядывая гребешки из слоновой кости гагата и живых цветов, которые должны были быть частью его творения. – Но ты будешь выглядеть как китайская куколка.

«Очень сложно», – подумала она: ей совсем не хотелось, чтобы гости весь вечер засматривались на ее прическу.

– В этом году в школе мы изучали Китай, – сказала Бретт. – Знаете ли вы, что, по традиции, китайские девочки носят волосы распущенными, пока не соберутся выходить замуж? Я думаю, будет дурным тоном, если поднять их вверх.

– Дурной тон? – нервно сказал Серж. Бретт не была твердо уверена в этом, однако, казалось, это очень обескуражило его. – Как ты говоришь они носят волосы?

Серж закрепил веночек из бело-розовых крошечных цветков в челке. Ее черные волосы, слегка подкрученные, ниспадали вниз по спине.

– Ты становишься красоткой – действительно красивой, – уверенно сказал он, доставая склянку с розовым блеском. – Думаю, что немного помады на губах тебе также не повредит.

Лизи уселась на место Бретт, и Серж принялся укладывать ее белокурые локоны в халу.

Бретт посмотрела на себя в небольшое настольное зеркало и не увидела девочку, высокую, нескладную, с тонкими руками и ногами и волосами, которыми можно было управлять, только заплетая их в косы. Она увидела симпатичную девочку, немного загорелую, в глазах которой отражались ум и удивление, и тепло улыбнулась.

Серж бесшумно исчез, бормоча что-то о дурном тоне.

Лизи, довольная своей внешностью, особенно помадой, села на кровать, оглядела комнату и подумала, что никогда бы никуда не ушла, будь у нее такая комната. Ей нравилась комната у себя дома, но квартира ее родителей никогда не сравнится с Кокс Коув или шикарной квартирой на Пятой авеню, где жила Бретт со своей матерью и Захари Ярроу, ее теперешним мужем.

– Что-то не так? – спросила Лизи, заметив серьезное выражение лица Бретт.

– Я только мечтаю, чтобы сегодня все прошло нормально и чтобы мама с Захаром опять не поругались, – ответила Бретт.

– Не переживай так, Бретт. Мы собираемся сегодня принять бой. Пошли, пора одеваться.

Лизи сняла с вешалки свое новое праздничное платье в желтый горошек. Бретт влезла в шелковую изумрудно-зеленую китайскую тунику и прикрепила серебряные аксельбанты на шее и плечах. Вышивка из букетов желтых, розовых и лиловых цветов с жемчужинами в центре была разбросана по всему наряду.

Лизи закрыла рот рукой, чтобы не взвизгнуть:

– Ты выглядишь, как китайская принцесса!

«Может, даже и моя мама будет довольна сегодня моим видом?» – подумала Бретт.

– Перед тем как нам спуститься, я хочу преподнести тебе подарок. – Лизи подошла к своему багажу и возвратилась с подарочной коробкой.

Минутой позже Бретт обрызгала себя духами с нежным освежающим запахом лимона.

– У меня никогда не было еще парфюмерии. Мне это так нравится! Спасибо тебе, Лизи.

В клубах цитрусового облака они важно спустились вниз, где их встретила Лилиан. У библиотеки они услышали голос Барбары:

– Почему ты не наденешь блейзер?

– Ты можешь считать, что обязана покупать мне вещи, но это не значит, что я обязан их носить, – ответил Захари.

– Я специально заказывала этот пиджак для сегодняшнего вечера, – настаивала Барбара.

– Черт возьми, Барбара, это шерсть цвета голубой волны. Знаешь ли ты, какая температура сегодня? – спросил Захари.

– Ты выглядишь нелепо – я умываю руки, – сказала Барбара в тот момент, когда Бретт, Лизи и Лилиан вошли в библиотеку.

Барбара стояла подбоченившись, посреди комнаты, одетая в тунику цвета мандарина – из белого сатина, украшенного золотым кантом. В разрезе юбки видна была ее бархатистая ножка с хрупкой ступней, балансирующей на рискованно высоких золотых сандалиях. Ее прическа была действительно шедевром: созданная накладкой с прекрасным белокурым шиньоном, который Серж уложил в виде цифры восемь, украшенной каскадом хрусталиков и жемчужин, играющих как северные огни. Барбара стремилась к контрастам. Она казалась окутанной в безмятежный молочный цвет, хотя ее глаза сверкали, а щеки горели.

– О, миссис Порт! – сказала Лизи.

– Спасибо, Элизабет. Ты одобряешь? – поинтересовалась Барбара.

– Может, я представлю именинницу уважаемым гостям? – сказала Лилиан, обращая внимание группы гостей на Бретт.

– Бретт! Ты словно вышла из песни о цветах! Роджерс и Хаммерстейн делали лучше, но там вдохновляла сцена! – сказал с энтузиазмом Захари, отрываясь от своего кожаного дивана.

– Спасибо, благородный Зах. – Бретт церемонно поклонилась и добавила:

– Ты тоже хорошо выглядишь.

Захари был в белых коттоновых брюках и пиджаке типа сафари цвета хаки. Он никогда не был красавцем и в свои пятьдесят три был лысым с кромкой из седых волос и небольшим брюшком.

Захари и Барбара поженились два года назад, и Бретт любила его. Он всегда вызывал в ней чувство ее значимости, ведя разговоры о пьесах и других взрослых вещах, как будто она была одним из его закадычных друзей из театра. Он был остроумным, прелестным, а также слыл талантливым продюсером на нью-йоркской сцене, но недавно его проекты лопнули. Бретт казалось, что мать приветствовала его неудачи, – она почти радовалась им, несмотря на то что он тратил ее деньги.

Бретт относилась к Захари больше как к деду, чем как к отцу, хотя она не знала ни того, ни другого. Она думала, что Брайан Норт – телевизионная звезда – был ее отцом, до тех пор пока четыре года назад они с матерью не уехали из Калифорнии в Нью-Йорк. Ей не разрешили больше никогда с ним встречаться. Когда Бретт спрашивала мать, почему они оставили Брайана или о том, кто был действительно ее отцом, ее вопросы наталкивались на каменную стену, как и вопросы о ее бабушке и дедушке: «Я не хочу обсуждать это когда-либо», – отвечала Барбара.

– Этот наряд тебе почти короток. Ты когда-нибудь перестанешь расти? – спросила Барбара. – Что за ужасный запах? Я отослала бы тебя наверх смыть его, но уже нет времени. И я думала, Серж сделает что-нибудь поинтересней с твоими волосами.

Внутренне Бретт вся содрогнулась от такой критики матери, но на ее лице это никак не отразилось. Ужаснувшись бесчувственности Барбары, Лилиан нежно сказала Бретт:

– Я что-то хотела тебе подарить.

– Не может это подождать? – нетерпеливо огрызнулась Барбара.

– Нет, не может, – сказала Лилиан и достала фотоаппарат. – С днем рождения, моя дорогая! – она накинула ремень девочке на шею и поцеловала ее.

– О, тетя Лилиан! Мне так нравится! Как ты узнала, что я хотела фотоаппарат? – воскликнула Бретт, глядя в объектив, чтобы сделать свой первый снимок.

– Фотография помогла мне сделаться лучшим художником. Я наблюдала, как ты делала эскизы на берегу, и подумала, что это поможет и тебе.

– Можем мы теперь уйти? – побито спросила Бретт.

– Минуту, – Лилиан передала Бретт крошечную, из голубого бархата, ювелирную коробочку. – Это от твоего дедушки.

– Почему он упорствует?! – закричала Барбара. – Он никогда ее не увидит, какие бы безделушки он ни присылал!

Бретт положила коробочку обратно в ящик стола. Лучше она возьмет ее попозже. Она знала: в ней лежало что-то приятное. Это будет еще одно украшение-зверюшка, которую ежегодно начиная с шести лет ей присылал дед. Барбара не разрешала носить его браслеты, поэтому Бретт складывала их в бюро.

– Барбара, нет никакого зла в его подарках, – сказала Лилиан.

– Зла? Что ты знаешь о зле? – раздраженно спросила Барбара.

– Я не знаю, что происходит в последнее время между тобой и твоим отцом, но именно его деньги делают твою жизнь столь экстравагантной. – Помолчав, Лилиан продолжала:

– Может, мы пойдем и поприветствуем гостей?

– Хорошо, – сказала Барбара. – Идите. Мы с Бретт скоро будем.

А за окном вечер купался в золотых лучах предзакатного солнца. Вереницы шикарных сверкающих «лимузинов» и «седанов» доставляли гостей ко дворцу – сердцу Кокс Коув.

Приезжающих встречали у огромного бассейна, сверкающего сотнями факелов в виде лилий, освещающих вишневые деревья вокруг большого газона, по которому важно разгуливали павлины, распушив похожие на радугу хвосты. Далее можно было видеть необычайно красивый жасминовый остров. Со всех сторон тента над площадкой свисали золотые шелковые ленты, трепещущие под легким дыханием ветерка в лучах вечернего солнца. Октет музыкантов с традиционными китайскими косичками в красных с черным халатах наигрывали веселые мелодии, встречая каждого почетного гостя.

Наконец Лилиан, Захари и Лизи достигли столов с красными скатертями. В центре каждого стоял большой стеклянный с толстыми вуалехвостыми золотыми рыбками аквариум, увенчанный бледно-розовыми цветами лотоса, которые своим нежным ароматом освежали воздух.

Напряженность, возникшая к половине пятого, так охватила Лизи, что, увидев Дэвида, она не сдержалась и, подбежав, бросилась ему на шею.

– Я так рада, что ты здесь, – сказала она задыхаясь.

– О, гусеничка! Что же такого я сделал, чтобы заслужить такие объятия? – спросил Дэвид, его коричневые глаза весело блестели. – Ой, Дэвид, это было ужасно. Ты бы слышал, что миссис Норт сказала Бретт. И не называй меня гусеницей, – затараторила Лизи.

– Что ужасно? – спросил Дэвид. Но она не успела ответить: прозвучал гонг, и фанфары протрубили марш.

Появились Бретт и Барбара, сидевшие в рикше на подушках ручной вышивки. Восторги вылились в аплодисменты в честь Барбары и сопровождавшей ее Бретт. Барбара махала рукой, в то время как ее ярко-голубые глаза оглядывали вокруг, оценивая внимание публики. Ее радары были безошибочны: она всегда знала, где и когда надо поддать немного жару.

Бретт, подавленная привлеченным к ней вниманием, подняла свою камеру и стала фотографировать.

– Убери ее, – шикнула Барбара, – тебя же не видно!

«Я знаю», – подумала Бретт, аккуратно укладывая камеру в футляр.

Вид Барбары ослабил в Захари прежнюю враждебность. Она сменилась мрачным предчувствием и ревностью, которые часто его охватывали. Барбара была наркотиком, прописанным от приближающейся старости и неудач. А Захари был безнадежным наркоманом. Он был болен этой всепоглощающей молодой женщиной, но знал, что проявление его чувств было бы встречено с презрением.

– В самом деле – волшебство! – Захари снял шляпу, помогая Барбаре выбраться из рикши. – Но тебе не кажется, что твой наряд излишне облегающий?

– Ой, Захари, не будь таким нудным, – ответила Барбара, зная, что упоминание о его возрасте будет держать мужа в страхе весь остаток вечера.

Дэвид увидел Бретт, стоявшую в рикше, брошенную и забытую, и кинулся к ней на помощь. Он легко опустил ее на землю и поцеловал в щеку:

– С днем рождения, Бретт! Извини, что без подарка.

– Все хорошо, – ответила Бретт, стараясь как можно дольше продлить ощущение поцелуя на щеке, – спасибо, что помог мне спуститься.

– Хорошо, что ты меня пригласила. Дэвид был тронут, получив приглашение, но не собирался приезжать, пока не услышал о масштабах торжества. В свои годы Дэвид знал о дворцах с арками, прислуге и «лимузинах» и что все это было повседневным в жизни Бретт, но он никогда с этим не соприкасался. Изумление этим богатством изменило весь ход его мыслей.

– Все так красиво! С чем можно сравнить поездку в рикше? – спросила Лизи.

Бретт села рядом с Лизи. Она хотела забыть происшедшее.

– Это действительно выглядело изящно. И посмотри на моего брата с усами. В последнее время я вижу его в костюме, который подарили ему родители на окончание, – поддразнила Лизи.

Дэвид отрастил усы, чтобы чувствовать себя равным среди одноклассников, которые были на два года старше его. Хотя ему было только восемнадцать, он поступил в Стан-форд, как особо одаренный – для получения знаний в области компьютеров.

Дэвид казался красавцем, его волосы развевались по плечам и были такими же кудрявыми, как у Лизи, только более темными, густыми и блестящими.

– Какая чудесная камера, – сказал Дэвид, не обращая внимания на замечания сестры.

– Мне подарили ее на день рождения, – гордо сказала Бретт. – Можно я тебя сфотографирую? – Она осторожно навела на него камеру.