Текст книги "Страсть за кадром"

Глава 9

Фотографии Бретт в «Слишком горячо» были настолько впечатляющими, что с ней подписали контракт на следующие шесть выпусков, если «Вуаля!» еще будет существовать. Она также отослала сюжет о лыжниках в Лузанне для январского выпуска с уже быстро согласившимся Джо, приглашенным на вторую съемку в журнале. Он решил использовать шутку до конца.

За исключением редакторских совещаний, перед каждой съемкой Бретт практически не видела Лоренса Чапина. Он вернулся к своей обычной грубоватой манере, а от деятельности редактора отошел со словами: «Ты знаешь, что мне надо». И Бретт инстинктивно понимала, что он хотел… в фотографии. Она понимала достаточно хорошо, что не должна ждать присутствия главного редактора во время съемок, но смущало, что он явно избегает ее. Может, он ошибся в ней из-за случившегося? Чувствовал себя виноватым? Она старалась гнать от себя воспоминания о том вечере, предпочитая свалить все на рискованное сочетание вина и усталости. Кроме того, при встрече с Лоренсом она вспоминала и каждое слово их разговора, и как тоска в его глазах обернулась в долгий поцелуй. Она избегала горячих споров с ним, но страстно желала отмены смертного приговора! Бретт необходимо было увериться, что Лоренс пригласил ее еще на шесть номеров не из благодарности…

Бретт знала, что работа была хороша, но трудно было поверить, что слухи в Париже распространялись даже быстрее, чем в Нью-Йорке. Уже поговаривали о больших изменениях в «Вуаля!» и о том, что в журнал пришла новый талантливый фотограф. Таким образом, продолжая снимать свои сюжеты, она находила многие двери, уже открытыми перед ней, и назначала встречи в журналах, где незадолго до этого была неизвестна. Не так давно она была совсем другим фотографом. Бретт Ларсен приветствовали как часть так называемой «революции в журнальной индустрии, которую не видели со времен Дианы Вриланд из „Бог“.

Бретт снимала и для новой коллекции Мартины Галлет. Стилисты и гримеры, которых Бретт до этого никогда не встречала, звонили с предложениями показать свои альбомы, чтобы получить возможность работать с ней, предлагали свои услуги при проведении пробных съемок.

И если в прошлом она должна была упрашивать показать ей альбом с моделями, теперь она получала огромный поток фотографий и даже приглашения на обеды от директоров некоторых агентств, которые всегда стремились подружиться с фотографами, имеющими работу для их моделей.

На одном из таких обедов Габриель Жаррэ, умный, приветливый руководитель агентства «Л'Этуаль», спросил о найденном Бретт «толстом ломте», который будет дебютировать в декабрьском «Вуаля!». Он хотел знать, есть ли у Джо в Париже импресарио, и, когда Бретт ответила отрицательно, он заказал еще порцию вермута и произнес целую речь, почему Джо должен прийти в агентство.

Бретт также начала думать, что Джо нужен импресарио. У него было природное очарование, его забавные, любезные манеры захватывали человека моментально.

Бретт осторожно кралась вниз по шатким ступенькам вниз в ателье Джо. Грубые наброски и более определенные наметки покрывали каменные стены, а в центре грязного пола она увидела Джо, с деревянным молотком и стамеской в руках, рассматривающего большой кусок гранита для будущей работы.

– Вот так начинал Микеланджело! – воскликнула Бретт, оглядывая рабочее место Джо. Она здесь была впервые.

– Иногда я не знаю, ночь сейчас или день, но рента небольшая. Не такая уж это темница, – сказал он смеясь. Было нежарко, но Джо работал в жилете, открывающем его мускулистый торс.

– Не удивляюсь, почему у тебя такая хорошая фигура, – Бретт обхватила двумя руками бицепс его правой руки, но ее пальцы не соединились. – Я не представляла, что работа скульптора такая тяжелая. Признаюсь, я никогда не задумывалась над этим. – Она осмотрела законченную часть работы, которая походила на волнистые песочные дюны. – Это действительно замечательно, Джо, – сказала она, обнимая его за талию.

– Ты думаешь? Но я мог бы действительно делать что-нибудь прекрасное, если бы у меня были лучше материал и инструменты. – Джо положил ей руку на плечо и рассматривал незаконченную скульптуру.

Джо нравилось проводить время с Бретт. За два месяца их знакомства дружба окрепла. По крайней мере раз в неделю они встречались, чтобы поужинать вместе и поболтать. Они честно рассказывали о своих делах, встречах, опасностях и разочарованиях, которые скрывали от всех остальных.

Вначале Джо преследовал далекие от платонических отношений цели. Бретт нежно объяснила, что у нее другие планы, но она ценит его дружбу. Джо неохотно принял ее решение. То, что она ничего не объяснила, можно было понимать по-разному. Джо напоминал ей Дэвида, и она убеждала себя, что нечестно окручивать Джо только потому, что он ей кого-то напоминает.

– Хорошо, что ты заметил это, у меня к тебе есть предложение, – сказала Бретт.

– О, нет! Нелли, закрой дверь этого сарая, надвигается гроза. – Джо ретировался с притворным испугом.

К удивлению Бретт, Джо с радостью принял предложение Габриеля Жаррэ.

– Сначала все, что касалось моделей, для меня казалось странным. Но потом я понял, что это не противозаконно и не аморально и что я могу зарабатывать деньги за действительно короткое время. Мне нравится то, что я делаю в этой темной, грязной конуре, и если я смогу оплачивать свою работу, гримасничая перед объективом, пусть будет так, – сказал Джо. – Не волнуйся. Я согласен.

– Я и не волновалась, – уважительно сказала Бретт.

Она провела с Джо проверку первых страниц его альбома. В течение следующих нескольких недель он побывал на своих первых кутежах. Габриель его тепло приветствовал и прислал Бретт цветы и билеты на балет.

Джо был удивлен той тяжелой работой, которая свалилась на него. Агентство назначало по десять встреч в день с фотографами, редакторами журналов, дизайнерами и другими, и на каждой встрече он должен быть таким же радостным и остроумным. Джо относился к этому философски. Он подсчитал, что вот уже шесть лет занимался скульптурой, и никто до сих пор не обратил внимания на него; ему было нужно потратить немного времени, и вопрос рисования на морозе зимой закроется сам собой. Он был согласен делать грязную работу в надежде, что все окупится.

Джо и Бретт отметили его первый большой контракт в декабре, сразу после того, как появились его снимки в «Вуаля!» «Ом дю Монд» пригласил его для выпуска первого номера. Он проведет первые две недели января на Сейшельских островах, пышном тропическом рае в Индийском океане.

Как только «Вуаля!» попал к читателям, Бретт вышла на орбиту. Заказчики звонили и приглашали ее, освобождая от репетиций (переговоров агентов и менеджеров, от которых зависит подписание контракта и жалованье), в любое удобное для нее время.

Признанием успехов Бретт была присланная из дома поздравительная открытка от Малколма. Она знала, что он посылает пять тысяч таких открыток, а вся операция проводится компьютером. Открыв розовый с красным конверт, она нашла написанную от руки записку: «Видел твой материал в „Вуаля!“ Следующий твой приезд в Нью-Йорк будет за моими заказчиками. Успехов в работе, малышка! Спасибо». Во всем этом безумии Бретт не приходило на ум, что ее работу заметят законодатели мод Нью-Йорка.

Бретт собиралась поехать в Штаты на праздники, но в последнюю минуту отказалась от этого. Как бы сильно она ни желала увидеть Лилиан, она знала, что все время будет занято посещением друзей и присутствием на празднествах. А у нее очень много дел в Париже и необходимо подготовиться к бешеной атаке в январе.

Бретт и Джо решили провести Рождество вместе. Они пригласили несколько друзей, таких же искателей приключений, на обед в квартире Бретт. Джо, увидевший беспомощность Бретт на кухне, приготовил все сам. Лесной букет из веток ели и венков, украшавших двери и камин, смешивался с пикантным ароматом лавро-вишневых свечей, сладким запахом горящих вишневых поленьев в камине, ароматом подогретого вина, исходящего из грузинского серебряного кубка – все было готово для приема гостей. Они пировали с хорошей едой и хорошими пожеланиями и закончили вечер пением, копируя своих любимых исполнителей.

Когда гости разошлись, Бретт с бокалом в руке устроилась в глубоком розовом кресле у камина и подумала: «Какая я счастливая, что у меня есть друзья в Париже. Жаль, что не увижу Лизи, тетю Лилиан и пропустила Рождество в Кокс Коуве, но праздник удался».

К Бретт пришло очень много поздравлений, в том числе из дома, от деда, но не от Барбары. «Как долго она может обижаться, что я встречаюсь с дедом?» – поражалась Бретт. Прошло два с половиной года после той сцены в аэропорту. Бретт старалась прогнать печаль и обиду на пренебрежение матери. Она подложила под себя ноги и уставилась на гипнотизирующее пламя, теребя пальцами камею своей бабушки. Бретт смущало, что мать отказалась говорить об отце. Она сделала глоток коньяка и вспомнила, какими теплыми и оживленными были рассказы Лоренса о его отце в ту ночь на улице Фош.

Она уважала и любила Лоренса. Его поцелуй не обидел ее, но взволновало его дальнейшее поведение.

Сильный ветер распахнул двери на балконе, и она вышла запереть их. Она раздвинула кружевные шторы и восхитилась, увидев снежинки первого снегопада за эту зиму. В Париже не часто шел снег. Карьера Бретт развивалась необычайно бурно, даже лучше, чем она ожидала. Сколько она знала фотографов, которые пробивались многие годы, чтобы кто-нибудь заметил их работы, а некоторые так ничего и не добились. Она опустила шторы.

В постели, уютно устроившись под ватным одеялом, Бретт снова вспомнила поцелуй Лоренса и решила, что работать с ним менее проблематично, чем быть его возлюбленной.

Как и ожидала Бретт, январь оказался бешеным. Она провела сравнительно блаженных три дня, снимая семь страниц для «Вуаля!». Хотя издатель все еще решал вопрос «быть или не быть» выпуску, обновленный журнал получал все новые рецензии, возрастал и читательский и рекламный интерес. Лоренс разъезжал по Европе, создавая рекламу новому выпуску журнала.

Она отсняла свою первую розничную рекламу для «Гелериз Лафайет» и получила престижное приглашение в «Элле». Умберто де Сантис, постоянный фотограф этого журнала, был арестован в день Новогоднего праздника за хранение кокаина. Бретт попала в список лучших фотографов «Элле» и ее отправили на съемки экзотических нарядов в старинный город Маракеш. Жара была гнетущая, и они могли снимать только в утренние и вечерние часы. Но пейзаж и декорации были бесподобными. Она использовала все преимущества этого местечка, снимая на фоне Атласских гор и пьянящих садов дворца султана XIV века. Во время своего путешествия она услышала, что «Элле» собирается штурмовать ворота «Конде Наст» и печататься в США.

Вернувшись домой в начале февраля, Бретт не терпелось встретиться с Джо. Они не виделись месяц, и у обоих было что рассказать друг другу. Они назначили день встречи, но в последнюю минуту Джо сообщил, что из-за работы не сможет с ней встретиться.

С одной стороны, Бретт была очень рада за Джо, но с другой, она расстроилась из-за того, что ее планы нарушились. Не успев решить, чем занять этот вечер, она услышала телефон. Матильда, секретарь Лоренса Чапина, звонила, чтобы пригласить ее на импровизированную вечеринку по поводу успехов «Вуаля!».

Она проехала через весь город под проливным дождем, и когда вошла в редакцию, торжество уже набрало силу. Комната для совещаний была вся заставлена разнообразными бутылками, в воздухе висел густой табачный дым. Ее приветствовали громкими возгласами и аплодисментами. Она не была архитектором, но одним из основных строителей дамбы. Обычно контролирующий свои действия, очень корректный и сдержанный редактор по моде отказался сейчас от своих принципов и приветствовал изумленную Бретт поцелуем.

Бретт легко слилась с компанией своих коллег. Прежде она не представляла, что успех «Вуаля!» так много значил для нее. Вдруг в комнате напротив она заметила Лоренса, стоявшего прислонившись к дверному косяку и, запрокинув голову, смеющегося от всего сердца. Она сразу вспомнила момент, когда он выглядел таким же счастливым, но тогда она была намного ближе к нему.

«Прекрати», – подумала она. Бретт была благодарна Лоренсу Чапину за начало своей карьеры и за первые успехи, но никак не могла погасить те тлеющие угольки желания, которые невольно вспыхивали в его присутствии.

– Мои поздравления, мистер Чапин, – бодрым голосом сказала она.

– Борьба еще не кончилась. – Лоренс пожал и дважды потряс ее руку, собираясь уходить: он знал, что она будет здесь, но решил не думать об их предстоящей встрече. – Все в деловом мире говорят о тех изменениях, которые ты внесла. Некоторые очень обеспокоены этим.

– Но я не собираюсь сдаваться. Лоренс не намеревался говорить так сухо, но ему необходимо было удержать Бретт на расстоянии. Она была такая энергичная, талантливая – с одной стороны, но искренность и отсутствие коварства в ее глазах – с другой стороны, угрожали пробить его обособленность и искушенность в житейских делах. Это вызывало в нем необъятное чувство, которое он считал практически невозможным даже в свои молодые годы, а уж теперь его тяга к Бретт была совершенно алогична.

– Если позволишь, мне нужно удалиться, чтобы сделать еще несколько звонков.

Он исчез в кабинете, закрывая за собой дверь.

«Ну и ладно», – подумала Бретт.

Она должна была выполнять свои обязательства перед «Вуаля!» и будет к нему обращаться только в случае необходимости, и не более. И как она смогла очароваться таким грубияном?

Покрутившись еще немного, Бретт отправилась в подземный гараж к своей машине и, когда выруливала ее к выходу, услышала:

– Дерьмо! – рычал Лоренс, лежа под открытым капотом своего «ситроена». – Я заплатил целое состояние за эту чертову машину, а теперь я под капотом, как подросток с его первой развалюхой.

На сегодня Бретт было достаточно общения с Лоренсом, но все-таки, проезжая мимо него, она обернулась, и он ее увидел.

– Могу я вас куда-нибудь подвезти? – неохотно предложила Бретт.

– Мой гараж закрылся, а такси я сейчас не поймаю. Думаю, вы можете мне помочь, – ответил Лоренс, прислушиваясь к усиливающемуся дождю.

«Он говорит, будто делает мне одолжение», – подумала Бретт.

Некоторое время они ехали молча.

– Куда вам ехать? – спросила Бретт, сообразив, что не знает, куда везти Лоренса.

– Да я собирался спокойно пообедать в «Ле Флор». Вы знаете, где это? – спросил он.

– Конечно, это рядом с моим домом.

«В конце концов это удобно», – подумала она.

– Тогда почему бы вам не присоединиться ко мне? – Лоренс не понял, как у него с языка сорвалось это предложение.

– У меня завтра очень тяжелый день.

– И у меня, но ведь должны же вы поесть, правда? Последний выпуск «Вуаля!» стоит ужина.

– Вы очень любезны, мистер Чапин, – ответила Бретт и подумала, что ужин будет временным и необходимым злом.

Лоренс понял, что «мистер Чапин» будет снова рвом между ними. Он сам создал дистанцию. Это было, как ему казалось, то, чего он хотел и добивался.

Бретт попыталась найти какие-нибудь слова для продолжения разговора, но ей ничего не приходило в голову. Она должна расслабиться, если уж собиралась обедать с ним.

Бретт припарковала машину и достала зонт. Лоренс поднял воротник.

– Подождите, вы не можете так идти, – сказала она.

Они оба спрятались под ее зонтом. Неожиданно резкий ветер вырвал зонт, и он тут же был сплющен проезжавшим мимо автомобилем.

– Бежим, – крикнул Лоренс.

Они рванули через улицу, сначала стараясь обегать лужи, потом напрямик, поняв, что все равно безнадежно промокли. Влетев в «Ле Флор», они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– О, монсеньор Чапин. Или у вас не было зонта, или вы купались в Сене! – приветствовал метрдотель. – Позвольте предложить вам и вашей даме полотенце. Пойду скажу, чтобы накрыли ваш постоянный столик.

Когда Бретт проскользнула на красный кожаный диван, ее лицо обрамлялось короной блестящих кудряшек.

– Ноги промокли. Я прямо чувствую, как мои пальцы слипаются в туфлях!

– Выньте их.

– Свои пальцы? – И оба захихикали, и это было очень естественно.

– Дайте мне ваши туфли. – Лоренс нагнулся под стол и достал оттуда ее мокрые туфли:

– Я позволил себе вольность пораспоряжаться, решив, что вы можете простудиться.

Бретт сделала глоток жидкости цвета топаза и поприветствовала букет крепкого коктейля из коньяка с вином. Она предполагала провести жуткий вечер, но сейчас это уже было неважно.

– Прекрасный выбор. – Она на момент задумалась. – Итак, почему же все-таки вы мне дали шанс тогда, в сентябре?

Это был действительно тот вопрос, ответ на который ей был необходим. Если уж так случилось, что она поймала его «без охраны» – тем лучше.

– Твои снимки были целевыми и неотразимыми, и ты рисковала, а я таких люблю.

– А если бы я оставила свой альбом в кипе с другими, вас бы они привлекли?

– Я не могу ничего сказать, потому что ты не сделала этого. Бретт, твои работы исключительные, и когда я дал тебе тот ангажемент, то сначала удивился, что потерял способность принимать рациональное решение, но жизнь учит, что иногда иррациональные решения бывают единственно верными. И я очень доволен своим выбором.

Его ответ все прояснил.

Они заказали «рагу по-тулузски», блюдо из тушеных бобов, сосисок, баранины и утки, и, захваченные разговором, ели с большим аппетитом.

– Теперь моя очередь спрашивать тебя, – объявил Лоренс. – Что делает тебя такой самоуверенной?

Бретт взглянула на свое отражение в зеркале за его спиной.

– Когда-то кое-кто старался убедить меня, что все, что я делаю, плохо. Когда я поняла, что тот человек не прав, я решила, что бы я ни делала, будет лучше, чем если бы я бездействовала вообще.

Когда они вышли из ресторана, был густой туман.

– Если можно, я провожу тебя, – предложил Лоренс, и они пошли по пустынным улицам.

Бретт была в восторге от старинных кукол в витрине магазина, и ее нос почти сплющился о стекло. Лоренс стоял рядом с ней; его разум снова боролся с его чувствами. Он положил ладони на стекло.

– Тебе не будет противно, если я тебя еще раз поцелую? – прошептал он. Бретт обернулась к нему.

– Нет, – тихо сказала она, – мне не было противно и в первый раз.

Он запрокинул ее голову так, что глаза их встретились. В тот момент все, что было месяцами непонятно, создавало преграды между ними, решилось, и их глаза это выразили, а губы подтвердили – медленно, ласково, нежно. Молча, рука в руке, они подошли к дому Бретт.

– Не хочешь подняться на чашечку кофе? – спросила Бретт.

Лоренс был потрясен уютом ее квартиры.

Из-за несложных, прямых линий ее одежды и современного целеустремленного подхода к работе он ожидал, что ее жилище отражает те же взгляды.

Софа и стулья, обитые ситцем, шторы из кружева и старинные столы и лампы не вызывали отвращения, а наоборот, казались теплыми и приветливыми. Было непонятно: это попытка создать только уют или сохранить свое «я» в быту.

Бретт знала, чего хотела, когда приглашала Лоренса, но сейчас почувствовала смущение и трепет. Она сняла туфли, повесила их пальто и пошла на кухню. Лоренс, устроившись в углу софы, поднялся и последовал за ней.

– Если честно, Бретт, я не хочу кофе.

– И я тоже, – сказала Бретт.

Лоренс притянул ее к себе и впервые их тела слились в объятиях. Их губы больше не спрашивали, они требовали, горячо настаивали. И, не говоря ни слова, Бретт повела его в спальню. Она стала поспешно раздеваться, но Лоренс остановил ее. Он положил ее на пушистое покрывало ручной вышивки, встал рядом на колени и, с благоговением лаская, медленно раздевал. Он чутко понимал, что доставляло ей большее удовольствие. Она была желанной ученицей в его руках.

Бретт никогда не ощущала такой прелестной муки. Она стала поторапливать его, чувствуя, что сходит с ума, и Лоренс прекратил свои ласки и быстро разделся. Он сел рядом с ней и стал любить ее глазами. Это показалось Бретт вечностью. Свет от абажура персикового цвета теплыми бликами лежал на ее губах, теле.

– Что-то не так? – спросила Бретт, вдруг осознав свою беззащитность.

– Нет, я просто не могу налюбоваться на тебя, – ответил возбужденный Лоренс.

Он притянул ее к себе и стал ласкать каждую клеточку ее тела.

Бретт ритмично, настойчиво ласкала бедрами его налитой фаллос, и он пульсировал и трепетал, готовый взорваться. Когда Бретт дотронулась до него рукой, Лоренс закрыл глаза – у него вырвался стон.

– Я больше не могу, – прошептала Бретт.

– Побудь со мной, – уговаривал Лоренс. И она была. Снова и снова он пронзал ее, доводя до верха блаженства. Наконец, они вместе достигли того пика, какого никто из них еще не достигал.

Они заснули в объятиях друг друга, насыщенные и измученные.