Текст книги "Дворец ветров"

Не имея понятия, в какой храм водила его Сита (впрочем, он все равно не смог бы войти туда в нынешнем своем наряде), Аш подал милостыню от ее имени нескольким измазанным пеплом садху и дюжине индусских нищих, а на следующее утро вместе с Зарином, Ала Яром, Махду и Гул Базом присоединился к огромному собранию народа во дворе мечети Джама-Масджид и помолился за нее и за дядю Акбара – за ортодоксальную индуску и ревностного мусульманина – в надежде, что Единый Бог, для которого все верования суть одно, услышит молитвы и не обидится.

На галерее над большими воротами находилась группа туристов, европейцев обоих полов, которые смотрели на молящуюся толпу внизу, все время смеясь и переговариваясь с таким видом, словно они наблюдали за ужимками животных в зоопарке. Их громкие голоса бесцеремонно прорезались сквозь приглушенный гул молитв, и Аш сердито подумал, что бы они почувствовали, если бы группа индийцев вела себя таким же образом во время богослужения в Вестминстерском аббатстве. В следующий миг, к немалому своему замешательству, он узнал в одной из женщин миссис Харлоу, а в другой – свою суженую. «Это просто невежество… они не хотят никого обидеть, они не понимают», – нашел он оправдание для них.

Красностенный город Моголов был столь же интересен днем, сколь занимателен ночью, но ближе к вечеру совесть запоздало напомнила Ашу о чудовищности его поведения и возможных последствиях оного, и он неохотно переоделся в свой костюм и провел полчаса в ювелирной лавке на Чанди-Чоук, прежде чем появиться в дак-бунгало.

Лишь горстка пассажиров, прибывших на почтовом поезде из Бомбея, направлялась дальше на север, в Пенджаб, и оставшуюся часть пути они проделали в дак-гхари – тряских конных повозках, напоминающих закрытые ящики на колесах. На сей раз Аш делил повозку только с одним попутчиком, но, поскольку им оказался Джордж Гарфорт, Аш предпочел бы путешествовать в полном одиночестве или в многолюдном обществе.

Джордж не собирался оставлять надежд, пробужденных в нем ласковым обхождением Белинды в течение первых трех дней после выезда из Бомбея. Тот факт, что она считала себя невестой Аштона Пелам-Мартина, никак не влиял на его чувства к ней (разве что к прочим переживаниям, связанным с девушкой, добавились ревность и отчаяние), а так как он не видел причины, почему бы не обсудить предмет своих душевных страданий с ее женихом, Аш был вынужден постоянно выслушивать своего снедаемого любовью соперника и часто с трудом сдерживал раздражение.

К сожалению, в свое время поощрив Джорджа к разговорам о себе, Белинда выпустила на волю демона болтливости, и, однажды закусив удила, Джордж уже не мог остановиться. Не находя способа достаточно вежливо пресечь излияния своего попутчика, Аш пошел по пути наименьшего сопротивления и стал проводить значительную часть каждого дня в обществе Зарина, Ала Яра и Махду – не только потому, что отдавал своим друзьям бесконечное предпочтение перед мистером Гарфортом, но также и потому, что теперь не имел возможности проводить время с Белиндой, так как ее мать пригласила свою старую знакомую, некую миссис Виккари, разделить с ними дак-гхари.

Присутствие третьей особы – дамы средних лет – положило конец всем надеждам получить приглашение провести час-другой в повозке Харлоу или побыть наедине с ними во время остановок на различных постоялых дворах, где сдавались комнаты, подавалась еда и менялись лошади. Однако, несмотря на такое разочарование, Аш отнюдь не проникся сильной неприязнью к нежданной попутчице, ибо миссис Виккари оказалась чудесной женщиной, умной, терпимой и понимающей, обладающей талантом заводить друзей и питающей неподдельный интерес к другим людям, что делало ее очень приятным собеседником. Она была также замечательной и сочувственной слушательницей, и Аш неожиданно для себя рассказал ей о своей жизни больше, чем когда-либо рассказывал Белинде, что чрезвычайно удивило его, хотя нисколько не удивило миссис Виккари.

Эдит Виккари привыкла получать доверительные признания (и ни разу в жизни не выдала ни одного секрета, почему, вероятно, и пользовалась таким доверием). Более того, выслушав многословный рассказ о перспективах, родственниках и происхождении молодого мистера Пелам-Мартина из уст его будущей тещи, она сама постаралась разговорить Аша, так как не просто полностью понимала, но и всецело разделяла его страстную любовь к приемной родине, которая в известном смысле была и ее родиной. Миссис Виккари тоже родилась здесь и прожила большую часть своей жизни в Индии. Отосланная домой в Англию в возрасте восьми лет, она вернулась сюда юной шестнадцатилетней девушкой, чтобы воссоединиться со своими родителями, тогда жившими в Дели, и именно в столице Моголов она годом позже познакомилась и сочеталась браком с молодым инженером Чарльзом Виккари.

Это произошло зимой 1849 года, и с тех пор по роду работы своего мужа она объездила почти весь огромный субконтинент, где уже три поколения обоих семейств, Кэрролов и Виккари, служили сначала Ост-Индской компании, а позже – королеве. Чем больше миссис Виккари узнавала Индию, тем сильнее любила эту страну и уважала местных жителей, близким знакомством со многими из которых гордилась, ибо, в отличие от миссис Харлоу, она в свое время твердо решила овладеть по меньшей мере четырьмя основными индийскими языками и научилась говорить на них с завидной беглостью. Когда холера отняла у нее единственного ребенка, а Великое восстание сипаев 1857 года унесло жизни ее отца, матери, сестры Сары и трех Сариных маленьких детей, погибших в ужасном биби-гурхе в Канпуре, она не предалась отчаянию, не утратила чувства меры и справедливости и даже в страшные дни, последовавшие за восстанием, не позволила себе опуститься до ненависти.

В этом отношении, как и во всех остальных, она была отнюдь не единственной в своем роде. Но поскольку она оказалась первым человеком подобного склада, встреченным Ашем, именно благодаря Эдит Виккари он навсегда прогнал возникшее у него с недавних пор подозрение, что миссис Харлоу и ее спутницы, которые громко смеялись и разговаривали во время молитвы в мечети Джама-Масджид, являются типичными английскими «мем-сахибами» и других в Индии просто нет. За одно только это Аш с готовностью простил бы миссис Виккари почти все – даже то, что она невольно лишила его возможности видеться с Белиндой в ходе путешествия на север так часто, как он надеялся.

Если не считать этого досадного обстоятельства, дни проходили приятно. Было здорово снова находиться с Зарином и слышать знакомую речь, пока за окнами проплывали памятные с детства пейзажи. Было здорово есть пищу, которую Гул Баз покупал с прилавков в деревнях – карри, чечевицу, рис, чапати, липкие леденцы в блестящей фольге – и часто подавал на широких зеленых листьях, и запивать все молоком буйволицы или свежей водой из колодцев, имевшихся во всех деревушках. Названия городишек и рек, вид каждого крохотного селения вдруг оказывались знакомыми: именно здесь они с Ситой странствовали в месяцы, последовавшие за побегом из Гулкота.

Карнал, Амбала, Лудхиана, Джаландхар, Амритсар и Лахор, реки Сатледж и Рави. Все эти места Аш знал… Температура воздуха с середины утра и почти до самого вечера оставалась неприятно высокой, и краска на крыше и стенках гхари пузырилась под палящими лучами солнца. Но по мере того как изможденные пони влекли грохочущие повозки дальше и дальше через плодородные пахотные земли, воздух становился все прохладнее, и наконец настал день, когда Аш, выйдя на рассвете из гхари, чтобы размять ноги на обочине дороги, увидел на северном горизонте длинную зубчатую полосу, бледно-розовую на фоне холодной зелени неба, и понял, что смотрит на оснеженные вершины Гималаев.

Сердце перевернулось у него в груди, и слезы подступили к глазам. Неожиданно ему захотелось рассмеяться, расплакаться и закричать во все горло – или помолиться, как молились Зарин, Ала Яр и их единоверцы. Только обратиться лицом не в сторону Мекки, а к горам, его собственным горам, в чьей тени он появился на свет, – к Дур-Хайме, которой он молился в детстве. Где-то там возвышались Далекие Шатры с Таракаласом, «Звездной башней», сверкая в первых лучах восходящего солнца. И где-то там находилась также заветная долина, куда Сита так хотела добраться перед смертью и куда он сам непременно доберется однажды.

Накануне вечером они остановились на окраине маленькой деревушки, поблизости от прилавка торговца пищей. Аш купил пригоршню вареного риса и, вспомнив свои жертвоприношения Дур-Хайме на Королевском балконе в Гулкоте, рассыпал его по мокрой от росы земле. Быть может, это принесет ему удачу. Сероголовая равнинная ворона и голодная бродячая собака жадно набросились на угощение, и вид тощей дворняги внезапно отвлек его от мыслей о далеком прошлом. Гулкот и Дур-Хайма разом вылетели из головы, и не Ашок, а Аштон Пелам-Мартин купил полдюжины чапати и скормил изможденной собаке, и не сын Ситы, а сын Изабеллы снова забрался в гхари, удобно уселся там, засунув руки в карманы, и принялся насвистывать «Джон Пил», когда солнце вышло из-за горизонта и залило равнины ярким светом.

– А! Я снова чую запах своей родины, – сказал Ала Яр, принюхиваясь, точно старый конь, услышавший запах своей конюшни. – Теперь не беда, коли эти гхари развалятся: при необходимости остаток пути мы сможем пройти пешком.

Ала Яр не доверял наемным повозкам и был убежден, что частые остановки объясняются лишь бестолковостью кучеров.

Гхари не развалились, но преградившая путь канава и размытый вследствие разлива реки участок дороги в полмили стали причиной двухдневной задержки, и путешественникам пришлось остановиться в ближайшем дак-бунгало, пока дорогу восстанавливали.

Если бы не Джордж Гарфорт, Аш, вне всяких сомнений, не устоял бы перед искушением поболтаться по окрестностям в обществе Зарина и Ала Яра. Но он не забыл, сколь милостиво обращалась Белинда с Джорджем в те первые три безрадостных дня после отъезда из Бомбея и сколь быстро Джордж занял его место, когда ему пришлось отлучиться по своим делам в Дели, а потому, к великому неудовольствию Зарина, на протяжении двух дней задержки Аш пользовался любым случаем побыть со своей невестой.

Мистер Гарфорт обнаруживал не меньшее усердие, хотя бедняге снова пришлось проводить большую часть времени за разговорами с миссис Харлоу, а не с ее дочерью. Однако он снискал сердечное расположение этой дамы, держа для нее клубки шерсти и подробно рассказывая о своем детстве. Она всегда считала Джорджа Гарфорта весьма привлекательным и представительным юношей, но байроновские черты, каштановые кудри и влажные карие глаза не возмещали недостатка средств, и следовало признать, что на сегодняшний день перспективы мистера Гарфорта были отнюдь не блестящими.

В качестве нового и самого низшего по положению служащего фирмы, торгующей пивом, вином и крепкими напитками, он получал скромное жалованье и имел еще более скромное общественное положение, ибо повсюду – за исключением таких крупных портовых городов, как Калькутта, Бомбей и Мадрас, где всем правила коммерция, – англо-индийское общество ставило боксваллахов (так презрительно называли всех, кто имел отношение к торговле) значительно ниже двух правящих каст – государственных чиновников и военных, а в таких оплотах армии, как Пенджаб, мелкий бокс-валлах вообще ничего не значил. Миссис Харлоу думала, что об этом остается лишь сожалеть, потому что при ином раскладе вещей она предпочла бы видеть в своих зятьях Джорджа Гарфорта, а не Аштона Пелам-Мартина, такого… такого… Она не могла объяснить своего отношения к Аштону. На пароходе он производил впечатление тихого, надежного юноши и, будучи человеком богатым или, во всяком случае, хорошо обеспеченным, который к тому же вполне может унаследовать титул баронета (поскольку у его дяди всего один сын), представлялся чрезвычайно выгодной партией. Но с того ужасного дня в Бомбее миссис Харлоу обуревали сомнения.

Если бы только Джордж был таким же подходящим женихом, как Аштон, насколько спокойнее была бы она за будущее дорогой Белинды! Джордж, несмотря на свою эффектную внешность, обычный и незатейливый молодой человек, и родители у него, похоже, имеют хороший достаток – его описание родного дома ясно свидетельствует, что они живут на гораздо более широкую ногу, чем привыкла жить она. Два собственных выезда, не меньше, – тут поневоле задумаешься, не является ли он лучшей партией, чем кажется на первый взгляд. Его отец, по словам Джорджа, ирландец по происхождению, а бабушка по материнской линии – титулованная особа греческих кровей (вот откуда романтический профиль), и, хотя сам он хотел поступить на военную службу, мама так решительно возражала, что он отказался от этого намерения и согласился пойти в торговлю, чтобы угодить ей. Романтика Востока пленила его отважную душу искателя приключений, и он согласился занять должность в фирме «Браун энд Макдоналд», отказавшись от хорошо оплачиваемой синекуры, полученной для него через семейные связи в Англии, потому что, по собственному признанию Джорджа, невзирая на всю свою любовь к родителям, он предпочитает всего добиться в жизни сам и начать с низшей ступени общественной лестницы (подобное настроение мыслей миссис Харлоу полностью одобрила).

Ах какой милый мальчик! Вот Аштон никогда не упоминал о родителях, а то немногое, что он успел поведать о своем детстве, звучало настолько дико, что ей пришлось остановить молодого человека и сказать (тактично, разумеется), что чем меньше он будет говорить на данную тему, тем лучше, ибо подобную историю, скорее всего… ну… поймут неправильно. Индусская приемная мать, жена простого конюха, которую он называл – подумать только! – «моя мать», словно родную! Миссис Харлоу содрогнулась при мысли о том, что сказали бы об этом люди, и в очередной раз пожалела о своем опрометчивом согласии на помолвку Аштона с Белиндой. Она бы в жизни не пошла на такой шаг, если бы не маленькие Гарри и Тедди и не страстное желание воссоединиться с ними. Люди не понимают, как ужасно жить в многолетней разлуке со своими детьми. Даже Арчи не понимает. Она просто хотела, чтобы Белинда удачно вышла замуж, и очень надеялась, что Арчи не рассердится. В конце концов, она хотела как лучше. Как лучше для Гарри и Тедди…

К вечеру второго дня ремонтные работы на дороге закончились, пассажиры собрались у обочины, снова расселись по своим местам, и вскоре после восхода луны гхари с грохотом покатились вперед, преодолевая последний участок пути до Джелама, где находился довольно крупный британский военный городок.

Река Джелам, вздувшаяся от проливных осенних дождей, стремительно несла свои воды, и ничто в этом бурном коричневом потоке не напомнило Ашу тихую реку, много лет назад унесшую к морю тело Ситы. Сам город, вместе с военными казармами, находился на другом берегу, но, поскольку в тот день проводились военные учения, несколько британских офицеров слонялись без дела у реки в ожидании лодок, и Белинда с живым интересом принялась разглядывать тех, что помоложе, думая о том, как не похожи эти веселые загорелые молодые офицеры на флегматичных, наряженных во все темное горожан Нелбери, которые сейчас, если вспомнить, казались представителями другой расы, не имеющими ничего общего с этими одетыми в яркую форму мужчинами, закаленными летней жарой, лютыми хайберскими зимами, боевыми действиями и тяжелыми учениями до полного сходства с краснокожими индейцами или техасскими ковбоями.

При одном только их виде у Белинды поднялось настроение, заметно испортившееся за последние день-два. Утомительная задержка в пути и тяготы мучительно долгого путешествия повергли ее в уныние, и группа молодых офицеров на берегу стала для нее желанным напоминанием, что цивилизация и веселая жизнь отнюдь не остались в прошлом. Ни одна хорошенькая девушка никогда не будет скучать и изнывать от недостатка внимания в окружении столь многих мужчин, которые могут сопровождать ее на пикники или быть партнерами в танцах, и Белинда почти пожалела о своей помолвке с Аштоном. Но с другой стороны, она любила его и, конечно же, хотела выйти за него замуж – хотя, возможно, не в ближайшее время. Хорошо бы остаться свободной еще на несколько лет и насладиться всеми прелестями жизни, какие сулят ухаживания сразу нескольких поклонников. И по всей видимости, Аш даже не останется здесь с ней. Он будет жить за много миль отсюда, в Мардане, и, вполне вероятно, не сумеет приезжать к ней чаще раза в неделю, однако, будучи помолвленной, она не сможет принимать приглашения других мужчин – такое поведение сочтут слишком легкомысленным.

Белинда вздохнула, восхищаясь алыми мундирами и роскошными усами молодых офицеров, а пожилых, естественно, не стала даже разглядывать, поскольку не ожидала увидеть здесь своего отца. А даже если бы и ожидала, она бы его не узнала. Мужчина, чей смутный образ сохранился у нее в памяти, казался семилетней девочке великаном, а низенький пожилой джентльмен, появившийся у дверцы гхари, имел совершенно невнушительный вид, и Белинда оторопела, когда мать пронзительно вскрикнула: «Арчи!» – и горячо обняла незнакомца. Неужели это и есть тот самый грозный деспот, про которого решительная тетя Лиззи и тучная болтливая мама часто повторяли: «Твой папа никогда не позволил бы такого»?

Но если папа разочаровал Белинду, то сам он явно не остался разочарован своей дочерью. Она как две капли воды похожа на свою милую матушку в юности, сказал майор, и очень жаль, что бригада так скоро уходит на маневры: он боится, что Белинда найдет Пешавар несколько скучным, когда все молодые щеголи-военные покинут город. Но к Рождеству все полки вернутся, и тогда ей будет не на что жаловаться, потому что жизнь в пешаварском гарнизоне чрезвычайно веселая.

Майор Харлоу ущипнул дочь за подбородок и добавил, что словно воочию видит, как все молодые парни выстраиваются в очередь, чтобы пригласить его прелестную девочку на конную прогулку или на танцы. Это замечание вогнало Белинду в краску неприятного смущения, а миссис Харлоу заставило понадеяться, что Эдит Виккари не сболтнет лишнего и Аштон не появится, покуда она не объяснит Арчи положение дел. Право слово, ну очень досадно, что Арчи решил встретить их у Джелама, – она предпочла бы выбрать удобный момент и поднять разговор о помолвке Белинды в спокойной обстановке дома, прежде чем возникнет вероятность встречи мужа с мистером Пелам-Мартином, который собирался расстаться с ними в Ноушере.

Следующие четверть часа оказались весьма трудными, но миссис Виккари не сболтнула ничего лишнего, а когда Аштон появился, по пятам за ним следовал Джордж Гарфорт, что дало миссис Харлоу возможность представить обоих как знакомых по плаванию и избавиться от них под тем предлогом, что ей, ее мужу и милой Белле надо многое сказать друг другу после столь долгой разлуки… она уверена, что они поймут.

Разумеется, Аш понял, что сейчас не время и не место представляться майору Харлоу в качестве будущего зятя, и удалился в столовую комнату дак-бунгало, чтобы съесть обед из четырех блюд, пока Зарин договаривался насчет транспорта на оставшуюся часть пути, а Джордж слонялся по веранде в надежде поймать прощальный взгляд голубых глаз Белинды.

– Я вас не понимаю, – горько сказал Джордж, садясь за стол к Ашу, когда Харлоу наконец уехали. – Если бы мне посчастливилось оказаться на вашем месте, я бы сейчас находился с ними и обрабатывал старика, во всеуслышание заявляя о своих намерениях. Вы недостойны этого ангела, и вам будет поделом, когда какой-нибудь расторопный малый отобьет у вас Белинду. Держу пари, в Пешаваре вокруг нее будут увиваться десятки поклонников.

– На пароходе их тоже насчитывалось не менее дюжины, – дружелюбно заметил Аш. – И если вы полагаете, что здесь самое место представать перед совершенно незнакомым человеком и просить у него руки дочери, то это вы сумасшедший. Черт возьми, он не видел Белинду с тех пор, как она была малым ребенком. Я не могу заводить разговор на подобную тему через пять минут после того, как он встретился с ней, и к тому же в полном народа дак-бунгало. Не болтайте вздора.

– Наверное, я действительно сумасшедший, – простонал Джордж, ударяя себя кулаком по лбу в театральной манере, которая сделала бы честь Генри Ирвингу[21]21
  Ирвинг Генри (1838–1905) – английский актер и режиссер. Руководил лондонским театром «Лицеум».


[Закрыть].– Но я не могу не любить ее. Я знаю, мне не на что надеяться, но это не имеет значения. Я люблю Белинду, и если бы вы оставили ее…

– Ох, заткнитесь, Джордж! – с досадой перебил его Аш. – Вы минуту назад заявили, что она наверняка бросит меня ради другого, а значит, у вас в любом случае нет шансов. Велите кхидматгару подать вам что-нибудь и дайте мне спокойно поесть.

Он сочувствовал неудачливому поклоннику и, будучи счастливым избранником, считал своим моральным долгом обращаться с ним благожелательно, но картинные страдания Джорджа начинали приедаться, и Ашу оставалось лишь сожалеть о том, что его спутник будет жить в Пешаваре, где они с ним непременно еще не раз встретятся, коли он намерен постоянно торчать в бунгало Харлоу. А что Белинда может передумать, он не опасался. Она заверила его в своей любви, и любые сомнения на сей счет свидетельствовали бы о недоверии и были бы оскорбительны для них обоих. Отсюда видно, что Аш все еще был достаточно молод, чтобы не драматизировать сверх меры свои чувства.

У него также не хватило самолюбия, чтобы удивиться, когда ни Белинда, ни миссис Харлоу не предприняли ни одной попытки выделить его своим особым расположением или обратить на него внимание будущего тестя при встречах в различных дак-бунгало по пути от Джелама к Ноушере, где дак-гхари меняли лошадей, а пассажиры ужинали и ночевали. Джордж мог говорить все, что угодно (а он говорил без умолку, поскольку, к сожалению, они по-прежнему ехали в одной дак-гхари), но Ашу казалось вполне понятным, что дочь, много лет прожившая в разлуке с отцом, не решается омрачить радость встречи сообщением о своем намерении вновь расстаться с ним в скором времени. Как только Харлоу благополучно устроятся в собственном доме и Белинда восстановит силы после утомительного путешествия, она, безусловно, письмом уведомит его об удобном дне визита, и тогда он приедет в Пешавар, обсудит дело с ее отцом и – как знать? – возможно, они поженятся еще до весны.

Правду сказать, такая мысль прежде не приходила Ашу в голову. Он с самого начала полагал, что папа Белинды потребует отложить свадьбу до его совершеннолетия, и не собирался возражать против этого. Но после встречи с майором Харлоу он начал пересматривать свои планы. Аш тоже рисовал себе человека гораздо более грозного и внушительного, чем низенький и, следует признать, незначительный с виду джентльмен, которому его представили у Джелама, но теперь он уже не удивлялся, что миссис Харлоу сама дала согласие на помолвку, а не заявила (вопреки ожиданиям Аша) о необходимости подождать встречи с папой Белинды: судя по наружности, майор Арчибальд Харлоу относился к разряду мужчин, склонных прислушиваться к мнению своих женщин, а значит, супруга и дочь вполне могли вырвать у него согласие на ранний брак. Это была восхитительная перспектива, и Аш предавался сладостным мечтаниям.

Майор Харлоу, со своей стороны, не обратил особого внимания на прапорщика Пелам-Мартина, разве только мысленно отметил вскользь, что его очаровательная дочурка, похоже, пленила двух привлекательных молодых поклонников. Он обменялся несколькими любезными словами с Ашем и мистером Гарфортом, представленными ему женой, и моментально забыл имена обоих, хотя приветливо кивал им при встречах на различных стоянках и добродушно поддразнивал дочь, уже успевшую обзавестись двумя ухажерами.

Дорога пропетляла через пустынные Соляные хребты, пролегавшие между Джеламом и крупным военным поселением Равалпинди, прошла мимо руин Таксилы и между низких каменистых холмов, похожих на оголодавших костлявых коров посреди голой равнины, и закончилась на берегу Инда, в сумрачной тени Аттокского форта. Здесь путешественники сошли, расплатились со своими возницами и переправились через реку на пароме, после чего продолжили путь в других дак-гхари по дороге, которая тянулась параллельно реке Кабул. Осенние дожди превратили реку в стремительный бурный поток, испещренный ржавыми пятнами, но широкие равнины за вздувшимся Кабулом оставались сухими и пыльными и простирались до гор впереди – рыжевато-желтые, усеянные камнями, с деревьями и полями, выжженными солнцем за знойные летние месяцы до однородного золотого цвета.

Теперь горы стали ближе, и линия горизонта уже тянулась не во весь окоем, а была ограничена угрюмыми скалистыми грядами, ежечасно менявшими свой цвет: порой казалось, что они находятся в пятидесяти милях впереди, голубые и прозрачные, как стекло, а иной раз чудилось, что до них, ржаво-коричневых, исчерченных черными тенями бесчисленных оврагов, не более фарлонга[22]22
  Фарлонг – восьмая часть мили (примерно 200 м).


[Закрыть]. За ними хребет за хребтом вздымались Пограничные и Малакандские горы, похожие на застывшие волны, разбившиеся о край равнины, – стражи суровой местности, населенной двумя десятками беспокойных племен, которые не признавали иного закона, кроме закона силы, жили в хорошо укрепленных деревнях, соблюдали жестокий обычай кровной мести и постоянно воевали друг с другом или с британцами. Здесь находился северо-западный рубеж – врата в Индию, через которые прошел Александр Македонский со своими победоносными легионами в пору юности мира. За труднопроходимыми перевалами находилось королевство Шер-Али, эмира Афганистана. А за ним простиралась огромная и грозная империя русских царей.

Белинде местность казалась удручающе унылой и пустынной, но, по крайней мере, на Пешаварской дороге наблюдалось хоть какое-то движение, и, глядя в окно дак-гхари, она видела редких англичан, едущих верхом или в рессорных двуколках, а также уже знакомые местные повозки и медленно бредущих пеших путников. Один раз мимо промаршировала колонна британских солдат, чьи алые мундиры приобрели ржаво-серый цвет от пыли, а за ней следовала вереница вьючных слонов.

Она видела и верблюдов, памятных с детства: длинные караваны верблюдов, нагруженных громадными тюками, колеблющимися и раскачивающимися, точно лодки на неспокойном море, высоко над козами и овцами, которых перегоняли из одной деревни в другую. С приближением к окраине Ноушеры движение на дороге стало интенсивнее, и кучера фаэтонов, тикка-гхари, тонг и икк подстегивали кнутами своих пони на последнем участке пути, наперегонки несясь к городу, разгоняя пешеходов, точно всполошенных цыплят, и поднимая облака удушливой пыли, от которой пассажиры повозок заходились кашлем. Город был маленький, всего с одним дак-бунгало, ничем не отличавшимся от десятков других расположенных вдоль дороги, и только когда Аш пришел попрощаться, Белинда поняла, что именно здесь он должен расстаться с ними.

Он стоял в свете предвечернего солнца, держа шляпу в руке, и неотрывно смотрел на нее полными любви глазами, лишенный возможности произнести заранее подготовленные слова, поскольку родители Белинды находились рядом, а по нервному возбуждению миссис Харлоу и вежливому безразличию ее супруга Аш ясно понял, что разговор о помолвке еще не состоялся. В данных обстоятельствах он мог лишь пожать девушке руку и пообещать, что приедет в Пешавар при первом же удобном случае, дабы иметь удовольствие навестить ее. Миссис Харлоу сказала, что они будут рады увидеться с ним, хотя не в ближайшие две недели, ведь предстоит столько возни с распаковкой вещей, – как насчет следующего месяца? А майор неопределенно сказал: «Конечно, конечно» – и добавил, что к Рождеству большинство молодых парней умудряется получить отпуск на несколько дней и он смеет предположить, что мистер… э-э?.. тоже сумеет испросить увольнение и непременно заглянет к ним. Белинда густо покраснела и пробормотала, что мистер Пелам-Мартин, конечно же, изыщет возможность посетить Пешавар задолго до Рождества, а в следующий миг возница гхари Харлоу, надзиравший за сменой лошадей, объявил о готовности тронуться в путь.

Майор Харлоу снова усадил свое семейство в повозку, дверца с грохотом захлопнулась, звонко щелкнул кнут – и они уехали в облаке пыли, а Аш остался стоять на обочине, подавленный и растерянный, сожалея, что не набрался смелости поцеловать Белинду и тем самым ускорить ход событий. Предложение миссис Харлоу наведаться к ним где-нибудь в следующем месяце не обнадеживало, но замечание майора насчет отпуска к Рождеству особенно неприятно поразило Аша, ибо он намеревался приехать в Пешавар через день-два после прибытия в полк и впервые осознал, что вновь поступившему на службу субалтерну могут и не дать увольнительную, во всяком случае до тех пор, пока он не предъявит достаточно уважительную причину для подобной просьбы, а он едва ли мог обсуждать свою помолвку с начальником строевого отдела или командиром части прежде, чем о ней уведомят отца Белинды. Ашу оставалось лишь надеяться, что, как только миссис Харлоу объяснит своему мужу ситуацию, майор Харлоу вызовет будущего зятя в Пешавар или же сам прибудет в Мардан. Но все будет зависеть от того, как он воспримет новость, и внезапно Аш усомнился, что отец девушки одобрит помолвку.

– Из полка прислали тонгу, – сказал Зарин, неожиданно возникший рядом. – Нам всем в нее не поместиться, поэтому я велел Гул Базу нанять еще одну для него самого и Махду, и они уже уехали вперед с багажом. Близится вечер, а до Мардана еще более десяти косов. Поехали.